Accendimi

У белого короля и красной королевы разные фронты влияния. Пока Мустанг налаживает связи с разбросанными по штабам подельниками, Ласт мечется между поверхностью и катакомбами, своими и чужими, попутно пытаясь понять, кто из них кто теперь для неё. Полковник оказывается смекалистым, даже слишком. Переваривает информацию и направляет своих людей бродить по канализационным туннелям. Когда патруль наталкивается на дополнительное ответвление, выкопанное Слоссом, у первопроходцев хватает ума в него не лезть, а сначала доложить начальнику, и в этот же вечер Ласт уже стоит, воинственно скрестив руки на груди, перед Мустангом в гостиной явочной квартиры. Ей страшно и волнительно одновременно, хотя внешне эти чувства никак не выражаются, и похожа она больше на учителя, который вычитывает разбившего окно хулигана. Всё происходит настолько быстро, что она не успевает сообразить: вести Роя по заданному курсу дальше или притормозить ради его же безопасности. А когда перед её глазами возникает бумажка с расшифрованной кодировкой, Ласт понимает: многие вещи до него дойдут и без её помощи, играть в великого конспиролога больше нет смысла. В копилку их совместно проведённого времени добавляется долгий и информационно насыщенный вечер, плавно перетекающий в ночь. Разговор ведётся о тех двоих оставшихся братьях Ласт, про которых Рой мало что знает, о Назначенном дне и круге преобразования Аместриса. Правда, о Ценных жертвах и кандидатах Ласт всё ещё молчит и не уверена, что сможет затронуть эту тему в ближайшее время.  — Если дело в преобразовательном круге, то надо его разрушить, и делов, — констатирует очевидное Рой после полировки новых познаний несколькими чашками кофе. — Заложить и активировать пару мин в разных точках страны, или вывести подземную реку из коллектора и затопить. Нет круга — нет трансмутации!  — Не выйдет, — вздыхает Ласт. — Слосс прокопает заново. Он самый быстрый, и когда ситуация вынуждает, то работает в полную силу. Прайд даст ему команду и проходимость будет восстановлена очень быстро.  — Нейтрализовать Прайда? — предполагает Мустанг.  — Найди способ, и я набью твой портрет на груди поверх уробороса, — фыркает Ласт. — Даже наши были бы не против нейтрализовать Прайда. Он та ещё заноза. Но тут нужен другой подход. Игра продолжается, пока оба короля на доске — так ведь ты сам говорил?  — Убрать Отца, — заключает Рой.  — Или обезвредить, — Ласт всё же не хочет думать о тотальном устранении. И на этой мысли они сосредотачиваются на ближайшее время. Мустанг ищет надёжных информаторов. Ласт пропадает в Центральной библиотеке, проскальзывая под покровом ночи в первое отделение — секретный архив, доступный только первым лицам и государственным алхимикам. Сверхчеловеческие возможности тела помогают ей успешно читать в кромешной темноте, не опасаясь слежки. Никто не знает, как укрыться от шпионажа, лучше, чем другой шпион. Ласт следит за чужими и нейтральными, тогда как Прайд — за своими. Ловить предателей в собственных кругах — задача не менее важная, чем предупреждать нападение врага извне. И у старшего гомункула прекрасные для того резервы, к радости Отца и, с недавних пор, сложности для младшей сестрёнки. Рой в библиотеку не ходит — во всяком случае, одновременно с Ласт. Без какого угодно света он ничего не видит, а лунная ночь или зажжённая свеча — строгое табу, поскольку способствуют возникновению теней. Время, проведённое наедине с толстыми фолиантами, становится для Ласт способом сбегания от реальности, в которой всем от неё что-то нужно. Иногда она даже делает вид, что забывает об истинной цели сбора этой информации, и полностью погружается в старые летописи, записи экспериментов, хроники продвижения знаний о западной алхимии в разрезе лет. О гомункулах — практически ничего. Кроме того, что создание их — дело рискованное и крайне не рекомендованное, поскольку результат получится нестабильным и непредсказуемым. К тому же, философский камень представляется в трактатах своеобразным табу, о котором даже писать напрямую не принято, не говоря уж о расшифровке происхождения. «Красный камень», «кристалл», «алый элемент» — сплошные намёки. Это могло бы заставить рвать на себе волосы от недоговорённостей, если бы кто задался целью найти больше сведений о таинственном компоненте, но для Ласт это не представляет сложности. Уж она-то знает, из чего создают ядра, подобные собственному. Даже присутствовала на непосредственной реакции синтеза. А вот насчёт того, как создать гомункула из крови, а не из философского камня — ни слова. Летописи Ксеркса не сохранились — во всяком случае, те, которые велись до массового преобразования, а уж после неё и вовсе не осталось людей, которые могли бы вести таковые. Это вгоняет Ласт в уныние, ведь ничто так не даёт ключ к слабостям противника, как история его становления. Отец постарался. Уничтожил весь компромат на себя. Отчаявшись найти информацию об Отце, Ласт ищет что-то о себе. О неудачных опытах человеческих трансмутаций. О попытках обойти закон равноценного обмена. О любых случаях, внесённых под гриф «секретно». Но то ли цензура в Аместрисе работает намного усерднее и радикальнее, чем нужно, то ли граждане этой страны в большинстве своём законопослушные, а все случаи нарушений происходили только в подземных лабораториях, под патронажем Отца, а потому нигде не фиксировались. После библиотеки Ласт всё чаще возвращается не в катакомбы, а в явочную квартиру. Поначалу обстановка казалась ей нецелесообразно комфортной, ведь гомункулам ничего из удобств не требуется, они прекрасно обжились в спартанских условиях подземелий. Но к хорошему быстро привыкаешь, и со временем Ласт перебирает некоторые человеческие привычки просто потому, что они помогают ей уравновеситься. К примеру, душ. Прекрасное изобретение. Струйки горячей воды, стекающей по телу, словно уносят за собой тревоги и проблемы, нерешённые вопросы и сомнения, излишние метания и ощущение каменной плиты на плечах. Очень жаль, что эта лёгкость не длится долго и исчезает уже через пару часов после закручивания кранов. Но эти пара часов, пока эффект ещё длится, не сравнимы ни с чем. Ласт закутывается в халат, который находит в шкафу, заваривает чай, сворачивается в кресле и позволяет себе помечтать, что вся эта кутерьма с преобразовательным кругом, конфронтирующими сторонами и двойной игрой совершенно её не касается. Будто она просто обычная женщина, не зависимая ни от чьих планов, которая отдыхает в своей квартире после трудового дня. В такие моменты ей в голову даже лезут мысли, что неплохо было бы добавить к интерьеру немного жизни и ярких красок. Может, картину на стенку повесить, или пару вазонов на окна поставить? На моментах с вазонами она обычно вспоминает, почему их тут до сих пор нет: жильё явочное, посетители бывают здесь редко, ухаживать за растениями некому, а сама Ласт тут — временный гость, улетевший в своих грёзах куда дальше, чем положено. Люди мечтают, чтобы получить иллюзию достижения недостижимого. Гомункулам не пристало мечтать, потому что для них не существует недостижимых вещей: у них куча времени и возможностей, и практически нет никаких ограничений. Хочешь чего-то — берёшь это. Все ресурсы есть. Схема идеальная, но почему же она, чёрт подери, не работает?! На втором месяце жизни Ласт таки приволакивает в квартиру маленький горшок с фиалками, по цвету напоминающие её глаза, только светлее. Но систематическая забывчивость, что для жизни растениям нужна вода, приводит к тому, что приобретение очень скоро вянет, и новые с тех пор не появляются. Ласт в принципе сложно даётся понимание, каково иметь такую огромную кучей потребностей и условий, чтобы не пропасть: вода, свет, в случае людей — ещё и еда. Это ведь только и думаешь, что о выживании! Как у этих смертных хватает на всё времени? Мустанг заходит довольно часто, чтобы поделиться мыслями и новостями из других штабов. Практически всю информацию о планах фюрера до него доносит Хоукай, теперь личный адъютант Раса, и внутри Ласт борются тезисы «я бесполезная» и «хвала небесам, не я источник утечки». За ней остаётся только функция подтверждения инсайдерских данных, и иногда — высказывания личного мнения на тот или иной счёт. И ещё чай. Ласт регулярно поит Мустанга чаем, от чего у него разрываются всяческие шаблоны. Дома он чай не пьёт, только кофе в лошадиных дозах, а на работе находятся более интересные формы прокрастинации. Женщина, которая проявляет подобное внимание и при этом не является его секретаршей — уже знатная экзотика в жизни полковника, а если учитывать, что эта женщина — гомункул… Первый раз он и вовсе напрягается, подозревая подвох, но немного успокаивается, когда Ласт невозмутимо пьёт из его чашки. Трудноубиваемость само собой, но реакцию, аналогическую человеческой, никто не отменял. С тех пор совместное чаепитие становится своего рода ритуалом, успокаивающим и уютным. Который иногда оказывается очень нужным, потому что неловкость между ними пропадает очень вяленько. Когда Рой переступает порог квартиры, воздух сразу становится наэлектризованным для Ласт. Она часто задумывается, чувствует ли он то же самое, но так и не решается спросить. Со временем их общение становится всё менее напряжённым и более слаженным: между ними чаще проскакивают шутки, беседы охватывают больше тем, кроме деловых, а посиделки на кухне нередко заканчиваются шахматными партиями. Но что-то остаётся неизменным: сидение напротив и никаких прикосновений. Кроме, разве что, случайных касаний в моменты, когда Ласт передаёт Мустангу чашку с чаем. Прострел ощущается даже через перчатки. Иногда Рой остаётся ночевать, чтобы не тащиться на другой конец города в совсем уж глухую ночь, и заодно поддерживать рабочую версию их связи. Неизменно на диване. Спит чутко, как и положено военному, но Ласт преуспела в бесшумных передвижениях. Облокачиваясь на спинку дивана, она подолгу рассматривает его лицо, удивляясь, как даже во сне тревоги и напряжение не отпускают его. Поймать безмятежное и расслабленное выражение становится для неё настоящей целью, и каждый раз, как ей кажется, что наконец-то, вот оно — Рой хмурится, словно от дурного сна, и начинает ворочаться. Его черты буквально вырезаются в её памяти, как по дереву, которому впредь суждено расти с нацарапанным на коре сердечком — плодом творчества двоих безнадёжных романтиков. Которые, вероятно, разбегутся менее чем через год, но дерево запомнит их порыв навечно. Совсем скоро она смогла бы зарисовать его портрет без непосредственного присутствия, если бы вообще рисовала. Но иметь в квартире портрет Роя Мустанга — это уже чересчур, пожалуй. Когда Ласт прикидывала, не повесить ли на стену картину, она имела в виду совсем не это. И тем не менее, наблюдение за спящим полковником её будто магнитит, становится личным сортом медитации. В лунном свете он поразительно красив. Периодически в голову лезут саморазрушительные мысли: а делала ли так Лиза Хоукай? Сидела ли она подле него, пока он спал? Что она испытывала? Хотелось ли ей дотянуться пальцами до линий скул и подбородка, коснуться взъерошенных от подушки волос, и замирала ли её рука в паре сантиметров от его лица, остановленная страхом разбудить? Выражение «охраняю твой сон» приобретает вполне конкретный облик. По утрам Рой всегда заваривает себе кофе, сидит за столом до победного конца, а потом вылетает из квартиры в дикой спешке с криками «лейтенант меня убьёт». Месяц спустя Ласт, устав от периодических вспышек полковничьей паники и того, что на её территории стало многовато лейтенанта, берёт на себя функцию приготовления утреннего кофе и выпихивания засидевшегося гостя за дверь. Примерно тогда же в ванной на постоянном основании поселяются запасные зубная щётка, бритва и расчёска. Ласт становится страшно. Всё происходящее до чёртиков напоминает то, что людишки с благовейным придыханием называют семьёй. Визиты Роя учащаются с того момента, как Ласт становится теневым агентом государственного переворота, который сама же и предложила — в условиях хаоса проще отвлечь внимание от основного, удар по смертным замылит глаза бессмертным. Они вместе выбирают кандидатов, спорят над картой разведения и перемещения сил, прорабатывают стратегии бескровного захвата, хотя Ласт и кажется, что Рой половину недоговаривает. Со своей стороны она подсказывает, что можно ждать от Раса, чем его в жизни не проймёшь, а что может ненадолго выбить из равновесия. В то время, что Ласт отсутствует в своём тайном пристанище, она пытается оправдывать статус информатора перед Расом и Отцом. Для того, чтобы не возникало подозрений и её «связь» с полковником не трогали, необходимо периодически выдавать хоть какие-то сведения, и она выдаёт — ложные. Отводит внимание фюрера от истинных локаций подготовки переворота, переключает его внимание на других людей. Не очень честно. Но когда победа будет одержана, её вряд ли за это осудят. Вполне вероятно, что если бы не заговор, Мустанг и вовсе бы её не проведывал, а она появлялась бы в квартире раз в два месяца, но теперь они в одной лодке. Вот только каждая рутина рано или поздно даёт сбой.  — Добрый вечер! Говорит ваш флорист по соседству!  — Что за шуточки, полковник?  — Ладно, прости. Я напился и купил целую машину цветов. Буду признателен, если заберёшь хотя бы часть.  — Мне жаль подводить вас, но у меня и вазы-то нет. Спасибо, что позвонили мне, полковник. Спокойной ночи. Короткие гудки в трубке. Хм, попытка провалилась, ещё и голос Лизы звучал несколько обеспокоено. Цветы, купленные в благодарность связисту Армстронгов, выглядывают из окон авто, будто спрашивают с укором: «Ты же не собираешься просто выбросить нас?» Вот уж что сложно было представить, так это то, что у такого мужчины, как Рой Мустанг, возникнут проблемы с утилизацией букетов. Не мадам Кристмас же их пересылать, в самом деле! Хотя, впрочем, остаётся ещё один вариант.  — Алло, Солярис? Дорогая, рад тебя слышать! — немного конспирации по незащищённой линии никогда не бывает лишней. — Я несколько перебрал и скупил целую цветочную лавку. Может быть, поможешь мне немного разгрести всё это?  — Малыш Рой, ты жалок, — из динамика слышно фырканье. — В твоём возрасте ещё актуально надираться?  — Вот так ты меня приветствуешь, — разочаровано протягивает Мустанг. — Где твоя обычная ласковость?  — Ты же Огненный алхимик. Один пафосный щелчок пальцев — и нет ничего лишнего, — предложение озвучивается с раздражением.  — Да что с вами такое, женщины? — возмущается полковник. — Никакой романтики! Лиза отказалась, ты тоже. Что за времена пошли… Собеседница замолкает после упоминания Хоукай. Недовольно сопит в трубку, и наконец произносит:  — Ладно, тащи сюда свои чёртовы цветы. Через пятнадцать минут Рой Мустанг уже стоит напротив двери с внушительным букетом из роз нескольких оттенков. Ласт снисходительно вздыхает.  — У меня теперь есть позывной? Не хватило фантазии на новый, так ты у Хавока идею передрал?  — Хорошее же имя, — возникает Мустанг и протягивает девушке букет. — Это тебе. Я могу войти? Голос, интонация, лёгкость выговариваемых слов, мимика, равновесие и даже запах: Ласт анализирует Роя, как подопытный образец, сравнивает с услышанным в трубке и довольно быстро делает вывод.  — Ты не пьян.  — Нет. Они так и стоят по разные стороны порога, продолжая буравить друг друга взглядами.  — О небеса, Рой, серьёзно? Ты это выдумал, чтобы напроситься? Да ты и так сюда ходишь, как к себе домой, — закатывает глаза Ласт. — Про машину тоже ложь, полагаю?  — Чистая правда. Стоит внизу с приличным багажом, можешь проверить. Но сначала, ради бога, прими уже этот букет! — Мустанг силой расплетает замок из скрещённых рук Ласт и буквально впихивает в них розы. — Тебе что, цветов никогда не дарили?!  — Никогда не передаривали, — исправляет она, прокручивая букет в стремлении рассмотреть все оттенки. — Мои цветы всегда были моими цветами, а не теми, от которых кто-то перед этим отказался. Тем не менее, она отступает в сторону, кивком приглашая Роя войти. Тихо закрывает за ним дверь, проходит на кухню, затыкает сток раковины пробкой и наполняет резервуар холодной водой. Искать в явочной квартире вазу нет ни желания, ни надежд на то, что она может здесь обнаружиться.  — Честно говоря, я разочарована, — задумчиво протягивает она, распуская ленту на букете, отчего цветы рассыпаются пёстрым веером. — Я бы много дала, чтобы посмотреть на тебя пьяного. Ты и трезвым не особо себя в руках держишь.  — Да я самый спокойный человек в мире, — Рой облокачивается на стол в эффектной позе, но промахивается с точкой опоры и совсем не пафосно падает на стул. Ласт не в силах сдержать смех.  — И самый устойчивый, — добавляет она, наблюдая, как Мустанг быстро выпрямляется в попытке не растерять остатки гордости перед дамой.  — Они тебе хоть понравились? — переводит тему полковник, указывая на розы в раковине.  — Не самый плохой вариант, но бывало и лучше, — врёт Ласт, поскольку просто так ей цветы никогда не дарили, а преподносили исключительно как вложенную инвестицию в предстоящую бурную ночь. — Вот только понять не могу, с чего тебе понадобилось на трезвую голову скупать всю лавку?  — Цветочница — мой связист с Бриггсом, — признаётся Рой. — Это была своего рода благодарность.  — Раздели благодарность между всеми пунктами в твоём списке свиданий, и не будет проблем с утилизацией, — предлагает Ласт. — Какой девушке не будет приятно получить сюрприз от курьера? А ты опять на коне и лучший герой-любовник Аместриса.  — С тобой не сработало, — развозит руками Мустанг.  — Потому что ты замахнулся на ещё одну акулу в этом море, малыш Рой, — подмигивает Ласт.  — Ну, раз акула, — полковник демонстративно изымает из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и делает вид, что сверяется с какими-то записями, — то грех упускать такую возможность, когда звёзды сами благоволят. Говоришь, хотела бы посмотреть на меня под градусом? Терять форму не обещаю, а вот подтвердить звание лучшего героя-любовника… В глазах Мустанга зажигаются игривые огоньки. Ласт разбирает хохот.  — У тебя была всего одна попытка, и ты её провалил с треском! Ты же не хочешь сказать, что приглашаешь меня на свидание?  — Именно это и хочу сказать, — Рой полон решимости. — Обычное человеческое свидание. Никаких гомункулов, никаких переворотов. Простой парень, приехавший покорять столицу, и девушка, у которой в корне неверное мнение о мужчинах.  — Я ведь тебе не нравлюсь, — полувопросительно-полуутвердительно произносит Ласт. — К чему этот театр?  — Как же сложно с тобой, — морщится Мустанг. — Мы постоянно вынашиваем планы, ломаем головы над стратегиями, недосыпаем над документами. Мы заслужили отдых! К тому же, ты сама говорила, что устала от отношения, как к мясу, и от ожиданий продолжения любого свидания. Я обещаю, что ничего ожидать не стану! Для пущего подтверждения своих слов полковник вскидывает вверх руки в жесте капитуляции. Ласт обречённо вздыхает.  — У меня нет выбора, да?  — Совершенно никакого. К тому же, график расписан на месяц вперёд, и сегодня у тебя единственный шанс провести вечер с Огненным алхимиком. Любая женщина в столице душу бы за такое продала! — Рой уже направляется в коридор, на ходу застёгивая шинель.  — Какое везение, — иронично протягивает Ласт. — Кому же я обязана появлением свободного окна? Лейтенант отказалась? Последний вопрос должен был прозвучать шутливо, но вместо этого отдаёт обидой.  — Всегда отказывается, я уже даже не предлагаю. Ответ должен был прозвучать непринуждённо, но вместо этого излучает чувство вины.  — К чёрту лейтенанта, сегодняшнее окно моё по праву, — встряхнув волосами, девушка ныряет под руку Мустанга, и бодрится, словно предыдущие фразы не звучали вовсе. — Душ у меня валом, одной больше, одной меньше. Веди, Казанова! На протяжении следующих нескольких часов Ласт изо всех сил старается забыть, что они — подельники в перевороте, она — гомункул, а он — полковник Аместрийской армии и глава ополчения. Рой приводит её в маленький уютный бар в соседнем квартале: он утверждает, что место ничем не уступает тем, что в центре столицы, но при этом не перегруженное людьми, так как известно только местным, «своим». Атмосфера и правда располагающая: присутствующие лица не похожи на заправских гуляк, интерьер выполнен в стиле середины прошлого века, играет живая музыка, под которую часть посетителей беззаботно танцуют в свободной от столиков зоне. Рой заказывает себе виски с содовой, Ласт — коктейль «Тринити»*. Мустанг замечает, что выбор не очень женский, на что Ласт лишь смеётся и парирует, что надо как-то выделяться на фоне типичных представительниц списка свиданий. Алкоголь никак не воздействует на неё, потому она просто наслаждается вкусом, а вот Роя постепенно разбирает с каждым последующим стаканом. Вся напряжённость слетает с его плеч, в глазах появляется задорный блеск, и мужчина куда больше напоминает анонсированного «простого парня из провинции», чем в начале вечера. Он рассказывает забавные истории из Академии, она — о самых незадачливых своих ухажёрах. Пусть гомункулы и не пьянеют, рядом с глупо улыбающимся Роем она и сама расслабляется, оставляя все тревоги и сложности за спиной. Музыка становится бодрее: инструментальный ансамбль разыгрался в полную силу.  — Танцуешь? — протягивает руку Мустанг.  — Я сама Похоть, — Ласт кокетливо подаёт ладонь. — Ещё как танцую! Они выходят на центр площадки и полностью растворяются в музыке. Ласт двигается изящно, соблазнение заложено в её умении держаться с самого рождения, и хоть в последнее время это свойство больше раздражало её, чем радовало, сегодня ей наплевать. Она хочет быть здесь, танцевать здесь, как самая обычная девушка, быть сумасшедшей и очаровательной. Мустанг, к слову, не отстаёт от спутницы. Таким связкам его точно не в армии научили, и Ласт пропускает шальную мысль, что если бы злополучный список действительно существовал, она бы поняла, почему в нём так мало окон. От постоянного движения становится жарко, и Рой расстёгивает несколько верхних пуговиц на рубашке. Ласт кладёт руку ему на плечо, и вот они уже кружатся в тандеме. Звонко хохоча, она вешает ему на шею серебристый шарф, который на прошлой неделе купила к своему тёмно-серому пальто. Тени от тёплого света причудливых ламп накаливания пляшут по их лицам, а блики отражаются в глазах, и вскоре кажется, что кроме них, на паркете никого и нет больше. Простой парень из провинции, который танцует лучше любого столичного. Девушка, которая устала от узконаправленного мужского внимания и просто растворяется в этой ни к чему не обязывающей встрече. А потом музыку перекрикивает басовитый мужской голос: «Ты что это с моей женщиной заигрываешь?!» и в толпу влетает неуверенно держащееся на ногах тело. Рой хватает Ласт за руку и авантюрно подмигивает:  — Пора делать ноги!  — Но счёт… — заикается было девушка, но Мустанг обрывает её:  — Я же из глубинки, откуда у меня деньги?! Они пользуются потасовкой в баре и вылетают на улицу, на ходу срывая верхнюю одежду с вешалок. Смеясь, пробегают мимо пары домов — для верности. Останавливаются, чтобы отдышаться, и вдруг с неба начинает капать. Ласт оглядывается по сторонам и отмечает, что дождь усиливается, зонтика у них нет, а до квартиры осталось приличное расстояние. Когда её взгляд возвращается вниз, то цепляется за Мустанга, который стоит посреди улицы без шинели, в по-прежнему расстёгнутой рубашке, с запрокинутой головой и ловит языком капли.  — Ты с ума сошёл? — Ласт пытается сделать голос угрожающим, но получается плохо, ибо наружу так и рвётся веселье. — Конец ноября!  — Я Огненный, я быстро согреюсь, а тебе-то и вовсе по барабану, — щурится от дождя Рой.  — Ты ведь не любишь дождь, — напоминает девушка.  — Не сегодня, — широко улыбается Мустанг. Небесная вода хлещет уже в полную силу, и прежде чем Ласт успевает возразить ещё что-то, её подхватывают на руки и начинают кружить по пустой мостовой. В голове вертолёты — то ли от эйфории и новых чувств, то ли алкоголь в какой-то мере всё же подействовал. Ласт визжит, как не подобает в трёхсотлетнем возрасте, и мотает головой из стороны в сторону, а мокрые пряди прилипают к коже и ниспадают на лицо Мустанга. На то самое лицо, которое она множество раз зарисовывала в памяти, пока он спал. На то самое лицо, которое смотрело в Третьей исследовательской лаборатории с ненавистью, в ночь заключения их договора — с равнодушием, а сейчас — непривычно тепло, одурманено, медленно моргая замутнёнными от опьянения глазами. Рой плавно опускает Ласт на землю, но не прекращает на неё смотреть. Дрожащими пальцами убирает с её лба волосы, заводит их за ухо, задерживает пальцы на шее. Шум дождя становится далёким, фоновым и едва слышным. На ресницах застыли капли, блестящие в свете фонарей. Юноша кажется растерянным, былая игривость в момент испаряется, и Ласт чувствует, как у неё подкашиваются ноги, когда он тянется к ней — медленно, нерешительно, будто боясь спугнуть. И звон ливня по жестяным козырькам, и сигнализация автомобиля на стоянке, и переругивания запозднившихся гуляк лавиной какофонии обрушиваются на её слуховые рецепторы, оглушают, бьют по мозгам, вызывают резкий прилив головной боли, когда Ласт отталкивает Роя от себя.  — Это не ты, — горько заключает она. — Это алкоголь. В её сознании воет сирена непрошеных аллегорий и выцветших картинок несколькомесячной давности, которые внезапно начинают возвращать себе яркость. Ничем не лучше, чем тогда. Это не ты. Это наш договор. Пару секунд Мустанг смотрит на неё непонимающе, а потом виновато пятится, выставляя вперёд руки в защитном жесте.  — Я не… Не хотел, слушай, ты всё не так…  — Не так поняла? — у Ласт вырывается истерический смешок. — Вот теперь ты действительно пьян. Иди домой, из этого вечера больше не выжать.  — Я провожу, — кидается к ней Мустанг, но Ласт категорично качает головой и увеличивает расстояние между ними.  — Не нужно. Я ориентируюсь в этом городе лучше тебя. И постоять за себя смогу.  — Машина…  — Вызови такси. Ты же не хотел садиться за руль в таком состоянии? Рой удручённо опускает голову.  — Ты права. Прости. Тогда… э-э-э, ну…  — Спокойной ночи, малыш Рой. Не дожидаясь ответа, Ласт проворачивается на каблуках и задаёт быстрый темп, чтобы как можно быстрее дойти до угла, завернуть за здание и пропасть из роля зрения Мустанга. Только сейчас она чувствует, насколько же холодный дождь, как будто все рецепторы разом включились после паузы. Пальто промокло и утяжелилось в несколько раз, хотя кое-что другое давит на плечи куда сильнее. Ласт уже чувствовала подобное — в тот вечер, когда бежала от провалившейся попытки почувствовать что-нибудь кроме вожделения. Ситуация изменились, реакция идентична. Ласт ловит себя на том, что практически перешла на бег. Она оттолкнула не только Роя. Своими руками она отвергла то, чего так хотела в ночь соглашения, а сейчас оно было так близко — на первый взгляд. Но только на первый. В Мустанге говорило выпитое виски, а совсем не что-то глубже: во всяком случае, Ласт в этом уверена. Ей бы так хотелось верить в иное, но если она позволит себе обмануться вновь, то будет ещё более наивной, чем во время той глупой имитации. Нет, она себе этого не позволит. Слишком хорошо, чтобы было правдой. Дойдя наконец до дома, она останавливается перед серым универсалом, так и оставленным под подъездом. Долго вглядывается в полузатемнённые стёкла, не решаясь подойти: даже через тонировку видно, что машина чем-то загружена. Ласт хочется оставить её тут в том виде, что пригнал хозяин — пускай дожидается его возвращения завтра — но то, что является наполнением, не оставляет её в покое. По итогу задняя дверь открывается после нескольких лёгких движений Абсолютным клинком в замке, и в нос бьёт запах свежесрезаных цветов. Всё пассажирское сидение и вправду завалено розами, хризантемами и причудливыми пятилепесточниками, похожими на хибискус. Ласт снимает одну перчатку и проводит пальцами по лепесткам. Они приятные на ощупь, бархатистые и немного влажные. Иная девушка бы в восторг от такого пришла! Если бы у Роя действительно существовал какой-то список, идея раздарить богатство по участницам была бы прекрасным вариантом утилизации, а не вот это издевательство. Хотя, может, Ласт слишком плохого мнения о полковнике, и его послужной список интересов уходит далеко за радиус обитания лейтенанта? Лейтенант. Чёрт. Она даже не захотела принять их. А если бы согласилась? Этот вечер бы вообще не состоялся. Вполне возможно, что это она кружилась бы с Мустангом под дождём, со всеми последствиями, и уж в этом случае точно не пришлось бы сомневаться, алкоголь в полковнике заговорил или глубинные чувства. Ласт очень жаль цветы: так же, как и она, эти разноцветные бутоны стали инструментом не по назначению. Здорово выручили, но не более. Их купили не для того, чтобы кого-то порадовать или покорить, а лишь чтобы отблагодарить информатора. И подарили ей не потому, что у Роя была цель заставить Ласт почувствовать себя обычной девушкой, а исключительно из-за провала плана «А» в лице Лизы Хоукай. Да и этот бар, по факту, просто благодарность — ещё одна — за содействие. Ничего больше. Да, пускай она лучше будет думать, что ничего больше, к чему эти пустые надежды. Рой совершенно не умеет говорить «спасибо». Ласт понимает, что не может оставить цветы здесь. Они-то не виновны, что стали формой выражения не тех чувств, и пусть хотя бы погибнут не так позорно, как просто увядание в закрытом авто. У неё впереди целая ночь, и часть неё она проводит, перенося букеты из машины в квартиру. Наполняет ванную холодной водой и складывает цветы в неё до тех пор, пока помещаются. Когда помещаться перестают, то просто складывает на кафель. Ей очень хочется, чтобы когда Рой вернётся утром за автомобилем, ничего не напоминало ему о прошлом вечере. *Коктейль «Тринити» традиционно считается «мужским» и состоит из джина, сухого и сладкого вермута в равных пропорциях.