***
— Вы договорились встретиться около зала? Это весьма необычно для студентов с одного факультета. — замечает Диана, колдуя над прической. — У нас сегодня всё необычно. — Гермиона крутится перед зеркалом, оценивая платье, присланное миссис Лестрейндж. Последней этот наряд стоил больших усилий. Отчаявшись найти то, что хотела её дочь в магазинах, женщина нарисовала эскиз самостоятельно, основываясь на тексте письма и выписала ткань из-за моря, чтобы все это направить семейному портному. Мужчина знатно удивился изменившемуся вкусу Афелии, но поставленной задаче был обрадован и выложился на сто процентов. — Ему нужно встретиться с Диппетом до начала праздника. Да и это куда эффектнее, встретиться у зала, а не в гостиной. — Давно ты стала думать об эффектности своих действий? — Розье выгибает брови в удивлении. — Об этом думает Том. — тянет Гермиона, улыбаясь себе в зеркале. — А ты выглядишь невероятно счастливой, думая о нем. — Диана подходит сзади, заглядывая в серебряную поверхность из-за плеча подруги. Грейнджер тут же берет себя в руки, заставляя лицо стать максимально серьезным. — Умоляю, не обожгись. Он не тот, кем хочет казаться, ты сама мне это говорила. — Может я ошибалась? Я ведь могла ошибаться. — она словно у самой себя спрашивает разрешения на то, чтобы поверить в совершенно безумную теорию. У Тома в сорок четвертом есть шанс прожить жизнь по-другому. У Тома в сорок четвертом ещё есть сердце. И она его чувствует. — Может мы все ошибаемся. Но мы все верим в свои иллюзии. И готовы за них сражаться. Понимаешь, как это ужасно? Сражаться за воздух, за цветной дым, который ты сам и придумал. — А что придумала ты? — неожиданно оборачивается Гермиона, встречаясь взглядом с глазами Розье, теперь уже не в отражении. — Я… — она зажимается. — Ты ведь и так знаешь, как закончится моя жизнь, и, если у тебя нет поводов меня ненавидеть, значит во что-то правильное. А если ты просто о них не рассказываешь, то почему ждешь откровенности от меня? — Но ты не была расстроена смертью Афелии. — сухо подводит итог Грейнджер. — Давай не будем портить друг другу Рождество? Я уже говорила, что не все показывают свою боль одинаково. Гермиона стоит пару секунд замерев, не отрывая взгляд от подруги. Но потом несколько раз моргает, словно приходя в себя и снова увлекается прической, переводя тему на обсуждение нарядов. Все выражают боль по-разному. Диана почти две недели рыдала из-за того, что при ней убили Сару. И не проронила слезинки из-за смерти лучшей подруги. Ни одной. Единственное, что было в ней необычно, это взгляд полный удивления утром. Такого Гермиона больше ни разу не видела. Но это легко объяснить, ведь Грейнджер действительно вела себя странно. Тогда она ещё не умела строить из себя Афелию.***
— Ты нервничаешь. — Тебе показалось. — Том моментально ощетинивается на слова друга. — Значит, точно нервничаешь. — Отстань, Абраксас. — рычит Риддл. — Я уверен, что твоя дама будет самой красивой сегодня и затмит всех вокруг. Тебе незачем переживать. — отцовским тоном продолжает Малфой. — Моя дама может вообще не прийти, ей ни во что не встанет выставить меня идиотом. А вот сравнивать с другими я её не собираюсь, это было бы низко по отношению к ней. — на автомате отвечает Риддл. — Том, ты позвал Афелию? — лицо друга вытягивается. — Серьезно? И даже не предупредил меня? — Почему сразу Афелию? — без энтузиазма отбрыкивается Риддл, какая разница, она сейчас появится в коридоре и все его аргументы против окажутся бесполезными. Смысл оттягивать неизбежное? Да и он сам себя выдал. Единственная девушка, которая могла передумать идти с ним на бал — Лестрейндж. Единственная девушка, обсуждение которой он пресекал с Хэллоуина, иногда на автомате, не обращая внимания на свои действия — она же. Но Тому действительно было странно обсуждать её с кем-то. А ещё, внутри была абсолютная уверенность, что кто-кто, а она его точно не подведёт. Если бы не хотела идти с ним, то так бы и сказала. Но она согласилась. — Ты либо мазохист, либо… — губы Малфоя растягиваются в победной ухмылке. Он сделал верную ставку. — Я всё ещё уверен, что любовь делает мужчину сильнее. Ради той самой, мы способны на великие вещи. Женщина пробуждает в нас силу, о которой мы сами могли и не догадываться. Я рад, что ты близок к тому, чтобы это понять. Они приносят в нашу жизнь равновесие. Ты даже не представляешь насколько близок. Силу Том точно успел прочувствовать. Не было только в этом всем и намека на какое-либо счастье или удовлетворение. И тем более равновесие. — Ты сам-то кого пригласил? — Эмили с шестого курса. Я тебе рассказывал это уже раза три, но ты каждый раз был увлечен своими мыслями. Ничего серьезного. Моя невеста приедет из Франции, когда мы оба закончим школу, а пока я вынужден страдать, подыскивая себе симпатичных партнерш. — тянет Абраксас, делая вид, что всё это его безумно огорчает. — Последнее я точно слышал раз десять не меньше. Хотелось бы мне посмотреть на эту несчастную. Силуэт Афелии появляется в конце коридора в компании Алектуса и Дианы. Абраксас ловит взгляд Тома и понимает, что продолжать разговор с ним бессмысленно. На Розье серебряное платье с юбкой солнцем чуть ниже колена. Плотная ткань делает юбку объемной, руки в перчатках теряются в складках, а её кавалер не может подойти достаточно близко, не помяв подол. Тонкую талию обтягивает пояс в цвет основной ткани. Квадратный вырез подчеркивает грудь. Вместо рукавов — две полоски, спадающие с плеч, оголяющие ключицы, подчеркивающие бледную, словно молоко, кожу девушки. Белые перчатки на руках, сжимающих маленькую сумочку. И кудри, такие модные в этом времени, заколотые с двух сторон заколками чуть выше висков. Одним словом, Диана выглядит великолепно, ярко и торжественно. Она сливается с разноцветным круговоротом девушек вокруг, идеально подходит к толпе и совершенно не привлекает к себе лишнего внимания. На Алектусе светло-серый фрак. Он переливается от света свечей на стенах. Идеальная белая рубашка, идеальный серебряный галстук. Идеальный кавалер для своей дамы. Рядом с ними Афелия смотрится особенно странно. Её волосы убраны в пучок, только входящий в моду, а потому еще не сильно популярный. С одной стороны локоны выпрямлены, а с другой лежат крупными волнами. Том ломается в первый раз, понимая, как далека она от своих друзей. И как гордо держит спину, отличаясь от толпы. И ловит её абсолютно потерянный взгляд, словно она тоже чувствует себя здесь лишней. Платье, темно-зеленого цвета близкого больше к черному, чем к зеленому, доходит до пола. Простой силуэт, закрытая спина, плечи, V-образный вырез, глубокий, но не открывающий слишком много тела из-за струящейся ткани, тонкая талия, подчеркивающая, какая девушка хрупкая и как просто можно было бы её сломать напополам, появись такое желание. Простая юбка, не приподнятая ни кольцами, ни плотной накрахмаленной тканью. Она не делает её бедра больше, на её фоне не играет талия, юбка не выполняет ни одной из функций, которую на неё возлагают в сороковых. Но именно поэтому делает силуэт ещё более привлекательным, струясь по бёдрам девушки и вздрагивая от каждого её шага. Том ломается во второй раз, она словно чужая на этом празднике, чужая для своего брата и подруги. Чужая для Хогвартса. Но близкая для него. Риддл одергивает плечами, гоня от себя последнюю мысль. У него нет и не может быть близких. Последних он сам приговорил к смерти. Но Афелия Лестрейндж приходит на это Рождество так, словно не принадлежит этому миру. И от этого у Риддла появляется непреодолимое желание сделать так, чтобы она принадлежала ему, как и любая диковинная вещь на этой земле. — Вы договаривались так одеться? — Абраксас поднимает бровь, с интересом наблюдая за реакцией Тома. — Нет. — просто бросает парень, не отводя взгляда от девушки. — Думаю, я тебе соврал. Она всё-таки особенная. — он поворачивает лицо к Малфою. — Странная, как и я. Том однозначно выглядит превосходно в той одежде, которую выбрал для праздника. Черная рубашка из матового хлопка сидит точно по фигуре. Черный, идеально посаженный, сшитый на заказ, костюм. В черном сегодня больше не пришел никто. Каждый старался сделать свой наряд как можно более радостным. Выбирали белый, серый, серебристый, золотой. Были ребята в мантиях цветов факультетов. Да и вообще в зале можно было найти любой цвет радуги. Но не черный. Она однозначно была такой же, как он, в своем платье, стремящемся к черному. Эта мысль приходит к нему внезапно. Она могла бы прийти раньше, не отрицай он с таким усердием, что у него тоже могут быть чувства. Он и сейчас продолжает это делать. Но Лестрейндж действительно превращается в его отражение в последнее время. Она заканчивает за него фразы, когда они обсуждают мировые новости и войны. Её глаза загораются, когда он приносит ей книги с дополнительными материалами по учебе в библиотеке. Его любимые книги, которые остальные читать отказываются из-за сложного языка. Пару раз она вставала на его сторону в спорах на занятиях, и когда все расходились, рассказывала ему про все дыры в его теории. Их совместную магию на уроках было сложно описать словами, настолько она была сильна и красива. И Риддл начинал сдаваться. Ему хотелось поговорить с ней о чем-то личном, обсудить взгляды на жизнь, рассказать ей об идеях, которые им движут. И ещё ему было до безумия страшно перейти черту. Что если он сам себя обманывает, что если она всё-таки обычная? Алектус сдержанно кивает парням, после чего его сестра принимает подставленную Томом руку, кладя свою на его локоть. Абраксас улыбается Афелии и чуть наклоняет голову, встречаясь взглядом с Дианой. А потом пары уходят в сторону зала, оставляя Малфоя ждать партнершу в одиночестве. — Ты выглядишь потрясающе. — вежливо отмечает Том. — Ал и Ди так не думают, на фоне яркой толпы я скорее черное пятно, напоминающее людям о плохом. — сдержано отвечает Гермиона. Она и в своем времени привыкла отличаться, но тут она так долго была своей, так долго была обычной, что сейчас ей было откровенно не комфортно. — Я уже говорил, что тебе стоит не обращать внимания на их мнение. В конце концов сейчас вся эта яркая толпа смотрит на тебя, а не на них. — Это только потому что я иду рядом с тобой. — она заливается смехом. — Знаешь, я ненавижу балы, я уже рассказывала тебе об этом, но сейчас убеждаюсь в очередной раз. Не-на-ви-жу. Последний её бал был с Виктором. Тогда они преимущественно молчали, много танцевали и наблюдали такие же удивленные взгляды на себе. Гермиона надеялась, что сейчас будет примерно так же. Будет тишина. Это ведь так просто молчать с человеком, это ни к чему не обязывает. Но всё больше и больше ловила себя на мысли, что с Томом ей не хочется молчать. Её разрывает изнутри желание говорить с Темным Лордом. — Говорят, балы стоит начинать с пунша. — Том делает серьезное лицо, и поправляет невидимые очки на носу. Чем он сейчас отличается от Гарри, пытающегося поднять настроение Грейнджер? Чем он сейчас отличается от обычного парня, который хочет быть милым? — А потом нужно обязательно обсудить последние сплетни с самым умным видом. И наконец станцевать пару танцев, оттоптав ноги партнеру и сбив кого-то не слишком внимательного. Тогда, бал пройдет идеально. — он не сдерживает улыбку. — Точно тебе говорю, схема, проверенная годами. — Пока мне нравится только идея с пуншем. — она дарит ему искреннюю улыбку. — Тогда идем! — он перехватывает её руку, обжигая ладонь своей. — Хочу провести это Рождество волшебно. Кто знает, что с нами будет дальше, нужно ловить момент. Зал всё больше и больше наполняется людьми, кто-то приходит парами, кто-то поодиночке и встречается уже в зале. Есть везунчики, которые заходят большой компанией, Игнатиус может только мечтать, чтобы прийти на бал вместе с Лукрецией и своими друзьями, да хотя бы с её, это всё равно за гранью фантастики. Одно радует, Поттер поддерживает его в ожидании. Его дама, пока не сердца, но всё же, тоже заходит в зал без него. Её окружают когтевранцы. Седьмой и шестой курс приходят все вместе. Сбившись в кучу. И все без пар за исключением тех, кто нашел пару среди своих. — Знаешь, чего я никак не могу понять, что ты в ней нашел? — тянет Пруэтт, пока Поттер наблюдает за заходящей в зал Юфимией, у неё закрытое платье, больше напоминающее доспехи с широкими плечами, чем наряд для Рождества. Кудрявые волосы убраны в «мальвинку», но это сделано так наспех, что в прическе нет ничего праздничного. Девушка выглядит обычно. Это не интригует и не манит, это только обычно, но Поттер глаз оторвать не может. — Тебе не понять, друг. Она особенная, лучше всех нас вместе взятых. — Флимонт меняется в лице. — Я хотел бы хоть немного соответствовать ей. Понимаешь, она на полном серьезе верит в добро и, что самое страшное, знает, как за него бороться, в отличие от нас всех. А ещё, если я сейчас не пойду к ней навстречу, она мне голову откусит. — он ударяет Игнатиуса по плечу и растворяется в толпе. — А ещё она полукровка, пусть и не в первом поколении. — тянет Пруэтт вслед другу. — Но даже такое не прощают в нашем мире. Тиндарей вместе с остальными когтевранцами в зале не появляется. Он предпочитает одиночество шумной толпе. Ему действительно хочется оказаться сегодня подальше от праздника, поэтому, накинув на себя теплую мантию, он выходит из замка, чтобы прогуляться вдоль озера, пока не устанет достаточно для того, чтобы завалиться в постель и уснуть без снов. Но к его удивлению, он оказывается на улице не один. Эвита выходит на несколько минут раньше и успевает отойти на достаточное расстояние, чтобы при желании, Тиндарей мог пойти своей дорогой. Он набирает полные легкие воздуха, не собираясь ничего кричать, только собирая свои мысли в кучу. И срывается на бег, в надежде догнать девушку. В свою очередь Рон приходит на бал один. В компании однокурсников это не так заметно, а потом он теряется в толпе, аккуратно наблюдая за происходящим вокруг. Лукреция появляется чуть позже нужного времени, она приходит вместе с братом, Вальбургой, Друэллой и Сигнусом. Как всегда, сама нежность на фоне остальных слизеринцев, и даже платье выбирает цвета балетной туфельки, как будто крича им: «Я не такая как они, я совершенство во всех отношениях». Игнатиус, само собой, готов ей подыграть.***
— Ты могла мне вчера рассказать. — заговорщицки улыбается Вальбурга, ловя Гермиону за локоть, когда та идет за Томом в зону отдыха со столиками. — Мы договорились с ним не распространяться особо. Чтобы слухов было меньше. — она пожимает плечами. — Да и я не так сильно отнекивалась вчера. — Ну, теперь вам от слухов до выпускного не избавиться. Каждый считает своим долгом обсудить, с кем Риддл появился на Рождестве. — У тебя всё хорошо? — меняет тему Грейнджер. — Да, Орион пошел поздороваться с Томом, а я пока могу поболтать с тобой. Хоть что-то хорошее. — Не видела Уильямс? Риддл сегодня почти весь день пропадал с директором, должно быть и она успела вымотаться за это время. — с лица Вальбурги тут же исчезает легкая улыбка. — Нет, не видела. Знаю только, что они успели поцапаться с Поттером сегодня днем. Они давно с ним конфликтуют, впрочем, он в последнее время со всеми конфликтует, надеюсь, Флимонт будет вести себя тихо на празднике. — Пунш! — Том появляется за спиной Гермионы внезапно. Словно подкрадывается, и от его, пусть и тихого голоса, она вздрагивает. — И даже два. — Орион протягивает Блэк бокал. За беседой парней бокалы пустеют. Это даже смахивает на дружескую беседу. Единственное, что говорит об обратном — тяжелый взгляд Вальбурги. Она изучает свой бокал, ногти, подол платья, всё что угодно, лишь бы не смотреть на будущего супруга. А потом директор Диппет объявляет начало танцев, и Том увлекает Гермиону в центр зала. Танцует он так же прекрасно, как колдует. Их движения так же синхронны, как их магия. И время течет незаметно. Риддл до ужаса аккуратен с ней, не позволяя себе ничего лишнего, он ведет Грейнджер из одного танца в другой. Но его взгляд абсолютная противоположность его движениям. В нем нет совершенно никакой аккуратности, единственное, что читается в его темно-зеленых глазах — это желание присвоить себе новый трофей. Сделать так, чтобы она больше никогда не спорила с ним. Хотя нет, пусть спорит, но пусть в итоге всегда сдается. Пусть признает, что он сильнее, пусть признает, что зависит от него эмоционально так же, как он от неё. Гермиона кружится в танце, не делая ни одного неверного шага, руки Тома кажутся ей почти что железными, и всё же есть в них особая, присущая только ему нежность. Она чувствует себя в его руках всё равно что цветком. Хрупким, но невероятно прекрасным и ценным. Она чувствует себя особенной. Интересно, скольким Том вскружил голову до тебя? Она заставляет себя вспомнить красные глаза на сером безносом лице. И не может. Их не случится. Она не даст ему превратиться в монстра. У Волан-де-Морта, которого она видела, не было Афелии Лестрейндж. Но теперь есть. Песня сменяет песню, время нещадно бежит вперед.***
— Приятно познакомиться, я — Юфимия. — девушка улыбается, закусывая нижнюю губу и протягивает ладонь для рукопожатия. — Игнатиус. — лицо парня вытягивается в удивлении. — Лукреция! — девушка счастливо улыбается, до этого друзья ее жениха не подходили к ней и на метр. Но у когтевранки точно не было никаких предрассудков на этот счет, а у Поттера просто не остается выбора. — По-моему, праздник просто отличный, что вы об этом думаете? — Юфимия само дружелюбие. — Действительно, все просто превосходно, все такие счастливые вокруг. — тянет Блэк. — Нам был необходим этот день. — Да уж, даже ваш Риддл танцует и улыбается. — бубнит под нос Поттер. — Наш Риддл, между прочим, вообще не хотел сюда приходить. Вы бы слышали, как он категорично отзывался о празднике. Мы все в легком шоке от того, что они с Афелией тут. Она защищала его точку зрения словно гарпия. Правда, это нужно было видеть! — И что же их смутило в Рождестве? — поднимает бровь Пруэтт, наедине с невестой они редко обсуждают сплетни. — Том переживает насчет войны, считает, что все это некрасиво по отношению к погибшим и к живым, вынужденным сражаться. Говорит, что это маскарад лицемерия. Надо сказать, что Афелия единственная, кто его в этом поддержала, все остальные хотели отдохнуть от этого постоянного чувства надвигающейся беды. — Блэк пожимает плечами, отпивая из своего бокала. — Но, к слову, они оба тут, хоть и одеты словно моду диктует траур. — Кажется мне, что кто-то еще протестовал против этого праздника. — тянет Игнатиус. — Да, Флимонт, ты ведь тоже считаешь всё это глупой блажью и пришел только ради того, чтобы меня никто больше не смог пригласить. — подхватывает Юфимия. — Чушь. — отбрыкивается гриффиндорец. — Абсолютная чушь. Уверен, у нас была разная мотивация так говорить. — Или он не так далек от тебя, как ты хочешь думать. — голос Игнатиуса звучит жестко и заставляет девушек встрепенуться. Для одной это радость, для другой страшное открытие. — Он ставит себя выше других. — рычит Флимонт в свое оправдание. — А ты? Он не любит, когда выскочки его поправляют, только и всего, он не любит, когда бесталанные люди, добравшиеся до власти, тычут свои правила. Он уважает себя, и тех, кто рядом с ним. Том гений. И ты не так далек от него. — Лукреция поднимает бокал заговорщицки улыбаясь. — Мы понятия не имеем, что он вбивает в голову своих ребят. — продолжает защищаться Флимонт. — Юфимия, скажи, пожалуйста, а в твоем роду… ну, были магглы? — аккуратно уточняет Лукреция. — Я не имею никаких предрассудков на этот счет, мне действительно просто интересно. — Моя бабушка. — просто пожимает плечами когтевранка. — А Поттер чистокровный волшебник, правда ведь? Общество, за которое борется Дамблдор, это общество, которое любят мои родители, общество, которое составило список семей с чистой кровью. Риддл хочет бороться с ним. Так ты всё ещё далек от него? Не просто не далек, а слишком близок. Флимонт последний месяц живет словно под постоянным прессингом. Пруэтт не способен перейти на новую сторону в одиночку, но способен убедить кого угодно в том, что он прав. И делает это изо дня в день, словно помешавшийся. Поттер увлекает Юфимию на крайний танец перед финальной частью официального праздника, сбегая от разговора, оставляя будущих супругов вдвоем. — Спасибо. — улыбается Игнатиус. — Обращайся, любимый. — поднимает бокал Блэк. — И не смей никому рассказывать, что я иногда вербую людей по просьбе своего жениха. Директор Диппет объявляет салют. Именно им заканчивается официальная часть и преподаватели уходят с бала, предоставив учеников самим себе. Студенты толпятся у выхода из зала, чтобы попасть на улицу. Все разговоры сводятся к тому, что их ждет в этом году, будет ли салют столько же ярким, как в прошлом, или может быть еще красочнее. Гермиона ловит себя на мысли, что со всех сторон её окружают будущие пожиратели смерти. Малфой, Нотт, Розье, Гойл, Эйвери, Блэк. Не хватает разве что только её брата. Но он точно не сдастся под натиском Темного Лорда, не теперь, когда она рядом с ним. Том крепко сжимает её ладонь, чтобы они не потерялись в толпе. Но надо заметить, что толпа их и не трогает. Верные своему лидеру слизеринцы словно обступают их кольцом, чтобы никто не мог доставить дискомфорта. И ещё Гермиона отмечает, что уже давно не ловила взглядом в толпе Алектуса с Дианой. Она решает найти их после, сейчас решительно не до этого. Ночное небо, замершее в тишине, вырывают из сна, вышедшие на свежий воздух, студентов Хогвартса. Смех, крики, веселье, всё это выходит на улицу вместе с ними. Цветная толпа, продолжающих танцевать и радоваться жизни детей. Цветная толпа, которая умело оставляет проблемы за дверью. Гермиона тоже хочет этому научиться, но вместо этого ищет глазами в толпе Рона, чтобы одним взглядом спросить у него, как он. И ещё она никак не может простить себе собственной ладони, крепко сжатой в руке будущего убийцы. Пока ещё теплой. Пока ещё живой. Но она ведь и не станет никогда другой? Разноцветные огни, больше похожие на цветы, чем на продукт, выпускаемый из палочек преподавателей, поднимаются в небо. Студенты замирают, глядя на них. В темных зрачках отражаются цветные огни, они скользят по лицам, нарядам, волосам, окрашивая толпу в одинаковые цвета, стирая все возможные различия. Грейнджер замирает. Она видела этот салют и в своем времени. Вот выходит из палочки громадный красный лев, вот вылетает синий ворон, вот пробегает по небу желтый барсук и красуется зеленая змея. А потом снова цветы-цветы-цветы. Вылетает дракон, погружая Хогвартс в цветной огонь, проскакивает по небу гиппогриф. Ладонь Тома разжимает руку Гермионы. Она вздрагивает, от обиды закусывает губу. Поздравляю, ты расстраиваешься от того, что монстр выпускает из цепких пальцев твою ладонь. Том стоит пару секунд не решаясь. Том опускает глаза на землю, сжимая кулаки. Нельзя переходить черту. Ты не имеешь права, ты не просто человек, ты и человек то уже не до конца. Том, едва касаясь, кладет свою руку на талию девушки и, не получив сопротивления, позволяет себе усилить хватку. Но всё ещё стоит замерев, не отрывая взгляда от её затылка. Сейчас она развернется и отвесит тебе пощечину, это будет абсолютный заслуженный позор. Мысли Гермионы мечутся, как ненормальные. Бежать, быстрее бежать отсюда. Ты не должна, не имеешь права. Рон, вспомни Рона. А Гарри, он убил его родителей. Он многих убил. Пока нет. Ещё нет. Всё можно изменить. Он пытался убить тебя. Нет. Афелию. И это их дела, к которым Гермиона не имеет никакого отношения. Откуда-то в ней была стопроцентная уверенность, что кто-кто, а Риддл точно уже догадался, что общается не с Лестрейндж. Это не жизнь Афелии и не её история. Она совершала свои ошибки, теперь время ошибок Грейнджер. Гермиона делает шаг назад, прижимаясь спиной к телу Тома, накрывая его ладонь своей. Рука парня проскальзывает вперед, обвивая её талию полукольцом, прижимая к себе крепче. Он резко вдыхает запах её волос и совершенно умиротворенно выдыхает, поднимая глаза на салют. Её действия из рук вон неправильные. В сорок четвертом даже за такую малость могут осудить, ведь они не жених с невестой, они никто друг другу. Но им двоим абсолютно наплевать, пусть только попробуют сказать что-то против. Когда салют заканчивается и все возвращаются обратно в Большой зал, Гермиона ловит себя на мысли, что ей вовсе не неловко смотреть в глаза Тому, хотя что-то внутри подсказывает, что они больше не друзья. Она не начинает стесняться, как с Виктором, наоборот, чувствует себя гораздо увереннее, словно все правильно. Словно всё стало правильным именно сейчас. Однако идея тащить Риддла общаться с её братом и подругой, всё ещё кажется абсурдной, поэтому Гермиона просит подождать его какое-то время и исчезает в толпе, разглядев вдалеке силуэт Лестрейнджа.***
Том словно в эйфории, идёт по залу даже не думая скрывать пусть сдержанную, но всё же счастливую улыбку на своем лице. Был ли он когда-нибудь так же счастлив? Нет, только разве что, когда создал свой первый крестраж, когда понял, что смерть отступила от него на шаг. Но это всё равно не то. Крестраж не отвечал ему взаимностью, не привносил в жизнь смысл, только продлевал её и не смотрел на него так же… влюбленно? Том был готов спорить, что именно так смотрела на него Афелия. И доверяла. После нескольких месяцев ссор с ней, после презрения в её глазах, это было сродни чуду. Она не помнила многого, это было неплохо, как будто само пространство играло на руку Тому. Риддлу было достаточно того, что произошло между ними после её амнезии. Насчет последней он само собой строил теории, но всё это отходило сейчас на второй план. У него никогда не было в этом мире друга, человека похожего на него, родного ему душой. Никогда не было, но теперь такой человек был. — Думаешь они начнут встречаться? — Том замирает. За елью, не видя его, наполняют бокалы Эдд и Орион. — Это будет самым неожиданным поворотом. Риддл сам говорил, что не способен на любовь, что вообще не способен чувствовать, а вот Лестрейндж наоборот захлебывается в ненависти к нему. — отвечает Розье, накалывая на шпажку сыр. — Первый может ошибаться, а второй ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца. Всё-таки удачно я ей посоветовал перестать за ним бегать. — усмехается Орион. — С этого места давай поподробнее. — явно заинтересовывается Эдд. — Они приезжали к нам на обед с семьей в начале лета, Афелия столько спрашивала про Тома, ей было интересно буквально все, вплоть до его любимого блюда. Честно говоря, я сдался, рассказал многое из того что знаю, и что не может навредить Тому. А потом посоветовал перестать так открыто сохнуть по нему. В конце концов, мало кто из мужчин обращает внимание на влюбленных дурочек. Нам всем интереснее добиваться девушку. — То есть, ты хочешь сказать, нет, ты думаешь, что всё это время мы все наблюдали за гениальной актерской игрой Афелии Лестрейндж? Хотя если это так, то скорее всего Алектус и моя сестра были с ней заодно. — тянет Эдд, задумчиво смотря на танцующих. — Ди как раз узнавала про нашу идеологию… Спрашивала о Риддле. — он переводит взгляд на Блэка. — Неожиданно, Афелия действительно очень искренне говорила мне, что ненавидит Тома буквально месяц назад, я поверил. — Возможно, у неё талант. Я не знаю, как на самом деле, но увидев их сегодня вместе, резко вспомнил про тот разговор. Тогда ведь даже значения ему не придал. — А что если она хочет ему отомстить за то, что не замечал раньше? А если она вообще на стороне Грин-де-Вальда? Блэк, ты понимаешь, как это может быть серьезно? Она первая, кто появился на поляне в Хэллоуин после Тома… — Давай выпьем за то, чтобы у Тома нашлись силы всё это раскрыть раньше, чем он в неё влюбится по-настоящему. Если он, конечно, способен влюбляться. — Лишь бы его это не разбило. — поддерживает Розье. — Мы должны ему всё рассказать, ты не находишь? Это может быть важно. — А может она просто глупая девчонка, с кучей комплексов, которая решила заполучить свою первую любовь. Брось, Эдд, он меня убьет, если мы расскажем. Надо было говорить тогда, летом, или молчать до конца. Не хотел бы я потерять расположение Риддла из-за девчонки. Том снова слышит звон бокалов с пуншем, а зал начинает плыть. Танцующие пары превращаются в разноцветный круговорот без лиц. Музыка словно замолкает. Интересуется войной, читает газеты, натренировалась в дуэлях, подтянула учебу, полюбила библиотеку. Стала его копией. Может и амнезию придумала для убедительности? Но он ведь сам видел пустоту. И он сам её отравил в ту ночь. А магия? Как объяснить магию? А не трюк ли это? С доступом к семейной библиотеке Лестрейнджей можно поднять любое древнее заклинание, можно обвести вокруг пальца кого угодно, было бы желание. Может поэтому она осталась жива? А может и это был трюк, чтобы поймать его на крючок? Обвела вокруг пальца самого Риддла, чертова девчонка. Интересно, Малфой тоже знает об этом? Это уже не имеет значения, они все ему не друзья, он зря ослабил хватку. Они все притворяются, следуя за силой, ведомые страхом. Но они не друзья. Глупо теперь злиться на Блэка, что он сразу не рассказал про интерес Афелии, он действительно мог и значения этому не придать. Подумаешь, девчонка спрашивает. Он либо беспросветно глуп, либо неисправимо скользок. И сто процентов слеп. Том голову сломал из-за её изменений. Из-за его изменений рядом с ней. Рассказ Ориона поставил жирную точку в его рассуждениях и догадках. Это самое адекватное объяснение всему. И точно адекватнее предположения самого Риддла о том, что это и не Афелия вовсе. Он словно в тумане пробирается через весь зал. Он её уничтожит. Нет. Он даст ей то, чего она добивалась, а потом задушит собственными руками, как змею. Злость, страх, ненависть, боль застилают его взгляд, словно пелена. Он будто лишается рассудка, не впадая в этот раз в детство, не превращаясь в маленького мальчика из детского дома. Он становится безумцем, игнорирующим голос разума. — Отвали, Уильямс! — толпа почти синхронно поворачивает головы на звук. Том готов разорвать источник звука, отвлекший его от цели, на куски. Ты староста школы, ты должен пойти и разобраться. Сейчас же. Лестрейндж никуда не денется. — Минус десять очков с Гриффиндора! — девушка краснеет, сжимает губы в тонкую полоску и почти срывается на крик. Где эти чертовы профессора, когда они так нужны? — Да пошла бы ты, Уильямс, у нас праздник, видишь? Расслабься хоть на секунду. Никто из преподов не увидит, даже им плевать, вот и ты подотрись своими правилами. — Поттер, ты не имеешь права! — Том безуспешно расталкивает толпу, пробираясь к месту событий. Бесполезные зеваки, хоть бы кто-то помог девушке, нет, они просто будут стоять и смотреть. И этому есть только одно объяснение: половина, а может больше — чистокровные задницы или считающие себя таковыми, которые никогда не вступятся за магглорожденную. Была бы она не такой правильной, Риддл бы позвал её к себе, она бы быстро влилась в коллектив ущемленных. Но Джин только что нимб над головой не носила, а это однозначно портило весь её талант. — Ты мне будешь говорить о правах? Полгода твои нравоучения терпели, дай от себя отдохнуть, мисс идеально все вокруг и пони скачут по радуге. Вот тут твои правила сидят. — Поттер показывает на горло, мерзко ухмыляясь. — Ты протрезвеешь и пожалеешь о своих словах, остановись. — голос Уильямс продолжает быть спокойным, но по всему остальному видно, что девушка на пределе. — Флимонт, что здесь происходит? — к парню, поднявшему бутылку огневиски над головой бежит Юфимия. — Прекрати этот спектакль. — Да нет уж, пусть не прекращает. — раскрасневшуюся от возмущения Джин закрывает спиной Вальбурга с палочкой наготове. — Удобно нападать на человека, который букашки не обидит, теперь повтори все это мне. Она бросает в парня проклятье, но он чудом успевает поставить щит, бутылка со звоном разбивается об пол. — Ты спятила? — Поттер смотрит на нее круглыми глазами. — Вальбурга, прекрати! — взвизгивает Джин. Но её глаза уже почернели от злости, она сыпет проклятиями одно за одним, так что Поттер только и успевает отскакивать, моментально протрезвев. — А ну прекратили! — Том наконец доходит до ребят, пробравшись через плотный круг зевак. И несколькими взмахами палочки раскидывает двух дуэлянтов, не ожидавших столь грубого вмешательства, в разные стороны. — Минус двадцать очков с каждого. — И три отработки. — В дверном проеме появляется силуэт профессора Дамблдора. — Мистер Поттер, в мой кабинет, пожалуйста. Мистер Риддл, мисс Блэк на вас. Скажите спасибо, что сегодня дежурю я, а все остальные ушли спать. Флимонт сплевывает на пол, зло рыкнув на Вальбургу и направляется к двери, затормозив перед Уизли. — Пока ты меня не опередил, я больше не с вами. — Поговорим завтра. — Септимус отводит взгляд от друга. Флимонт ускоряет шаг, расталкивая толпу. — Вальбурга… — начинает Том. — Ты знаешь, что я была права. И знаешь, почему он этого заслуживал. — жестко обрывает девушка. — Сейчас тебе лучше уйти. Поговорим завтра утром. — холодно продолжает Риддл, проигнорировав её слова. Его люди никогда не нарушают правила в открытую, его люди идеальны. И, само собой, Вальбурга больше не в их числе. Может дальше потеть на тренировках, может даже думать, что имеет какой-то вес. Для него она на глазах превращается в пушечное мясо. Блэк кивает. Бросает взгляд на бледную Уильямс, которая делает от неё шаг назад, сжимаясь, и бежит из зала. Губы едва вздрагивают, пока белки глаз краснеют, наполняясь солеными слезами. Блэк ненавидит мир, в котором родилась. Блэк ненавидит жизнь, которая ей досталась. Блэк ненавидит себя за каждое действие. — Спектакль закончился, продолжаем праздник! — выдыхает Том. Успокаиваясь от возобновившегося шороха платьев, от возобновившегося гула речи и стука каблуков об пол. Он находит в зале силуэт Афелии и ещё раз ругается про себя. Она идёт вслед за Вальбургой, окликая девушку. И он устремляется следом. — Что у вас случилось, — Юфимия налетает на Пруэтта тут же, как в зале затихает конфликт и зеваки расходятся. Парень молчит пару секунд, пока его взгляд мечется по залу, придумывая оправдание. И наконец он выдыхает. — Я сообщил ему дату своей свадьбы через полгода и позвал быть шафером. — неохотно, сквозь зубы и всё же весьма убедительно. Не говорить же ей, что они в очередной раз повздорили из-за того, у какой стороны философия логичнее. И что в этот раз Поттер сдался. Он не святой и не альтруист, чтобы бездумно следовать за Дамблдором и трястись над магглами. Флимонт ненавидел себя в этот момент, и как всегда перекладывал вину на окружающих. Никто не был виноват, что Уильямс попалась ему под руку со своим замечанием в этот момент. — Я отошла всего на пару минут, станцевать с одногруппником и поболтать с подругами… — без обвинения констатирует девушка. — Пара минут… — И увидела нас такими, какие мы есть. Драчуны, забияки и ещё мы здорово проносим огневиски в замки. — безрадостно усмехается Игнатиус. — Не знаю, почему Лукреция до сих пор не взялась за тебя, а Поттера ты через пару месяцев не узнаешь, это я тебе обещаю. — Юфимия берет со стола недопитый бокал Флимонта, прокручивает его кистью, рассматривая янтарную жидкость, вдыхает аромат и залпом осушает. — Ну и дерьмо вы пьете. Пруэтт остается стоять, хлопая глазами, наблюдая за уходящей девушкой. Всё это происходит слишком быстро. Слишком стремительно. Хоть бы на мгновение затормозить.***
— Ты не должна бежать за ней! — голос Тома разносится по коридору Хогвартса. — Ты как всегда знаешь лучше, что кому делать. — огрызается Гермиона, не останавливаясь и даже не поворачивая голову на парня, она уже давно научилась узнавать его по голосу. — Именно так. — он все же догоняет её и разворачивает лицом к себе, схватив за руку. — Отпусти! Я должна помочь подруге! — её зрачки расширены, она смотрит на Тома с едва уловимым страхом в глазах. Совсем недавно нежный с ней, сейчас он так крепко сжимает её руку, что на ней точно останутся синяки. Совсем недавно смотревший на неё с теплом и нежностью в зеленых глазах, сейчас он сверлит её почерневшим от злости взглядом. — Лестрейндж, хватит! Ты не святая, тебе же на самом деле плевать на её чувства! Как и плевать на всех ребят и на войну, и на учебу и всё остальное. Хватит врать! Хватит трепать мне нервы! — он краснеет от злости. А девушка стоит, хлопая глазами, пытаясь понять смысл его слов. — Я всё знаю, хватит строить из себя ту, кем ты не являешься. — он готов взорваться. Хоть бы что-то проскочило на её лице кроме ужаса и непонимания, хоть бы что-то, что подтверждало его слова. — Я ведь тебе поверил. Риддл делает шаг к ней, от чего Грейнджер приходится отступить, правая рука парня обхватывает её талию, не давая отойти дальше, левая ложится на шею, притягивая к теплому телу слизеринца. И она вздрагивает. Разве не должен он быть холодным, как змея? Сейчас, когда его глаза черные от злости. Это ведь совсем не тот Том, которого она знает, не тот, что прижимал её к себе во время салюта, не тот, что приносил её пунш. Почему он не холодный? Было бы намного проще, если бы он был холодным. Парень резко прижимается губами к её губам. Не нежно, без любви, на грани с грубостью проникает языком в её рот, исследуя, не реагируя на все её протесты. Руки блуждают по телу, стараясь залезть под ткань платья. Гермиона замирает на секунду в растерянности. Но придя в себя, до крови прикусывает его губу. Поцелуй прерывается. — Что… что ты творишь? — она не сразу обретает способность двигаться, но как только у нее это получается, она отталкивает его от себя изо всех сил, получается совсем не так далеко, как ей бы хотелось. Взгляд Грейнджер мечется по его лицу, пытаясь найти объяснение всему тому, что происходит. Не монстр? Сможешь его изменить? Удачи. — А ты разве не этого добивалась полгода? Отлично сыграно, я бы так и не узнал правды, если бы случайно не подслушал разговор Ориона, ты правильно его выбрала, трусливый, скользкий и всё же достаточно близкий ко мне. Что ты хотела получить в итоге? Разбитое сердце? Нечего разбивать. Или может ты действительно думала, что между нами может быть что-то серьезное? Я хочу, чтобы ты исчезла из моей головы и жизни! Вот всё, чего ты добилась. — он выплевывает каждое слово, активно жестикулируя. Это не похоже на хладнокровного Тома, с каждым новым звуком он разрушает так скрупулезно построенный образ. С каждым словом он все больше теряет контроль над собой. — Что сыграно, Риддл? Что ты несешь? Ты понимаешь, что ты делаешь мне больно? Если кто-то из нас и играл что-то, то это скорее ты. Я на тебя в конце концов не ору на весь коридор и не унижаю. — Я? Отлично, просто прекрасно. — он выдыхает, беря себя в руки. — Я во всем виноват. Скажи, а хоть что-то было правдой? Хоть что-то из твоего поведения? Хотя бы ненависть ко мне? Он злится, но разрывает изнутри не его, а Гермиону. Магия, которая начинает циркулировать быстрее от его злости готова вырваться наружу. Магия, которая связывает их в единое целое, готова уничтожить их двоих. Она сковывает легкие, не дает вздохнуть, она парализует тело, не давая уйти. — Мурашки у меня тоже были искусственные, когда ты меня обнимал во время салюта? — тихо произносит девушка. — И магию, которая нас душит сейчас ты, конечно, не чувствуешь. — взгляд пустеет, словно из неё уходят все эмоции разом. — Можешь залезть мне в голову и посмотреть, что я думаю на самом деле о войне, библиотеке и о тебе сейчас. Я бы не успела их подделать. Повторять не нужно, он проникает в её мысли почти сразу. Голова начинает раскалываться, но магия успокаивается. А его лицо из красного, превращается в белое, словно его покрыли известью в три слоя, как минимум. Девушка делает глубокий вдох, легкие отпускает. Риддл хватает ртом воздух вместе с ней, покинув её голову. Ему потребовалось не больше десяти секунд, чтобы понять, что он действительно был обманут, но не Афелией. — Думаю теперь ты точно поймешь, почему я это говорю. — она делает паузу. — Идиот! — звонкая пощечина и след на бледном лице Тома. — Не подходи ко мне больше никогда, Риддл! Теперь я тебя точно просто ненавижу! И стук каблуков. Афелия? Гермиона? Они обе сейчас бегут по коридору подальше от Риддла. Обе заставляют себя ненавидеть его. И обе плачут. Они обе разбились, поверив в только зарождающиеся чувства.***
— Вальбурга, надо поговорить. — Гермиона находит подругу недалеко от замка по следам, тянущимся от незакрытого выхода из замка, её собственные слезы ещё на лице. Её руки ещё трясутся, а сердце сжимает боль, но Блэк её сила сейчас нужнее, чем ей самой. Дурацкая особенность ставить интересы окружающих выше своих. — Мне не о чем с тобой разговаривать! Оставь меня, пожалуйста! — Вальбурга расчистила для себя землю от снега. Её платье разметалось по пожухлой траве, которая открылась из-под белого покрывала. Лицо даже в темноте, казалось опухшим. Такой Гермиона её точно ещё не видела. Но это, пожалуй, был последний паззл в секрете Блэк. Она не из-за справедливости устроила дуэль с Поттером. И не из-за назначенных отработок сейчас рыдала. — Мне все же кажется… — Лестрейндж, я с сестрой и братом не стала разговаривать, с чего ты решила, что я перед тобой душу выверну?! — девушка показывает оскал, Грейнджер в очередной раз проводит сравнение с портретом, сейчас похожа, почти одно лицо, не хватает только сумасшедшего визга о чистоте крови. Но отступать отказывается. — С того, что у меня нет классовых предрассудков. — голос звучит твёрдо, было время, чтобы научиться. — Представь себе, у меня вообще нет никаких предрассудков насчёт отношений. — Вальбурга пытается перебить, но Гермиона только повышает голос. — И я иногда прогуливаюсь до теплиц после полуночи в субботу, знаешь ли, тайное пристрастие к зельеварению, а ингредиенты не всегда можно добыть днём… продолжать? Вальбурга сдавленно выдыхает, взгляд мечется. И в итоге замирает на лице Лестрейндж. В глазах Блэк легко читается испуг. — Ты всё знаешь? — шепчет девушка. Всхлипы прекращаются. — Я опустилась так низко, что мне даже страшно смотреть на себя в зеркало. Я предала всё, что могла. Это было так глупо — защитить её на глазах у всех, но не сделать этого было ещё глупее. Они все думают, что я взбалмошная девчонка, которая ни за что пыталась проклясть Поттера, ты видела, как они стояли? Никто не попытался его остановить, потому что она ниже их всех по крови, и они никогда не будут заступаться за таких, как она, даже другие магглорожденные. А я пала. Я предала всё, чему меня учили с детства. И когда Орион или Лукреция спросят меня зачем я это сделала, у меня не будет для них ответа. — Сейчас ты предаешь только свои чувства. Насколько мне известно, ваша с Сигнусом семья не делает вас счастливыми. А Джин отличная, правда, несмотря на пару недостатков вроде крови и пола, но это ведь условности, верно? И Вальбурга срывается. И снова плачет, долго, по-настоящему. Гермиона не может сказать точно, сколько времени проходит. Всхлипывания сменяет тишина. — Всё равно это неправильно. Родители меня убьют. — Знаешь, что я думаю? — девушка переводит взгляд на Блэк. — Все запреты в твоей голове. Это иллюзия. Счастье стоит дорого, но за него есть смысл бороться. Хороший совет от девушки, которая увидела счастье в монстре, а потом залепила ему пощечину. Много ты смыслишь в отношениях. — Будет проще, если она меня забудет, если я забуду её. Выйду замуж за Ориона, рожу детей. И когда между ними и моими родителями будет прослойка в виде меня взрослой, я смогу их защитить и дать им право выбора. Но у меня самой его нет. Гермиону передергивает. Вальбурга, прожившая жизнь по этому сценарию была ей противна, она не стала защитой для своих детей, вовсе нет, и ей хочется изменить эту линию, это ведь не сделает хуже будущему? Нет, она в силах поменять будущее, всё будущее в лучшую сторону. Все линии. И уже меняет. — Она находит в себе силы каждый субботний вечер ждать тебя. Неужели ты слабее и сдашься иллюзорным правилам? Неужели, Вальбурга, которую я знаю, так просто сдастся? И не будет бороться? — Гермиона и сама хочет поверить своим словам. Бороться за счастье. Нет, её ситуация совсем другая. Ей не за что бороться, но Блэк… — Не за себя, борись за неё. Ты ведь уже примкнула к Тому из-за этого, верно? Он обещал тебе свободу, так не подведи его. И свобода будет, а значит всё будет хорошо. Слизеринка долго смотрит в одну точку, сидя в тишине, обдумывая слова подруги. И наконец поднимается со своего места, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Её вечернее платье уже никогда не станет красивым, как прежде. Оно помято и испачкано в грязи. Если бы Вальбурга хотела, то могла бы это поправить, но она хочет его поскорее снять, платье, выбранное её матерью, сковывает грудную клетку, как тиски. — Спасибо. — Блэк замирает на секунду. — Я хочу, чтобы ты знала. — её голос становится тише, заставляя Грейнджер напрячься. — Мне всё равно, как тебя зовут на самом деле, мне всё равно, что произошло в ту ночь с Афелией. Но я рада, что в моей жизни появилась подруга в твоем лице. И как-то неуверенно идёт к замку, приближаясь, все ускоряя и ускоряя шаг. Грейнджер остаётся сидеть на траве, позабыв о своем платье и о том, что Рождество продолжается. Когда Блэк уходит к горлу подкатывается ком жалости к себе. Слез в глазах не находится и она сидит уставившись в одну точку где-то вдалеке. Она снова осталась в этом времени одна. Да, у неё был Рон, Алектус, Диана и даже Вальбурга. Но после ссоры с Риддлом всё это всё равно приравнивается к одиночеству.***
— Юфимия? — Поттер точно не ожидал увидеть девушку у кабинета Дамблдора, она прождала его почти час, пока он слушал воспитательные нотации. Казалось, Альбус всерьёз был намерен его вернуть на путь истинный, вот только что было истиной никто по-прежнему не знал. И даже профессор не мог дать однозначный ответ на этот вопрос. — Я подумала, что ты захочешь мне объяснить лично, что произошло между тобой и Джин. — на её лице играет виноватая улыбка, руки сцеплены в замок, а щеки розовые от смущения. Дурацкая реакция на Поттера, когда они остаются наедине. — Тоже хочешь прочесть мне за это нотацию? — Нет, я даже не буду настаивать на рассказе, если ты не хочешь, поговорим о чем-то другом. — Вообще-то хочу. — Флимонт опускает взгляд в пол, стыдясь за себя перед девушкой. — Дело вовсе не в Уильямс. Я опять сцепился с Пруэттом, мы говорили о том, чья сторона права. О том, что Уизли нам больше не товарищ. Осознавая его правоту, я приходил в ярость, а Джин просто оказалась не в том месте, не в то время. — и добавляет чуть тише. — Я просто неуравновешенный идиот. — А что если никто из вас не прав? — Юфимия едва касается пальцами тыльной стороны ладони Поттера, от чего он вздрагивает, быстрым жестом перехватывает её руку и теперь сам держится за её пальцы, как за спасительный канат. — Что ты хочешь этим сказать? — Все стороны воюют, все стороны заставляют людей убивать друг друга. — она начинает очень тихо, но потом громкость её голоса нарастает вместе с уверенностью в своих словах и в том, что они действительно нужны Поттеру сейчас. — Мои родители за мир. И я за мир. Там, где можно решить все переговорами, мы решим, там, где нужно поддержать человека — поддержим, и плевать, на чьей он был стороне. Выбирая одну из них, ты превращаешь себя в чудовище, но выбирая мир, ты становишься светом в темные времена. — А если на Хогвартс нападут? Что тогда? — Флимонт делает выпад, но в глазах заметна надежда на то, что у Юфимии найдётся и на него ответ. — Тогда я буду защищать слабых, тех, кто не виноват. Тех, кто станет жертвами — детей и раненных. Они стоят в тишине смотря в глаза друг другу. Долго. Непозволительно долго. За дверью кабинета Дамблдора слышен шорох, профессор не то ходит от стены к стене, не то перекладывает книги. Кажется, он просто убивает время, давая ребятам поговорить без него. — Мне казалось, что ты ещё такой ребёнок, что тебя нужно защищать, а ты оказывается взрослее меня и сильнее. — Флимонт, позволь мне помочь тебе. — в её голосе слышится мольба. — Ты другой, ты лучше, даже чем сам о себе думаешь. Разреши мне помочь. Он протягивает к ней вторую руку, теперь сжимая обе ладони в своих. Юфимия впервые видит его таким серьезным и потерянным одновременно. Она делает маленький шаг вперёд. Руки выскальзывают из его ладоней, стремясь наверх к плечам. Ей приходиться встать на цыпочки, чтобы губы достали губ Поттера. Она прижимается к ним со всей нежностью, что в ней есть. Он пару секунд стоит не двигаясь, но потом сгребает девушку в охапку и отвечает на поцелуй. Если спастись можно, то он готов пойти на всё, чтобы это сделать.***
— Когда планируешь идти мириться? — Что? — Том вздрагивает, как будто успел заснуть сидя на кровати, но голос Абраксаса вырывает его из царства Морфея. — Ты всё слышал? — Нет, только видел пощечину и теперь теряюсь в догадках, что ты мог сделать, чтобы так разозлить младшую Лестрейндж. Она обычно не опускается ниже словесной дуэли, максимум устраивает войну взглядами… — Кто ещё видел? — перебивает его рассуждения Том. — Больше никто, в зале было громко, за вами кроме меня никто не пошел. — быстро отчитывается Малфой. — Хорошо. Жалко, что я не имею привычки напиваться, это было бы сейчас кстати. — Так, когда ты собираешься идти мириться? — Сама придет. Девчонки всегда отходчивые, перебесится и прибежит, как все всегда это делают, как она сама когда-то это делала. — выплевывает Риддл не без ноток жестокости в голосе. — Ты ведь понимаешь, что если бы она была как все девчонки, и если бы она была как она сама год назад, то не пошла бы на бал с тобой. И скорее всего вы бы не поругались, и уж точно она бы не решилась отвесить пощечину самому Тому Риддлу. Ну и… — Малфой набирает воздух в легкие, решаясь на последнюю фразу чуть дольше, чем следует. — Ты бы так не переживал. Том смиряет его злым взглядом в полной тишине. Потом поворачивается спиной к другу и начинает стягивать с себя праздничный пиджак, рубашку, брюки, переодевается в пижаму, наколдовывает воду в небольшой жестяной тазик и умывается. Проводит мокрой рукой по волосам, уничтожая укладку и замирает. Малфой не надеется на продолжение разговора, Риддл не тот человек, который может разоткровенничаться с другом. Надо сказать, что до сегодняшнего вечера Абраксас даже не был уверен, что у него могут найтись темы для откровений, что что-то способно выбить его из колеи. Со всеми своими проблемами Том всегда справляется сам. Это не так сложно, когда на все проблемы ты способен смотреть хладнокровно и отрешенно, когда ничто не выбивает из колеи. — Я никогда не извинялся. Профессора не в счет, им плевать лицемерю я или нет. А она поймет. — нарушает тишину Том. — Я не способен на настоящее раскаяние за свои поступки. Хоть и понимаю, что совершил самое ужасное, что только мог. Лицо Малфоя вытягивается в немом вопросе. У него в голове миллион идей, что могло быть самым ужасным по мнению Тома. Не изнасиловал же он её в конце концов. И точно не убивал её родителей или брата. Что может быть хуже? — Я усомнился в её честности со мной, понимаешь? Я предал наше только зарождающееся доверие друг другу, предал магию, которая витала между нами. Поставил чужие слова выше её. И понятия не имею, как я должен за это извиниться. Малфой выдыхает. Чертов идеалист. Надо же было так напугать, доверие он предал. — А ещё я выбрал ей идеальный подарок на Рождество, то что нужно для того чтобы помириться. Я попросил эльфов положить ей его на кровать, пока мы будем на балу и скорее всего, она его уже распаковала. — Я стесняюсь спросить… — Очень редкий сборник древних проклятий. — не дожидаясь окончания вопроса, выдает Том. — А ты умеешь удивить девушку. Знаешь, тебе просто нужно смириться с тем, что её больше не будет в твоей жизни. В целом, ты именно этого и хотел. И, как всегда, добился своей цели. — губы Абраксас растягиваются в улыбку, словно его радуют эти слова. Словно он говорит что-то невероятно правильное. И этим выводит Риддла из состояния равновесия окончательно.