Кислород

      — Вы должны помириться.       — Подай мне словарь, пожалуйста. — бурчит Гермиона себе под нос.       — Ты второй день ходишь серой. — не унимается Рон. — На тебя смотреть невозможно. Зачем себя мучить?       — И новый пергамент. — игнорирует его слова девушка.       — Да оторвись ты от этой книги! — не выдерживает Уизли, чем привлекает лишнее внимание к себе и дальше продолжает шепотом, пытаясь забрать у нее толстый том. — Мы привыкли думать о нем, как о взрослом зрелом мужчине, но сейчас ему нет и восемнадцати. Думаешь я бы по-другому отреагировал, если бы влюбился в девушку, а потом узнал, что она мне врет и вообще всё это просто игра? Тем более с его раздутым эго!       — Он не ты, Р… Джордан. — отрезает Гермиона, вырывая книгу из его рук. — Не ты, понял? Не сравнивай. И он не умеет чувствовать. Он не может быть влюблен. Услышь меня наконец!       — Не понимаю, почему ты злишься на него, а не на Розье с Блэком? Тем более первый сам сознался, что это они виноваты в вашей ссоре. — Грейнджер сжимает кулаки от слов Рона.       — Они мне не друзья, чтобы на них обижаться. — выдавливает из себя Гермиона.       Может ли вообще быть дружба на Слизерине в сорок четвертом? Ей хочется верить, что да. Иначе они все задохнутся в конечном итоге. Но ей страшно утверждать что-либо, потому что слишком много вопросов ко всем, кто называет себя друзьями.       — Том меняется рядом с тобой, ты не могла не заметить, он совершенно иной. И ты тоже, когда вы рядом.       — Не смей об этом говорить мне! Хватит! Эта глупая фантазия, которая не имеет ничего общего с реальностью. Хватит пытаться убеждать себя, что мы здесь не зря!       — Чем ты так её разозлил, Хилл? — Рон не сразу реагирует на свою фамилию, всё ещё не в силах к ней привыкнуть. Вместо него это делает Гермиона, поворачивая голову на незаметно подошедшего Малфоя.       — Надо же, ты знаешь, как зовут людей не с нашего факультета? — она не может себе ответить, почему злится и на Малфоя тоже. Он сто процентов не принимал никакого участия в рождественском бешенстве Тома, более того, она уверена, что увидь он его в этом состоянии, выходящем за ней из зала и узнай причину, то привел бы в чувства. Абраксас имел абсолютно необъяснимое влияние на Риддла, являясь его единственным другом, а не запуганным обожателем.       И всё же она на него злится. Разве это не он подталкивал её к Тому? Разве это не он пытался своими действиями убедить её, что Темный Лорд — хороший?       Что за мотивация была в голове у этого человека?       И почему он так глупо ошибся. Они совершенно не подходят друг другу.       — Никогда не знаешь, чье имя пригодится тебе в жизни. — на лице Абраксаса появляется усмешка в точности, как у Драко в их времени. Но в отличие от своего внука, он не кажется потерянным и уставшим, именно таким его запомнила Гермиона после шестого курса. — Так что, Джордан, ты неудачно пошутил с нашей Афелией? Почему она опять напоминает гарпию, защищающую свое гнездо?       — Хорошо, что ты к нам подсел, Малфой, — морщится Рон, но старается держать себя в руках. Ему тяжело дается отделять Абраксаса от внука. — Мы тут очень интересную тему обсуждаем…       — Замолчи! — прерывает его Грейнджер, губы складываются в тонкую линию, а в глазах загорается ярость.       — Судя по всему очень интересную… — подхватывает Абраксас. — Какая у тебя занятная книга, древние проклятья… где взяла?       — Тебя не касается. — она инстинктивно закрывает том руками, защищая, будто младенца. Но через пару секунд понимает, как глупо выглядит, совсем не так, как должна выглядеть Афелия. — Но, если ты знаешь латынь лучше меня, то можешь помочь с переводом.       — Когда в последний раз мы сравнивали наши знания латинского, это было в прошлом году, ты вряд ли помнишь, твои умения читать на нем стремились к нулю. Так что да, я вполне мог бы помочь. Ты остановилась в переводе на втором или третьем слове?       Грейнджер краснеет, сжимая кулаки. Ну почему она не могла попасть в тело кого-то, кто не забивал на учебу всю свою жизнь?       — Так что ты хотел? — она переводит тему, не дожидаясь вопроса, когда она успела подтянуть свои знания, закрывая локтем листы с переводом четырех первых глав.       — Представляешь, Джордан, я эту девушку называл два дня назад своим другом, четыре дня назад шутил с ней и поддерживал перед промежуточными экзаменами, потому что Том, надо сказать, дразнил её, что она не сдаст. А сегодня она второй день, как рычит на меня без причины. Может ты сможешь объяснить, чем я провинился? — тянет Малфой.       — Не переживай, она на всех рычит. Как думаешь, почему с ней здесь не сидит Алектус, например? Потому что она его отправила куда-то в район дома Морганы. А Диану, кажется, к василиску в пасть, что довольно глупо, он не ест своих жертв, кажется. Я бы может тоже ушел в направлении, куда она раз за разом пытается меня отправить, но у меня топографический кретинизм, так что остаюсь на месте.       — Главное, не вздумай к ней подкатывать, пока остаешься тут, у Тома очень тяжелая рука с волшебной палочкой. — понимающе кивает Малфой. — И отвратительное настроение последние два дня.       — Тома не касается, с кем и как я общаюсь. — рычит Гермиона, краснея. — Уверена, его настроение связано с провалом каких-то понятных только ему планов по захвату мира, и он даже не заметит такую мелочь, как меня, общающуюся с кем-то.       — Как хорошо ты понимаешь его натуру. — излишне наиграно соглашается Абраксас. — Он, кстати, на каникулах собирается продолжить реализацию своих планов. Искренне ему завидую, хотел бы я вместо Малфой-мэнора поехать, например, в Албанию, а может даже посмотреть на фронт своими глазами. Но, увы, я связан своей семьей, которая ждет меня дома, из которого даже в сад выходить опасно. Лучше бы остался в пустых Подземельях.       — Никто с вашего факультета не остается в школе? Удивительно, у нас человек десять минимум не собираются домой. Тишина в гостиной, что может быть лучше? — многозначительно кивает Уизли на последних словах. Его вопрос, кажется, не требует ответа от собеседников. В конце концов каждому и так понятно, что они придут к единогласному согласию. Тишина — вот за что действительно можно продать сейчас душу.       — А книга, кстати, очень интересная. Ее тяжело достать, тебе очень повезло иметь возможность прочесть её, уверен, копии не найти и в наших семейных библиотеках. — переводит тему Абраксас. — Хилл, оставим её наедине с чтением, правда?       — Только если ты покажешь мне дорогу к подштанникам Мерлина. Ты ведь туда меня послала? — уточняет Рон, вставая, и ловит дружелюбную ухмылку Малфоя.       — Предатель. — шепчет им вслед Гермиона и снова утыкается носом в страницы, но буквы расплываются перед её глазами.       Нужно срочно что-то предпринять, взять себя в руки, прекратить убиваться. Может это и к лучшему? Может просто время не хочет, чтобы они были вместе? Может не ради этого она здесь?       — Том никуда не собирается, да? — уточняет Уизли, когда дверь библиотеки закрывается за их спинами.       — Нет, он надеется на абсолютное одиночество в подземельях в этот Новый год. — как само собой разумеющееся произносит Абраксас, признаваясь в своей лжи. — Я и не рассчитывал, что ты догадаешься. Когда ты перестал витать в облаках, Хилл, и начал читать смысл между слов?       Рон не обращает внимания на его вопрос.       — Зачем тебе это? Ты ведь должен понимать, что в этом состоянии она предпочтет пустую гостиную, встрече с семьей.       — Джордан, ты бы хотел себе лидера, похожего на Грин-де-Вальда? Сильного, могущественного, беспощадного, не обремененного чувством любви, сочувствия, человечности?       Уизли не находит слов для ответа. Он стоит, замерев и даже не моргая, пытаясь понять, а не вербует ли его сейчас лучший друг Тома в ряды его же врага. Малфой — предатель, интересный поворот событий. И что тогда делать?       Вспомнить бы его историю.       — Не надо на меня так смотреть, я не хочу идти за таким человеком. Тем более, что Риддл куда сильнее и беспощаднее Грин-де-Вальда. Но если в его жизни появится любовь, мы получим не тирана и монстра, а сильного и мудрого лидера. Вот и вся моя цель. Считай, что я спасаю мир, исправляя дефект в механизме.       Могли ли так же рассуждать Драко или Люциус? Мог ли этот человек вырастить сына, слепо следующего за безумным Темным Лордом? И еще миллион вопросов крутятся в голове Рона, пока высокая фигура Абраксаса удаляется от него по коридору. На платиновых волосах играют блики света, строгая дорогая одежда, отделяющая его от магглов, отделяющая его от всех, кто не принадлежит к высшему слою магического мира. Идеально ровная спина. Все тоже самое было и у его сына с внуком. Но всё же этот Малфой был другим.       Или они все были другими?

***

      — Но ты должна поехать домой! — краснеет Алектус. — Ты бы видела нашу апельсиновую рощу, которую наша семья купила вместе с домом, когда переезжали! А какое вино делают на соседней плантации! И родители тебя ждут, ты подумала о них? Мама так любит поболтать с тобой за чашкой травяного чая перед сном, и ты папина любимица.       — Не меня и не я. — отрезает Гермиона. — Они поймут, что что-то случилось, если я приеду, поймут, что перед ними не их дочь. Я ещё не готова к встрече с ними.       — Хорошо, и что я им скажу? Как я объясню им, что тебя нет? Не могу же я сообщить им, что у них больше нет любящей дочери, а та что есть, променяла Новый год с ними на одиночество в стенах Хогвартса? — Лестрейнджа трясет. Он никогда не переживал за родителей, их чувства, к сожалению, интересовали его меньше всего. И он, само собой, считал, что это не его вина, а их неудачное воспитание. Ему не хотелось уезжать из школы в одиночестве, что-то внутри отчаянно сопротивлялось тому, чтобы оставлять сестру в школе. Или тому, чтобы оставаться одному с родителями.       — Я читала ее дневник, у них никогда не было любящей дочери. — кривит рот Гермиона, складывая руки на груди. — Сомневаюсь, что ты об этом не знал.       Лестрейндж сдается убедить её поехать, давя на тему родителей.       — Я переживаю за тебя, в Хогвартсе не так безопасно, как нам всем хочется. Мне будет спокойнее, если моя сестра будет рядом со мной на каникулах. — как можно мягче произносит Алектус. — Если и с тобой что-то случится, думаю, я сойду с ума.       — Ты самый лучший брат на свете. — она дарит ему искреннюю улыбку и обнимает. — Я вчера отправила родителям письмо о том, что у меня проблемы с учебой и я договорилась о дополнительных занятиях перед ЖАБА. — Алектус в ответ сильнее сжимает ее в объятиях, упрямства этой девушке не занимать.       — Ты действительно не хочешь ехать только из-за родителей? Ты ведь не рассчитываешь остаться здесь вдвоем с Томом? — ком встаёт в горле Гермионы. В мир вырывается сдавленный кашель, она отстраняется от брата и смотрит на него с неподдельным ужасом. — Что, я угадал?       — Нет, ты не прав. Я защищаю семью. Не надо их расстраивать. Они не заслужили этого. А Риддла здесь не будет, это точно. — она провела с этой мыслью всю ночь, весь вечер и всё утро. И даже смогла убедить себя, что её более чем устраивает, что его не будет. Нет, она вовсе не надеется, что что-то пойдет не так, и ему придется остаться в школе.       Лестрейндж старается найти на её лице хоть один намек на то, что она врет. Но в итоге приходит к выводу, что из неё получается неплохая Афелия, всё плохое Гермиона от неё точно забрала.       — Ты заботишься о родителях больше, чем их родные дети. — усмехается Алектус. — Пиши мне каждый день, хорошо? Я хочу знать все, что происходит в твоей жизни здесь без меня.       Девушка согласно кивает. Врать в письмах даже проще, чем в лицо.

***

      В тот же вечер двери Хогвартс — экспресса закрываются, громыхнув напоследок. Протяжный гудок и клубы дыма из трубы одинаковы что в сорок четвёртом, что в девяностых и Грейнджер не видит между ними ровно никакой разницы. Если закрыть глаза, можно представить в окнах Гарри и Рона, Луну и Джинни, Невилла, Дина… Она не закрывает глаза, чтобы не потерять хрупкое внутреннее равновесие.       Гермиона кутается в мантию, сжимая в руках подобие муфты. Сейчас поезд тронется и на заснеженном перроне она останется вдвоём с лесничим.       Алектус, Диана, Эдд, Вальбурга, Друэлла, Лана, Лукреция и Джордан выглядывают из окон, чтобы помахать ей рукой. Их ждёт неделя с родителями, Гермиону — неделя в библиотеке с книгами. Интересно, может получится уговорить Дамблдора посидеть за чашкой кофе? Но вряд ли профессор снизойдёт до этого, да и дел у него достаточно и без неё.       Пока снег хрустит от каждого её нового шага в сторону Хогвартса за лесничим, Гермиона думает о том, как быстро все меняется в этом году, как быстро готовы меняться люди. Словно они только вода, а каждый новый день — сосуд, который им приходится заполнять. Тревога, сменяется азартом, на место которого приходит траур, потом радость, гнев и умиротворение.       Она никогда этому не научится.       Хотя нет, что-то похожее на умиротворение разливается и в её груди сегодня утром, когда она встречается с Уильямс в коридоре, и та одними губами говорит: «Спасибо». И когда Вальбурга заливается несвойственным ей в последнее время смехом, когда она с новыми силами плетет косы первокурсницам перед поездкой домой, и, хватая метлу, выбегает на улицу, и когда играет на последней перед праздниками тренировке с особым энтузиазмом.       Умиротворение, когда Пруэтт не здоровается с Поттером, зато последний садится рядом с Уизли. Это всё само собой не случается на следующий день после праздника, нет, для этого нужно чуть больше времени, зато происходит утром перед отъездом.       Они все будто живут под девизом, что сегодняшний вечер может стать последним. И именно поэтому меняются, как вода, подстраиваясь под новые условия, чтобы чувствовать себя счастливыми.       За своими мыслями Грейнджер возвращается в пустую гостиную, проскальзывает в свою комнату и ложится спать.       К утру Хогвартс-экспресс остановится на вокзале, родители встретят своих детей и аппарируют с ними в свои убежища.       Она утром наденет легкое платье с большими цветами, которое прислала ей мама, и поднимется в Большой Зал на завтрак. Интересно, здесь на каникулах завтракают так же, как в ее времени? Гермиона с трудом может представить себе завтрак за одним столом с директором Диппетом и профессором Крэггом, с другой стороны, она бы с удовольствием пожелала приятного аппетита Глории Суам, она наверняка станет интересным собеседником.       А потом она вернется в пустую гостиную, залезет на мягкий диван с ногами, закутается в плед и проведет весь день читая.

***

      Том выходит из подземелий позже обычного, даже в не учебный день он одет в строгие штаны и чёрную рубашку, это подчеркивает одновременно и его статус старосты школы, и абсолютную непримиримость с модой магглов.       Он окидывает Большой зал взглядом, вместо столов факультетов — один большой, тянущийся от стены к стене поперек четырём столам, что стояли здесь раньше. За ним весь преподавательский состав, оставшийся в школе, человек пятнадцать студентов, из-за повседневной одежды их принадлежность к факультетам было не определить, да и не слишком хотелось. Со вчерашнего вечера Риддла не покидает дурацкое ощущение, что он упускает нечто важное, словно само пространство обводит его вокруг пальца. С этим чувством он не видит смысла вглядываться в лица людей, ему хочется вглядываться в себя, чтобы наконец понять, что не так.       Том вышагивает медленно. Отодвигает единственный свободный стул и усаживается, кивая всем присутствующим.       Накладывает в тарелку сырники, поливая их вареньем, наливает в свой кубок тыквенный сок и просит эльфов подать какао, в отсутствии тысячи студентов, чайник с ним на стол не поставили, только кофе.       Внутри зарождается беспокойство, несвойственное ему. Чужое. Словно кто-то нервничает и передаёт своё состояние Риддлу через молекулы воздуха. Он будто вдыхает чужие чувства.       Том переводит взгляд от человека к человеку, стараясь найти виновника, и наконец сталкивается с холодными глазами Афелии полными злости и негодования.       Она сидит выпрямившись, словно в ней железный стержень, что в целом привычная картина. Ее волосы убраны в хвост и перевязаны лентой. На ней платье кремового цвета с яркими цветами, квадратный вырез подчеркивает грудь, подплечники и рукава делают верх ее фигуры массивнее, чем он есть на самом деле.       Девушка кивает, сталкиваясь с зелёными глазами Тома и возвращается к еде, оставляя его с немым вопросом: что она здесь забыла, почему не уехала домой, разве она не уходила на платформу вместе со всеми, и как он не заметил ее возвращение?       Она определённо получала удовольствие в пустых Подземельях, иначе бы он почувствовал ее присутствие раньше. И она точно не знала, что он тоже остался в школе, иначе откуда столько удивления в глазах.       Диппет тихо переговаривается с профессором Суам, компания в конце стола из студентов иногда взрывается смехом. Но общей темы для разговора, оставшиеся в школе не находят.       Лестрейндж заканчивает завтракать, откладывает приборы и поднимается из-за стола. Теперь становится видно толстый ремешок, подчёркивающий её худую талию, и юбку-солнце, делающую бёдра шире. Слишком модный фасон для зимних каникул. И слишком пустой взгляд у хозяйки платья для завтрака.       Том провожает ее взглядом до самой двери, и через пару минут поднимается сам, но догнать не успевает. Она словно исчезает, растворяется в воздухе.       Он ищет ее в библиотеке, в гостиной, в учебном зале, у озера. Но не находит. Она игнорирует обед, и Риддл начинает думать, а не привиделась ли она ему сегодня утром. Может это его желание, чтобы она осталась, сыграло с ним злую шутку?       Но Лестрейндж, вопреки всему, снова появляется перед его глазами за ужином. У неё уставший вид, несколько прядей выбиваются из причёски, но платье по-прежнему выглядит прекрасно. Ее тонкие пальцы прижимают к груди старую книгу, едва ли не целиком закрывающую тело девушки.       Том наблюдает за тем, как она заходит в зал. Пересекает расстояние до стола. Отмечает, что книга в руках доставляет серьезный дискомфорт ее спине, но не дёргается, чтобы помочь. Если бы она хотела помощи, то попросила бы.       Они ужинают молча, иногда тишину прерывают фразы вроде: «Передай соль» или «Отменный пудинг, обязательно попробуй».       Когда Афелия поднимается со своего места, отложив приборы, Том тут же поднимается со своего, и следует за ней до двери в тишине, как только створки закрываются за их спинами, он догоняет ее, и теперь идёт рядом, задевая ее плечо своим.       — Тебе тяжело, давай помогу.       — Не стоит, я и без этого помню, что я слабая женщина, и ты сильнее. — фыркает Гермиона, прижимая к себе книгу. — Тем более, нам не стоит общаться, вдруг ты снова поведёшься на мои уловки?       — Лестрейндж, прекрати раздражать, просто отдай книгу. — начинает злиться Том. Он не так часто решает помочь кому-либо, и не готов принимать отказов. Тем более от Афелии, хрупкой, обиженной Афелии, идущей с книгой наперевес.       — Риддл, прежде, чем предлагать помощь, научись разговаривать. А если я тебя раздражаю, можешь пойти до гостиной другой дорогой, а лучше переехать на время каникул в другое место, чтобы мы не пересекались! — она ускоряет шаг.       — Ты ведёшь себя, как девчонка. — взрывается парень, догоняя.       — Потому что я и есть девчонка? — тут же вскипает Гермиона.       — Ладно, прости, я был не прав. — его голос звучит тише, — ты это хотела услышать? — и ещё чуть тише добавляет. — Я тебя сегодня весь день искал по всему Хогвартсу.       — Именно это, но в моей голове твое прости не звучало, как одолжение. И я весь день надеялась, что ты меня не найдёшь. — Гермиона морщит нос, словно учуяла неприятный запах, но на самом деле, всё что она чует, это свою неспособность долго злиться на Риддла.       Какого черта ей так хочется с ним поговорить, всё объяснить ему. В конце концов, она ведь и правда врёт ему, когда говорит, что она Афелия, а значит он был не так уж и не прав. Да, поставил её чувства под сомнения, да, повел себя, как идиот. Но ведь это только потому, что разговаривал он тогда с Лестрейндж, и понятия не имел и продолжает не иметь, что она совсем другой человек.       Это его не оправдывает.       Но и не отменяет того, что её всё равно продолжает тянуть к нему, как магнитом. Возьми себя в руки.       Она снова ускоряет шаг, ещё крепче прижимая к себе книгу. Том буквально рычит ей вслед.       Риддл уверен, что Афелия чувствует тоже самое, что и он: острую необходимость быть рядом. Но почему-то все равно избегает.       — Значит так, — он перестаёт отдавать себе отчёт, внутри вскипает ненависть к девушке за то, что она не признает очевидных вещей. — Тебе придётся меня послушать, Лестрейндж, потому что я в любом случае сделаю по-своему. Сейчас я заберу твою книгу, потому что тебе тяжело, а я хочу тебе помочь, потом я провожу тебя до гостиной, и мы спокойно поговорим. Ты меня поняла? — он одергивает ее за плечо разворачивая к себе. Это заставляет ее остановиться, от неожиданности, она выставляет руку вперёд, книга в одной руке сползает на бок, а потом падает.       От толстого фолианта поднимается небольшое облако пыли.       Он пару секунд смотрит на обложку. Кажется кровь в венах начинает циркулировать медленнее, а время останавливается.       — Ты снова начала интересоваться перемещениями во времени? — он щурит глаза, не отводя взгляда от книги.       Она нервно сглатывает, закусывая губу, не замечая слово «снова».       — Я продолжаю настаивать на том, что нам не стоит близко общаться. Так что это моё личное дело, которое тебя никак не касается.       — Идём. — он поднимает книгу, прижимая её к черной рубашке, не боясь, что она оставит пыльный след. Пальцы впиваются в твердую обложку, он вжимает книгу в себя, словно хочет её поглотить. Впитать все то, что есть в ней через кожу. Все то, что нашла в ней Афелия.       Кажется камин в слизеринской гостиной не гаснет никогда. Даже в гриффиндорской башне это иногда случалось, но не тут. Словно он сердце Подземелий, погаснет он, и все замерзнет. Огонь горит и сейчас, являясь единственным источником освещения комнаты в отсутствие студентов.       Но стоит двери открыться, а Риддлу с Грейнджер перешагнуть порог, как на стенах вспыхивают факелы. Будто по волшебству. Не будто, так и есть.       Гермиона щурится, инстинктивно закрывая рукой глаза после темного коридора. Здесь всё не так в отсутствие толпы студентов, снующих туда-сюда.       Том не сдерживает улыбки наблюдая, как она прячет глаза от света. Словно не была готова к тому. Впрочем, она и правда могла быть не готова. Это он каждые зимние каникулы проводил в школе в отсутствие других студентов и знал, что освещение гаснет, когда все выходят, чего почти никогда не случалось в учебное время. Она же осталась здесь впервые и ей все было в новинку.       Пару раз моргнув, Грейнджер убирает руку от лица и протягивает руки за книгой.       — Поговорим, потом отдам. — спокойно отвечает Том, не предпринимая больше никаких действий, прекрасно понимая, что вырывать том из его рук она не станет.       Она смеряет его уничтожающим взглядом, пару раз переминается с ноги на ногу.       — Знаешь, я передумала читать перед сном, лягу спать сразу, спокойной ночи! — и тут же устремляется в спальни девочек, громко хлопнув дверью за своей спиной.       В подземельях нет заклинаний на комнатах, похожих на гриффиндорские. Мальчики и девочки могут спокойно заходить друг к другу. То ли их забыли наложить, то ли не отследили, когда их действие закончилось, то ли понадеялись на воспитанность слизеринцев.       Так или иначе, ничего не останавливает Тома от того, чтобы пойти за ней следом и все-таки поговорить, несмотря ни на что. Но он продолжает стоять на месте, глядя на закрытую дверь. Секунду, две, три.       Потом подходит, опуская книгу на пол под дверью, поднимает руку, сжимая кисть в кулак, готовясь постучать.       Замирает, рассматривая свою руку, как что-то чужеродное. Быстро выпрямляется, пряча ладони в карманы. И уходит к себе.       Ты делаешь только хуже. Это всё абсолютно не то.