Осенние сумерки в Центральном парке

Он знал это ощущение кирпичной и цементной пыли между пальцев, знал ее вкус, знал, как она попадает в легкие. Он думал об этом и о неизбежных разрушениях, но ничего не происходило. *** Он смотрел на мистера Грейвза поверх дымящейся кружки кофе. Они снова сидят в кофейне, но в этот раз мистер Грейвз провел его по магической улице, втиснутой между двумя городскими кварталами. Сама по себе улица была узкой, полной маленьких магазинчиков и людской суеты. Ложка сама помешивает кофе мистера Грейвза. Удивительно, но он заказывает себе с сахаром. Ни он, ни человек, носивший его личину, никогда так не удивляли Криденса, как этот кусок сахара. Криденс пьет свой черный кофе. Мистер Грейвз ничего не говорил. Было похоже, что он раздумывал над ситуацией, обрабатывал данные, собирал пазл из кусочков, которых у него раньше не было, ставил их в нужное место и время. Возможно, обвинял себя в том, что не сделал нужные выводы. Криденс не очень хорошо его знал, но все выглядело именно так. — Я должен был догадаться, — в итоге говорит он. Значит, все-таки обвиняет. — Почему? Мистер Грейвз фыркает. — На самом деле — по многим причинам. В конце концов он делает глоток кофе и смотрит на Криденса с чем-то похожим на любопытство. — Во-первых, ты появлялся, только когда мистер Скамандер был в городе. Это должно было стать первой подсказкой. Позволить ему найти тебя. Криденс ставит кружку на стол, немного расстраиваясь, что приходится расставаться с кусочком тепла. И теперь ему незачем прятаться. Но это позволяет ему скрестить руки на столе и наклониться вперед — чтобы выглядеть более искренним. — Мне жаль, что я не рассказал вам. Он не может избавиться от чувства, что знает этого человека, что должен быть предельно честным и искренним с ним. — Я хотел, но… — шепчет Криденс. — Мне казалось, так будет лучше. Это правда. Два года назад это не остановило бы его, и он рассказал бы мистеру Грейвзу все. Все, что у него сейчас осталось, — самоуважение, и нет необходимости перегибать палку. Он не может не удивляться улыбке мистера Грейвза. Мистер Грейвз улыбается. Сердце громко стучит в груди Криденса, и в ушах шумит. — Самосохранение — это хорошо. — Да, я тоже так думаю. Криденсу не нужно одобрение мистера Грейвза. Он это знает. Но от этого ему все равно становится тепло и приятно. Мистер Грейвз улыбается. Снова. Бумажное меню принимает форму журавля и улетает на кухню. *** На следующий день Криденс возвращается в книжный магазин — забрать несколько книг из стопки. С помощью клерка ему удается найти все, кроме книги о Прибрежной Луизиане. Жалко — ему понравились шум разбивающихся волн и запах океана, который она источала, мысль о том, что вокруг еще так много неизведанного. И в магии, и в мире. В квартиру сестер Голдштейн он возвращается с охапкой книг. Тина и Ньют смеются, а Куинни помогает расставить их в его маленькой комнате в чемодане. — Ты же знаешь, у нас есть гостевая комната, — говорит ему Куинни, левитируя книги в шкаф, который Криденс с трудом смог расширить при помощи магии. Куинни с удовольствием соглашается расставить книги, пользуясь своими необычными талантами в домовой магии. Создается впечатление, что книги относятся к ней с уважением. Возможно, так и есть. — Я люблю это место. «Оно мое», — думает он, зная, что она слышит. — Я рада, что ты поговорил с ним, — говорит Куинни. На мгновение Криденса это ошеломляет — до того как он понимает, что весь день думал о мистере Грейвзе. Очевидно, Куинни услышала это. — Ты не думаешь, что это опасно? — спрашивает Криденс. Куинни улыбается своей очаровательной обезоруживающей улыбкой. Она похожа на звезду, на теплые объятия, на день, проведенный на солнце. — Любовь — опасная штука, дорогой. Но это того стоит. — Что, — говорит Криденс, чувствуя, как замирает сердце в груди. В ушах звенит. Дыхание сбивается. Машинально он выставляет перед собой руки. — Я не влюблен. Тут нет ничего общего с любовью. Эта мысль абсурдна. Во-первых, он почти не знает мистера Грейвза. Во-вторых, они оба мужчины — а это, насколько он знает, грешно. — Нет, — повторяет Криденс, мотая головой, просто чтобы убедиться, что он понятно выразился. — Конечно, дорогой, — она улыбается. — Я ошиблась. *** Слова Куинни заставляют Криденса чувствовать себя на следующий день опустошенным, как улей, из которого забрали весь мед. Это не мешает ему ждать рядом с Вулвортом темным февральским днем, но заставляет мучиться. Вместо того чтобы стоять на месте, он прогуливается, сжимая руки в карманах. — Я не был уверен, что ты вернешься, — говорит мистер Грейвз, шагая рядом с Криденсом. Другие клерки обходят их стороной, как будто мистер Грейвз опасен. Хотя это не так. — Почему я не должен был? Потому что он сделал глупость и сказал главе авроров свое имя? Потому что Куинни думает, что он влюблен? Обе причины были отличным поводом прятаться в чемодане днем. Сбежать в другую страну, другую часть мира, когда была такая возможность. Мистер Грейвз не отвечает на вопрос. — Я сохраню твой секрет в тайне. Кроме того, — говорит он, — ты до сих пор не уничтожил город, поэтому, я думаю, ты решил свою проблему. Он не называет обскура по имени. Это мило. Необязательно, но мило. Криденс кивает. Он не знает, как сказать, что он избавился от обскура, но в тоже время обскур остался его частью. Что Криденс запятнан тьмой. Он не хочет признаваться в этом мистеру Грейвзу, не хочет отличаться от других ведьм и волшебников, которых встречал ранее этот великий волшебник. Криденс зеленый новичок, он неопытен, а еще он темен, и он пуританин. Он думает, что гниет изнутри, даже несмотря на все то, чему он научился. Он не знает, как объяснить все это, поэтому не объясняет. — Хорошо, тогда я не вижу причин для волнений, — сообщает мистер Грейвз. — Поужинаем? *** Криденс больше не может брать милостыню у мистера Грейвза. Он встречает мистера Грейвза каждый день после окончания рабочего дня, потому что это предсказуемо. Потому что это правильно — завершение дня в Нью Йорке. Криденс не хочет есть и, тем более, не хочет десерта, но мистер Грейвз каждый раз настаивает на этом. Криденс не способен сказать ему «нет» — да и не хочет этого делать, и в конце концов чувствует, как приглушается чувство вины. Не придумав ничего лучше, он готовит мистеру Грейвзу булочки. Куинни и мистер Ковальски помогают ему с радостью, хотя мистер Ковальски не понимает, зачем. Криденс знает, что по-хорошему он должен сказать им — Ньюту, Тине и мистеру Ковальски, но не знает, как. Во всяком случае, пока. *** Мистер Грейвз вручает ему сверток. Они сидят на скамейке в Центральном Парке, рядом с замерзшим прудом. Сегодня там нет уток, которых можно покормить, видимо, они ушли в более теплое место, где меньше сугробов. Несколько дней назад было очень холодно, и сейчас, рядом с мистером Грейвзом, Криденс задается вопросом: как именно так получилось. Теперь ему так тепло, даже когда он находится в метре от него. Мистер Грейвз наколдовал какие-то согревающие чары, которые работали лучше, чем все те, которые когда-либо получались у Криденса. Возможно, когда-нибудь он сможет стать настолько же хорош в магии. Криденс с любопытством берет сверток. — Что это? — Открой, — говорит мистер Грейвз. — Пожалуйста, считай это моими извинениями. Криденс сразу же пытается отдать сверток мистеру Грейвзу, но тот не берет его. — Вы не должны извиняться. — В любом случае, я хотел бы извиниться. Он не уточняет ,за что именно. Как будто список такой длинный, что неловко произнести его вслух. И Криденс догадывается, что частично он состоит из вещей, которые делал Гриндельвальд, пока был под его личиной. Ему не нужно извиняться, но, возможно, он чувствует, что должен. — В конце концов, за то, что загнал тебя в угол в книжном магазине. Когда Криденс осторожно разворачивает тонкую коричневую бумагу, он с приятным удивлением находит внутри книгу, которую читал, когда мистер Грейвз обнаружил его в магическом мире. Книгу о магии Прибрежной Луизианы. — О! — говорит он, пробегаясь пальцами по изношенному корешку. Видно, что книгой пользовались с любовью. Что она старая. — Спасибо. — Вообще-то я… — мистер Грейвз делает паузу и достает из внутреннего кармана пальто еще две книги. — Вообще-то есть еще две. Он протягивает книги Криденсу, который в конце концов нерешительно берет их и замечает, что они очень похожи на первую книгу. По сути выглядят как части одной серии. — Это был набор учебников, — объясняет мистер Грейвз. — Эти два были моими любимыми, поэтому я их сохранил. Одна из книг рассказывает о магических искажениях, найденных в регионе Шенандоа, вторая — о магии на Юго-Западе Соединенных Штатов. Криденс открывает первую книгу и видит имя мистера Грейвза, написанное большими буквами на форзаце: Персиваль Грейвз, 5 курс. Криденс быстро захлопывает книгу и протягивает обе мистеру Грейвзу. — Я не могу это принять. Они принадлежат вам. — Принадлежали. И теперь я отдаю их тебе. Он говорит это мягким голосом, с которым между тем невозможно спорить. Криденс осторожно кладет их к первой книге, вместе они создают маленькую милую коллекцию. Они не слишком тонкие, из одной серии, только книги мистера Грейвза чуть менее потрепанные, чем та, которую он нашел в книжном магазине. — Где-то еще существуют другие, — говорит мистер Грейвз. — Почти всем приходилось их читать, взрослея. Я знаю, ты работаешь над своим образованием, так что воспринимай это как мой вклад в твое обучение. Это меньшее, что я могу сделать. — Зачем, чтобы я мог разрушить город? — Криденс, — говорит мистер Грейвз искренне и тепло, — ты чудо. Ты не должен был выжить, но ты выжил. Нет, даже больше, ты родился заново. Это так похоже на то, что говорит Ньют: он необычен. Криденс не знает, что отвечать, не знает, как перестать краснеть, поэтому он просто кивает. Когда он тем вечером возвращается домой, то читает все книги, которые ему дал мистер Грейвз, от корки до корки, не останавливаясь, до самого раннего утра, пока к нему под бок не приходит ниффлер. — Где ты был все это время? — спрашивает его мистер Грейвз за чашечкой кофе. Он лениво выбирает пирог — какую-то сладкую фруктовую штуку, которую Криденс считает слишком сложной. Если честно, в этом заведении все слишком. Он даже прилично одевается по просьбе мистера Грейвза, которую он озвучил, когда услышал, что Криденс скоро уедет на месяц или даже больше. У Криденса не так уж много одежды — путешествия с Ньютом и погоня за тварями не способствуют этому. Но мистер Грейвз дает ему галстук и терпеливо ждет, пока Криденс пытается пригладить непослушные волосы. — Юта, — говорит Криденс. Если честно, он одновременно и хочет, и не хочет ехать. Ему очень хочется увидеть больше Соединенных Штатов — но часть его знает, что он будет скучать по жизни в Нью-Йорке и людям, с которыми общается. Он любит проводить время с Ньютом и его питомцами, но знает, что будет скучать по готовке с Куинни, разговорам с Тиной, выпечке вместе с мистером Ковальски и по встречам с мистером Грейвзом. Если честно, он совсем не понимает, почему мистер Грейвз тратит на него свое время. Он не заставляет его что-то учить или делать, не расспрашивает Криденса об обскуре — он настаивает на том, что ему просто приятна компания Криденса. Криденс на самом деле не понимает, в чем выгода мистера Грейвза, еще один рот, который надо кормить (он твердо отказывается от денег Криденса), но Криденс не жалуется. Ему по-настоящему нравится мистер Грейвз, нравится проводить с ним время. Он заставляет Криденса чувствовать себя особенным, ничего не требуя взамен. Поэтому Криденс не спрашивает его — по большей части потому, что он не хочет, чтобы мистер Грейвз передумал. Он не хочет услышать, что мистер Грейвз чувствует себя обязанным проводить с ним время, хотя он знает, что это самая вероятная причина того, что мистер Грейвз видится с ним. Но сейчас он может просто наслаждаться их совместным времяпрепровождением, пребывая в блаженном неведении. — Чудесная часть мира. Очень не похожа на Нью-Йорк, — говорит мистер Грейвз. Криденс кивает. — Мы поедем в Брайс-Каньон. Ньют показывал мне фотографии — очень интересное место. Огромные горы, растущие из земли, очень чуждые, очень необычные. Ньют назвал их эоловыми столбами. Они будут искать перья, остающиеся от магических птиц после линьки. Эти перья используются во многих лекарственных зельях. Мистер Грейвз кивает. — Я никогда там не был. Надеюсь, тебе понравится. Он улыбается — это то, к чему Криденс все еще не может привыкнуть. Настоящий мистер Грейвз так отличается от Гриндельвальда под его личиной, что это не должно удивлять, но улыбка мистера Грейвза все равно выбивает Криденса из колеи. — Привезешь мне какой-нибудь сувенир? Это такая странная просьба, что на какое-то мгновение Криденсу кажется, что он ослышался. — Что? Мистер Грейвз не выглядит взволнованным, но похоже, что он очень тщательно выбирает слова. Тщательнее, чем обычно. Он всегда говорит понятно. — Если это причинит слишком много неудобств, не надо. Но если ты найдешь что-нибудь, что покажется тебе интересным, если привезешь с собой, то я хотел бы поставить это в своем кабинете. Криденс зажмуривается. — Хорошо. Он старается убрать вопросительную интонацию из голоса. Криденс не понимает — зачем, но, видимо, у мистера Грейвза есть свои причины. Он упоминал, что пытается убраться в своем кабинете, возможно, сделать ремонт, а потом заполнить его новыми вещами, новыми воспоминаниями. Криденс будет счастлив помочь ему в этом. — Конечно. После ужина мистер Грейвз аппарирует их в аллею напротив квартиры сестер Голдштейн. — Спасибо за ужин, мистер Грейвз, — говорит Криденс. Ему все еще сложно встречаться с ним взглядом, не потому, что Криденс воспринимает его как незнакомца, а потому, что всякий раз, когда он это делает, Криденс чувствует себя немного потерянным. Когда Криденс слишком долго смотрит на мистера Грейвза, он вспоминает, насколько тот притягателен, и как легко вся жизнь Криденса стала вращаться вокруг него. Иногда это головокружительно. Какое-то время мистер Грейвз молчит. Потом протягивает руку к лицу Криденса. Настолько знакомое движение, благодаря другому мистеру Грейвзу, что Криденс не может не наклониться к нему в надежде на прикосновение. Рука мистера Грейвза слегка задевает его скулу и волосы, а потом он отодвигается, опускает руку и одергивает лацканы. Как будто он и планировал это сделать с самого начала, только немного промахнулся. Сердце в груди Криденса стучит громко и беспокойно. Его кожа пылает там, где до нее дотронулся мистер Грейвз. Горит в месте прикосновения. Обжигает. — Хорошего путешествия, Криденс, — говорит мистер Грейвз. И прежде чем Криденс успевает что-то сказать, аппарирует прочь. *** Криденс не знает, что привезти мистеру Грейвзу из Юты. Брайс-Каньон — прекрасное место, но это не значит, что там полно сувениров. Криденс сдается и покупает почтовую открытку у не-магов. Неплохая, но ей не хватает движения, которое может привлечь внимание, как в магическом мире. На обороте он пишет: «Думаю о вас» — лучшее, что он может придумать. Он не может стереть слова, написанные чернилами, но он может пролить на них чернила. Это скрывает все улики... Чего бы то ни было. Больше всего это похоже на глупость. Под пятном он пишет «извините» и не позволяет себе больше об этом думать. Они находят перья. Криденс обнаруживает их первым, учитывая, что птицы, кажется, его любят. После долгой дороги вниз по каньону они оказываются у подножья. Эоловы столбы — огромные, неземные столбы оранжевого цвета — возвышаются над ними, отбрасывая приятную тень. Такой ландшафт Криденс раньше не видел, но он немного напоминает небоскребы в тех местах, где он вырос. Ньют и Криденс только начали осматриваться, когда Криденс слышит мягкий свист рядом с ухом и ощущает болезненные укусы существа, впившегося когтями в его плечо. — Криденс, — говорит Ньют, — не двигайся. Долгое время Криденс не шевелится. Он знает, как легко можно напугать некоторых магических существ, знает, что иногда испуг может привести к ужасным последствиям. Он помнит это чувство со времен обскура. Иногда он думает, что боится испугаться, боится последствий, которых больше нет. В конце концов, он делает глубокий вдох и поворачивает голову. Чтобы столкнуться лицом к лицу с птицей, которую они искали. Она распушает свои оранжево-ржавые перья и, когда они встречаются взглядом, перья меняют свой цвет на более светлый, но птица не улетает. Это красивая птица, насколько она может быть красивой. Не слишком большая, с оперением, отлично подходящим для маскировки в красно-оранжевой пустыне. А хвост делает ее бесподобной — бирюзовый и длинный, он ниспадает по спине Криденса. Птица издает переливчатую трель, как будто понимая, о чем думает Криденс, и спрыгивает на землю, чтобы порыться в траве. Несколько часов Ньют и Криденс ищут длинные бирюзовые перья в зарослях полыни — как говорит Ньют, именно они годятся для лекарственных зелий, — но им удается найти всего несколько штук. Птица какое-то время прыгает рядом, с любопытством наблюдая, как они роются в грязи и растениях, а потом улетает обратно, к одному из столбов. Чуть позже она возвращается с пучком перьев в клюве. Все они длинные и бирюзовые, красиво переливаются на концах как у птицы кетцаля. Они выглядят намного лучше, чем те, которые до этого нашли Ньют с Криденсом. Птица парит в воздухе перед Криденсом, пока Ньют не подсказывает ему протянуть руки. Как только он это делает, птица кладет туда перья и с гордым видом опускается к нему на плечо. — Спасибо, — говорит Криденс. Позже прилетают еще птицы, и все кладут выпавшие перья Криденсу в руки. — Должно быть, они хранят их в своих гнездах, — предполагает Ньют, он выглядит одновременно ошеломленным, сбитым с толку и напуганным. Криденс не может его винить — он не ожидал этого и был удивлен тем, с каким почтением птицы приносили им свои дары. — Они невероятно щедры, — говорит Криденс после того, как благодарит очередную птицу. Самая первая уже улетела — из всех она была самой дружелюбной, но, кажется, они все по какой-то причине относились к Криденсу с благодарностью. Они приближались к нему и чирикали на прощанье перед тем, как улететь к столбам, где они живут. В конце концов, подарки заканчиваются. Криденс помогает Ньюту собрать их в обратный путь. Жара достигает своего пика — они пьют чай в чемодане Ньюта и кормят существ. Когда Криденс снова высовывается из чемодана, то сталкивается лицом к лицу с самой первой птицей. Она сидит на камне рядом с чемоданом и, кажется, их ждет. Она щебечет. Наклоняется, чтобы поднять в клюве маленькое перо цвета ржавчины, и прыгает с ним к Криденсу, пока он выбирается из чемодана. — О, — говорит он, когда птица приземляется ему на руки и кладет перо в ладонь. — Это мне? Она щебечет, раздуваясь почти в два раза. Перо очень красивое благодаря своей простоте — длиной в несколько дюймов, красное, как земля вокруг. Когда Криденс берет его, оно переливается золотом в солнечных лучах. — Какое красивое, спасибо. Он наклоняет голову. Птица отвечает ему тем же и улетает. — Кажется, у тебя появился друг, — говорит Ньют, вылезая из чемодана. — Ты готов отправиться в обратный путь? Первое, что говорит мистер Грейвз при виде Криденса, ждущего его неподалеку от Вулворта, это: — Ты загорел. Второе, что он говорит, откашлявшись сразу же после этого: — Как поездка? Криденс чувствует, как после первой фразы кровь приливает к его щекам, хотя он знает, что эта фраза просто формальность. Тот факт, что мистер Грейвз видит его и не смотрит мимо, как большинство людей, озадачивает. Шокирует. Обезоруживает. Тот факт, что мистер Грейвз смотрит на него, заставляет Криденса чувствовать тепло. Он не знает, что делать с этим чувством, поэтому по большей части его игнорирует. — Все прошло хорошо, — говорит Криденс, позволяя себе рассматривать открытую шею Грейвза. Его вечернюю щетину. То, как его воротник идеально подходит к лацканам пальто. — Продуктивно, — говорит он. Мистер Грейвз сглатывает, и Криденс начинает изучать тротуар. — Я понравился птицам. Правда, не знаю, почему. Он чувствует, как ему на спину опускается рука, и мистер Грейвз подталкивает его к тротуару. — Ты можешь рассказать мне об этом за ужином, — говорит мистер Грейвз. Криденс сглатывает, чувствуя в горле тугой комок. Он еще помнит солнечный поцелуй на своих щеках, теплый и долгий. Сейчас, когда мистер Грейвз знает, кто он, они ужинают в разных местах. Чаще всего они ходят в магические заведения, где по залам летают меню, где мистер Грейвз свободно использует магию, где разрешен алкоголь. Где мистер Грейвз подталкивает Криденса к разговору. — Поживи немного, — всегда говорит мистер Грейвз. Криденс хотел бы знать, может, это его новая философия жизни, возможно, она появилась после того, как мистер Грейвз провел столько времени в плену, когда у него появился новый жизненный путь. Он всегда настаивает, чтобы Криденс пробовал десерт, чтобы пил кофе с сахаром и сливками, пробовал неприлично дорогой виски не-магов. Не то чтобы он заставлял Криденса много пить — он просто и точно заметил, что Криденс отказывается от того, что сам он считает невероятно прекрасным. Сложно расставаться с собственными привычками, но он замечает, что когда мистер Грейвз предлагает что-то, ему очень сложно сказать «нет». Приятно иметь повод заботиться о себе. Причину не винить себя в том, что делаешь что-то, что тебе нравится. Криденс думает, что мистеру Грейвзу просто нужна компания, в которой он может потакать своим маленьким слабостям, — и Криденс счастлив, что может ему в этом помочь. Криденсу нравится наблюдать, как мистер Грейвз заказывает очередной необычный десерт и выглядит при этом неприлично счастливым. Мистер Грейвз всегда так серьезен, и это так мило — видеть его расслабленным. После того, как Криденс выпивает кофе с добавлением ароматного ликера, кровь приливает к его щекам, а тепло — к желудку, и он протягивает через стол открытку мистеру Грейвзу. С алкоголем все становится немного проще — звуки окружающего мира вокруг него сливаются в приглушенный шум, его мысли спокойны, и он начинает чуточку меньше нервничать из-за мистера Грейвза. Поэтому вместо того, чтобы смущаться из-за того, что он написал на карточке, он просто гордится тем, что отдал ее, даже несмотря на гигантское чернильное пятно на обороте. — О, — говорит мистер Грейвз, взяв карточку в руки. Он выглядит по-настоящему удивленным. — Я не был уверен… — он замолкает, смотрит на карточку, а потом, встречаясь с Криденсом взглядом, говорит: — Спасибо, Криденс. Это звучит так искренне, так благодарно, что Криденс не может не покраснеть. — Вообще-то я … — Криденс кладет руку в карман, дотрагиваясь до оранжево-красного пера, которое подарила ему птица. Он достает его и протягивает через стол, держа кончиками пальцев. — Вообще-то я хотел отдать вам и это тоже. Мистер Грейвз забирает у него перо и задевает пальцами пальцы Криденса, и его руки теплые, оставляющие тепло даже после того, как он отводит руку. — Одна птица отдала мне его, — объясняет Криденс. — Я не мог его просто взять. Но он чувствует, что поступает правильно, отдавая его мистеру Грейвзу. У Криденса не так много личных вещей. У него есть комната в чемодане, полная книг, и новая одежда, но нет места, где хранить перо. Или любые другие сувениры, на самом-то деле. Он не сможет найти достойное место для этого пера. Но дело не в этом. У него есть одна особенная вещь, и он хочет отдать ее мистеру Грейвзу. Он загорается этой идеей. — Мне хочется, чтобы оно было у вас, — в итоге говорит Криденс. Мистер Грейвс какое-то время изучает его, потом смотрит на перо и снова на Криденса. После чего широко улыбается, и Криденс чувствует, что от этой улыбки его сердце тает. Оно гулко стучит у него в груди, а вокруг воцаряется гробовая тишина. Внезапно он не может сосредоточиться ни на чем, кроме мистера Грейвза, как бы ни старался. — Спасибо, Криденс. Я положу его на почетное место в кабинете. Криденс с трудом сдерживается. Так много всего, так много слов хочет сорваться с языка. Вместо этого он спрашивает: — А если кто-нибудь спросит, что это? Или — где вы его взяли? Он знает, что в МАКУСА в конце концов узнают о его существовании, но пока не готов к этому. Он не готов проводить время с кем-то, кроме мистера Грейвза и Ньюта с друзьями. — Я просто скажу, что это подарок от кого-то особенного. Это все, что им нужно знать. Криденс знает, что на самом деле это не имеет значения, не найдется глупцов, которые решатся задать мистеру Грейвзу вопрос о чем-либо, находящемся в его офисе, тем более, таком безобидном предмете, как перо. Все складывается удачно. Слова мистера Грейвза о том, что он особенный, все еще заставляют его краснеть. — Ты на самом деле загорел, — замечает мистер Грейвз, — у тебя появились веснушки. Это замечание плохо помогает Криденсу в борьбе с румянцем на щеках. Одно дело — знать, что мистер Грейвз замечает его, другое дело — знать, что он так пристально рассматривает Криденса, что видит даже веснушки. Этот факт согревает его. Он винит во всем алкоголь, даже зная, что основной причиной является внимание. Криденс делает большой глоток кофе с ликером, допивая кружку до дна. Жидкость согревает горло, проваливаясь вниз, но это, по крайней мере, отвлекает. Кружка звенит, когда он ставит ее на блюдце. — Или, возможно, это просто из-за алкоголя, — мистер Грейвз улыбается, видя что Криденс допил свой послеобеденный напиток. — Может, стакан воды? Мистер Грейвз взмахивает палочкой, стакан Криденса наполняется из кувшина с ледяной водой. Криденс сглатывает, чувствуя сухость в горле. Лицо все еще горит. — Да, наверное, — говорит он и делает большой глоток. Вода холодит язык. Ледяная жидкость приятно скользит вниз по горлу, охлаждая его изнутри. Взгляд мистера Грейвза прикован к его горлу. Криденс делает еще один глоток воды, на этот раз более медленно, и мистер Грейвз отводит взгляд. — Счет, я думаю, — говорит мистер Грейвз. Счет-колибри подлетает к столу. Он разворачивается перед мистером Грейвзом, и тот начинает отсчитывать нужную сумму, достав деньги из кошелька. Неторопливо, но явно планируя уйти. Криденс не готов к ужину и к тому, что ночь должна закончиться, но он знает, что мистер Грейвз — важный человек с напряженным графиком и работой по утрам. Криденс знает это. Но он все равно не готов сказать «до свидания». Наверное, ему нужно было растягивать свой напиток как можно дольше. Пока мистер Грейвз занят, Криденс наблюдает за ним без своей обычной скрытности. На мистера Грейвза легче смотреть, находясь под действием алкоголя, чувствуя себя менее застенчивым и менее осторожным. У мистера Грейвза приятные очертания, особенно когда они приглушены вечерними тенями. Тем более при тусклом свете в ресторане. В его лице есть что-то такое, что заставляет Криденса рассматривать его и запоминать каждую черту, чтобы даже с закрытыми глазами видеть его идеальный образ. Когда мистер Грейвз заканчивает, он поднимает голову и встречается взглядом с Криденсом. На этот раз Криденс не отводит взгляд. Смотреть в яркие янтарные глаза мистера Грейвза очень волнительно. Какое-то время они просто сидят и смотрят друг на друга. Мистер Грейвз первый разрушает это, вздыхая и делая глоток воды перед тем, как встать. — Пора идти домой, — говорит он. Криденс кивает и встает. Именно тогда он ощущает, что немного пьян, и не может сдержать смешок, который срывается с его губ, когда у него начинает кружиться голова. Прежде чем Криденс успевает что-то понять, мистер Грейвз оказывается рядом и помогает ему надеть пальто. Криденс втискивается в свое пальто и замирает под тяжелым ощущением ладоней на своих плечах, продлевая контакт, насколько возможно. Мистер Грейвз всегда слишком осторожен и не касается его лишний раз, не позволяет прикоснуться ему. Это одно из серьезных различий между этим человеком и другим мистером Грейвзом, который не ограничивал себя в прикосновениях, зная, как Криденс жаждет этого. Сейчас Криденс понимает, что это было манипулирование, но он позорно скучает по этому, теплу и прикосновениям другого человека. В его жизни все еще недостаточно прикосновений, но все-таки они есть. Ньют обнимал его раньше, когда Криденс делал что-то выдающееся, — но Ньют сам по себе не сильно любит выражать эмоции таким способом. Он сдержан даже рядом с Тиной, которая ему очень нравится. Куинни единственная, кто прикасается к Криденсу, возможно, потому что знает, что ему это действительно нужно. Но это не совсем так, когда кто-то крепко обнимает тебя и прикасается теплыми руками к лицу. Мистер Грейвз осторожен. Иногда настолько, что это бесит. Возможно, поэтому Криденс позволяет себе стоять, немного пошатываясь. Он точно знает, что не должен так делать, но все равно делает. Руки мистера Грейвза успокаивают его. Он смеется, и его голос раздается прямо над ухом Криденса. — Прости, я не думал, что ты так быстро все выпьешь. Надо было настаивать на большем количестве воды. Мистер Грейвз кладет руки Криденсу на плечи. — Я забыл, что ты не так уж и часто пьешь. — Извините, — говорит Криденс. Его лицо пылает — да, из-за алкоголя, но по большей части из-за рук мистера Грейвза у него на плечах, из-за своих не совсем искренних действий, которые очень похожи на ложь. Он должен чувствовать себя плохо, должен чувствовать горечь во рту, но сейчас Криденсу все равно. Особенно когда мистер Грейвз обнимает его за плечи и подталкивает наружу. Криденс останавливается, когда они выходят из ресторана, и он чувствует тротуар под ногами. — Мы можем погулять? — быстро спрашивает он до того, как мистер Грейвз успевает что-то сделать. — Это не очень далеко. Криденс не хочет, чтобы ночь заканчивалась, не хочет, чтобы мистер Грейвз аппарировал его обратно к сестрам Голдштейн, не хочет прощаться. На улице не слишком холодно. Но Криденс все равно дрожит, когда мистер Грейвз сжимает его плечо. — Хорошо, — говорит мистер Грейвз, но слишком быстро прячет руки в карманы и шагает перед Криденсом. Когда он смотрит на Криденса, по его лицу невозможно ничего прочесть, что разочаровывает, но не удивляет. Криденс хотел бы знать, раздражен, устал или доволен мистер Грейвз, но он не знает. Все, что он знает, - что мистер Грейвз осторожно снимает с себя шарф и повязывает его на Криденса и мягко заправляет его под пальто. Он наклоняется настолько близко, что Криденс может почувствовать дыхание мистера Грейвза на своем лице и учуять запах пирога и кофе, которые были у мистера Грейвза на десерт. Криденс хочет стать еще ближе, хочет разделить на двоих не только одно дыхание, но не может. Он не может двигаться. Он чувствует себя ледяной статуей — пылающей статуей. — Я просто не могу позволить тебе гулять без шарфа, — говорит мистер Грейвз. — Я заметил, что ты забыл свой. Надеюсь, этот подойдет. Он последний раз поправляет шарф и предлагает Криденсу руку, как джентльмен предлагает даме. — Приступим? — спрашивает мистер Грейвз. Этот жест заставляет Криденса покраснеть еще сильнее, заставляет замереть его сердце. У него перехватывает дыхание, и он просто кивает, не доверяя голосу. Мистер Грейвз провожает его домой, теплый и надежный. Он держится близко, возможно, потому, что считает, что Криденс может пошатнуться или у него может закружиться голова из-за выпитого алкоголя. На самом деле Криденс чувствует себя даже лучше, чем обычно, он избавился от излишней зажатости. Конечно, ему проще облокачиваться на мистера Грейвза и иногда класть голову ему на плечо — но он в порядке. Он еще не настолько забылся. Если честно, он хочет, чтобы с мистером Грейвзом всегда было так легко. Он хочет, чтобы мистер Грейвз всегда был так же близко, и взаимодействие с ним было таким же открытым и явным. Но это — только сейчас, и потому Криденс не отказывает себе в удовольствии и впитывает все прикосновения, пока может. Криденс ежится и кутается в шарф, прячась от ветра, и чувствует запах мистера Грейвза. Сейчас он намного ярче, чем когда Криденс носил пальто мистера Грейвза, — сейчас он везде. Это очень похоже на то, как если бы он прятал лицо на шее мистера Грейвза и дышал им. Запах успокаивает, согревает, придает сил. Возможно, от него голова кружится сильнее, чем от алкоголя. Когда ветер усиливается, завывая между небоскребами, мистер Грейвз обнимает его за плечи. Он крепко держит Криденса теплой рукой. Не давая ветру сбить его с ног. Иногда мистер Грейвз порывается погладить его по плечу, но сразу же останавливается — мистер Грейвз только сгибает пальцы, чтобы они совсем не замерзли. Несмотря на холод, никто из них не заговаривает про аппарацию. *** Прогулка заканчивается слишком быстро. Когда Криденс видит очертание здания, где живут сестры Голдштейн, он начинает размеренно дышать. Он не готов к тому, что эта ночь закончится, даже если учесть, что при желании он может увидеть мистера Грейвза завтра. И послезавтра. И после-послезавтра. Этого недостаточно. Поэтому, когда мистер Грейвз останавливается рядом с дверью, Криденс знает, что должен действовать быстро. Не успев подумать, он поворачивается и обнимает мистера Грейвза, уткнувшись лицом ему в шею. Губы рядом с кожей, запах мистера Грейвза и дыма обволакивает его. Это настолько хорошо, настолько правильно, что Криденс не может поверить, что он так долго тянул и не решался сделать это первым. Он скучал по этому. — Спасибо, — Криденс шепчет в горячую шею мистеру Грейвзу. — Спасибо за все. Он знает, что его голос почти не слышен, но ему все равно — ему слишком хорошо, чтобы двигаться. Ему просто надо сказать это вслух — не только мистеру Грейвзу, но и вселенной. Криденс настолько благодарен, настолько признателен за то, что выжил, и особенно за то, что он смог узнать мистера Грейвза. Только вот сам мистер Грейвз совершенно неподвижен, если не считать поглаживания его руки вниз по спине Криденса в тот момент, когда Криденс обнимает его. Он недвижим как ледяная статуя. Криденс чувствует, как в груди зарождается паника. «О нет», — думает он. Внезапно объятия перестают успокаивать и вместо этого напоминают о том, где его место. Это не мистер Грейвз, обхватывающий ладонями лицо Криденса, не мистер Грейвз, осторожно обнимающий Криденса. И, в конце концов, не имеет значения, что это было всего лишь манипулированием. Единственное, что важно: это не тот мистер Грейвз, который так легко и свободно прикасался к Криденсу. И это не то, что Криденс мог себе позволить. Криденс сразу же отскакивает назад, разрывая контакт. Тьма и паника запускают когти в его грудь, но они не могут вылиться ни во что большее — никогда больше не смогут, даже если бы он захотел. Им остается только разъедать его внутренности и ворочаться в животе. Было бы проще, если бы он просто мог выпустить все это наружу, правда? — Криденс, — начинает мистер Грейвз, по его виду невозможно что-то понять. Единственное, что может сказать Криденс, — мистер Грейвз выглядит очень усталым и не желает что-то говорить. Криденс знает это чувство, он не думает, что сможет подобрать слова. Криденс делает один шаг назад, и мистер Грейвз не идет за ним. Кажется, он врос ногами в тротуар. В этом нет никакой необходимости, думает Криденс, теперь слова будут только приносить боль. Он не хочет вспоминать, что это не тот мистер Грейвз, что прикосновения Криденса нежелательны и незнакомы. Мистер Грейвз протягивает руку, пытаясь снова назвать Криденса по имени. Он выглядит больным, как-будто что-то сдерживает его. Криденс не хочет такой доброты, это жестоко. Кроме того, он не может ее принять. Не сейчас, когда он чувствует себя настолько хрупким и его внутренний мир рассыпается на части. Вина, разочарование, отчаяние — все это бьет по нему сокрушающей волной, затягивая и утягивая за собой. — Простите, — говорит Криденс быстро. Обжигающие слова срываются с его губ перед тем, как он разворачивается и убегает в освещенный вестибюль здания, где живут сестры Голдштейн, оставляя мистера Грейвза стоять с вытянутой рукой. Быстрее, чем он может осознать, он оказывается в теплых внутренностях здания, а ноги быстро несут его вверх по ступеням. Настолько быстро, насколько он может бежать от собственных чувств. На мгновение ему кажется, что лучше было бы сбежать на улицу, чем карабкаться наверх. Он хочет уйти далеко, даже зная, что у мистера Грейвза будет меньше возможности пойти за ним. Только когда он добирается до их двери и облокачивается на нее, задыхаясь от бега и слез, Криденс понимает, что совершил серьезную ошибку: на нем все еще шарф мистера Грейвза. *** — О, дорогой, — говорит Куинни, когда ловит его рано утром на кухне с кружкой чая в руках. Он прислоняется к окну и смотрит на светлеющее городское небо, рядом с ним летает маленькая горящая свеча. Так легко заставлять вещи гореть рядом с собой, хотя сейчас свеча двигается немного лениво и меланхолично покачивается в воздухе — как будто его магия зависит от его настроения. Скорее всего, так и есть. К тому времени его чай стал чуть теплым. Он сделал не больше одного глотка, но все равно допьет его до конца, чтобы не выливать. Куинни подходит к нему. Она одета в ночную рубашку, шелк изящно облегает ее хрупкие плечи. Мгновение Криденс завидует ее выдержке и способностям. Она маленькая, но невероятно красивая. А он просто тощий и нескладный. Она может выглядеть утонченно даже с рюкзаком, а он чувствует себя уродливым и недостойным в повседневной одежде. Куинни может получить любого человека, только поманив пальцем, неважно, кто это будет, мужчина или женщина. Она смеется, и Криденс краснеет. — Это не совсем так, дорогой. Ты мне льстишь! Несмотря на чары, защищающие спальни от шума на кухне и в гостиной, она понижает голос, чтобы создать иллюзию секретности. Криденс ценит это. Какое-то время Куинни ничего не говорит, просто составляя ему компанию. И левитирует немного сливок и сахара в чай Криденса, успевая раньше, чем Криденс начинает возражать. Он выпивает почти половину чая, когда она подходит ближе и поправляет шарф у него на шее. — Тебе придется что-то с этим делать, — говорит она. Он кивает. Боже мой, он знает это. — Ты не можешь оставить человека зимой без шарфа, даже несмотря на то, что весна уже на подходе, — говорит она. — Дорогой, ты просто обязан поговорить с ним. Я знаю, что ты не хочешь, но некоторые вещи нельзя оставлять невысказанными. Криденс вздыхает. — Я знаю. Он просто… — Криденс замолкает, чувствуя, как ком в горле мешает ему говорить. Он не хочет начать задыхаться, не хочет показывать Куинни, насколько он сходит с ума из-за всей этой ситуации. Он не хочет признаваться себе, насколько ему больно из-за того, что мистер Грейвз не захотел обниматься, что он ошеломленно застыл. Даже в глубине души он не хочет признавать, что Криденсу только это и было нужно от их встреч. Он знает, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, что он не заслуживает счастья, которое нашел. Он не хочет говорить об этом, но не может нести эту ношу сам, поэтому беспорядочно думает в сторону Куинни. Он удивляется, когда она крепко и нежно обнимает его. — Ты заслуживаешь счастья, — говорит Куинни, мягко целуя его в макушку. — Все заслуживают, Криденс, но ты особенно. — На самом деле нет, — говорит он, веря в каждое свое слово. Не может такого быть, что он заслуживает то чувство, которое появляется в его груди каждый раз, когда мистер Грейвз прикасается к нему — слишком много причин, из-за которых его просто не может там быть. Не говоря уже о его прошлом, разрушениях и людях, которых он убил. О боже. Криденс всхлипывает, задыхаясь из-за чего-то похожего на рыдания и обжигающего горло. Он не хочет плакать, но нежные поглаживания Куинни по спине вытаскивают эмоции наружу. Все выглядит таким расплывчатым, таким реальным. — Любовь — это любовь, — говорит Куинни, — неважно, для кого и как она проявляется. Ты не можешь бороться с этим, когда это правда. Она проводит пальцем по его щеке, вытирая слезу, которую он даже не замечал. — Я не… — возражает Криденс, чувствуя лживость своих слов. Безвыходная ситуация. Куинни мягко и понимающе улыбается. — Я знаю, дорогой. Я просто говорю, что ты точно это заслужил. Ты заслужил каждый кусочек счастья, который может подарить этот мир. Так что перестань сопротивляться, хорошо? После этих слов она целует его в щеку и забирает полупустую кружку чая. — А теперь пора идти спать. Что скажешь? Криденс не может не улыбнуться в ответ, пусть даже это только намек на улыбку. Она настолько сильно излучает счастье, что он чувствует, как приподнимаются уголки его губ. Она — хороший друг. Криденс не знает, что бы он без нее делал. — О, многое! — говорит она, левитируя два стакана с каким-то крепким напитком, возможно, коньяком, смешанным с какао и сливками. Криденс делает глоток и чувствует облегчение. Легко пьется, холодный и очень вкусный. — Спасибо, — говорит Криденс. Он так благодарен за то, что эти чудесные люди есть в его жизни. Он счастливчик. Даже если Куинни говорит, что он заслуживает это, он все равно чувствует себя, как будто выбирается из смоляной ямы — глубокой и липкой. — Ты чудо, Криденс. Ты хороший человек. Никогда не забывай это, — говорит она, в последний раз обнимая. — Ты должен вернуть этот шарф завтра, или я расскажу Ньюту, как ты стащил у Якоба булочки ниффлеров… Криденс смеется — он ничего не может с этим поделать. Она такая серьезная, но он знает, что они оба таскают пирожные и кусочки сдобы, так что это сомнительная угроза. — Хорошо, — говорит он, хотя хочет не только избежать встречи, но и сохранить шарф. *** Утром Криденс спокойно завтракает с Тиной, съедая булочку с кофе. Куинни тихонько поет в другой комнате, как обычно заставляя танцевать в воздухе стирающееся белье. Ньют, должно быть, проводит время с тварями, а мистер Ковальски печет. Шарф мистера Грейвз лежит рядом, и Криденс смотрит на него нервно и выжидательно. К несчастью, это только привлекает внимание Тины. Криденс может видеть, как она думает и делает выводы. — Это… — она замолкает, переводя взгляд с шарфа на Криденса и обратно. В конце концов она отпивает кофе и кивает. — Конечно, это он. — Он вернет его сегодня, — поет Куинни из другой комнаты. Тина быстро поворачивается в ее сторону, но в этом движении нет ни злости, ни волнения — по крайней мере, Криденс этого не замечает. — О, так ты знала об этом? — Я все еще здесь, — напоминает Криденс. — Тина просто расстроена, что узнает об этом последней, — говорит Куинни. До того, как Тина успевает сказать, что это неправда, Куинни добавляет: — Если тебе полегчает, то мистер Скамандер все еще не в курсе. — Пожалуйста, не говорите ему, — говорит Криденс, чувствуя, что больше не является частью их разговора. Может, и с самого начала не являлся. Тина поворачивается к нему с серьезным выражением лица. — Как это случилось? Грейвз знает, кто ты на самом деле? Ты случайно столкнулся с ним или преследовал? Так много вопросов и так быстро, что Криденс не знает, что ответить, не знает, как начать разговор. — Расслабься, Тини. Криденс может позаботиться о себе, — говорит Куинни, облокачиваясь на кухонную дверь. — Как долго это продолжается? — Тина, — твердо говорит Куинни, прерывая допрос. А потом обращается к Криденсу: — Она не сильно расстроена, просто беспокоится о тебе, дорогой. Тина только вздыхает и начинает все сначала, на этот раз ее тон мягче. — Итак, как долго это продолжается? — М-м-м… — говорит Криденс. Слишком давно. Он отпивает кофе и обнаруживает, что он закончился. — Не так давно? — говорит он. Криденс не хочет, чтобы это выглядело вопросом, но именно так оно и звучит. — Он знает, кто ты? — уточняет Тина. — Я спрашиваю не из любопытства, — это адресовано больше Куинни, — нам надо знать, кто еще знает о тебе. — Да. Я сказал ему. Это больше похоже на исповедь. Тина снова вздыхает. — И ты снова с ним увидишься, — говорит она, показывая на шарф. — Я должен вернуть ему шарф. — Просто… будь осторожен? Криденс кивает. Ему не нравится мысль, что Тина злится на него, но он доверяет Куинни и ее словам, что это не злость, и Тина просто волнуется. Но даже когда он кивает, он знает, что нет необходимости обещать быть осторожным, у него нет ни единого шанса пострадать. Мистер Грейвз не похож на Гриндельвальда и он не манипулирует Криденсом, как это было раньше. Во всяком случае, он подобрался слишком близко к мистеру Грейвзу. Вторгся в его жизнь. Занял не свое место. Тина наливает ему кофе. — Мистер Грейвз хороший человек, — говорит она. — Я знаю. — Я доверяю ему, — медленно говорит Тина. — И я доверяю тебе. Я просто… — она снова замолкает и минуту раздумывает перед тем как продолжить. — Он мой друг, и он через многое прошел. Пожалуйста, будь осторожен не только с собой, но и с ним. Он не признает это, но он восстанавливается от пережитого, — она вздыхает. — И я волнуюсь о нем так же, как о тебе. Криденс чувствует, что комок в горле растет. Она такая искренняя, такая откровенная. Как будто она знает, что Криденс позволил себе слишком многое, что он доставляет неудобства мистеру Грейвзу. Это последнее, что он хотел бы сделать, но это уже произошло, потому что Криденс забыл об осторожности. Он ловит ее взгляд, ему нужен зрительный контакт, чтобы эти слова стали клятвой. — Я обещаю, — говорит он. — Я буду осторожен. С собой — и в особенности с мистером Грейвзом. *** Вечера становятся светлее. Солнце освещает верхушки небоскребов, создавая черные тени на земле, оранжевые лучи подсвечивают здания, создавая настоящие произведения искусства. Чтобы скоротать время, Криденс неспешно идет через Центральный парк к Вулворту и зданию МАКУСА. Живот у него сводит каждый раз, когда он думает о мистере Грейвзе, каждый раз, когда он думает о том, что должен извиниться. Он ощущает вину и немного разочарования — и не может бороться с этим чувством. Он старается не думать об этом — все это слишком непонятно, расплывчато для понимания, слишком реально и неумолимо. Он кормит уток черствым хлебом, который взял у мистера Ковальски, стирает травой грязь с ботинок и идет к МАКУСА. *** Мистер Грейвз опаздывает. Яркие оранжевые лучи солнечного света ушли, уступив место уличным фонарям и приятному мягкому свету, пробивающемуся из окон. Холодно, но терпимо. Вокруг шеи Криденса обмотан его собственный шарф, и утром после завтрака Куинни обновила согревающие чары на его пальто. Шарф мистера Грейвза лежит в нагрудном кармане, в тепле, безопасности, спрятанный от Криденса и его желания вцепиться в шарф, укутаться в него, пока он ждет. И он ждет. В конце концов, небо превращается из розового в черное, а ноги Криденса начинают болеть. Он прислоняется к стене здания, расположенного напротив МАКУСА, сползает по ней, садится на холодную землю. Пара человек останавливается и спрашивает, все ли с ним в порядке, и еще один, с безумным блеском в глазах, заставляющий Криденса спрятаться. Смешаться с окружающей реальностью. Стать незаметным. После этого никто больше не обращает на него внимания. Вечер переходит в сумерки, которые уступают место ночи. Криденс ждет. Улицы пусты. Он смотрит на часы — уже половина десятого. К этому моменту люди перестают выходить из Вулворта. Фактически Криденс последние десять минут никого не видел, несмотря на то, что до десяти из МАКУСА постоянно выходили задержавшиеся сотрудники. Он вздыхает. Возможно, мистер Грейвз ушел раньше, или, возможно, он вовсе не приходил. У Криденса нет способа узнать это точно и нет никакой другой возможности связаться с мистером Грейвзом. Возможно, он должен просто пойти домой. Вернуться к сестрам Голдштейн и уютному чемодану. Но он все еще стоит на месте и поэтому видит, как из дверей МАКУСА выходит одинокий человек: мистер Грейвз. Его взгляд сразу же останавливается на Криденсе, как будто он искал его с того момента, как вышел из здания на холодную улицу. Как будто мистер Грейвз, выходя каждый раз, проверяет, ждет ли его Криденс. Криденс хочет знать — он это делает из-за чувства привязанности или тревоги, признательности или раздражения. Криденс переходит улицу, не желая еще больше откладывать эту встречу. К этому моменту он достаточно успокоился, чтобы ураган внутри него превратился в слабый шторм. — Прошу прощения, — говорит Криденс, когда подходит достаточно близко, чтобы посмотреть мистеру Грейвзу в глаза. Когда он стоит, выпрямившись во весь свой рост — пусть даже и эта бравада и напускная, — он оказывается на пару дюймов выше своего собеседника. Это всегда так необычно, ведь он чувствует себя намного меньше. Криденс расстегивает пальто, чтобы достать шарф мистера Грейвза, и разговаривает уже с его грудью. — Я не хотел... Криденс явно не ожидал того, что случилось дальше. Он почти пугается, когда сильные руки обхватывают его в объятии, и до него не сразу доходит, что именно происходит. Мистер Грейвз обнимает его, крепко прижимая к груди. Тепло его тела, не успевшего остыть на улице, проникает в Криденса. Через пару секунд, осознав, что это не сон, Криденс обмякает в этом тепле и утыкается лицом куда-то в шею мистера Грейвза. Эти объятия — тепло, уют, они для него — все. Безусловно, это лучшее, что когда-либо испытывал Криденс. — Пожалуйста, — мистер Грейвз шепчет Криденсу в волосы, как будто благословляя. Его дыхание щекочет. — Прости меня, — говорит он. — Пожалуйста, прости меня, Криденс. Ты застал меня врасплох прошлой ночью. Я не ожидал… Он замолкает. — Простите меня, — говорит Криденс, признавая свою вину. Мистер Грейвз может думать, что это он виноват, но Криденс знает, что он ошибается. Мистеру Грейвзу не надо извиняться. Мистер Грейвз слишком быстро отстраняется, придерживая его за плечи, отодвигая, чтобы заглянуть ему в лицо. Мистер Грейвз кажется высоким, а это значит, что Криденс по привычке сгорбился, признавая себя виноватым. Слишком сложно избавиться от этой привычки. — Нет, — твердо говорит он, и Криденс пытается успокоить затрепетавшее в груди сердце. — Тебе не за что извиняться. Он говорит это так серьезно, так уверенно, что Криденс почти верит ему. — Я думал, — говорит Криденс, но теряется в словах. Он не знает, что говорить и чего он хотел бы добиться этими словами. На кончике языка вертится столько слов, но он все еще не понимает их смысла. Они все перепутались. Слишком много всего. Он сглатывает и наклоняет голову. Мистер Грейвз снова его обнимает. На этот раз не так порывисто, более сдержанно. Его ладонь ложится на затылок Криденса, на то мягкое и нежное место, где начинается линия волос. Кончики пальцев ерошат волосы Криденса. Это настолько шокирует, что Криденс, отвлекшись, не сразу замечает, что другая рука Грейвза лежит где-то в районе его копчика. — Ты сказал, что все будет хорошо — так и есть, — говорит мистер Грейвз. — Но ты удивил меня. Знаешь, сколько времени никто не касался меня? Он говорит быстро, как будто стыдится своих слов, как будто обдумывал их весь день. Криденс отрицательно качает головой, все еще уткнувшись в шею мистера Грейвза. Он все еще не оттолкнул его — и Криденс тоже не собирался этого делать. — Очень долго. Большинство людей избегает этого. На самом деле я могу их понять. Я прошел через такое, что немногие могут понять. Они не знают, нужно ли заботиться обо мне или брезговать мной. Он смеется Криденсу в волосы. — Первый вариант мне кажется глупым. Поэтому для них остается только один выход. — О, — говорит Криденс. — Честно, я бы предпочел, чтобы все забыли об этом. Я… я думаю, ты понимаешь. Он говорит очень осторожно — к этому тону Криденс давно привык, но от мистера Грейвза это звучит по-другому, ведь он действительно понимает. — Но хочу сказать, что иногда хорошее объятие может все исцелить. Криденс кивает. Он думает о случайных объятиях Ньюта, когда тот его поздравляет и гордится им, о объятиях Куинни, уютных и полных любви. Он ничего не может с собой поделать и думает об объятиях Гриндельвальда — наполненных чем-то обжигающим, новым, тем, что всегда было нужно Криденсу. Объятия мистера Грейвза совмещают в себе все. Мистер Грейвз молчит, и Криденс чувствует, что должен нарушить тишину. Это меньшее, что он может сделать. — Никто не обнимает вас, потому что вы не позволяете этого, — говорит он. Криденс думает, что он плохо обнимает мистера Грейвза, поэтому он обхватывает его покрепче. Сначала Криденс чувствует, как под его пальцами напрягаются мышцы мистера Грейвза, но потом он выдыхает и внезапно расслабляется. Он наклоняется к Криденсу, падая в его объятия. Это настолько шокирует и так отличается от обычного сдержанного мистера Грейвза, что Криденс не знает, что делать. — Я не собираюсь лгать тебе, Криденс, — тихо и мрачно говорит мистер Грейвз. Как будто это секрет, которым он не планировал с кем-либо делиться. — Но я хотел сделать это уже давно. Дыхание Криденса замирает где-то на полпути между легкими и горлом. — Но, — продолжает мистер Грейвз, — я не думал, что могу себе это позволить. Я не был уверен, что это будет уместно. Конечно, это будет уместно. Мистер Грейвз похож на солнце, а Криденс всего лишь сорное растение, греющееся под его лучами. Но он не знает, как правильно это сформулировать. Как сказать мистеру Грейвзу, что он для него все. — Я не думал, что после всего случившегося мне будет это позволено. — Дыхание от его слов ерошит волосы Криденса, достигают уха, и мистер Грейвз слегка отстраняется, чтоб посмотреть Криденсу в лицо. Смотреть мистеру Грейвзу в глаза почти ослепляюще больно, но Криденс все равно старается не отводить взгляда. — Я не был уверен, что смогу остановиться, если позволю себе это. Звучит странно, ведь мистер Грейвз уже разорвал объятия, но Криденс понимает. Хорошо понимает. Притяжение невероятно сильное. Внезапно он осознает, что они оба нуждаются в этом. Он думал, что берет слишком многое у мистера Грейвза, но мистер Грейвз здесь, и он думает точно так же про себя. — Хорошо, — говорит Криденс. — Все, что угодно. Он говорит то, что думает. И думается, что не существует ничего, что он не мог бы дать мистеру Грейвзу, если бы тот попросил. Криденс представляет совместные завтраки, обеды и ужины. Представляет, как они часами сидят в обнимку, или даже днями. Представляет, как просыпается в объятиях мистера Грейвза, как будто он — особенный. Он с тревогой ощущает, что лицо пылает румянцем. В ушах звенит. Это не то, о чем может попросить мистер Грейвз, не то, что он может захотеть. Живот у Криденса сводит. Мистер Грейвз кашляет. Щеки начинают краснеть из-за порывов холодного ветра. К несчастью, Криденс почти этого не чувствует, мистер Грейвз такой теплый. Он старается избавиться от смущения и дурацких мыслей. — Простите, — говорит он, чтобы сказать хоть что-то. — Уже поздно. Я должен отпустить вас домой. — Нет, — говорит мистер Грейвз. — Нет, я не… я не должен был заставлять тебя ждать. Я не думал, что ты придешь. Было бы стыдно не возместить тебе это. Криденс пытается прервать его, сказать, что ему не нужна компенсация, что ему достаточно компании мистера Грейвза, даже на короткое время, но мистер Грейвз не обращает на это внимания. — Если ты не против, мы можем выпить чай у меня дома. Чай. Дома у мистера Грейвза. На мгновение Криденсу кажется, что он бредит. И он не может перестать смотреть на мистера Грейвза широко распахнутыми глазами. — О, прости. Это не… я понимаю, почему ты не хочешь. Он выглядит странно, как будто просит Криденса спрыгнуть со скалы. — Нет, я… с удовольствием, — говорит Криденс, до того как мистер Грейвз успевает сделать еще более страшные выводы. *** У мистера Грейвза интересный дом. Совсем не такой, какой ожидал увидеть Криденс. Очень аскетичный. Идеально чистый. В больших комнатах стоит старинная мебель и совсем мало личных вещей. На стенах висит несколько картин, но совсем нет фотографий, ничего, говорящего о том, что тут живет Персиваль Грейвз. Стены такого цвета, будто кто-то пришел и побелил их перед продажей дома. Все становится понятней, когда Криденс проходит мимо комнаты, заставленной сундуками и коробками, стоящими друг на друге, — как будто мистер Грейвз совсем недавно купил это место. Криденс решается спросить, когда мистер Грейвз отворачивается от него на кухне. — Вы недавно переехали? Плечи мистера Грейвза трясутся, как от сдерживаемого смеха. Возможно, так и есть. Он поворачивается и протягивает Криденсу кружку чая с молоком и медом, пахнущую бергамотом. — Да, я переехал. Где-то два года назад. Он выглядит немного застенчивым. — О. — Грустно, не правда ли? — говорит мистер Грейвз, но он не сильно этим расстроен. В его голосе слышна насмешка, возможно, он смеется над самим собой. Взрослый человек, все еще живущий на чемоданах, как будто юноша, боящийся устроить наконец свою жизнь. Криденс не считает это печальным фактом. Но и смешным тоже. — Думаю, вы можете жить, как вам захочется, — говорит Криденс. — Пока это делает вас счастливым. Мистер Грейвз смеется. Резкий звук режет слух Криденса. Он не знает, что значит этот смех. — Спасибо за чай, — говорит он вместо того, чтобы задать вопрос. — Я всегда рад твоей компании, Криденс. Внезапно время начинает тяготить. Даже в доме, в котором полно нераспакованных коробок и ничего не значащих вещей, Криденс чувствует себя посторонним человеком. Как будто он самозванец, нежеланный гость, прокравшийся в дом мистера Грейвза посреди ночи. Он чувствует себя не на своем месте. — Уже поздно. Не хочу навязываться. — Это выглядит, — мистер Грейвз обводит рукой полупустую кухню и коробки, стоящие по углам, — как будто ты навязываешься? Для меня нет ничего более желанного, чем развлекать тебя у себя на кухне в одиннадцать вечера. Мистер Грейвз берет чайник, идеальный предмет, в котором он просто кипятит воду для чая. — Знаешь, я сейчас впервые им пользуюсь. Это одновременно шокирует и нет. Криденс... Криденс думал, что после всего случившегося мистер Грейвз просто стал жить дальше. Он не думал, что мистер Грейвз проводит слишком много времени дома, но и не думал, что он избегает этого. Может быть, Тина была права. Мистеру Грейвзу нужно было чье-то внимание. — Я в первый раз настолько чувствую себя дома за все время с переезда, — говорит мистер Грейвз. Для Криденса такое признание звучит как рассказанный секрет, но мистер Грейвз говорит так легко. — А ведь я еще даже до гостиной не дошел. Не знаю, что это обо мне говорит. — Я буду рад помочь, — говорит Криденс. Он думает, что это самые правдивые слова, которые он когда-либо произносил. — Этот дом заслуживает, чтобы в нем жили, — говорит мистер Грейвз. Криденс понимает, о чем он говорит, без всяких уточнений. Это старый дом, полный историй и призраков прошлого. Стены и пол выглядят так, как будто в них хранятся сотни историй, готовых проявиться с каждым шагом, каждым выдохом. Это место, которое оживает и начинает играть красками, когда в нем люди, когда в нем жизнь. Но такое ощущение, что без этого дом умирает, как скомканный цветок, распадающийся на части между пальцев. Криденс очень хочет помочь оживить это место, сделать его чем-то прекрасным. Это благородное желание. Он знает, что не должен этого хотеть, не должен вмешиваться в жизнь мистера Грейвза таким способом. Но он может мечтать, может фантазировать. Когда-нибудь у мистера Грейвза будет жена, читающая в гостиной, будут дети, бегающие вниз и вверх по комнатам. Но Криденс осмеливается представить себя, стоящего босиком, прислонившегося к кухонной стойке, смеющегося, пока мистер Грейвз готовит завтрак. Только от одной этой мысли у него сводит живот, и в глубине его самого разгорается пламя. — Хочешь, покажу дом? — спрашивает мистер Грейвз. Он ничего не знает о том, что поселилось в груди Криденса, ничего о том, что пытается там прорасти. Криденс может только кивать.