Пакт со звездой

      — Я же сказал, я не знаю! — хрипло крикнул Сора на тощего военного с засаленными волосами, чьи серые глаза буравили его, как дрель, уже три часа. «Мы живём в цивилизованной стране, мы не станем опускаться до пыток, определённо нет» — говорил этот человек, оказавшийся майором Остином из тайной полиции Ингарии. Несмотря на это уверение, Сора чувствовал, как с начала этого чрезвычайно увлекательного «допроса» на его подбородке подсыхает липкая струйка крови. Били его не сильно, во всяком случае до этого момента, но пользы им от этого было особо никакой — Сора говорил правду с самого начала. Болевой порог у Соры был высокий — по долгу службы требовался — но сейчас то, что он всё ещё не хныкал, как маленький мальчик, которому сообщили, что дни рождения отменяются до дальнейших распоряжений, только злило его похитителей.       Майор Остин закатил глаза.       — Что ж, хорошо. Я не тороплюсь. Повторим ещё раз: ты — герой из другого мира, который пришёл спасти нас от нашего же оружия, которое обеспечивает нам победу в войне. По приказу короля, о котором никто никогда не слышал. И этот король — большая говорящая мышь. Всё верно? — едко процедил он.       Сора издёвку проигнорировал. Он быстро выучил, что майор всё делал с этой презрительной усмешкой — от затачивания карандашей до распивания кофе. От повторения усмешка изрядно растеряла свой угрожающий эффект, и Сора просто предположил, что его лицо от природы такое.       — Да. Всё так и есть, — пробурчал он, потому что никакая правда из его уст не заставила бы их перестать, а от разговоров у него только першило в горле. Кажется, они решили, что он придерживался этой истории в качестве некой долгой и мучительной шутки.       — Ну что же, это совершенно разумно. Определённо куда лучшая история, чем моя теория о том, как ты оказался привязан к стене в камере форта Портхавен — а именно, что ты дальнийский шпион, которому явно недостаёт мозгов, но энтузиазма хоть завались. Оружие в твоём распоряжении — Ки-Блейд, или как ты там его называешь — это прототип, украденный тобой у начальства, которым ты планировал выхватить себе кусочек славы и почета. План этот нелеп, чертовски глуп, но в чём-то достоин восхищения, — сказал он, но, судя по его лицу, он сам в такую оценку не верил, — и с самого начала провален — наши Слуги непобедимы. Их ряды мощны, им не нужен отдых, они… –И майор Остин со смаком затянул свою шарманку, как будто выучил наизусть целую брошюру военной пропаганды.       Сора зевнул и погрузился в свои мысли — всё это майор Остин уже рассказывал, как будто это должно было его впечатлить. За этой речью последует череда имён и названий, которых он никогда не слышал, военные жаргонизмы, которых он не понимает, а потом ещё крики, когда Сора не сможет выдать им каких-нибудь деталей о передвижениях войск.       Это было смертельно скучно, определённо, худший день и без того скатившейся в бездну недели.              После того, как полицейский фургон затормозил у полицейского участка, и он познакомился с чрезвычайно неприятным джентльменом, в данный момент исходящим перед ним патриотической пеной, его быстро затолкали к худшему. Сначала он провёл ночь в местной тюрьме, где было очень холодно и пахло словно грязным бельём, забытым в раздевалке футбольного клуба, на которое к тому же помочилась собака. Его соседи по камере были либо толстыми злобными увальнями, либо тощими злобными доходягами; и ему пришлось разбить одному из них нос, прежде чем его оставили в покое и дали свернуться жалким калачикомв углу. Офицерам на посту это показалось уморительным, и они оставили «дезертира» на произвол судьбы. Ни у кого в участке, по обе стороны решётки, не оказалось ни капли сострадания к юноше, арестованному за уклонение от службы.       На следующее утро — а вернее, в те серые ранние часы, которые, по мнению, Соры, не заслуживали права называться «утром» — в участке снова появился майор, и его посадили в отдельный вагон поезда в компании кислых охранников, которым было велено задавать ему вопросы, на которые он не мог дать ответа, и пихать его стальными носками сапог, когда он начинал клевать носом у окна. Но скамейки оказались мягкими, пружинистыми и обитыми чем-то вельветовым — в сумме очень удобными. Это была крайне необычная пытка.       Поезд пропыхтел через равнину и вышел на путь, проложенный через горы, которые были первым, что Сора увидел в этом мире после приземления. Путь этот был большим достижением местной инженерии, но у самого Соры от бесконечного рокота и извилистых рельс только мутило в желудке и ныли зубы. На следующий день горы уступили место широкой равнине всех оттенков зелёного, и поезд набрал скорость, только чтобы снова невыносимо медленно ползти до самых границ города. Даже через задраенные окна вагона Сора почувствовал запах моря. Не то чтобы он хотел поскорее приехать и выяснить, что его ожидает, но ждать таким образом, пока поезд проползёт через паутину дорожных развязок, было хуже.       Поезд вошёл в неприветливый каменный блок, называвшийся, как он узнал позже, Фортом Портхавен, и Сору утащили с примерно той же деликатностью, что и ящики с амуницией, разгружаемые в соседнем вагоне. Его притащили в камеру в подвале здания и заперли дверь. Ночью он её отпер, но так как скрытность была не была его сильной стороной, уже через пятнадцать минут обнаружили, что дверь в его камеру была распахнута настежь. После этого его связали верёвкой и поставили караульных в конце коридора.              Майор Остин, судя по всему, достигал своего крещендо, что в этом конкретном случае было смесью из равных долей брызжущей слюней и слепого националистического рвения. Сора снова едва подавил зевок. Остин был любителем, когда как Соре в своё время угрожали профессионалы. Государственные должностные лица с пеной у рта и трехдневной щетиной никак не внушали того же леденящего нутро ужаса, что и бог смерти, затаивший злобу на тебя лично. Аид Соре ни капли не нравился, и он предпочёл бы больше никогда его не видеть, но он признавал, что когда Аид кому-то угрожал, то делал это со вкусом.       Сора не мог ответить на едкие вопросы майора Остина, что тот задавал, казалось, уже в миллионный раз, так что тот просто снова врезал ему по лицу и в бешенстве вышел прочь. Сора прислонился к безжалостному камню и про себя пожелал, чтобы он мог просто уснуть.