jeu dans la vie (игра в жизнь)

В ушах гудело от тишины. Чонин так и стоял в ступоре. Не таким я привыкла его видеть. Директор сидел напротив, будто игнорируя вопрос. Переводил взгляд на парня, и, как казалось, корил себя за сказанное в его присутствии. Не такими должны быть отношения между директором и айдолами его компании. Не такими нитями должны быть связаны. — Думаю, нам лучше обсудить это наедине, — господин Пак даже встал с кресла, подошёл вплотную к Чонину и, шепнув что-то на ухо, кивнул в сторону двери. Но парень не собирался двигаться. Его кулаки еле заметно сжались. — То есть, вы предлагаете сделать вид, что ничего не было? — тембр голоса слегка дёргался от нервов и контроля эмоциями. — Как мне вообще спокойно жить после такого? Если вы начали рассказывать — доведите до конца. С выпученными глазами я откашлялась, чтобы прочистить горло и успокоить поток всех неприятных слов, которые могла бы высказать сейчас. — Вы меня плохо слышите?! — вышло совсем не так тихо, как я планировала, но голос совсем не поддается контролю. — Где мой отец? — Я не знаю! — криком на крик, молодец, Ханна, как же хорошо ты контролируешь ситуацию. — Если бы я знал… я бы не сидел здесь и не сдувал с тебя пылинки все эти годы. Я бы точно что-то придумал, начал действовать. Первые три года я получал открытки, письма, хоть какие-то намёки на связь, но позже… я лишился и этого. Думаешь, мне так приятно говорить обо всем? Думаешь, я не страдаю всякий раз, когда смотрю на тебя? Опустошение, вот что я чувствую. А ещё больно, дико, так, что горло разрывается в порыве пробить реки слёз из моих глаз. Не выдерживаю. Во рту привкус крови, и я не выдерживаю. Не могу терпеть, слушать, говорить, двигаться, дышать. Ничего не могу. Слёзы застилают глаза мутной пеленой и то смачивают, то стягивают кожу. Руки колотятся. Лицо по-прежнему остаётся каменным, но ещё немного, и даже это потеряю. Чья-то тёплая ладонь накрывает моё плечо, и я не сдерживаюсь, начинаю рыдать, сползать на пол, кричать, биться и дрожать от потока слёз. Чонин в панике подхватывает моё тело и медленно опускается, держит руки, гладит по плечу, хотя сам сейчас не меньше хочет сорваться. Глаза, как у испуганного лисёнка, смотрят на не менее обеспокоенного директора. — Сделайте хоть что-нибудь, — шепчет одними губами, так как голоса нет совсем. Господин Пак носится по кабинету, хватает стакан, наливает воду и садится на корточки, протягивая. Краем глаза замечаю стакан и хочу швырнуть ему прямо в лицо, разбить об пол и сжать осколки в своих руках до крови. Сейчас надо просто попить, успокоиться, прийти в себя и начать соображать. Не устраивать драму. Спустя минут десять я пришла в норму и облокотилась об стену. Чонин и директор сидели напротив и обеспокоенно пробегали взглядом снизу вверх. — Я хочу выйти, — говорю спокойно и серьёзно, будто десять минут назад всего этого не происходило. Направляюсь к двери, и никто меня не останавливает. Через десять метров снова падаю на пол, только теперь в моей компании цветок. — Цветок не сделает больно, не предаст, не будет лгать, потому что не может говорить, — какая-то тупая философия, но так проще отвлечься. — А ещё цветок плевать на тебя хотел, его жизнь будет зависеть от тебя, и жить он будет за свой счёт, не сможет сказать как ничего плохого, так и хорошего, — слышу голос Хёнджина за поворотом и шарканье его ног. — Зато цветок ты выберешь сам и несёшь за это ответственность, а люди… Люди сами врываются в твою жизнь и делают тебе больно, — надо успокоится, хотя сейчас это меньше всего волнует. Хёнджин подходит и становится прямо напротив, наклоняя голову так, что челка свисает перпендикулярно. Я смотрю прямо, сквозь его ноги, и пытаюсь представить, что он — видение. Хотя этот блядский смешок меня просто изводит, так, что я резко встаю и теряюсь в пространстве от помутнения в глазах. Смотрю так же прямо, но уже менее убедительно. Уверена, взгляд сейчас, как у настоящей дуры. А почему «как»?.. — Такая ты дурочка наивная, сейчас заплачу, — через смех говорит Хёнджин, вытирая несуществующие слёзы, и прописывает мне щелбан. — Ну всё, теперь у меня окончательно в глазах потемнело, — шиплю я и прикрываю пострадавшее место. — Отвали. Пихнуть его оказалось нелёгкой задачей, так как, уже протянув руку в замахе, промахнулась, так и не достав даже до ткани. Проморгав, я, наконец, прозрела и повернула голову на этого придурка-шута. — Твои загоны меня поражают. С тобой поздороваешься — уже повеситься хочется. — Ты и не здороваешься, — парирую, пока есть чем. — Да я так, образно, — закатывает глаза, после чего стоим друг напротив друга молча около минуты. — Как поговорили? Хан там, кстати, мандражирует. Только бы я не начала нервно мандражировать после таких вот вбросов. — Поговорили? — ну всё, завелась. — То есть, ты так просто спрашиваешь об этом? Будто мы говорили о погоде или, может, еде, фильмах? Да в тебе хоть капля чувств каких-то есть, кроме как презрения и пофигизма? — А ты хочешь чувствовать? Знаешь хоть, что это такое? — парень явно разозлился и вплотную прижал меня к стене, преградив руками выходы. — Да ты ведёшься на каждых шорох, каждое слово и каждый жест, принимая это за чистую монету. Ты видишь хорошее там, где его нет, и плохое там, где это может быть хорошим. Никто не хочет чувствовать, наивная… Ты все никак не поймёшь. Эти слова настолько врезались мне в голову, что я перестала контролировать мысли. А ведь и правда, я буквально ничего не знаю о людях, никогда не испытывала эйфорию любви, боль страданий, радость встречи. Все чувства только раскрываются передо мной, уже заранее являясь ложными. — И что? Ты предлагаешь верить тебе? Потому что ты такой холодный, рассудительный и бесчувственный? — пододвигаюсь лицом ближе, чтобы доказать в первую очередь себе, что мне не страшно, что я тоже могу оставаться холодной. — Или потому, что ты можешь раздавить любого на своём пути? Никому не веришь, ничего не ждёшь и играешь с людьми? Чего ты тогда хочешь? А его лицо кажется весьма странным: то ли злиться, то ли улыбается, то ли вообще боится. На лице чувствую горячее сбивающееся дыхание, сама же пытаюсь держать разум холодным и контролировать эмоции. Его лицо настолько близко, что перед моим взором открываются только его глаза и часть носа. Куда ещё ближе — трудный вопрос. Что делать сейчас — вопрос ещё сложнее. — Чего я хочу? — нервным и тихим шёпотом его голос пробежал током по всему телу. Никогда я не чувствовала, будто все органы взбиваются миксером и бушуют ураганом. Пока Хёнджин говорил, я ощущала, как его губы едва заметно касаются моей кожи. Настолько тихо, что невозможно концентрировать внимание на чем-то, кроме его дыхания. Хотя, через минуту, за поворотом послышались глухие шаги. — Так и будешь скрывать это от Хана? — теперь отчётливо, у самого уха. Хёнджин спокойно отошёл и на прощание окинул взглядом, разминая шею. — О, Хан, как делишки? — проходя у поворота, парень повернулся и подмигнул Джисону как ни в чем не бывало. Только вот ответа он не получил, да и, думаю, не нуждался. Как паршиво. Всё это. Вообще, жизнь — паршивая штука, ничего не поделаешь. Я вижу как удивлённо он смотрит, как нервно подходит, как молчит от безысходности, и как я мечтаю провалиться сквозь землю. — О чём вы говорили? — спрашивает как бы невзначай, но в то же время его волнение чувствуется в воздухе. Стою, как дура, и даже не знаю, что ответить. — Да он, как всегда, — сбиваюсь на каждом слове. — Пустил пару шуточек и пошёл по делам, ничего особенного, — натягиваю кривую улыбку и выдыхаю. — Придурок, — Хан закатывает глаза и подходит ближе, чтобы положить руку на плечо. Нервно сглатываю ком, чтобы снова не зарыдать. Хан слишком добр и открыт, чтобы не сходить с ума по тому, как сильно хочется его обнять. Что, собственно, мне мешает? Совесть. Тот самый голос, что царапает внутри, напоминая, насколько грубо и безответственно я поступаю. — К чёрту, — выдыхаю и падаю в объятия самого светлого человека в этом мире. Падаю, как в глубокую бездну или забытьё, вроде приятного глубокого сна. Нет, только не рыдать. Он не будет ничего спрашивать, не будет кричать, читать наставления, он просто будет рядом. Просто. «…ведешься на каждых шорох, каждое слово и каждый жест, принимая это за чистую монету. Ты видишь хорошее там, где его нет, и плохое там, где это может быть хорошим», — вертится в моей голове уже по тысячному кругу. — Не хочешь кофе? — Хан нарушает поток моих мыслей в самое время и самым хорошим предложением. «Так не бывает» — говорит во мне… Хёнджин? — Да, можно, — отвечаю коротким кивком, после того как выбираюсь из самых успокаивающих объятий. Такие добрые глаза… В этот же момент понимаю, что лучше рассказать всё сейчас, прежде чем последствия станут необратимыми. До кафе идём, как два истукана, и тупимся в пол. В кафе Хан уходит заказывать, а я сижу и думаю, с чего начать, что и как сказать. А стоит ли?.. — Кофе здесь пью, как воду, — улыбается парень и протягивает стакан. — В качестве можешь не сомневаться. — Есть кое-что очень неприятное, что ты должен знать. Сядь, пожалуйста, — лучше протараторить всё сразу, пока мозг окончательно не прикрыл доступ к голосу. Хан неуверенно садится и смотрит настороженно. — Недавно я узнала, что моя тётя… не моя тётя, она мне вообще никто, — прочищаю горло кофе, соображая, что сказать дальше. — Пожалуй, и спрашивать не буду… Прошло полчаса, прежде чем я, запинаясь, сбиваясь, перескакивая с одной темы на другую, смогла рассказать обо всём, что знала. В это время я старалась не смотреть в его глаза, то и дело отхлёбывала кофе. Прошу заметить, лучший кофе из всех, что я пробовала. Забудем факт, что кофе я пробовала только дома и в кафе у дома. — Ты… — протягивает Джисон без понятия, что сказать дальше. — И что дальше? — Я не знаю. Я ничего не знаю, — поднимаю глаза, чтобы вернуться в реальность. Смотрю вперёд и понимаю, насколько глупо то, что я рассказываю это. Насколько глупо то, что я втягиваю его в свои проблемы, наваливаю этот груз информации. Не хочу, чтобы это больше продолжалось. Не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым и тем более не хочу, чтобы он делал вид, будто ничего не изменилось и всё будет, как раньше. Нет. — Боюсь, должно пройти достаточно времени, чтобы я могла вернуться в свой привычный ритм жизни и понять кто я, зачем и почему, а так же кто есть люди вокруг меня и что они дня меня значат. Пусть так. Лучше уже не будет. — Я понимаю, — интонация внушает доверие. — Не так давно я сам ощутил, что многие поступки мы совершаем в погоне за редкими эмоциями, к которым стремится каждый человек. Но только спустя время понимаем всю суть последствий. На самом деле, я сам дико паниковал насчёт всего… что произошло. Не мог понять, что делать дальше. Кажется, один камень из сотни спал с моих плеч и я смогла вздохнуть с небольшим облегчением, прежде чем из лифта вышли восемь до боли знакомых парней. — Я лучше пойду, — говорю, прежде чем встать из-за стола. — Ханна, как жизнь? — долетает от Чана с другой стороны кафе. Так приветливо и мило, что не могу не помахать в ответ. Хёнджин с Чонином идут по разные стороны и даже не смотрят друг на друга. Остальные, кажется, ничего не замечают. Очень странно будет находиться в их компании, будто сидишь на празднике среди дальних незнакомых родственников. Киваю всем на прощание и выхожу на свежий воздух. Ветер обдувает лицо и оставляет за собой мурашки по коже. Ощущение, будто я могу контролировать погоду по своему настроению. Глаза закрываются от усталости и переизбытка эмоций. Дохожу до дома на ватных ногах и падаю на кровать, будто первый раз за тысячу лет. На следующее утро я должна быть готова к школе, но понимаю, что это уже слишком. Через телефонный звонок директор Пак даже не задавал лишних вопросов и разрешил побыть дома неделю. Собственно, с этого и началась моя «спячка» в изоляции от жизни. Еду удобно заказывать по интернету, как и одежду, как и остальные необходимые вещи. Уж об этом я знаю намного больше остальных. Что говорить о жизни в одиночестве, если твоя жизнь и одиночество буквально синонимы? Сегодня воскресенье, и я лежу перед телевизором, периодически пялясь в телефон на дату на экране, на день недели и время. Грустно. Удручающе. Ничего не скажешь. И некому даже сказать, как грустно и хреново. С этой мыслью просыпаюсь, живу и засыпаю. В прохладное утро понедельника мои глаза разлипаются не то, чтобы плохо, скорее нехотя. Утро проходит как обычно, если не считать, что через десять минут мне нужно ехать в социум. Туда, где много людей. Туда, где люди общаются, дружат. Это же моя жизнь или я путаю? Развешиваю шторы и вижу большую машину у дома. Интересно: это за мной? Натягиваю первое, что попалось под руку, кидаю на спину рюкзак и выскакиваю из квартиры. Иду с полузакрытыми глазами, чтобы продлить наслаждение от сна или внушить, что сплю до сих пор. На улице, где стоит машина, вижу Хёнджина и АйЭна. Так вот, за кем машина… Не сильно расстроившись, плетусь к автобусной остановке, без представления, на каком могу доехать до школы. Никого рядом нет, никто не ждёт автобуса, кроме меня. Из-за угла выезжает машина с парнями и тормозит у остановки. — Ты чего здесь стоишь? Не тормози и залезай быстрее, — дверь открывается, и из неё вылезает Хёнджин. — Спасибо, мне не нужна помощь, — сажусь на лавочку, чтобы он понял, что я с ними не поеду. — Ты дурочка? — саркастично усмехнулся Хван. — Эту машину директор за всех оплатил, так что не выпендривайся и не трать наше время. — Только если так, — соглашаюсь и сажусь в машину одна, около окна сзади. Неуверенно киваю Чонину, отчего смущаю его в ответ. — Что вы как первоклассники, — комментирует Хёнджин перед тем, как засунуть в ухо второй наушник. Едем молча. По дороге разглядываю многоэтажки Сеула, считаю этажи, пытаюсь переключить внимание и очистить голову перед занятиями. Когда моего плеча касается чья-то тёплая рука, понимаю, что уснула. Медленно открываю глаза и вижу Чонина. — Приехали, выходи, — говорит и откашливается, прочищая горло. Коротко киваю, и через окно вижу, что Хёнджин уже ушёл. Неудивительно. Выходим из машины, я оцениваю взглядом внушительное здание с стильной архитектурой. — Я покажу тебе универ, — парень не собирался уходить. — Было бы прекрасно, — отвечаю с улыбкой, хотя час назад была готова убивать. Что-то есть в нём такое, отчего становится легче. В неловком молчании мы входим в здание, сопровождаясь взглядами воздыхательниц парня. Ещё никогда столько людей не пялились в мою сторону. Это был тот тип паники, когда ты поддаёшься эффекту больше, чем сам думаешь о проблеме. — Нормально? — спрашивает, наклоняясь к уху из-за шума учащихся. В ответ коротко киваю и подхожу к стене с расписанием. — Рай какой-то, а не университет, — говорю я, пробегая по предметам. — Я бы не говорил наперёд, — Чонин стоит у своего расписания и делает вид, что пускает слезу. — Первым уроком история искусства. Удачи, не засни, — хлопает по плечу и машет на прощание. Я снова прожигаю взглядом расписание и понимаю, что не смогу найти кабинет. — Чхве Ханна?.. — протягивает кто-то за спиной. Этим кем-то оказался преподаватель той самой истории, который любезно отозвался провести меня к аудитории. Дверь открылась и перед моим взглядом открылась большая высокая аудитория, полная людей. Сразу стало не по себе от осознания, что с этими людьми я буду учиться. А если учиться, то придётся всё свободное время работать. А если в свободное время работать — времени на выступления не будет от слова совсем. А если не будет времени на выступления, то можно вообще забыть о радостях этой жизни. Не зная, куда себя деть, иду по ступенькам вверх. Окидываю взглядом сидящих: два спящих парня и девушка в огромном капюшоне, что полностью прикрывает лицо. — Да, — отвечаю своим мыслям и сажусь через одно место от неё, чтобы не так явно. Да и знакомиться я не умею. Натягиваю капюшон также и втыкаюсь в телефон. Хлопает дверь, и в аудиторию заходит преподаватель. Понимаю, что придеёся представиться, так как пришла я позже остальных. Задерживаю взгляд на учителе Со и коротко киваю о готовности. После короткого объявления я встаю. — Меня зовут Чхве Ханна… Приятно познакомиться, — ну, хоть попыталась. — Лучше бы училась дома, как раньше, — бубню под нос, возвращаясь на место. — Юна, — слышу от девушки справа и разворачиваюсь, наблюдая протянутую руку. — Я разговариваю сама с собой, — напоминаю на всякий случай, вдруг испугается и не захочет знакомиться. — Сработаемся, — с уверенностью жму руку и неловко сажусь ближе. Лекция действительно скучная, временами так и рубило спать. До конца ещё десять минут, а я так и посматриваю на время через минуту. После окончания лекции учитель подзывает меня к столу и, пока Юна ждёт у выхода, просит после лекций подойти за оставшимися документами. В ответ киваю, хотя понимаю, что могу заблудиться по дороге или вообще забыть про то, что мне куда-то надо. Пока этот пунктик не выскочил из головы, напоминаю Юне. — А что за документы? — морщится девушка, оборачиваясь на учителя.  — Первый раз слышу. — Да я не спрашивала, думала, это не столь важно, — и правда, безрассудно получилось. — После лекций узнаю. После второй лекции Юна ведёт меня в столовую из которой, хочу заметить, недурно пахнет. Мой желудок так же открыто подтвердил сей факт. Взяв подносы с едой, мы, не договариваясь, садимся за маленький столик в углу у стены. — Вид открывается на всю столовую, а сама сидишь и не светишься. Не могу не согласиться. Взглядом ищу или Хёнджина или Чонина, но не вижу ни одного, ни второго. Может, для них слишком убого есть в столовке? Не статусно? Хотя еда здесь не хуже, чем в кафе. — Чего ты так на двери уставилась? — интересуется Юна. — Думаю, войдёт ли сюда Хёнджин или Чонин. Знаешь их? — Да их весь универ знает, чего уж там. Сейчас притащатся, поляну им уже накрыли, — девушка указывает на соседний столик, за которым расположились три девушки из нашей группы, что сидели передо мной. Они бурно что-то обсуждали до того, пока герои торжества не вошли. Соглашусь, от их вида можно потерять дар речи. Парни буквально тащатся к столику и падают на места. Я лишь слежу за их действиями со стороны, пока остаюсь незамеченной. Перекусив, всё ещё сижу на месте, отчего Юна вопросительно смотрит. — Чего не идём? — спрашивает после минутного контакта глаз. — Не хочу, если честно, чтобы они меня заметили, — киваю в сторону столика, что недалеко от нас. — Ах, да забей, они не будут обращать на тебя внимания в университете, даже если вы очень близки. Это не в их интересах, — я немного прыскаю со смеху от того, что все эта ситуация напоминает дешёвую подростковую драму. — Да, я серьёзно, моя сестра учится в группе с Хёнджином. Меня просветили. — Ладно, — всё же смеюсь, хотя правда пыталась сдержаться. Гремя подносами, мы вылезаем из-за угла. Как и говорила Юна, ничего не произошло. Оно и к лучшему? Перед выходом всё же решаюсь повернуться осмотреть столик. Хёнджин и АйЭн смотрят в ответ, первый даже в выражении лица не меняется, а второй с улыбкой машет. Машу в ответ и выхожу из столовой с каким-то облегчением. — Не всё потеряно, — подмечает Юна. Третья пара, за ней четвертая, а за ней будто ещё десять. Время тянется со скоростью улитки, а моё тело уже затекает в желании встать и выйти скорее на свободу. Как только слышу звонок, подрываюсь с места и танцую победный танец. — Ты не будешь против, если я не буду ждать тебя сегодня? — в завершении моего танца спрашивает Юна. — Нисколько, — хмурюсь я от странного вопроса и машу на прощание. Людей в коридорах будто в два раза больше, а я плыву в океане студентов без малейшего понятия, куда приведет течение. Отыскав свободное место, я осматриваюсь, чтобы найти поворот. Ловлю взглядом преподавателя, который стоит, облокотившись на стену и смотрит прямо на меня.