***
Проснувшись, Хёнджин не спешит открыть глаза, немного улыбается уголками губ, ощущая приятную усталость. Ещё минута и лицо превращается в более суровое. Что-то не так. Открывает глаза и долго пытается понять. На диване никого, На кухне, на втором этаже. Везде. Не осталось и следа. Кажется, что-то горячее подкатывает к горлу и сейчас чёртики снова начнут буянить в голове. Это могло бы случиться быстрее, если бы не записка на прозрачном столе у вазы. «Добро пожаловать домой, сынок» Взрывается. Именно в эту секунду всё взрывается, и ваза слетает на пол, разбиваясь на мелкие осколки. За ней слетают все вещи со всех поверхностей, в том числе и картины со стен. Да, парень абсолютно точно ненавидит родителей. Но больше, чем их, он ненавидит только себя. Дёргает ручку входной двери — заперто. «Вот удивительно», — думает про себя и начинает выбивать сначала туловищем, а потом ногами. Дверь плотная, только маленькие вмятины остаются. Окна пуленепробиваемые, ручки сняты. Он заперт. Как в доме, так и в своей голове. — Нет-нет!!! Прошу, не сейчас! — парень хватается за волосы и тянет изо всех сил, пытаясь вытащить злосчастных чёртиков. — Умоляю, спаси меня! — сложившись в маленький комочек, он начинает подрагивать от подступающих слёз. Он боится открыть глаза и не увидеть. Не увидеть её рядом. Маленькому мальчику так больно. Маленький мальчик хочет забрать девочку, что когда-то подарила ему маленькую жизнь, себе в сердце. В домик, с прочными холодными стенами, в который не проберутся даже самые злые чёртики. Он не позволит. Никому не позволит. Тяжело, невыносимо тяжело сохранять в глазах её образ. Кто-то постоянно хочет отобрать, вычеркнуть из головы. Слезы уже образовывают лужицу на полу. Полная беспомощность. Он ненавидит свою слабость. Кричит. Кричит, надрывая горло, в этих толстых непробиваемых стенах. Всё внутри гниёт, разрушается. Хочет, но больше не может позволить себе сдаться. Только не сейчас, когда она так близко. Хван вскакивает на ноги, пошатываясь и стараясь сконцентрироваться на соображениях. Он абсолютно точно помнит, что на чердаке есть маленькое окно. Абсолютно точно оно должно быть там. Он всегда прятал ключ где-то рядом. В детстве часто приходилось сбегать подальше от дома. Особенно во время самых сильных приступов. Это же Хван Хёнджин — ребёнок из престижной семьи. Он не может позволить себе перегибать палку. Нет, тайна сознания должна остаться там же. На чердаке окно маленькое, но сквозь него светит такой яркий свет, что, кажется, он пробивает любые стены в этих жестоких стенах. В тонированных окнах. — Как символично, — замечает Хёнджин, открывая окно. Он абсолютно точно уверен, что Ханна — его окно к той жизни, которой он так жаждет. По другому быть не может. Перекинув связанные простыни и как можно крепче привязав их к столбу, Хван наспех слезает вниз, немного подворачивая ногу на бегу. Окно остается открытым. Как и та светлая дорога в сознании. Он точно знает, куда идти.***
Машина останавливается сравнительно быстро, и я начинаю думать, что была в отключке слишком долго. Непростительно. Нет времени думать, как я здесь оказалась. Нужно выбраться в любом случае. — Слышишь что-нибудь? — на одном из передних сидений раздаётся женский голос. Довольно взрослый, но не старый. Самое время замолчать и воспользоваться моментом. — Сходи, проверь, всё ли в порядке, — раздается бас, бьющий в барабанные перепонки. А в этом голосе есть что-то хриплое и с тем же глубокое. Что-то напоминает. Я должна приготовиться дать отпор, но мои мышцы слишком скованы и я боюсь, что даже не смогу пошевелиться. Эти шаги, такие тихие и осторожные, но словно осколками впивающиеся в мою голову. К горлу подкатывает рвота, мышцы ломит, мозг мякнет. Только не сейчас. Когда открывается багажник, в глаза до боли бьёт свет. Недолго думая, вскакиваю ногами вперёд, чтобы если что сбить женщину с ног. Однако, болезненно приземлившись на асфальт, рядом с собой я никого не заметила. — Ну что ты так пугаешь? — голос стал таким мягким и мелодичным, словно гипнотизирующим. По спине пробежала сковывающая дрожь. — Бежать некуда, да и никто не собирается тебя убивать. Если хочешь, садись на заднее сиденье. — С какого чёрта тогда я пришла в сознание связанная в багажнике? — говорю себе под нос, но достаточно громко, чтобы быть услышанной. — Что ты мямлишь? Неужели потеряла всю уверенность с годами? — громко и с вызовом. — Жизнь уже не кажется такой сказочной? За всё нужно платить. В этот момент я нахожу последние силы, чтобы повернуться и посмотреть в глаза этому, кажется, довольно знакомому человеку. Медленно, чувствую, как напрягается каждая мышца, я поворачиваюсь. Эта женщина, чуть тронутая морщинками, стоит властно, солнце освещает часть её лица, а другая часть в тени выглядит наиболее устрашающе. Такая двуличность может быть характерна только для одной семьи: семь Хванов. Ужас осознания приходит в тот момент, когда в голове мелькают картинки вчерашнего дня. В особенности, вечера. Неужели это всё было ложью? Сколь велика эта игра, которую ведёт, кажется, всё их поколение? Неужели я настолько ошиблась? Почему мне было так легко поверить? Не заметить подвоха? Нет, совсем не важно, что будет сейчас и чем кончится вся эта история. Для меня она уже закончилась. Картинка сложилась. — Вы, — нижняя губа предательски подрагивает, — что вы хотите сделать? Убить меня за это? — Наивная маленькая девочка, — сладко протягивает женщина, орлиным взглядом прожигая меня до костей, — неужели ты и правда думаешь, что ты такая важная? Что твои незначительные поступки могут что-то изменить? Всё было давно решено, подстроено с самого начала. Тебе просто нужно было быть в нужное время в нужном месте, — присаживаясь на корточки, она протягивает руку к моему лицу, и, как только касается кончиками пальцев, я вздрагиваю, будто пробитая током. Буквально секундного закрытия глаз хватает, чтобы представить на её месте Хёнджина. — Всё закончится очень скоро, просто не сопротивляйся. — Но зачем это вам? — голос твердеет. Нельзя давать слабину в обществе такой сильной женщины. — Понимаешь, никому не нужны лишние проблемы. А когда их устранение приносит деньги… — Хватит трепаться, сади её в машину, — за спиной появляется высокий широкоплечий мужчина с остро очерченным подбородком. Холодные, лишенные жизни глаза прожигают спину женщины — это чувствуется даже в воздухе. Гарь. — Я не договорила, — видно, упёртость их главная характерная ценность. Она встала и отряхнула длинную чёрную юбку от дорожной пыли. — Не забывай, что я тебе не только жена, но и деловой партнер, — резко развернувшись. — Что же, сади, — вальяжной, покачивающейся, походкой она обошла машину и остановилась у своей двери. Я до сих пор сижу на асфальте, пытаясь собрать себя по кусочкам. Сжимаю кулаки от боли и злости, чувствую, как раны кровоточат. — Садись в машину сейчас, если не хочешь снова попасть в багажник, — небрежно и с наглостью. Я бы даже сказала, с вызовом, будто на слабо берёт. — А если я н-не захочу? — голос дрогнул, но звучало вполне уверенно, — Что, если я лучше умру на этой пустынной дороге? — Как же будет рыдать твой папочка, когда мы привезём тебя в ящике, — встала мама Хвана. — Заткнись, ты слишком много лишнего болтаешь. Ей не нужно знать всех подробностей. — Какая разница? Не наше дело, что с ней будут делать после отправки. Там точно никому не будет дела до того, сколько она знает. В моих глазах загорелась надежда после упоминания отца. С одной стороны, я ведь его даже не помню. Как я могу чувствовать семейное родство с человеком, которого не знаю? Само слово «отец» придаёт какую-то значимость моему существованию, какую-то цену, связь с миром. — Я согласна, — резко встаю, направляясь к задней двери машины. — Из вас никудышный манипулятор, мистер Хван, — констатирует женщина прежде, чем садится. Как только я села, сразу окинула весь салон быстрым взглядом. Ничего. Всё до противного чисто и защищено, как и у них дома. По заднему виду не трудно догадаться, что едем мы довольно долго. Но вот предположить сколько ещё быть в пути невозможно.***
Ветер неслабо продувает незащищенную голову Хёнджина, ведь на поиски шлема ушло бы немало времени. В обычной жизни он не так часто ездил на байке. Так, чтобы перед хёнами в их райончике попонтоваться. Потому на руле одиноко висела повязка, еле защищающая от холодного потока воздуха. Глаза с периодичностью начинают слезиться, солёная капля чуть стекает по щеке и улетает с потоком ветра. Кончики пальцев леденеют от такой напряженности и давления. В горле сухо, внутри колотит. И колотит не столько от страха, сколько от злости. Несправедливо. Прямая пустая дорога без признаков жизни. Парень боится не успеть, хотя сам знает, что в любом случае не остановится. Давя на газ всё сильнее, столб адреналина бьёт по высшей точке и словно звенит, как тот самый игровой автомат. На пределе. Хван облизывает пересыхающие губы, но они всё равно трескаются, а капельки крови или стекают или засыхают на том же месте. Хёнджин чувствует, что осталось совсем немного. Издалека он видит след тормозов, но всё же решает продолжать ехать, ссылаясь на обман. Его родители ни перед чем не остановятся. Можно ли их назвать родителями, если они обращаются друг к другу на вы и только по деловым вопросам? Для парня с десяти лет уже не были секретом их похождения, другой вариант, в принципе, трудно представить. А ещё трудно представить, почему именно его семейка Адамс решила связаться с семьёй Ханны, с правительством Северной Кореи. Они никогда не были обделены в деньгах… Разве что у них какая-то личная неприязнь. Приятное с полезным. Сердце глухо отстукивает, когда Хван замечает маленькую чёрную точку впереди. Он не может ошибаться в ощущениях, но боится, что не успеет. Как можно сильнее вдавливая педаль газа и сжимая руль, он рассекает воздух, словно лезвием. Ещё совсем немного, но нужно держать дистанцию. Когда машина остановится, он обязательно догонит. Завибрировал телефон. Кому вообще понадобилось звонить? На секунду выпав из мыслей, парень всё же надеется, что это не связано с Ханом. Несмотря на все натянутые отношения, Хёнджину правда важно знать, всё ли у него в порядке. Однако, если бы всё было так солнечно, Хван бы ещё нежился на диване и ни о чем не беспокоился. Из переднего окна пассажирского сидения высовывается женская рука, держащая телефон. В кармане Хёнджина до сих пор вибрирует, но теперь он знает, почему. Ещё секунда и телефон падает и разлетается по асфальту. Звонок окончен, но игра ещё только началась. Слону понятно, что остановить их не получится. Нужен какой-то другой план, нужно как-то попасть внутрь. Через полчаса машина останавливается у высоких ворот с напряжением, способным убить кита. Машину забирают, дальше пешком. Первым выходит отец и, огибая машину, останавливается у задней двери. Она выходит совершенно спокойно, не сопротивляясь, не смотря по сторонам и не делая лишних движений. Хёнджин чувствует: она же дико боится. Никогда не покажет, но внутри сейчас самая настоящая лавина. Внутри него же — чёрная дыра. Всепоглощающе безвыходно. Оставив байк скинутым посреди дороги, парень подходит к охране с невозмутимым видом. — Моё имя Хван Хёнджин, — твердо, как учил отец. — Приятно познакомиться -, усмехается второй охранник и подпихивает первого, — и что с того? — Мои родители уже ждут меня, — игнорируя. — Твои родители ждали только твоего рождения, — снова выводит. — Проходи, — вдруг прорывает басом первый и с каменным лицом открывает калитку. Хёнджин, несколько раз обернувшись по пути, начинает нервничать и сильно сомневаться в своём решении. Что, если его сейчас подловят и сошлют куда-нибудь далеко и надолго? Как родители вообще так аккуратно его обставили? Высокое белое здание возвышалось спереди, будто внутри него располагается главный офис рая. Если бы. Пару минут Хёнджин стоит неподвижно, размышляя, насколько далеко ему позволят зайти. — Хван Хёнджин? — холодное прикосновение к плечу. — Прошу пройти со мной. — Так просто? — первый раз парень так облегченно усмехается, но после сурового взгляда начинает себя за это винить. Не стоит лишний раз открывать рот. Его проводят по длинному светлому коридору. Каждый сантиметр пола и стен блестит, будто здесь люди не работают, а только убираются. Какая стерильная лаборатория для крыс. Лифт же наоборот: тёмный с зелёной подсветкой. Ужасающий, но вместе с тем успокаивающий. Ни разу Хёнджин не заговорил с этим кучным мужчиной, хотя выглядел он солидно, и во взгляде читалась самодостаточность. — Не будь таким наивным и соберись, прежде чем подумаешь войти, — указывает на дверь, ухмыляясь. — Тебе может не понравиться то, что ты увидишь. — Я готов, — «на всё, чтобы забрать её отсюда», — добавляет про себя. — Не спеши с выводами, — открывает стальную дверь отпечатком пальца. Комната тёмная, совершенно ничего не видно. — Постой здесь немного и смотри вперёд, свет скоро появится, — сказал и испарился в воздухе. Хван взбешен. Неужели его испытывают, как подопытного кролика? Чёрта с два, он даже не моргнёт. Будет стоять, прожигая взглядом воздух. Не позволит возвышаться над собой. — Долго ещё этот цирк будет продолжаться? — хрипло, не отрывая взгляда от пустоты. Свет загорается быстрее, чем парень успевает изменить эмоцию. Слишком поздно. Он сделал всё слишком поздно. — Как ты мог, Хёнджин?..