То, что остаётся

      Зак обвёл глазами раскиданные на полу гостиной видеокассеты. Хлам, хлам! Все любимые фильмы уже давно куплены на DVD, а архивы оцифрованы… почти все. Ту кассету Зак бы не доверил никому. Он и сам не пересматривал её уже несколько лет. Оцифровать её значило бы убить оригинал, а ведь это было, пожалуй, одно из лучших воспоминаний юности, из тех, что являются словно бы солью твоей личности, чем-то глубинно-значимым. То, что Стэн хранил (и, видимо, пересматривал — судя по затёртости плёнки) кассету до самой смерти и завещал её Заку лично, значило, что и для него всё это было не просто так. Не просто дуракаваляние. Что-то ещё. Что-то большее…       Другое дело — как раз эту запись Зак не мог найти. Он перебрал несколько коробок, вспомнил даже о той, которая лет пятнадцать уже пылилась в гараже, совершеннейшим чудом обнаружил там же небольшой ящичек с ещё несколькими плёнками — старой порнушкой 1980-х годов — но только не то, что ему было нужно. Дождь ехидно стучал в окна, а Зак всё продолжал хватать то одну, то другую кассету, вставлять в старый видеомагнитофон и проматывать первые минуты.       Ближе к полуночи он сообразил, что так и не поужинал, и заказал пиццу.       В половину первого ночи, сидя на полу в окружении развороченных коробок с надписью «видео» и раскиданного по всему периметру комнаты их содержимого, Зак механически жевал кусок пиццы, бездумно уставившись в чёрный экран телевизора. Внутри зрело что-то очень тревожное, подозрительное и обиженное.       — Так он скоро с фотографий пропадать начнёт, — услышал Зак свой собственный голос. Дождь согласился с ним, отбив дробь по стеклу.