То, что остаётся

      «Его глаза меняют цвет», — в этом Зак теперь был уверен точно. «Единственная закономерность, которая приходит в голову — это различие между двумя личностями. Между Стэном и Стэном. Первый — тот, кого привёл Джош, его парень — молодой пацан с голубыми глазами, который в детстве боялся клипа на песню «Ударь меня». Второй… сейчас ему должно было бы быть сорок девять. Бронзовоглазый Стэн Лэйни. Мой Стэн. Стэн с кассеты 1990-го года, которую снимала на скрытую камеру Донна Мартин. Донна, с которой я тоже спал. Девушка Стэна. Нет, не хочу думать ещё и о ней. С меня хватит одной этой аномалии. Но вот только что это? Шизофрения? Метемпсихоз? Магия? И кто из нас сходит с ума? Что там Джошуа говорил про этого Старлесса… почему надо было спрашивать его совета?..»       Зак захлопнул макбук. Несколько тысяч просмотренных фотографий, сотни портретов Стэна Лэйни не оставляли места для сомнений — всё именно так, как помнил Зак: затягивающие дыры птичьих, чуть выпуклых глаз бронзового цвета. В зависимости от освещения — больше зелёного или тёмно-коричневого. Кое-что так и осталось в архивах группы, никогда не покинуло их пределов — самые последние снимки, когда Стэн ещё выходил временами из дома, больше похожий на собственную тень, чем на человека — для того, чтобы записать несколько треков с Mary Of Iron. По иронии судьбы, эти треки так и не были выпущены. Джошуа потом переиграл некоторые из них на своём первом сольнике, и Зак даже понимал, почему: Стэн уже попросту не мог петь, только шептал и вскрикивал, словно какая-то безумная больная птица. Его смерть в сентябре 2000 года была, в некотором роде, закономерностью. Но для товарищей, прошедших со Стэном самое сумасшедшее время — первые дни нищеты и житья за счёт случайных заработков и подружек, прошедших немыслимый взлёт популярности — огонь, воду и медные трубы — это так и не смогло найти принятия. Даже сейчас, глядя на фотографии 1998 года, Зак понимал, что видит за бледным бескровным призраком того самого Стэна, с которым они в шутку боролись за место за барабанами, Стэна, откалывающего очередную нелепость с совершенно невинным лицом, Стэна, придумавшего для Карла Моррисона прозвище «щенок»; Стэна с его пухлыми, как будто немного детскими губами и пушистыми волосами, заплетёнными в подобие дредов — разноцветные нитки и бусинки навевают на Марди-Гра; Стэна, который отдавал себя всего на концертах — толпе, а однажды — отдал себя Заку. «Ты мне нравишься», — сказал он тогда.       Зак сжал кулаки.       «Что мы сделали не так? Что весь мир сделал не так? Почему всё закончилось… как закончилось — этим телом, этими… останками на матрасе, под вылинявшей индийской тряпкой? И — о господи! — почему ты умер там же, где и Джимми Финн, Джимми, первый святой среди гранжеров Сиэтла? Я помню, как газеты было затрубили о проклятом месте, но это быстро свернулось… хватит с нашего города серийных убийц и пропадающих людей. Никто не захочет жить здесь. Но я-то живу…»       — Я живу, Стэн! — произнёс Зак. — Но, понимаешь ли… кажется, ты тоже живёшь теперь. И не только на этих вот, — он постучал по крышке макбука, — снимках… Ну или всё гораздо проще, и мы все медленно впадаем в старческий маразм и сходим с ума. И тогда ты можешь посмеяться над нами, я разрешаю…       События прошлой ночи казались сном; Зак не был уверен в том, что произошедшее действительно было. Но ведь и тот раз, весной 1990-го года, остался в памяти лишь смутными ощущениями, набросками чувств. Всё остальное было на видеоплёнке, а где она теперь? Одному богу известно. Ну или дьяволу. Может быть, само воспоминание о том, что это видео существовало, было ложным. Может быть, это тоже был просто сон.       Зак закрыл глаза, пытаясь поймать ускользающие чувства — или хотя бы попытаться вообразить их снова. В темноте. Открыть дверь и впустить его. Ощущение присутствия кого-то очень знакомого. Схватить его за плечи — белки глаз едва блестят в темноте холла — прижать к стене, вдыхая запах, зарыться носом в пушистые волосы и ощутить вдруг его губы на своём подбородке, а потом — на губах.       Зак, почувствовав, что невольно задержал дыхание, шумно выдохнул.       Даже если это был сон… это был очень реалистичный сон. Реалистичный, словно вчерашний день. Вернётся ли он снова? Повторяется ли вчера? «Только при уже существующих нейронных связях, — напомнил себе Зак. — А это уж точно ведёт к маразму…»       До чёртиков хотелось посоветоваться обо всём этом с кем-нибудь, понимающим тему. Но только не с Джошем.       Зак потянулся за телефоном. Помедлил, прикидывая время. И, найдя нужное имя в списке контактов, нажал «вызов».       — Привет. Не мешаю? Точно? А то у меня разговор долгий…