В ловушке времени

Гарри ждал, что Том все-таки появится. Занимаясь с детьми в приюте, он постоянно оглядывался на дорогу, ведущую к деревне, в надежде, что увидит там знакомую фигуру. Но ожидание оказалось напрасным – Тома не было. К началу учебного года на попечении приюта почти не осталось детей, и Гарри никак не мог решить, что же ему делать дальше. Он понимал, что в его услугах здесь больше не нуждаются, и необходимо позаботиться о своем дальнейшем существовании. Мысли о Томе и их размолвке не шли из головы. Гарри надеялся, что Том одумается, поймет, что совершил глупость, осознает, что его чувства не более чем привязанность к опекуну и воспитателю. А еще было страшно. Кто знал, что может сделать от злости и безысходности отчаявшийся подросток. Ведь в иной жизни Том уже совершил глупость, и никто не мог гарантировать, что он не сотворит нечто подобное и сейчас: не пойдет создавать хоркруксы или же не покусится на жизнь своих родственников – Мраксов. Порыв был абсолютно спонтанным: тридцать первого августа Гарри, до конца не осознававший, что делает, попрощался с миссис Коул, забрал из приюта свои немногочисленные вещи и аппарировал к Хогвартсу. Попасть на прием к директору Диппету оказалось несложным. В школу его приняли без проблем – после войны в Хогвартс поступало много сирот с магическими способностями. Гарри сказал, что получил домашнее образование, но во время последних бомбежек их дом оказался разрушен, а родители погибли, поэтому он долго скитался, пока ему не подсказали обратиться в Хогвартс. История была шита белыми нитками, но и проверить ее в послевоенной неразберихе никто не мог, на что Гарри и рассчитывал. Армандо Диппет ему поверил и без возражений принял на седьмой курс, задав несколько вопросов и проверив знание некоторых заклинаний. Ночь Гарри разрешили провести в гриффиндорской башне, так как остальные ученики еще не приехали. Пользуясь случаем, Гарри побродил по Хогвартсу. Замок времен его учебы и нынешний отличались несущественно, но дух времени и только что отгремевшая война внесли свою лепту: школа казалась мрачнее, нежели в девяностых годах. Блуждая по коридорам, недалеко от библиотеки Гарри столкнулся с довольно еще моложавым профессором Дамблдором. Они «познакомились», но Дамблдор никакой заинтересованности к новому ученику не проявил. Ночь прошла спокойно, хотя Гарри долго не мог заснуть, представляя себе различные варианты завтрашней встречи с Томом, лишь мимолетом порадовавшись, что оказался в знакомой до последних мелочей спальне. Первого числа Гарри не находил себе места и никак не мог дождаться, пока начнут собираться ученики. Он надеялся, что Том вернется в Хогвартс. Наконец двери школы открылись и толпа промокших под неожиданным дождем студентов ринулась в школу. Гарри наблюдал за ними из примыкающего к Большому залу помещения, куда чуть позже привели и первокурсников. Вскоре Дамблдор пригласил их всех на распределение. Видеть в этой роли кого-то кроме МакГонагалл было странно и непривычно, и Гарри невольно оглядывался. Он не был единственным поступающим в школу старшеклассником: еще две девушки и парень собирались проходить распределение на четвертый и пятый курсы соответственно. Пропустив взволнованных первокурсников вперед, Гарри шагнул в ярко освещенный Большой зал. Представшая перед глазами картина мало отличалась от обычного первого сентября конца двадцатого века, поэтому особого восторга Гарри не испытал. Зато, бегло осмотрев зал, он вздохнул с облегчением: Том, как ни в чем не бывало, восседал за столом Слизерина в окружении сокурсников, словно король в окружении подданных. На вошедших в зал учеников он даже не обратил внимания, со скучающим видом слушая болтовню соседки слева. Лишь когда Дамблдор пригласил Гарри надеть Распределяющую шляпу, Том удивленно обернулся. Стоило шляпе коснуться головы, Гарри мысленно попросил отправить его на Слизерин – ему хотелось быть ближе к Тому, чтобы иметь возможность помириться с ним. Шляпа не стала философствовать, как это было в первое распределение Гарри, а тут же громко выкрикнула: «Слизерин!». Довольный, он поднялся с табурета и направился к нужному столу, заметив, как внимательно следит за ним Том, пытаясь скрыть свои эмоции. Однако Гарри слишком хорошо знал его и успел уловить и недоумение, и растерянность, сменившиеся довольной ухмылкой. Он присел с краю стола, рядом с восторженными первокурсниками, поймав несколько удивленных и заинтересованных взглядов со стороны слизеринцев. На ужине и после, пока добирались до гостиной в подземельях, они с Томом не перекинулись и словом, хотя тот постоянно наблюдал за ним. Но обязанности старосты школы никто не отменял, и Том, проводив новичков в гостиную, быстро куда-то умчался. Вернувшись, он подошел к Гарри и, поманив за собой, повел его в сторону спален. Оказавшись в комнате, рассчитанной всего лишь на двоих учеников, Том подпер спиной дверь и, бросив испытующий взгляд исподлобья, прошептал: — Ты передумал? — Что? – не понял его Гарри. – Здравствуй, Том. — Ты приехал ко мне, — отмахнувшись от его приветствия, пристально глядя в глаза, констатировал Том. — Я приехал, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, — покачал головой Гарри. – Ты сбежал от меня и больше не появился. Я беспокоился. К тому же приют практически закрылся, и я посчитал, что Хогвартс неплохое место, чтобы переждать неспокойные времена. — То есть ты хочешь сказать, — Том медленно приблизился к нему, — что ты приехал в Хогвартс и попал на Слизерин не для того, чтобы быть со мной? — На Слизерин меня распределила Шляпа, — попытался увильнуть Гарри. — Не держи меня за дурака! — отмахнулся Том. – Шляпа исполняет наши желания, ты сам рассказывал мне об этом. Так для чего ты здесь? Чтобы быть со мной? — Да, — кивнул Гарри, нервничая, — но не в том смысле, в котором ты хочешь. — Уверен? – подойдя вплотную, прошептал Том ему на ухо. Он ласково провел по щеке Гарри пальцами и погладил его губы. — Я думал, что это у тебя уже прошло, — отшатнулся Гарри от прикосновения. Том не позволил ему отстраниться, резко схватив за плечи и сжав до синяков. Как ни странно, но здесь, в Хогвартсе, с первых же мгновений встречи Том повел себя странно: будто он, а не Гарри, был старше и опытнее. За пределами школы еще совсем недавно он напоминал неуверенного ребенка, а здесь был слишком самоуверенным и… каким-то взрослым. Рядом с ним Гарри почему-то ощутил себя добычей, добровольно шагнувшей в логово к хищнику, и это ощущение ему совсем не нравилось. — «Это» по заказу не проходит, — процедил Том сквозь зубы после непродолжительного молчания. – И если ты не хочешь быть со мной, то зря приехал. Потому что я тебя теперь не отпущу и никому не отдам! – Внезапно Том отстранился и обвел рукой комнату: — Это наша с тобой спальня. Можешь располагаться. Здесь ты будешь под моим присмотром. Ты новичок. И я, как староста, обязан взять над тобой шефство, чтобы ты поскорее вник в правила Хогвартса и его распорядок. Поэтому даже не рассчитывай, что я позволю тебе крутить шашни с кем-то на стороне. — Да я и не собирался, — растерянно промямлил Гарри. Он не ожидал, что Том по-прежнему так серьезно настроен. – И я знаю правила Хогвартса. Я просто хочу, чтобы мы вернулись к прежним… Его прервал стук в дверь. — Какого дементора там принесло? – недовольно пробурчал Том и пошел открывать. За порогом стоял весьма симпатичный темноволосый парень, который сразу же с порога налетел на Тома: — В чем дело? Почему меня отселили? Ты что, теперь будешь жить с этим?! – возмущенно воскликнул он, ткнув пальцем в сторону Гарри, наблюдавшему за этим представлением с открытым ртом. — Он новичок, Мальсибер. А в мои обязанности входит помощь ученикам при адаптации. Впрочем, почему я должен перед тобой отчитываться? — Но как же… мы?.. – неловко замялся Мальсибер. — Думаю, он не будет нам мешать, – насмешливо посмотрел Том на Гарри, затем подошел к Мальсиберу и легко поцеловал его в губы. Гарри удивленно наблюдал, как тот томно прикрыл глаза и потянулся следом за отстранившимся Томом. Он никак не мог поверить, что Том, его малыш Том, действительно встречается с парнями и находит их привлекательными. А еще ему было непонятно, как кто-то может получать удовольствие от подобных… отношений. Лишь спустя несколько мгновений он заметил, что Том внимательно наблюдает за ним, в то время как этот… Мальсибер старается дотянуться до губ своего… любовника? — Тише-тише, — с легкой насмешкой отстранил его от себя Том. – Давай не будем смущать нашего новенького. К тому же я еще не выяснил, как он относится к однополым отношениям. — Я… — Гарри не знал, что сказать. Только сейчас он понял, что Том действительно вырос, и впервые к нему закралась мысль, что его чувства могут оказаться вовсе не детской блажью. — Неужели для тебя имеет значение, что подумает о нас какой-то новичок? – недовольно фыркнул Мальсибер. – Или ты уже и его для себя облюбовал? — Даже если и так, тебя это не касается! – голос Тома резко сделался холодным и жестким. — Я вижу, что ты сегодня не в духе, — попятился к дверям Мальсибер, — пожалуй, я лучше завтра зайду. — Умный мальчик, — погладил его по щеке Том и, когда тот вышел за порог, закрыл за ним дверь. — Так значит, ты и правда… — потрясенно выдохнул Гарри. Он подошел к одной из кроватей и сел на нее. — Что я? – Том тут же уселся рядом. — Ну… с парнями… — растерянный Гарри все еще никак не мог называть вещи своими именами. — Встречаюсь? Сплю? – с любопытством переспросил Том. — А ты с ними еще и… — Гарри почувствовал, как заливается горячим румянцем. — Ну, сплю я, если ты имеешь в виду секс, не только с парнями, но с ними проблем намного меньше, чем с девушками, — пожал плечами Том. – А тебя что-то смущает? — Эм… — Гарри было сложно описать свои эмоции. За все эти годы он привык чувствовать себя родителем, воспитателем Тома, и сейчас вдруг понял, что его мальчик вырос и почти такого же возраста, как и он сам. А еще оказалось, что опыта в отношениях у него намного больше, чем у самого Гарри, у которого, кроме пары мокро-неумелых поцелуев с Чжоу, ничего больше не было. И пусть физически они были теперь одногодками, прожитые годы не прошли для Гарри бесследно, и он иногда с трудом мог поверить, что его телу по-прежнему семнадцать, так как тяготы последних лет, казалось, сделали его стариком. Опыт и знания, полученные как из книг, так и естественным путем, никуда не делись, и он ощущал себе намного старше Тома во всем, кроме романтических и интимных отношений. — Так все же смущает? – промурлыкал Том ему на ухо, вырывая из раздумий. – А может, ты сам хочешь… попробовать? — Вот еще, — отмахнулся Гарри, поднимаясь, чтобы оказаться подальше. – Несмотря на всю твою наглость и браваду, ты все равно ведешь себя как ребенок, который хочет любыми путями добиться своего. Взрослые люди так не делают! — Сказал мне парень, застрявший в семнадцатилетнем возрасте, — фыркнул Том. – Что ты знаешь о том, как ведут себя взрослые? И почему считаешь, что взрослые не манипулируют людьми, чтобы добиться желаемого? — Хочу тебе напомнить, что я живу уже тридцать четыре года, и, несмотря на то, что выгляжу все тем же юношей, каким попал сюда, почти вдвое тебя старше. К тому же вовсе не биологический возраст делает нас взрослыми. Взрослыми нас делают поступки. А ты привык добиваться своего, не считаясь с другими, поэтому не можешь принять отказа. И если кто-то еще так поступает, то это не значит, что с него нужно брать пример. Тома, казалось, слова Гарри задели. Он нахмурился и поднялся с кровати. — После всего, что ты рассказал, я понимаю, почему ты видишь во мне какое-то исчадье ада. Но объясни: зачем ты все эти годы притворялся, что я дорог тебе? — Что за глупости? – удивился Гарри. – Я уже давно, практически с самого твоего рождения перестал ассоциировать тебя с Волдемортом. Ты – мой малыш Том, которого я вырастил и воспитал. Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя как родного: как сына, как брата, которого у меня никогда не было, но романтических чувств к тебе не испытываю. Я считаю это неправильным и аморальным. Как отец может влюбиться в собственного сына? — Чего только на свете не бывает, — горько рассмеялся Том. – Да и ты мне не отец. — Неважно, — отмахнулся Гарри. – Но люблю я тебя как отец. Кажется, я достаточно внятно озвучил свою позицию. Жаль, что ты не хочешь услышать меня. — Ну почему же? Я тебя слышу, но это не значит, что принимаю сказанное, — пожал плечами Том. – Что ж, располагайся тут, а я пойду, у меня еще много обязанностей. С этими словами он вышел из комнаты. Гарри тяжело вздохнул. Ему совершенно не нравился настрой Тома, но хотелось надеяться, что за оставшийся год в Хогвартсе получится доказать этому упрямцу, что он заблуждается в своих чувствах, принимая желаемое за действительное. Покачав головой, Гарри еще некоторое время погипнотизировал взглядом закрытую дверь и принялся распаковывать сумку с вещами, которую заботливые домовики уже успели перетащить в комнату. Закончив раскладывать свои принадлежности, Гарри надел пижаму и, почистив зубы, улегся спать. Вскоре его сморил сон, а проснулся он уже с мирно сопящим под боком Томом. И хотя лежать вдвоем на узкой школьной кровати было довольно-таки тесно, Гарри почувствовал, что напряжение последних недель отпускает, и вновь крепко заснул. * * * Шли дни, а между ними ничего не менялось. Том все так же подначивал Гарри, провоцировал и злился на его холодность и неприступность, но каждую ночь все равно перебирался к нему в постель. Иногда провокации Тома доходили до абсурда и откровенной разнузданности. Он мог притащить к ним в комнату очередного своего любовника и демонстративно, практически у Гарри на глазах, не испытывая ни малейшего смущения, завалить на кровать в страстной прелюдии. В таких случаях Гарри, видя, к чему ведет эта возня, собирался и уходил в гостиную, а после просто выталкивал Тома из своей постели, когда тот ночью пытался улечься рядом. Думать о том, что эти руки, которые обнимают его, всего несколько часов назад трогали и ласкали чужое тело, было неприятно и даже противно. Оказавшись на полу, Том скандалил, просил и уговаривал, желая еженощно, как в детстве, спать вместе, но Гарри не поддавался ни на слова, ни на жалостливые взгляды и покаянные позы. Наконец, видимо сообразив, что подобные провокации только ухудшают ситуацию, Том перестал приволакивать к ним в комнату своих пассий. И если теперь он и занимался с кем-то сексом, то делал это либо где-то в другом месте, либо тогда, когда Гарри в спальне не было. Однако Гарри не жалел, что вернулся в Хогвартс, ведь бывали у них с Томом и мирные дни. Только с ним он мог откровенничать на любую тему, особенно о прошлом-будущем, которое теперь вряд ли наступит. Том с удовольствием слушал о будущих временах и часто сам выспрашивал мельчайшие подробности происходивших событий. Наблюдая за Томом, Гарри начал подозревать, что тот, как и Гермиона на третьем курсе, использует маховик времени, чтобы успевать на все выбранные занятия. Это могло показаться странным, но Тому нравилось учиться. Своей тягой к знаниям он очень сильно напоминал Гарри подругу, которая не боялась получать их из любого источника. Ему казалось, что Том перечитал уже всю библиотеку Хогвартса, потому что его тумбочка и рабочий стол постоянно были завалены свитками и фолиантами. Иногда казалось, что он отчаянно что-то ищет в книгах, но не может найти. Все учителя просто обожали Тома. Исключение составлял лишь Дамблдор. Тот почему-то всегда относился к Риддлу настороженно и не давал ему возможности блистать знаниями на своих уроках. А Тому нравилось блистать! Раньше, в приюте, Гарри не замечал за ним этого, но сейчас с удивлением отметил, как важны для Тома признание, статусы, похвала и всеобщее внимание. Возможно, все дело в том, что в приюте Том и так чувствовал себя лучшим, будучи, в отличие от остальных детей, магом. Здесь же он находился среди равных, поэтому хотел доказать, что он не такой, как все. К тому же Том терпеть не мог, когда ему перечат, и позволял это, кажется, только Гарри. Всех остальных он просто давил авторитетом, удивительным образом заставив поверить студентов факультета в свою уникальность и превосходство. Гарри не раз слышал, как шепотом и с придыханием слизеринцы называли Тома «наследником Слизерина». Однако, даже замечая все его недостатки, Гарри смотрел на поведение Тома как любящий родитель – сквозь пальцы, так, как в той, другой жизни тетя Петуния смотрела на проделки Дадли. Он понимал, что это неправильно, но все равно не мог с собой ничего поделать. Кроме Тома друзей у Гарри в Хогвартсе так и не появилось. И не потому, что слизеринцы не хотели с ним общаться или же были слишком заносчивыми. Наоборот, Гарри приятно поразило, что к нему никто не относился предвзято или с превосходством. Конечно, он подозревал, что причиной тому была его «дружба» с Томом. Но, возможно, студенты факультета не были такими уж снобами, какими он привык считать всех без исключения слизеринцев. Однако Гарри невольно видел в большинстве из них будущих Пожирателей смерти, поэтому и сам не особо рвался с ними общаться, хотя и в конфликты не вступал. Из-за отсутствия друзей Гарри проводил с Томом очень много времени, гораздо больше, чем в последние годы в приюте, и лучше узнавал его, часто удивляясь произошедшим в нем переменам, и не все они были плохими. Накануне Нового Года, на свой день рождения, Том попросил у Гарри необычный подарок: поцелуй. Гарри не хотел потакать его капризам, но Том категорически отказался от всего. Даже старинный фолиант, содержащий ряд давно утерянных заклинаний, который Гарри отыскал уже несколько лет назад в лавке старьевщика, не заставил Тома отступиться от своих требований. Было видно, что книга его впечатлила, но все же он от нее отказался в пользу поцелуя. И Гарри сдался. Ну не мог он оставить Тома в День Рождения без подарка, помня собственные безрадостные праздники в доме Дурслей. А еще он помнил свое же обещание: подарить несчастному сироте всю любовь и заботу, на которые способен. Кто же знал, что Том потребует любви в таком вот нестандартном воплощении. Видя, что Гарри готов поддаться, он совсем обнаглел и потребовал настоящий поцелуй взасос, заранее отрезав все пути к отступлению. Гарри решил, что не растает, если согласится на эти требования один-единственный раз, но сразу же четко очертил границы, обещая только поцелуй и ничего более, какие бы надежды Том ни питал на продолжение. Том ждал подарка с нетерпением, и это было заметно. Кажется, перед этим «знаменательным» событием они волновались оба. Стоило только часам пробить полночь, Том потребовал обещанное. Гарри смутился, но решительно пересел к нему на кровать. Облизнувшись от волнения, он придвинулся к Тому, который нервно комкал покрывало. Вздохнув, Гарри подался вперед и прикрыл глаза. Их губы встретились. Одно непродолжительное касание, и Том ринулся в атаку, вопреки установленным правилам. Он нагло вторгся языком в рот Гарри, лаская, облизывая, посасывая его губы. От столь энергичного напора Гарри растерялся, но все-таки смог отпустить себя, позволив Тому вести, а потом и сам не заметил, как стал отвечать на поцелуй, сперва осторожно и неуверенно, потом со все большей жадностью и удовольствием. Оказалось, что Том отлично целуется, весьма зажигательно и напористо, сметая своими ласками и прикосновениями все возражения и вышибая из головы здравые мысли. Очнулся Гарри, почувствовав прикосновение к своему, как ни странно, возбужденному члену. И пусть касался его Том сквозь одежду, все равно это заставило резко отодвинуться и вскочить с кровати. Испытывая чувство острейшей неловкости, Гарри спешно привел себя в порядок и ринулся вон из комнаты. От стыда и, что самое удивительное, от острого, но абсолютно неправильного возбуждения, горели щеки, уши и даже шея. Уже на пороге комнаты он услышал отчетливое и весьма решительное: — Теперь я не отступлюсь, потому что тебе понравилось! Гарри стремительно захлопнул за собой дверь, жалея, что согласился на эту авантюру и что не закрыл уши, чтобы не слышать последних слов. Том оказался прав – ему действительно понравилось. За это было мучительно стыдно. Поцелуй с Томом превосходил по накалу страстей все прочие. Влажные и слезливо-сопливые поцелуи с Чжоу, осторожный и мягкий с Джинни – все они полностью терялись на фоне испытанных только что ощущений. А больше Гарри и сравнивать было не с чем. За все тридцать пять лет существования – семнадцать лет в прошлой реальности, и восемнадцать в этой – он не испытывал подобного… Гарри даже мысленно не мог подобрать слова, характеризующего ту сумятицу чувств и эмоций вдруг взбунтовавшегося от долгого воздержания организма, которые одолевали его в данный момент. Он не соображал, что делает и куда бежит, пока спустя некоторое время вдруг не обнаружил себя в Выручай-комнате, по какой-то странной прихоти его подсознания принявшей вид гриффиндорской спальни. Всю ночь Гарри провел там, валяясь на кровати и пялясь в бордовые складки балдахина. Он думал, к чему может привести его сегодняшняя оплошность, и опасался, что Том теперь действительно не отступится. Ведь тот всегда добивался желаемого. Гарри боялся, что не сможет долго сопротивляться этому ходячему соблазну, в который превратился его маленький «братишка» Том. Осознавать, что малыш, которого он еще совсем недавно держал на руках и пеленал, превратился в этого наглого красавчика, стремящегося залезь к нему в штаны, было сложно. Уступать и поддаваться на провокации Гарри больше не собирался, так как, несмотря на охватившее его возбуждение, которое Том мастерски разжег, он воспринимал его как брата, испытывая к нему более глубокие чувства, чем плотское желание. К сожалению, их взгляды в этих вопросах слишком различались. Утром Гарри проснулся в комнате, которая вновь изменилась и теперь полностью повторяла его нынешнюю слизеринскую спальню, и даже не сразу понял, где находится, с удивлением отметив, что почему-то не ощущает теплого дыхания в затылок. Из Выручай-комнаты он вышел только к завтраку, сев особняком, как в день распределения, что не преминули отметить некоторые парни и девушки, которые, как предполагал Гарри, раньше пользовались вниманием Тома Риддла. Краем уха он уловил несколько злорадных высказываний в свой адрес и лживых сожалений, но ему было все равно. Сейчас его больше волновал сердитый взгляд Тома, от которого у Гарри в горле застревали куски вкуснейшего пудинга. К счастью, в каникулы большая часть учеников разъехалась по домам, но среди оставшихся было немало старшекурсников, которые с интересом посматривали то на Гарри, то на Тома. Судя по всему, все вокруг считали, что они парочка, и, не особо скрываясь, высказывались о причинах возникшего между ними охлаждения. Похоже, их размолвка стала в этот предпраздничный день новостью номер один. Гарри опасался, что Том прямо в Большом зале начнет выяснять отношения или вспоминать о поцелуе. Но, как ни странно, ни за завтраком, ни после Том к нему так и не подошел и продолжал игнорировать весь день, вызывая легкое чувство необъяснимой досады. Гарри не любил неопределенности. Он хотел обсудить с Томом произошедшее, хотя, с одной стороны, боялся этого разговора, с другой – ждал его. Однако Том до самого вечера так и не обращал на него внимания. И как бы Гарри ни было неловко, перед отбоем ему пришлось все же переступить порог их общей спальни. Только вот… Тома там не было. Гарри взволнованно походил из угла в угол, не зная, чем себя занять. Было бы проще, если бы шел семестр и нужно было делать домашние задания, потому что семикурсников, ввиду будущих экзаменов, загружали по полной, и даже на каникулы задали несколько огромных эссе и целый перечень дополнительной литературы для изучения. Он с сомнением посмотрел на книги, сложенные горкой на рабочем столе, и понял, что вряд ли сможет сейчас сосредоточиться на учебе. Ночной поцелуй полностью выбил его из колеи. Гарри поморщился от досады, но никак не мог выкинуть произошедшее из головы. Мысли постоянно возвращались к щекотливой теме. Он очень сожалел, что ночью не расставил все точки над «i» и позорно сбежал, не объяснившись. Гарри считал, что повел себя как ребенок, вместо того, чтобы привести веские доводы против дальнейших экспериментов в этой области. Он так задумался, составляя план разговора с Томом и подбирая наиболее убедительные аргументы против неестественных отношений, что вздрогнул, когда услышал за спиной издевательское: — Надо же! Кого я вижу? Я уж думал, что ты теперь переедешь в другую спальню из-за страха признать, что тебе понравилось. Не ожидал, что ты испугаешься простого поцелуя. Гарри непроизвольно втянул голову в плечи, но потом, собрав всю свою решимость, повернулся к Тому. — А мне показалось, что это ты избегал меня весь день, — вздохнул он. – К тому же, ты нарушил нашу договоренность. — Признаю, я не сдержался, — развел руками Том. – Но убегать от этого… — Ну да, было глупо, — согласился Гарри. – Просто ты застал меня врасплох. А сегодня я все осмыслил и хотел бы с тобой это обсудить. Мне кажется, ты и сам понимаешь, что это неправильно. Нет, не перебивай, пожалуйста, выслушай до конца! Ты с самого рождения привык к моему присутствию и вниманию. Я отдавал тебе все свое свободное время и очень люблю тебя, как мог бы любить родного сына. И ты всегда пользовался этим и добивался своего, несмотря ни на какие запреты и правила. Думаю, ты прекрасно помнишь, что у тебя всегда были лучшие игрушки и лучшие вещи, что я каждый раз, отправляясь на выходные, приносил тебе сладости и подарки, чего большинство детей в приюте были лишены. И пусть я был приютским работником, а ты – обычным воспитанником, мы с тобой были как одна семья. Но я не игрушка, Том. Не мантия и не книжка, которую можно просто пожелать и получить на день рождения. Очень жаль, что я не озвучил эти аргументы вчера, до того, как согласился на твою просьбу. Ты должен понимать, если до сих пор не понял, что не все в жизни можно получить. Я живой человек, и у меня есть чувства, желания и потребности. И если они не совпадают с твоими, ничего не поделаешь. Ты добиваешься от меня чувств, которые я не могу тебе дать. То, что случилось ночью – результат долгого воздержания. Моему телу физиологически семнадцать лет, хотя живу я уже вдвое больше. В таком возрасте испытывать возбуждение от любых ласк и интимных прикосновений нормально. — Ты говоришь, что тебе семнадцать лет, но рассуждаешь, как древний старец, — вклинился в его монолог Том, вальяжно развалившись на кровати. – И делаешь это так складно, прямо как Дамблдор на лекции. Только вот забываешь, что я тоже не ребенок, и слишком хорошо знаю тебя. Семнадцать лет, говоришь, и тело отреагировало естественным образом? Только что ж ты за все эти годы, что живешь здесь, в этом времени, со мной, ни разу не завел ни интрижки, ни романа с девушками? Да ты в их сторону даже не смотрел никогда! — Как ты себе это представляешь, если я столько лет работал практически без выходных и крайне редко покидал стены приюта? А потом началась война, и стало вообще не до романов, — Гарри не нравилось, что Том заставляет его оправдываться, но и смолчать не мог. Ведь ему было важно, чтобы Том понял и принял его аргументы, а для этого нужно было быть предельно откровенным и честным. Да и Том прекрасно улавливал, когда Гарри пытался врать ему. — Ой, вот только не надо мне рассказывать, что в твоем обществе не было женщин, кроме древней миссис Коул и Марты. Вспомни Мари, Джоанну, Сесиль и других. Нет, Мари, конечно, переплюнула всех в охоте за тобой, но не одна она была такая. — Какая Мари, Том? Что ты несешь? – удивленно посмотрел на него Гарри. — Девчонка из приюта! Твоя воспитанница. Та, в которую пару лет назад на летнем отдыхе плюнула жаба, и у нее руки покрылись бородавками, — криво усмехнулся Том. — А, бедняжка Мари… Или… Ты хочешь сказать, что это было твоих рук дело? Ну да. Точно! Это случилось, когда ты в последний раз приезжал на каникулы! – осенило вдруг Гарри. — А потому что нечего было вешаться тебе на шею! – в голосе Тома не прозвучало ни грамма раскаяния. – Я помню, как она нагло прижималась к тебе при каждом удобном случае и как задирала юбку и томно изгибалась, стоило тебе появиться в поле зрения. Уже тогда я жутко ревновал тебя, хотя и видел, что ты остаешься равнодушен ко всем ее уловкам. Но я вскоре должен был вернуться в Хогвартс, а она оставалась, поэтому я не мог пустить все на самотек и позволить ей и дальше увиваться за тобой! — Но, Том… — Гарри совсем растерялся. – Я никогда не воспринимал девочек-воспитанниц… никогда даже не смотрел на них с такими мыслями. — А они на тебя – да! – отрезал Том. — Но так нельзя! Ты не должен наказывать людей только за то, что они находятся рядом со мной. Мы по-прежнему можем только подозревать, когда закончится действие временной петли, но когда-нибудь я встречу девушку, которая разбудит во мне интерес. Возможно, я захочу жениться, семью, детей. Это естественный инстинкт каждого мужчины. И именно поэтому отношения между партнерами одного пола считаются неприемлемыми. Неужели ты этого не понимаешь? — Гарри, ты мыслишь как маггл, — покачал головой Том. – В волшебном мире совершенно другие нравы, и здесь однополая связь не считается болезнью. — Ну, она и в маггловском мире уже… нет, вскоре не будет считаться болезнью, — возразил Гарри, — но все равно это противоестественно! — Глупости какие! Что ты знаешь об этом? А я вот интересовался. В маггловском мире за такую связь грозит тюрьма или психиатрическая лечебница, но мне плевать. Я не собираюсь возвращаться после Хогвартса в маггловский мир. Нужно использовать возможности, что дала нам природа, наделив магией. Да и за мою любовь к тебе здесь меня никто не упрекнет. Ты же видел, что маги смотрят на это совершенно иначе, и мне нравится такое отношение. Магам чужды маггловские предрассудки, и не нужно привносить их сюда из того мира. К счастью, наши миры практически не соприкасаются, и у волшебников совершенно иные законы и понятия. Поэтому, что бы ты мне тут ни говорил, какие бы аргументы ни приводил, знай – я не отступлюсь. Теперь я знаю, каковы твои губы на вкус, как мягок и податлив твой рот, когда ты забываешься от страсти, как дрожат твои ресницы, когда ты теряешься в ощущениях, — говоря это, Том встал и подошел к Гарри, чтобы коснуться его губ, ресниц, щек, легко, словно боясь спугнуть. Гарри забылся, сраженный этой внезапной нежностью. – А еще я хочу узнать, какова на вкус твоя кожа, если провести по ней языком, как реагируют твои соски на ласку и на боль, на жар и на холод, как долго можно держать тебя на грани оргазма и как громко или тихо ты стонешь, когда кончаешь. И я клянусь, что узнаю все это, или я не Том Риддл! Гарри порывисто выдохнул. Он не знал, что ответить. Фантазии Тома и его познания в сексе пугали и завораживали, находили отклик у Гарри в душе, вызывая невольную дрожь от желания испытать все это на себе. Он неловко переступил с ноги на ногу, надеясь, что Том не заметит под мантией его вздыбившуюся ширинку. Однако сдаваться Гарри все равно не собирался, считая эти желания блажью. Он отстранился и решительно взглянул на Тома. — По-моему, мне проще согласиться и удовлетворить твои хотелки, перетерпеть один раз, сжав зубы, чтобы ты добился своего и, наконец, отстал от меня, — устало покачал головой Гарри. — Мне не нужно, чтобы ты терпел, чтобы, отвернувшись, безучастно принимал мои ласки, — усмехнулся Том и вновь приблизился. – О нет! Я хочу, чтобы ты сам желал моих прикосновений, чтобы тянулся за моими руками и хотел принадлежать мне. И я добьюсь этого. А пока – спокойной ночи, Гарри, — с этими словами Том лизнул ему ухо и, усмехнувшись, отстранился, начав раздеваться, как ни в чем не бывало. Больше они не сказали друг другу ни слова и легли каждый в свою кровать. Посреди ночи Гарри проснулся от ощущения какой-то неправильности. И только спустя пару мгновений смог понять, что ему очень не хватает Тома за спиной и его тихого сопения в шею. * * * После Нового года время понеслось семимильными шагами. Больше Том не настаивал на поцелуях и, вроде бы, отказался от своих планов, но при этом старался каждую свободную минуту проводить рядом с Гарри. Их отношения после произошедшего почти не изменились. Они опять много разговаривали. Гарри рассказывал о будущем, о Хогвартсе девяностых, о маггловском мире, своих друзьях и врагах, о приключениях, что выпали на его долю, о фильмах и книгах, что успел прочесть и посмотреть там, и даже о том, что прочел уже в этом времени, а Том постоянно выспрашивал новые и новые подробности. Гарри казалось, что он никогда и ни с кем столько не разговаривал, как за эти полгода до выпускного. Учиться было легко, ведь многие знания он уже успел усвоить, хотя практики ему не хватало. А Том вообще мгновенно запоминал новую информацию. Казалось, ему никогда не нужно было что-то заучивать: все движения, заклинания, законы и правила он усваивал с первого раза. Гарри подозревал, что у Тома феноменальная память, ведь он помнил каждую крупицу знаний, практически все, о чем когда-либо слышал. Помимо этого он оттачивал свои навыки и умения в манипулировании людьми. Гарри заметил, что Тома больше всего интересуют магия времени и психология. И если первому можно было научиться только в магическом мире, то второму – только в маггловском, и Гарри на это неоднократно указывал. Том кривился, однако признавал, что магглы все же в чем-то превзошли волшебников, и нехотя соглашался с их более прогрессивным развитием в некоторых сферах. Гарри с ужасом думал о приближающихся экзаменах, и вовсе не потому, что боялся их. Просто будущее после Хогвартса казалось ему туманным и неопределенным. Он несколько раз заговаривал с Томом о его дальнейших планах на жизнь, но тот лишь отвечал, что хотел бы учиться дальше, но чему и где – не признавался. Гарри раздражала подобная скрытность, но и давить на него он не хотел. Радовало уже то, что, несмотря на довольно своенравный характер, из Тома не вырос Волдеморт, и Гарри с ним было уютно и хорошо, невзирая на их разногласия. Он уже не дергался всякий раз, ощущая прикосновения Тома, да и тот, кажется, делал это не специально, без всякого подтекста. Он мог невзначай опереться на Гарри, потому что был чуть выше, приобнять, похлопать по коленке, положить на плечо голову, рассматривая, что тот пишет в своем эссе. И если сначала от всех этих прикосновений хотелось отстраниться и закрыться, то постепенно он привык не обращать на них внимание. В школе многие считали их парочкой. Том на это только посмеивался, а Гарри страдальчески закатывал глаза. А по ночам Том по-прежнему спал с ним рядом, оплетая руками и ногами, как плюшевого зайца. Гарри не возражал, но по утрам стремился выбраться из кровати первым, чтобы по-тихому прокрасться в ванную. Там он включал воду и, сжав зубы, чтобы не выдать себя невольным стоном, быстро разбирался с ежедневно возникающей утренней проблемой, которая не беспокоила его уже достаточно давно. А виной всему были горячие ладони Тома, которыми он пробирался под пижамную кофту и уютно устраивал у Гарри на животе или же подсовывал под резинку штанов. Эти невинные, казалось бы, прикосновения вызывали сильнейшее возбуждение. Гарри позволял себе расслабиться только за закрытыми дверями ванной, погружаясь в стыдные фантазии о том, как по члену двигается чужая крепкая и сильная рука. Только представлять обладателя этой руки он запрещал себе даже в мечтах. И когда воображаемый незнакомец по-хозяйски прижимался к нему сзади, ускоряя движения, Гарри кончал, изо всех сил сдерживая рвущийся из горла стон. Время, днем и ночью наполненное Томом, летело стремительно, пока в один прекрасный день Гарри не осознал, что все экзамены сданы и вот-вот состоится выпускной бал. Ночью накануне выпускного они практически не сомкнули глаз. Том с дотошностью следователя выпытывал дальнейшие планы Гарри: где тот собирается жить и чем заниматься. Но Гарри и сам этого еще не знал. В приют он больше не вернется, но в Лондоне, еще не восстановленном после бомбежек, найти работу было несложно. Вроде бы рабочих на стройках даже обеспечивали жильем, и Гарри надеялся, что в маггловском мире, который казался ему более простым и понятным, устроиться будет проще, чем в магическом. Он рассчитывал, что Том поддержит его идею, но тот огорошил новостью, что после окончания Хогвартса собирается учиться дальше, причем, не в Англии, а у мастеров Восточной Европы. — Я смотрю, тебя так и тянет в сторону Албании, — покачал головой Гарри, не зная, как реагировать на подобное заявление. — Можно подумать, в Восточной Европе кроме Албании нет других стран, — фыркнул Том. Он лежал напротив Гарри на его же кровати и, не задумываясь, гладил его ладонь указательным пальцем. Гарри не отдергивал руку, делая вид, что не замечает движений Тома, не желая нарваться на насмешку или очередные разборки – в преддверии завтрашнего дня ругаться совершенно не хотелось. – Но я не хотел бы потерять связь с тобой. Давай договоримся на Йоль, Самайн и Хэллоуин встречаться в «Дырявом котле»? Ведь у нас пока нет собственного жилья. Но когда я добьюсь желаемого и встану на ноги, мы с тобой… Гарри настолько удивился, что Том впервые делится с ним своими планами, что на несколько мгновений выпал из беседы, сосредоточившись не на словах Тома, а на своих мыслях. Он уже давно понял, что история их взаимоотношений с Томом Риддлом пошла другим путем, а значит, и будущее, скорее всего, изменится. Теперь он сомневался, что в магической Англии когда-нибудь появится грозный и ужасный Волдеморт. Том, будучи его воспитанником, не слишком-то рвался к захвату всего мира. Да, он вырос достаточно амбициозным и расчетливым, но к порабощению магглов не стремился. А еще Гарри был уверен, что у Тома нет ни одного хоркрукса. — О чем задумался? – вырвал его из размышлений Том, оказавшись непозволительно близко. — А ты… — Гарри все-таки решил проверить свою догадку. – Ты не искал своих родственников? Мраксов? — А зачем мне их искать? – удивленно глянул на него Том. – Ты и так рассказал мне о них все, что знал. — И? – у Гарри от страха сбилось дыхание. — Зачем они мне? – как ни в чем не бывало пожал плечами Том, не заметив испуга Гарри. — Ну не знаю… В той жизни тебе хотелось поквитаться с ними. — Да плевать я на них хотел, — отмахнулся Том. – У меня есть ты. Других близких мне не нужно. — Я рад, — выдохнул Гарри с облегчением. – И, Том, пообещай мне, что бы ни случилось, ни в коем случае не разрывать свою душу. — Зачем бы мне это понадобилось? – удивленно глянул на него Том, и в этот момент Гарри понял, что он как никогда искренен. – Собственными руками превратить себя в монстра? Ну уж нет! Благодаря тебе я знаю, чем это может обернуться, поэтому не бойся, все будет хорошо. Мы с тобой напишем новую историю волшебного мира, и она будет совершенно не такой, какую знаешь ты. — Да уж догадываюсь, — нервно хмыкнул Гарри, отчаянно подавляя зевоту и чувствуя, как слипаются глаза. — Ладно, спи. Завтра ответственный день – я впервые заканчиваю школу, — улыбнулся Том. — Ну, знаешь, я, между прочим, тоже впервые заканчиваю школу, — сонно хмыкнул Гарри, — пусть и с опозданием на семнадцать лет. — Значит, завтра у нас обоих очень важный день, — кивнул Том, гася свет. – Я останусь с тобой? — Даже если я тебе запрещу, ночью ты все равно переползешь ко мне. Так какой смысл? — Ну да, тем более спать нам осталось не так уж и много. Но ты не волнуйся, я на утро запасся зельем бодрости из кладовой Слагхорна, и еще… Но дальше Гарри уже не слышал, провалившись в сон. А следующий день был такой суматошный, что Гарри после смог вспомнить его лишь урывками. Поздний завтрак, общее собрание, отъезд всех учеников, кроме старшекурсников, подготовка к выпускному, непосредственно сам выпускной с шумом, гамом, разрешенным впервые на школьных мероприятиях сливочным пивом и даже каким-то шипучим вином по типу шампанского. И самое яркое воспоминание Гарри, которое осталось с ним надолго – как они с Томом, изрядно захмелев от выпитого, страстно целуются в каком-то пустом классе. В этот раз, вероятно, из-за алкоголя Гарри не особо сопротивлялся и с энтузиазмом подставлялся под ласки Тома, и сам несмело отвечал ему, теснее прижимаясь. И был совершенно не против, когда вокруг его члена сжалась сильная рука, даря удовольствие. Затем была вспышка наслаждения, зажегшийся в классе свет и… провал. Гарри пришел в себя на лавочке в каком-то парке. Поднявшись и растерянно осмотревшись по сторонам, он, кажется, узнал место. Это был тот самый парк, куда они часто ходили гулять, когда Том был еще совсем маленьким. То место, где Гарри когда-то впервые рассказал ему о магии и о том, что он волшебник. Парк практически не изменился: аллеи, деревья и даже лавочки сохранились еще с тех времен, хоть и выглядели неухоженными. А вот здания вокруг оказались полностью разрушенными и так до сих пор и не восстановленными. Только расстроило его совсем другое. Рядом не было ни Тома, ни каких либо следов его присутствия. Только сумка, с которой Гарри собирался покинуть Хогвартс. В парке он просидел очень долго. Время уже давно перевалило за полдень, но Том так и не пришел. Опять. Наконец, поняв, что его надежды напрасны, Гарри поднялся, подхватил свою сумку и решительно потопал туда, откуда раздавались звуки стройки. Он вырастил Тома и выпустил его во взрослую жизнь. И тот, вероятно, больше не нуждался в своем «любимом Гарри». А раз так, то Гарри собирался, наконец, зажить собственной жизнью, раз вернуться в свое время у него за все эти годы так и не получилось.