Тварь

Ричард медлил с ответом. Он опустил взгляд, на сложенные на коленях руки. Только теперь Рокэ заметил темневший на пальце Окделла, крупный безобразный, на вкус Алвы, черный квадратный камень, грубо оправленный в золото. Рокэ глядел на перстень, гадая, был ли он на юноше прежде и если да, то отчего он не заметил его раньше. Занятная и вероятно очень древняя вещь… Юноша молчал. Рокэ, заинтригованный еще больше, не воспользовался своим правом хозяина, чтобы поторопить Ричарда, терпеливо ожидал, предвкушая… Все происходящее его настолько увлекло, что он почти потерялся в реальностях и лишь все тише звучавший в его голове голос Миля «твари коварны, Росио», тонкой ниточкой удерживал понимание того, что сидящий перед ним мальчишка не совсем то, чем кажется. Впрочем, отчего-то хотелось верить в то, что Ричард сейчас был именно собой, тем восторженным перепачканным копотью юношей, который стрелял из пушки. Уже не совсем Тварь… Наверное, совсем не тварь… Наконец, Ричард вздохнул и, приподняв голову, обвел библиотеку печальным взглядом. — Позволите? — спросил он, кивком указывая на висящую на стене гитару. Рокэ, в который раз удивляясь, ответил широким жестом благодушного хозяина: — Конечно. Гитара эта висела на стене столько, сколько Рокэ себя помнил и интереса его прежде не вызывала, более того, он намеревался избавиться от этого артефакта вместе с книгами, так как сам не играл и желания такого не испытывал, но раз уж такое дело… — Благодарю, — Ричард без всяких волшебных фокусов поднялся с кресла, подошел к висящей на стене древности и осторожно взял ее, с каким видом, словно то была священная реликвия. — Играешь? — не удержался Алва, глядя как юноша возвращается со своей находкой в кресло. — Немного… — буркнул Окделл, и, пробежавшись по струнам, вдруг совершенно неожиданно запел: Сохнет трава, задохнулись глухие трубы. Клятвы слова против воли прошепчут губы. Мне не дано знать, что сказало мне: «Прими». Злое как кровь вино любит играть с людьми*. Рокэ застыл, растворяясь в мелодии незнакомой, но в то же время будоражащей, так же как впервые услышанное имя Окделла. Но больше всего его взволновал молодой, чистый голос Ричарда и сквозящее в нем неподдельное чувство. За всем этим слова песни почти потерялись. Ричард пел, уверенно и четко перебирая звенящие струны… Но как же мог я поступить иначе? Хоть впрочем ясно мне действительно одно — Вы, ненавидите меня до плача, И мне от этого смешно. Доподлинно понять о чем пел Окделл, Рокэ конечно не мог, но его не оставляло ощущение, что это и был ответ на заданный им ранее вопрос. По всему выходило, что Ричард знал, как и то, что ему не показалось, что тот, древний Алва был действительно влюблен… Ваши глаза, так сверкают желаньем мести, Против и за. Ваша честь и мое бесчестье. Как же давно размотали боги эту нить, Только вино одно это велит забыть. Рокэ вздрогнул, когда его руки, лежащей на подлокотнике, коснулся прохладный хрусталь бокала, в котором темнело вино, вероятно, то самое которое велело… Алва усмехнулся и поднес хрусталь к губам, ощущая запах отличной марочной «Черной Крови». Вино это пьянило еще до того, как Рокэ сделал первый глоток. А может и не вино вовсе? Может, музыка и дурманящий голос поющего Окделла? Когда б на то случилась ваша воля — Гореть бы верно мне на медленном огне. Вы ненавидите меня до боли, И это весело вдвойне. Рокэ прикрыл глаза, ощущая, как вино бархатно и ароматно обволакивает язык и небо. Когда он в последний раз испытывал подобное удовольствие от простого вина? Перед глазами всплыла картина: одетый в черно-синее Ричард, зло сверкая глазами, стоит против кресла в котором лениво развалившись сидел… некто очень похожий на самого Рокэ, насмешливо глядящий на юношу и перебирающий струны той самой гитары, на которой теперь играл Ричард… Так вот оно значит как… Стынет окно, а в закате играет солнце — Пейте вино, пойте песни, пока поется. Просто в камин бросьте еще немного дров, Вы, как и я один, в общем, сюжет не нов. Голос Ричарда едва уловимо дрогнул и Рокэ, открыв глаза, поймал взгляд серых глаз, смотрящих на него почти с болью… Карьярра! Мальчишка почти сразу отвернулся и запел дальше. Рокэ сделал еще один глоток «Крови», чувствуя, как участило биение его собственное сердце. Вы столь близки и это так опасно, Но разум, верно, утонул в «Дурной крови». Вы ненавидите меня так страстно, В пол-шаге стоя от любви… Последние аккорды смолки, голос Дика тоже, оставляя после себя острое ощущение недосказанности, но юноша, нежно поглаживая блестящий бок старинного инструмента, тихо спросил: — Вас удовлетворяет этот ответ, монсеньор? — Более чем, — отозвался Рокэ, допивая восхитительное вино, и окончательно теряя голову и поддаваясь на очарование расстроенного и такого уязвимого сейчас Ричарда, — более чем…