Крылья

Я пытаюсь открыть глаза, но те не слушаются. Чувствую, как кто-то берёт меня за руку, и вздрагиваю, от чего касание прекращается, а совсем уж из сна меня выводит громкий стук. При пробуждении я сразу же чувствую, как у меня сильно болит голова и все тело, а в ушах слышится неприятный звон. Комната — тёмная, кровать — очень жёсткая. — Я тебя разбудила? — слышу рядом с собой женский голос. Сфокусировав взгляд, вижу девушку невысокого роста с короткими черными волосами. Она обходит кровать и распахивает шторы. От яркого солнечного света глаза начинают больно жечь, и я тут же смыкаю веки, зажмурившись. Зачем она это сделала? Я люблю темноту. Но мелкие капризы быстро заслоняются вопросом: «Где я?», волнующим меня первостепенно. Пока я собираюсь с мыслями, девушка подходит к кровати и садится на её край. Сейчас, когда у меня получается хорошо её рассмотреть, понимаю, насколько же она невероятно красива. Зависть переполняет с ног до головы, сжимая сердце скользкими щупальцами, и хоть я и чувствую дикий стыд за это — ничего не могу с собой поделать. Ей идёт даже эта гетерохромия: один глаз красный, другой голубой! — Как ты себя чувствуешь? — заботливым голосом спрашивает она. — Все тело болит, — с трудом отвечаю, прочищая горло. — Где я? Что это за место и кто ты? Тело не просто болит, оно полностью отказывается подчиняться мне, из-за чего я чувствую внутри нарастающую панику, но не подаю вида. Мои попытки сесть на кровати тщетны и, наверное, настолько жалки, что я покрываюсь румянцем от стыда. Девушка видит это и помогает мне привстать, положив за спину подушку. Повернув голову, вижу рядом с кроватью тумбочку, а на ней стакан с водой. Такой чистой, невыносимо желанной… Шевелю языком, притрагиваясь им к совершенно сухому нёбу и чувствуя, какой же он шершавый. — Может помочь тебе выпить немного водички? У тебя голос хриплый, — будто прочитав мои мысли, предлагает девушка, хватая стакан, и, дождавшись кивка с моей стороны, подносит его к сухим, потрескавшимся губам, помогая сделать пару глотков. — Ты потеряла сознание, и Данте привез тебя сюда. Говорит, на тебя напали, а он сжалился и решил помочь, — незнакомка хитро улыбается, давя ехидную усмешку. — Взял тебя на руки и принес сюда! Не очень-то на него похоже, — на последних словах она не сдерживается и смеётся. — Ах да! Меня зовут Леди. — Данте? — непонимающе спрашиваю, приподняв бровь. — Это тот высокомерный тип с белыми волосами. Она говорит о том мужчине, что напал на меня? Значит, он сказал, что на меня напали демоны, а то, что сам чуть не пришиб — умолчал? Интересно. И почему же он скрыл это от нее? Побоялся? А стоит ли мне ей рассказать об этом? Задумавшись, громко хмыкаю в ответ на свои мысли, а Леди в этот момент становится очень серьёзной и даже взволнованной. — Честно говоря, это очень странно. Он бы никогда не привел в агентство незнакомку, даже если на неё напали демоны. Может, ты расскажешь, что на самом деле произошло? Я вижу, что он скрывает что-то. — Демоны, правда, напали на меня, — осторожно начинаю я, решив, что всё-таки опущу момент с выходкой Данте, — но они всегда на меня нападают, в этом нет ничего такого. Ха, забавно… — улыбаюсь, из-за чего Леди смотрит на меня с непониманием и даже лёгкой боязливостью. — Только в такой ужасной ситуации я смогла, наконец, понять, что не больная на всю голову… Леди не понимает ни единого моего слова, но когда я продолжаю рассказывать свою историю, начиная с детства и заканчивая последними событиями, ее взгляд меняется: жалость, страх, переживание, непонимание и осуждение — столько эмоций, не помню, когда видела подобный спектр в такое ограниченное время, она даже берёт мою руку в свою и на особо болезненных моментах сжимает в качестве поддержки! Мне очень тяжело рассказывать, но, иногда давясь собственными словами, я всё говорю и говорю, с трудом сдерживая слезы, когда речь заходит о моей семье, об их недоверии и скепсисе. Боль распространяется по телу, опутывает, но, пока Леди держит меня за руку, я ощущаю её тепло, которое помогает мне справляться с трудностями в рассказе. Она не такая, как другие люди: не злая, не желает никому ничего плохого, в её мыслях нет места зависти. Она — добрый человек, с ней спокойно, хорошо и ощущается искренняя забота. — Это… — Леди хочет что-то сказать, но её прерывает открывающаяся дверь. Данте. Леди недовольно на него косится, а я её поддерживаю. Мужчина улыбается, и это меня злит. Он напал на меня, а теперь улыбается! Думает, что я растяну на губах улыбку в ответ после такого? Да никогда! — Леди, мне нужно поговорить с этим ходячим скелетом. — Только не обижай ее! Леди покорно встаёт и выходит из комнаты, оставив нас наедине. Данте же, под мой пристальный взгляд, берёт стул, ставит напротив кровати и садится, с интересом за мной наблюдая пару минут, не проронив ни слова, от чего мне становится не по себе. Нервничая, начинаю хрустеть костяшками пальцев, понимая, что должна первая начать разговор, но не имею понятия, с чего, из-за чего переживаю ещё больше: в голове множество вопросов, которые смешиваются в единую кашу. Наконец я решаюсь заговорить, спрашивая первое, что приходит в голову: — Что произошло? Почему вы на меня напали? — спросив, поднимаю взгляд на мужчину и тут же его отвожу. Не могу долго смотреть в глаза человека, начинаю чувствовать себя неуютно. Краем глаза замечаю, как этот Данте ухмыляется и с насмешкой смотрит на меня, заставляя ощутить прилив ярости. Он меня раздражает! — Я напал на тебя, чтобы твои силы проявились. — Какие силы? Какие ещё к чёрту силы? А если бы он убил меня? Как можно настолько необдуманно поступать? Что за глупость? Я хочу закричать, ударить его, но не могу, понимаю, что тело не позволит, и лишь сжимаю руки в кулаки и со злобой смотрю на этого человека. От тяжёлого дыхания кружится голова, ещё больше мешая соображать. Нужно успокоиться и выяснить всё, что он знает, если потребуется — выпытать. Но, черт возьми! Какой же он всё-таки!.. Вот так просто напасть на человека! Естественно, что никому не понравится, если на него нападут без всякого предупреждения, а он говорит об этом как о чём-то обыденном, да ещё и улыбается! — И кто же я, по вашему мнению? Какие у меня могут быть силы? — вздёрнув бровь, спрашиваю у него, тот склоняет голову набок, молчит. Кажется, ему вообще плевать, но это не так, зачем-то же он принёс меня сюда, тем более, Леди сказала, что ему это несвойственно, пришёл поговорить, и что тогда… Я не понимаю этого человека. — Вы и сами не знаете, да? — вдруг осознаю я и попадаю прямо в точку. За долю секунды замечаю удивление, вплеснувшееся в его глаза, которое быстро сменяется безразличием, а губы растягиваются в усмешке, боясь, что кто-то заметит промашку. Данте закидывает ногу на ногу и откидывается на спинку стула, расслабляясь и делая видимость, что я ошибаюсь, но было уже поздно, я поняла, что он не знает ничего конкретного, а напал на меня потому, что пытался как раз в этом разобраться. Видимо, не получилось. — Кто вы? — неуверенно спрашиваю я. — Охотник на демонов. Охотник на демонов? Из горла вырывается нервный смешок, но я быстро успокоиваюсь. Монстры, скрывающиеся под личиной людей, реальны, они и есть демоны, и я их видела с самого своего детства, так отчего же мне ему не верить? Нервно облизываю губы и поднимаю взгляд на Данте, а потом откидываю голову назад, больно ударяясь о стену. Мало того, что я вижу этих чёртовых существ, так еще и попадаю в такие идиотские ситуации. — И кто я? Демон? — тихим, уставшим голосом снова задаю вопрос. Данте это, кажется, веселит. — Не думаю. — Если нет, то кто тогда? — однако вопрос остаётся без ответа. — Тогда вы можете узнать это? В глазах Данте играет игривый огонёк. И тут я понимаю: он пришёл ради этого, не более. — Не за бесплатно… — и снова эта ехидная моська, а глаза сверкают. Он хотел, чтобы я попросила его о помощи, хотел заработать на мне. Отвратительно, но деваться мне некуда, я хочу знать, кто я, приблизиться к разгадке, почему вижу этих существ, и этот чёртов охотник это понимает, поэтому и так уверен — нашёл лёгкую добычу. — Я с самого детства вижу демонов и чувствую все самое тёмное внутри людей, когда они прикасаются ко мне. Почему? Меня долго лечили от этого, но это ведь не лечится, да? — тихо спрашиваю я, украдкой глядя на него. Он не отвечает, лишь внимательно слушает, будто собирает информацию. Если он сможет выяснить обо мне всё, то я должна хвататься за эту возможностью. Только вот есть проблема — у меня нет денег. Если я скажу ему об этом, он не будет мне помогать. Я должна заплатить, больше чем уверена, он попросит немаленькую сумму. А если я его обхитрю? Глаза загораются ярким огоньком. — Хорошо, я заплачу. Только не сейчас, а когда вы выясните, кто я. Данте поднимается со своего места, с подозрением глядя на меня. Не верит? Может, я не убедительно лгу? Это плохо. Нужно надавить на него. — Нет? Тогда я могу уйти прямо сейчас. Могу и дальше жить в догадках о том, кто я. Мне все равно, столько лет прожила, ещё поживу. Однако я даю вам возможность заработать, — для убедительности с большим трудом, терпя боль во всем теле, пытаюсь встать с кровати. Откидываю одеяло и потихоньку спускаю ноги на холодный пол, из-за чего ступни колет, будто иголками. Больно, но я должна доказать, что говорю правду. Невыносимо, ещё секунду и я… Но, похоже, Данте убедили мои слова. — Хорошо. Обычно вносят предоплату, так что деньги вперёд, а потом поговорим, — приказным тоном говорит он. — Нет. Оплата будет только после того, когда вы узнаете, кто я. И ещё одно, — Данте молчит, ожидая от меня продолжения, и смотрит уже с лёгкой неприязнью и раздражением. — Я не могу себя защитить, мне нужна ваша защита. — Любой каприз за твои деньги, девочка. Но только если будет предоплата, — недовольным голосом снова повторяет он. — Тогда я ухожу. А вы останетесь без денег, — ехидно добавляю я, выдержав небольшую паузу. — Ладно. Хорошо. Отлично. У меня получилось его уговорить, а пока он работает, у меня будет возможность найти деньги. Может, даже у отца или у матери смогу попросить. Я не могу не заплатить этому человеку, не могу обманывать, как другие. Он выяснит, кто я, и я заплачу. Точка. Данте покидает комнату, оставляя меня наедине со своими мыслями, болью и отчаянием. Я очень хочу, чтобы кто-то был рядом со мной, поддерживал меня. Никто, даже мои родные, никогда меня не поддерживал, не говорил, что у меня все получится. В глазах каждого человека я видела лишь сочувствие и сожаление, будто к тяжелобольной, что невозможно вылечить, будто я — самая безвыходная ситуация. Даже сейчас никто не скажет мне: «Ты со всем справишься». Почему люди не могут быть честными со мной? Боятся убить словами? Едва ли. Собираю все свои силы и наконец встаю с кровати. Да больно, но эта боль ничтожна, по сравнению с той, что червём копошится внутри: та, которую каждый переживает изо дня в день снова и снова. Обхожу кровать и подхватываю замеченный ранее чемодан, да, из-за бросков он ощутимо поизносился, но хорошо ещё, что Данте решил его забрать. С него станется, оставил бы на улице. Выбор у меня небольшой, поэтому долго не копаюсь, а вот с переодеванием выходят проблемы — тело всё ещё болит. Тихонько открываю дверь и иду по коридору вперёд, натыкаясь на лестницу. Значит, несколько этажей? Интересно. Спускаюсь по лестнице, рука скользит по перилам: дерево — мой любимый материал, он теплый, приятный. Ступеньки жалобно скрипят, когда я ступаю по ним, но этот звук заглушается голосами снизу, позволяя мне остаться незамеченной. Из собеседников узнаю только двоих: Леди и Данте. Еще несколько ступенек и я буду внизу, но ноги сами останавливаются, внутри появляется дикое желание подслушать, какого раньше никогда не было. — Почему она здесь, Данте? — спрашивает у охотника, судя по голосу, более взрослая женщина. — Это тебя не должно волновать, — бесстрастно отвечает Данте. — Да? Я не верю, что это потому, что на нее напали демоны, а ты только по доброте душевной, — в этот момент она кривит голос, из-за чего кожа покрывается мурашками, — принес ее сюда. Ей хоть можно доверять? Кто она вообще? Ты хоть что-то знаешь о ней? — Данте молчит, видимо, не желая посвящать хоть кого-то в свои планы. — Триш, она не похожа на врага. И когда мы с ней говорили, хоть и недолго, я поняла, что она очень хороший человек, — вдруг узнаю голос брюнетки. — И что ты выяснила о ней за все то время, что она там лежит? Что? Она здесь чужая. — Достаточно чтобы убедиться, что ей можно доверять, — грубо отвечает ей Леди, повышая голос. Ясно теперь одно: моему присутствию здесь не рады. И Леди, как и Данте, решила не говорить о том, что я вижу демонов. Я должна уйти сейчас, вернуться домой, не хочу, чтобы кто-то ссорился из-за меня. Возвращаюсь обратно в комнату и грубо застёгиваю чемодан так, что вся комната заполняется звуком молнии, а потом не в силах собраться с мыслями, плюхаюсь на кровать, прижимая его к себе рукой. Не хочу домой, знаю, что будет, если я вернусь туда — все начнётся с назойливых вопросов: почему я не оправдываю их надежды, почему не лечусь, почему я не дождалась отца, хотя я его ждала, а он не приехал! Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, все начинается со скандала. Я люблю свою семью, но они не пытаются меня понять, услышать. Вздохнув, уверенными шагами иду к выходу, пока не передумала, где всё ещё продолжается ругань. Как только моё присутствие замечают, голоса смолкают, Леди натянуто мне улыбается, будто пытаясь извиниться за скандал, а вот Данте совершенно не обращает на меня внимания, он занят поеданием пиццы. На столе сидит симпатичная блондинка, видимо, названная Триш. Она, скрестив руки на груди, осматривает меня с ног до головы, а я отшатываюсь, ударяясь боком о лестницу, что тело прошибает болью: она — не человек, глаза ярко горят красными огоньками. Более того! Вокруг её фигуры сверкают молнии. Дышать тяжело, вновь начать шаг — ещё сложнее. — В чем дело? — спрашивает она недовольным голосом. Понимаю её, самой бы не понравилось, если бы на меня так долго пялились, поэтому отвожу взгляд. Что это, чёрт возьми, за место? И почему тут демон? — Она ничего не сделает тебе, — Леди подходит ко мне и кладёт руку на плечо. — Она так же, как и мы, охотится на демонов. Триш удивлённо поднимает брови, не сводя с меня глаз. От тепла исходящего от Леди я наконец начинаю контролировать свои ноги и немного успокаиваюсь. Ничего не ответив, выхожу из этого дома, но спустя время слышу позади себя шаги. Наверное, это обычные прохожие, уж сильно я сомневаюсь, что та блондинка, Леди или Данте идут за мной — я их не волную, им всё равно, что со мной будет, им нужно поговорить друг с другом и решить свои проблемы. Без меня. Ведь проблемы на мне и завязаны. Погуляю, а потом вернусь, а может, пойду домой. Или всё же они беспокоятся обо мне? Нет! Мотаю головой, давя горькую усмешку. Глупая. Им всё равно, что со мной случится. Но ведь у нас договор с Данте… А может, он передумал и решил не защищать меня? Тут до меня доносится детский крик, я чувствую в нём отчаяние и беспомощность. Поворачиваюсь и вижу стоящего посреди дороги ребёнка — на него с бешеной скоростью несётся машина. В голове проносятся тысячи мыслей и вопросов: где мать? Почему она бросила его? Водитель пытается затормозить, но у него не получается. Я не могу вот так просто всё это оставить. Ноги сами срываются с места, а рука выпускает чемодан. Локтями торопливо расталкиваю зевак, не заботясь о причинённой боли, ещё немного, всего чуть-чуть. Я успеваю схватить ребёнка и отскочить в сторону почти за секунду до того, как мимо проносится автомобиль, но не могу совладать со своим телом и, спотыкаясь, падаю на асфальт, больно ударившись спиной. Кровь пульсирует в висках, а сердце бешено колотится в груди, но я всё ещё продолжаю крепко держать лежащего на мне ребёнка и переводить дыхание. Я успела! У меня получилось! Я спасла ребёнка! Я думала, у меня ничего не выйдет, и я погибну вместе с этим малышом, но у меня получилось! Это невероятно, у меня хоть что-то в этой жизни получилось, и не просто мелочь — я спасла жизнь! На губах расползается улыбка под чужой крик и топот ног. Выпускаю из рук дрожащего мальчонку, тот аккуратно садится на асфальт, вскоре и я следую его примеру. Глаза ребёнка залиты слезами от страха, и подрагивающей рукой я нелепо растираю их по его чумазым щекам. — Все хорошо, не переживай. Мы живы, это главное, — улыбаюсь ему, он слабо улыбается в ответ. Он такой тёплый, беспомощный, как такого замечательного малыша могли бросить? К нам подбегает женщина, наверное, «внимательная» и «заботливая» мать, её голос дрожит, как и она сама. Женщина падает на колени и обнимает мальчика. Укоризненно смотрю на несчастную мать, дав той понять, что она поступила опрометчиво, оставив своего сына одного на дороге. Да и как он здесь очутился? Ужас. Та даже не может понять, что следует выразить благодарность за помощь, а мне этого не особо-то и надо, я вскакиваю на ноги, чтобы уйти незамеченной, и протискиваюсь сквозь нарастающую толпу, в которой замечаю подруг Данте, но не обращаю на них внимания и отворачиваюсь. Люди громко обсуждают происходящее, окружают мать с ребёнком, а я подхватываю чемодан, который, слава, не утащили, и продолжаю свой путь, никого не замечая по пути, накидывая на голову капюшон и застёгивая куртку. Как же холодно. Моё собственное тело и одежда не могут согреть меня, терпеть не могу это чувство уязвлённости и бессилия, но это пустяки, самое худшее — эта боль: спина и плечи снова начинают болеть после падения. Однако эти ощущения того стоят, я ведь спасла ребёнка. Я… Но почему другие люди тогда не обратили внимание на детский плач? Куда смотрели? Люди странные, непонятные мне, они мерзкие. Вспоминаю, как впервые встретила Данте: мы столкнулись, я упала, а его руки успели меня подхватить. Его прикосновения… Внутри него приятная мне тьма, хочется ещё раз её почувствовать. Кстати, как там поживает моя рана на руке? Тогда я сильно её разодрала. Останавливаюсь, поднимаю руки и осматриваю ладони: ни царапины! Как такое возможно? Рана не могла зажить за день, а то и два. Словно я не переживала никаких ударов, хотя, может, мне это всего лишь привиделось? Нет, исключено, раны за пару дней не заживают! Заворачиваю за угол, бросаю чемодан на асфальт, упираюсь спиной в стену, и, снимая с волос заколку, специально оставляю лёгкую царапину на руке, полоснув кончиком железки по нежной коже. Капля крови мгновенно выступает из раны, но ненадолго — через минуту ранка мгновенно заживает. Шокированная в ужасе приоткрываю рот. Как такое возможно? Нет, мне, наверное, кажется, я ведь сильно ударилась, спасая ребёнка. Ещё раз раню себя, и через мгновение и эта рана заживает. Господи… Откидываю голову назад, полностью прижимаясь к кирпичам. Ясно, я — явно не человек, ибо такая мгновенная регенерация не дана никому. Но раньше же такого не было! Или просто я не замечала? Особых ран, ушибов и прочего у меня никогда не бывало. Стоп, а когда я последний раз болела? Пытаюсь вспомнить, но ничего не получается, не помню, будто я, как совершенно идеальный ребёнок, никогда в своей жизни не подхватывала простуду. Что же я такое? В чём дело? Так, спокойно, подумаю над этим дома! Нельзя останавливаться, а то замёрзну. Оглядываюсь и чуть ли подпрыгиваю от радости. Я знаю это место, мой дом всего в часе ходьбы отсюда, если поторопиться! Жаль, что я не могу остаться у Данте, мне там спокойно, но там мне не рады, чужая, не доверяют. Усмешка кривит губы, и я ничего не могу с этим поделать. Может, мне не стоило просить его о подобной помощи? Я бы просто сказала ему «спасибо» и ушла, только и всего, но уже слишком поздно. Я — человек слова, должна выполнить свою часть сделки, как и он — свою. Остаётся совсем немного, я почти у дома, как назло идёт дождь, мешая двигаться быстрее. В принципе, погода полностью соответствует моему настроению. Мне даже начинает казаться, что это я влияю на погоду, а не она сама решает, когда пойдёт дождь или когда будет туман. На самом деле тумана я очень сильно боюсь: когда я была маленькая, то потерялась в тумане, не знала, куда идти. Забилась в углу переулка, сидела и плакала. Благо, отец нашёл меня в тот раз и вернул домой. А вот и мой дом. Не могу сделать и шаг, а надо же ещё подняться по ступенькам, достать ключи, открыть дверь… Мне страшно, и я понимаю, что если зайду, то мы сразу начнём ругаться. Я люблю их, но мне обидно, что они не пытаются меня понять, поговорить. Они делают то, что считают правильным, не спросив, что правильно для меня. Хочу, чтобы они узнавали моё мнение. Хотя бы раз! Как жаль, что у меня нет права голоса. А когда я всё-таки говорю, начинается скандал. Да, кто-то скажет, что я должна быть благодарной за то, что они тратят на меня деньги, лечат от того, что на самом деле не нужно лечить, тратят деньги на моё обучение, одевают и кормят — я благодарна, но этим они не дают самое важное — свою любовь и заботу. Это не материальное благо, это внимание, общение с ребёнком. Их нельзя купить. Я хочу чувствовать их тепло и любовь! Однако, у меня к ним нет даже доверия. Хотя Лидия, моя мачеха, старается вырастить меня, как родную, вложить то, что глушит отец, и с ней хоть немного я могу поговорить. Но, как бы это ни было грубо, она не родной мне человек, она не мать, я хочу, чтобы вместо неё был отец. Делаю первый шаг — он даётся мне с трудом, ноги почти слушаются, а руки словно инеем покрываются от холода и дрожи. Второй шаг — я собираю все силы в кулак, чтобы достать ключи. Третий — я уже у входной двери. Спокойная, дышу и отключаю все чувства внутри, страх уходит, и только тогда я готова к очередной ссоре с отцом. Открываю дверь и первое, что вижу, Лидию, сидящую на диване, руки сложены в молитве, лицо заплаканное. Затем мой взгляд перемещается на отца, который ходит туда-сюда с телефоном в руках. Стоит отцу увидеть меня, он вспыхивает яростью. Лидия широко распахивает глаза, встаёт с дивана и, видно, хочет подойти ко мне, обнять, но останавливается, видя отца в гневе. Она подойдёт, когда он выпустит пар, она всегда так делает, либо вмешается, когда почувствует, что ситуация достигла критического пика. — Где ты была?! — кричит отец. — А где был ты? — отвечаю вопросом на вопрос. — Я тебя ещё раз спрашиваю: где ты была? — Ты не забрал меня из больницы, я сидела час, два, три на остановке, а тебя не было! Это я должна спрашивать, где ты был. Я с двенадцати часов тебя ждала. — С двенадцати? — тут уже вмешивается Лидия. — Нам позвонили в десять, а уехал ты в одиннадцать. От нашего дома до больницы минут тридцать на машине, ты мог забрать Кейси пораньше. Так что ответь ты, дорогой, где ты был? — Я удивлённо смотрю на Лидию, она в ярости: фурия, способная убить прямо сейчас своего мужа. — Мне срочно позвонили с работы. Это было важно. — Важно до такой степени, что у тебя не было времени забрать собственную дочь? — Нет, Лидия, не лезь в наши дела! Она могла и пешком дойти, всего лишь два часа, подумаешь! — под её горящий взгляд он тушуется, но потом быстро вспыхивает вновь. — Ну, может, три, но она бы была дома! А эта чертовка шлялась неизвестно где и с кем! — Не лезть в дела? Я тут живу! И она мне как дочь, так что не закрывай мне рот! Отец ошарашенно смотрит на Лидию и не решается ей что-либо ответить, тихо хмыкаю: ну Лидия! Она же мигом закрыла ему рот! — Ты постоянно мне говоришь, как сильно любишь свою дочь! Но почему-то ставишь работу превыше всего сущего, ты забыл о ней, как только тебе позвонили с этой чёртовой работы! Как ты мог? — Если я не буду ходить на работу я не смогу оплачивать счета! — Эгоист! Ты должен был думать о Кейси, а не о работе. Отец молчит, а я ловлю момент, чтобы ускользнуть и пойти в свою комнату, но тут же слышу, как он кричит, чтобы я вернулась, кто-то поднимается по лестнице вслед за мной. — Кейси! Ты не была дома целые сутки! Где ты все это время была? Ты давно добралась бы до дома, — все не унимается отец, за его спиной я вижу Лидию со скрещёнными руками на груди, ей тоже интересно, где я была. — Ночевала у мужчины. Прямо отвечаю им и вижу их шокированные лица, однако всё ещё проскальзывает сомнение. Меня радует реакция отца, я даже с трудом сдерживаю улыбку, довольная, что разозлила его. — Где ты была? — зло переспрашивает отец, глаза его горят яростью. — На меня напали на улице, а один мужчина заступился за меня, и я переночевала у своего спасителя, — честно отвечаю ему. — Кейси, перестань выдумывать! Сколько можно уже? Когда ты начнёшь говорить правду? — Я говорю правду, это ты мне не веришь! — сорвавшись, кричу я от обиды. — Ты никогда мне не веришь! — Может, прекратите оба? Успокойтесь! Главное, что ты дома, цела и невредима, — отец, ничего не ответив, разворачивается и уходит в другую комнату, а Лидия остаётся со мной. — Я не могу здесь оставаться. Я не могу… — опустившись на кровать, закрываю лицо руками. Мне безумно сильно хочется плакать от отчаяния. Я так сильно устала от всего этого. Почему меня никто не слышит? Чувствую, как рядом со мной прогибается матрац, Лидия обнимает меня.  — Ответь хотя бы мне. Где ты была? — спокойным голосом спрашивает она.  — Я уже ответила, Лидия, — обнимаю её в ответ, с трудом сдерживая слезы. Я не могу при ней разрыдаться, поэтому громко шмыгаю носом, сдерживая истерику. Хочу, чтобы отец хоть раз поверил мне, и был настоящим отцом, а не чёртовым эгоистом.  — Тогда я рада, что ты цела и невредима. — Лидия, я хочу уйти с дома, — тихо говорю я, но настолько уверенно, чтобы не оставалось причин подумать, что это шутка. — И куда ты пойдёшь? — удивлённо спрашивает мачеха, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Не знаю… Но я больше не могу здесь оставаться. Я правда смогу, справлюсь, только отпусти меня и поверь хотя бы раз! Прошу тебя! — умоляюще говорю ей. Чувствую, как тёплые слезы этой замечательной женщины капают мне на плечи и спину. Ей тяжело меня отпускать, я понимаю это, я ей как дочь, которой у неё никогда не было и не будет, и она безумно сильно привязалась ко мне. — Я верю тебе, Кейси. И я тебя отпущу, — с минуту промедления говорит она, заставляя меня поднять на неё заплаканные глаза. — Уходи сейчас, пока твой отец остывает в другой комнате. Я с ним поговорю. И деньги возьми, — засуетилась Лидия, начиная тараторить. — Они в кошельке в моей сумке, ты знаешь где, возьми столько, сколько тебе нужно, и собери вещи, бери самое необходимое. У тебя двадцать минут, чтобы исчезнуть. Быстро! Лидия выбралась из моих объятий и ушла в другую комнату, а я быстро начала собираться, сгруживая стопки вещей прямо на кровать и раскидывая по всей комнате, не заботясь о беспорядке. Взяла даже свой фотоаппарат, он мне пригодится, вдруг в школе попросят опять стать фотографом на один день: это муторно, но так я избавляюсь от возможных разговоров и касаний на праздниках. Быстро собравшись и вытащив, по своим меркам, приличное количество купюр из кошелька мачехи, я выбежала из дома, не закрыв дверь. Когда я шла по улице, не переставая думала об отце, надеялась на то, что он потом пожалеет о том, как разговаривал со мной. Никогда не любила ссориться с отцом — это омерзительно, да, я понимаю, он беспокоился, но зачем сразу сходу набрасываться на меня? Нельзя спокойно поговорить? А потом он твердит, что это я плохая дочь! Куда я могу пойти? Где бы переночевать? Неважно, разберусь, деньги есть — это хорошо. А может все же сделать предоплату этому Данте? Стоило мне добраться до той улицы, где чуть не сбили ребенка, как глаза цепляются за толпу: ещё не все разошлись по своим делам, активно обсуждая происходящее. «Такие уж люди», — хмыкаю про себя. — «Любят долго обсуждать невероятные события». Но и это неважно, я хочу добраться до офиса Данте и всё-таки напроситься у него пожить. Если, конечно, получится, в чем я конкретно сомневаюсь. Пнув ногой попавшийся на пути камешек, тяжело вздыхаю. Если не получится, попытаюсь найти место для ночлега, хотя это намного труднее в сложившейся ситуации — не хочу видеть этих тварей в мотелях, где их, наверняка, еще больше. Как говорится: попытка — не пытка, попробую уговорить этого блондина, может что-то из этого и выйдет. Добравшись до офиса, я стояла у двери и не решалась постучать. Сомнения, которых совсем недавно ещё не было в моей голове, теперь роились как стая пчел. А вдруг он не разрешит? Может, стоит развернуться и уйти? Зачем вообще пытаться и выставлять себя дурой? Нет, нужно попробовать. Я стучусь тихо, неуверенная, что вообще кто-то это услышал, и аккуратно приоткрываю дверь, впорхнув в помещение, словно сквозняк, и становлюсь, как вкопанная: обе девушки кричат на Данте, с каждым предложением все больше повышая голос, а тот сидит в кресле с закинутыми на стол ногами и… Спит? Хочется ухмыльнуться такому нахальству, но губы не складываются в подходящую мину. Мне он сразу показался ленивым котом, которому побоку все в этом мире. Такой безучастный, даже в какой-то степени хладнокровный. Внимание на меня обращают лишь в тот момент, когда я пытаюсь придержать за собой дверь, но та все равно как назло громко хлопает о косяк. Леди подходит ко мне с широко раскрытыми глазами, весь ее вид говорит о том, что она взволнована. — Где ты была? Девушка, уперев руки в бока, отчитывает меня, и, не будь момент сейчас таким болезненным, я бы посмеялась сходству с моими родителями. — Вышла, чтобы не мешать обсуждать меня, — дернув бровью, отвечаю прямо. — Мы ничего плохого о тебе не сказали, — вмешивается Триш, и я замечаю, что вид у нее был действительно виноватый. — Допустим, — твердо соглашаюсь я, — но все-таки я предпочла выйти и дать вам возможность поговорить обо мне. Это же так заманчиво, не правда ли? — смотрю на девушку с вызовом, и ей это явно не нравится, но возмущение она проглатывает. — Глупая. Ничего плохого мы не говорили, а ты убежала. И я бы ничего тебе не сделала. — Я не пленница, могу делать все, что захочу, — мило улыбаюсь я, на что девушка устало качает головой. — Триш, мы бы тоже так сделали, — рассудительно говорит Леди, глядя на подругу, однако предупреждающе встает между нами. — Мне уже рассказали о том, что ты видишь демонов, но для меня все еще остается непонятным, почему он, — Триш, не особо заморачиваясь, указывает тонким пальцем на Данте, что так и не шелохнулся, — тебя принес сюда. Может, ты ответишь? — Чтобы заработать, — я тихо посмеиваюсь, кивая на мужчину, который явно притворяется спящим, не желая влезать в разговор и портить себе нервы. — Это на него похоже, — звонко рассмеялась Леди, Триш лишь растянула губы в улыбке. — Долго он будет находиться в таком положении? — не поворачивая головы, кивком указываю на Данте, из-за чего глаза демонессы загораются шаловливым огоньком. А она не такая плохая, как может показаться на первый взгляд. — Ты даже не представляешь. Ухмылка всё-таки расцветает на моем лице, и я с грохотом бросаю свой багаж на пол, из-за чего Данте наконец открывает глаза и вопросительно смотрит на меня, наверняка же испугался, что разбилась какая-нибудь его драгоценность. Он тайком оглядывается, дабы убедиться в том, что проблем нет и все на месте, и его лицо уже приобретает оттенок раздражения, на что я лишь недоумевающе хлопаю ресницами, а потом, так ничего и не сказав, достаю из кармана пачку денег и бросаю к нему на стол. Все-таки сделаю предоплату сейчас, чтобы у него появилась хоть какая-то мотивация работать. — Я решила сделать предоплату. Данте словно нехотя берет деньги и начинает считать, когда Леди подходит ко мне. Если он скажет, что этого мало, я заберу деньги и уйду. Кто его знает — вдруг ему покажется, что этой суммы недостаточно? — Хватит. — Хорошо. На минуту в моей голове снова всплывает мысль попросить у него разрешения остаться тут, но страх глушит ее, говорит, что он будет против. Но… — Можно еще кое о чем попросить? — Данте молчит, переводя сонный взгляд на меня. — Мне негде жить, меня из дома выгнали, я на пару дней останусь, а потом уйду. Я могу… — Не-а, — тут же перебивает меня мужчина. Вот как? Так категоричен, даже не дал договорить, сразу отказал, еще и ухмыляется. Бесит. — Пожалуйста, — опустив голову, слезливо прошу у него, хотя стыд уже раздирает кожу. Мне не хочется просить, но нет стойкой уверенности, что я найду еще, где можно переночевать. — Нет, — твердо говорит он, и тогда во мне что-то обрывается, опаляя стыдом еще больше. — Данте, ей негде жить, она же сама сказала — ее выгнали, —вмешивается Леди. — Она поживет у тебя всего пару дней, пока не найдет другое место! — Ты выгонишь девушку посреди ночи в дождь на улицу? — негодующе восклицает Триш, а я только и успеваю переводить взгляд на всех троих, открыв рот от удивления. Они за меня… Просят? — Она здесь не останется. — Если тебе нужны деньги, то я заплачу за ее проживание! — сделав акцент на некоторые слова, холодно припечатывает Леди, и Данте заинтересованно вскидывает бровь. — Если он так хочет, я уйду, — тихо говорю я девушке и уже порываюсь двинуться к двери, как она мертвой хваткой вцепляется мне в руку. — Нет! Ты никуда не уйдешь, будешь жить здесь столько, сколько понадобится, а я буду платить за твое проживание. Он не против. Разве не видишь? — ухмыльнувшись, произносит Леди. Судя по уставшему виду Данте, он не решается спорить с этой девушкой, особенно, когда речь заходит о деньгах. Похоже, деньги — это единственное, что его в принципе интересует. Мне невероятно повезло наткнуться на них. — Ты приведи себя в порядок, а я куплю тебе мороженое. Хорошо? — ласково говорит Леди, отсчитывая охотнику нужную сумму, на что я киваю и улыбаюсь ей. — Спасибо, — тихо шепчу я, но знаю, что та слышит, после чего зацепляюсь взглядом за Триш и легкой улыбкой и кивком также благодарю её. — Мне тоже купи, — кричит Данте. — Обойдешься! — Эй! Я медленно поднимаюсь по лестнице и иду в ту самую комнату, где впервые проснулась, чтобы переодеться, скинув с себя промокшую одежду. Чувствую, мне придется нелегко — найти общий язык с Данте — самая сложная задача. Наверное, лучшая тактика для меня — молчать и игнорировать. Но я же не могу сидеть здесь без дела целыми днями! Решаю, что стоит снова начать заниматься своим любимым делом — фотографиями, но этого мало для того, чтобы я смогла отвлечься от мыслей, что больше не увижу Лидию и отца. Впервые я приняла самостоятельное решение уйти от них и начать жить самостоятельно, а значит, не отступлюсь от него. Я уже начинаю скучать по Лидии… Как она сошлась с таким человеком, как мой отец. Приведя себя в порядок, спускаюсь вниз, где меня уже ждет Леди с баночкой мороженого. Она прощается со мной, крепко обняв, что на коже, наверное, расцветут синяки, и удаляется, не забыв напоследок пожелать удачи. Я остаюсь одна вместе с этим мужчиной. Атмосфера разом запыхала не уютностью, заставив меня съёжиться и сесть в кресло у стола: Данте сидит на противоположной стороне, закинув ноги на стол. Дрожащие руки стискивают стаканчик со сладким и, избегая искушения, я ставлю его рядом с охотником. Я очень хочу мороженое, оно к тому же клубничное, мое любимое, но там слишком много калорий. Взгляд снова цепляется за аппетитную розоватую массу с воткнутой ложечкой, и я быстро вскакиваю с кресла и беру газету, лежащую на диване, прижав ее к груди, словно та была моим спасением. Данте спит, его грудь медленно вздымается, а сам он тихо посапывает. Я вдруг осознаю, что когда Данте спит, он весьма привлекателен — нет той противной ухмылки, которая практически всегда играет на его лице, лишь умиротворенные черты. Нет. Мотаю головой, будто это поможет прогнать из головы глупые мысли: лучше не пялиться на него. Откидываюсь на спинку кресла и шумно открываю газету, начиная читать первую попавшуюся на глаза статью. Из-за этого Данте просыпается, и я незаметно пытаюсь взглянуть на него поверх газеты, но он, конечно же, это замечает, сначала бросая взгляд на меня, а потом на баночку с мороженым, на этикетке которой нарисована клубника. Блондин убирает ноги со стола и скрещивает руки на груди. Он повторяет гляделки ещё несколько раз, будто намекая на что-то, в то время как я и вовсе стараюсь не смотреть на аппетитное, розовое, медленно тающее угощение. Однако, невольно взглянув, больше не могу оторвать от него глаз, оно так и просит, чтобы я его попробовала. Очень сильно хочу украсть хотя бы капельку, но сдерживаю себя, одергиваю и пытаюсь вновь сосредоточиться на газете. Ложечка медленно наклоняется, я аккуратно вытаскиваю её и снова втыкаю в мороженое так, чтобы она упиралась о бортик стаканчика. Не хватало еще испачкать стол, кто знает, как он к этому отнесется. Краем глаза замечаю, как Данте неотрывно наблюдает за моими действиями, в первую очередь — за мороженым. Он его хочет? Я не решаюсь у него спросить и возвращаюсь к чтению газеты. Данте то закрывает глаза и делает вид, что спит, то поглядывает на меня. Весьма забавно с его стороны, как-то даже по-детски выглядит. — Хочешь его? — прямо спрашиваю наконец, отложив газету в сторону. — Нет, — резко отвечает он, подобравшись, и закидывает ноги на стол, опуская веки. — Сама ешь. — Я не хочу, — неуверенно отвечаю я. — Я вообще не хочу есть… Хочет, вижу по его взгляду, по тому, как часто сглатывает слюну, Данте не решается взять его, пока я здесь, рядом. Интересно, если я на некоторое время отлучусь, он возьмет его? Ребячество вспыхивает с такой силой, что я четко осознаю — хочу попробовать. Поэтому медленно встаю со своего места и поднимаюсь на второй этаж, решая разобрать свои вещи и сложить их комод, потянуть время. Однако управляюсь достаточно быстро. Наверное, от мороженого ничего уже не осталось, стоит проверить. И я была права! Детский восторг захлестывает с головой, ведь, когда я вернулась, застала Данте, активно поглощающего мороженое, от которого тот отказался всего пару минут назад! Я подхожу ближе, складываю руки на груди и с ухмылкой на лице прожигаю его взглядом. — Вкусно? — Кто-то же должен его съесть! — с полным ртом мороженого отвечает он. Я тихо посмеиваюсь и возвращаюсь в кресло. У него все лицо в мороженом, он как ребенок. Кто бы мог подумать, что такой угрюмый и взрослый мужчина с упоением будет уплетать клубничное мороженое? Однако, мне стоит сосредоточиться и поговорить с ним, рассказать о своих силах. Без этих деталей он ведь, наверное, не сможет узнать о том, кто я. — Данте, я должна кое-что тебе рассказать. Это касается меня, — но мужчина даже не смотрит, а я продолжаю говорить: — Когда я прикасаюсь к людям, то вижу их мысли, как четкие картинки. Я вижу, что они хотят сделать, кого убить, подставить, любое ужасное действие. Я вижу зло, которое таится внутри них, в самых худших или менее ужасных его проявлениях. Такое чувство, будто я проникаю вглубь их души. Только, когда Леди прикоснулась ко мне, внутри нее не было зла, она была словно чем-то светлым для меня, как и тот ребенок, которого я спасла. Нет, я не вижу хорошего, никогда не видела, лишь самое плохое и омерзительное, просто… Они были пусты. А когда ты коснулся, то я… — на секунду прерываюсь, не зная, как выразить свои мысли. — Толком ничего не почувствовала, что-то нейтральное. Это странно, но мне было удивительно спокойно, будто накачали анестетиками, я не видела твоих мыслей, совсем ничего, лишь пустота и невиданная благодать. Рассказывая ему все это, я не замечаю, как все ниже и ниже опускаю голову вниз, непонятно почему чувствуя себя виноватой, будто ребенок, совершивший оплошность, рассказывает, как он это сделал. Но как только заканчиваю, поднимаю глаза и смотрю на него с надеждой, словно прямо сейчас все по мановению чуда закончится. Данте давно вытер рот рукавом, стирая с губ остатки сладкого. Он, не отрываясь, смотрит на меня. Интересно, он вообще понял, о чем я говорю? Слушал ли он меня? — Но и это еще не все: помнишь, когда мы с тобой впервые столкнулись, я упала и тогда расцарапала ладони? Сейчас и следа нет. Я себя даже сегодня поранила специально, чтобы убедиться в своих догадках — все зажило, не сразу, постепенно. Тебе это о чем-то говорит? Данте встает из-за стола, мило улыбается мне и говорит: — Очень вкусное мороженое. Спасибо, костлявая. Он уходит. Вот так просто. Я сижу в шоке с минуту, не понимая, что сейчас произошло, а когда до меня доходит, то начинает нервно дергаться глаз. Какого черта? Я ему рассказываю о своих способностях, выворачиваю душу вдоль, поперек и наизнанку, а он просто берет и уходит? Мороженое ему понравилось, видите ли! Я его совсем не интересую? Черт возьми, вот же гад! И как такой, как он, выяснит, кто я с таким-то отношением? И как он меня там меня назвал? «Костлявая»? Вот засранец! Еще и разговаривает со мной, как с ребенком. Боже, во что я только влезла.