Крылья

Второй день как я живу в офисе у Данте, и с каждым часом мое состояние ухудшается, невыносимо давя на сознание: голова кружится, все время хочется спать, а нестерпимая слабость во всем теле мешает даже поднять книгу. Однако в этом есть и свои плюсы — я почти могу обхватить запястье большим и указательным пальцами, а бедро — двумя руками. Мне остается совсем немного для достижения своей цели, и тогда я буду держать тело в таком виде — идеальном. Данте так и не начинает выполнять свою часть сделки: все время ест пиццу, где-то пропадает, а когда уходит — долго не возвращается. После нашего последнего разговора мы с ним больше ни разу не заводили диалог длиннее трех предложений, в большей степени потому, что я просто не знаю, о чем с ним говорить. Я его совершенно не интересую, если это не касается работы и денег, а он — меня. Ну разве что совсем чуть-чуть. Сегодня Данте восседает за своим столом и читает какой-то очередной журнал с полуголой женщиной на глянцевой обложке. Да, этот человек явно увлечен прелестями дам, у которых есть большие формы, а я подобным не обладаю, до его идеала женской красоты мне далеко. — «Да и не надо!» — резко одергиваю себя, встряхивая головой, пытаясь выдернуть сознание из глупых мыслей. Леди с Триш играют в бильярд, а я искоса наблюдаю за ними, лежа на диванчике. Закончив игру, Леди поворачивает голову и смотрит на меня, не отрываясь, и в глазах читается толика беспокойства — она смотрит так с самого утра и это уже порядком раздражает, но начинать диалог первой мне совершенно не хочется. Девушка покусывает губы, явно думая, какие слова подобрать, а потом наконец решается, подходит ко мне и садится на край дивана. Триш же в ситуацию благоразумно не вмешивается, а заинтересованно наблюдает со стороны, из-за чего я хмыкаю, переполняясь к ней уважением. Хитра, ничего не скажешь. Я с трудом поднимаюсь, хватаясь за спинку дивана, и сажусь рядом с Леди, ожидая от нее начала разговора. — Кейси, ты два дня ничего не ешь. Все в порядке? — взволнованным голосом спрашивает она, заламывая пальцы. — Да, — тихо и неуверенно отвечаю я, не в силах говорить более твердо, сил не хватает больше ни на что. Если я скажу ей, что уже три года как лечусь от анорексии и что побывала за это время в нескольких больницах, благодаря родителям, она будет считать меня больной на голову. Нужно молчать об этом, однако утаивать тот факт, что я ничего не ем — невозможно, думай, Кейси, думай. Замечаю, как на нас смотрит Данте — он даже журнал отложил, чтобы послушать. Странно, ему ведь нет до меня никакого дела. — Кейси, твой внешний вид говорит об обратном. Озарение приходит быстро, заставляя в тщетных попытках собрать внутренние силы, чтобы попытаться выдавить из себя улыбку — она видит меня ходячим скелетом, хотя таковым я не являюсь. Улыбкой пытаюсь доказать девушке, что все хорошо и для беспокойства нет причин, но внутри себя ощущаю привычную пустоту. Эта пустота похожа на червяка: она проникает под кожу и пожирает тебя изнутри, и с каждым съеденным кусочком плоти тебе становится все больнее, пока дело не доходит до агонии, и приходится притворяться, чтобы никто не заметил, как ты страдаешь. Все, что я могу — это притворяться, якобы все хорошо. Ведь, когда ты хочешь сказать, что тебя тревожит что-то, даешь волю чувствам и позволяешь посмотреть на свой настоящий внутренний облик, те, кто раньше переживал за тебя, как-то резко утрачивают интерес, и ты, переполненная противоречивыми чувствами, пытаешься привлечь внимание к себе, разве что не разводишь сигнальный костер, а этого никто не замечает. Пустота сравнима с депрессией. Моя депрессия длится настолько долго, что я уже не могу от нее избавиться, она стала почти родной. Проходи, располагайся. — Леди, не беспокойся! Я как быстро сбрасываю вес, так и набираю. Это абсолютно нормально для моего организма. Я встаю с дивана и пытаюсь поспешно удалиться, чтобы избежать очередного вопроса, но куда мне уйти и что делать? И тут до меня доходит — со всеми этими переживаниями я совершенно забыла про школу и не появлялась на учёбе вот уже второй день, там у меня как раз получится скрыться от Леди и ее расспросов. Или, может, мне просто погулять? Нет, я не хочу. Я то и дело сижу здесь и ничего не делаю. Подхожу к окну, по пути спотыкаюсь о брошенную коробку из-под пиццы. Какой же тут бардак! Это просто невыносимо, сколько тут коробок, банок из-под пива, почему он не убирает после себя? Отвратительно, и почему я раньше не замечала, насколько здесь затхло? Неужели так сильно голову вскружило чувство условной свободы? Сжимаю руки в кулаки то ли от злости, то ли от внутреннего напряжения, четко решая для себя, что не могу жить в такой грязи, а значит, остается только один вариант развития событий. Прохожу мимо Леди, которая снова решает поиграть в бильярд, и начинаю собирать пустые коробки от пиццы. Замечаю, как та удивленно смотрит на меня, отставляя кий от стола, прослеживает взглядом за каждым движением, в отличие от Данте, который с минуту наблюдает за мной, а потом вновь принимается читать журнал, как будто это само собой разумеющееся. И ему ведь абсолютно не стыдно за то, что за ним убирается незнакомая девушка, гостья. Он же хозяин этого офиса! Неужели Леди и Триш не противно находиться здесь? За время, проведенное здесь, я поняла, что они способны повлиять на него, но почему-то ни разу не сказали ничего против того, что им приходится перешагивать через горы мусора или разгребать бильярдный стол от залежей мусора. Прокручивая эти мысли в голове, я принимаюсь за генеральную уборку. Разномастные коробки, бутылки и остальной мусор складирую по мешкам и водружаю около двери, уносить их в бак я не хочу и не имею возможности, — руки уже начинают подрагивать от усталости, — протираю пыль и мою местами очень замызганный пол. Честно говоря, я никогда так сильно не уставала после уборки, но и не было у меня так много мусора. На уборку у меня уходит около трех часов, и хотя я всем своим видом выражаю недовольство, меня радует, что это помогает избежать лишних вопросов от Леди и дурацких мыслей в голове. Девушки не помогают мне, все продолжают гонять шары по лузам, теперь даже не обращая внимания на шныряющую по углам фигуру. В принципе, я и не прошу их о помощи, хотя отсутствие формальной фразы о помощи немного тяготит и обижает. Обратно на диванчик я возвращаюсь совершенно уставшая, готовая уснуть в то же мгновение, но Леди не позволяет мне этого сделать. — Кейси, сыграем? — Что? — непонимающе приподнимаю закрывающиеся веки, слыша, как хлопает дверь — Триш молча уходит, даже не прощаясь. Видимо, манерам здесь не обучен никто. — В бильярд. Надеюсь, ты умеешь? — Умею. Мысли об отце, который и учил меня играть, больно врезаются в до того чистую голову. Я встаю со своего места, возвращенная в прежнее тяжелое состояние, и принимаю протянутый мне кий, мягко дотрагиваясь до бильярдного стола, все равно ощущая холод от дерева. Когда же я играла в последний раз? Кажется, прошла целая вечность. Леди предлагает мне первой разбить, и, повертев в руках кий, я начинаю игру. Как раньше играть, естественно, не получается, время внесло свою лепту, забрав с собой и все мои навыки. Сейчас я играю и не то что бы хорошо, но и не плохо, однако все-таки побеждаю. — Ого, — удивленно восклицает Леди, глядя, как я отставляю кий в сторону. В свою же очередь замечаю, что даже Данте отрывается от журнала и с нескрытым интересом наблюдает за нами. — Где ты так научилась играть? — внезапно спрашивает он, после чего возвращается к чтению. — С отцом в детстве играла. Мы часто путешествовали, много где побывали, — я собираю шары, чтобы начать новую партию игры. — Он любил играть в бильярд и всегда выбирал отели, где был бильярдный стол. Но когда появилась Лидия, все закончилось. Давай, разбивай, — улыбнувшись, предлагаю Леди, но та заметно сомневается — стоит ли ей начинать со мной новую партию? — Кто такая Лидия? — интересуется Леди, разбивая. — Новая жена отца, но мне кажется, они недолго будут вместе, — горько рассмеявшись, говорю я, пряча глаза. — Она тебе не нравится? — Нет, вовсе нет! Она заменила мне мать, и мы хорошо ладим. Просто, когда она появилась, отец изменился. Он больше не был тем заботливым отцом, каким был раньше, он перестал интересоваться моими делами и… — вздохом обозначаю, что разговор на этом завершен. — А твоя родная мама? — Она умерла, — обрываю я, забивая сразу два шара. — Мне… — Не стоит. Я все равно ничего о ней не знаю, отец не рассказывает. Стоит мне начать эту тему, как он раздражается и уходит, — шар отскакивает в полусантиметре от лузы, и Леди улыбается, наверняка, понимая, что я делаю это специально. — А у Лидии есть дети? — Нет. — Сколько тебе лет? — Семнадцать, — мне это все надоедает, и я начинаю забивать один шар за другим, однословно отвечая на любые вопросы. Игра быстро подходит к своему завершению, заставляя Леди покачать головой. — Ну вот ты опять, — улыбается она и кладет кий на стол. Я молчу, лишь слегка пожимая плечами, и только хочу вернуться к полюбившемуся за эти два дня диванчику, чтобы с носом уйти в книгу или газету, отгородившись от вопросов, как она произносит: — Тебе нужно начать есть. Ее слова в конец портят мне настроение. Разве она не видит, что я не идеальна? Может, она, как и другие, скажет мне, что я — кожа да кости, худая как спичка, что на меня страшно смотреть? Почему именно они, красивые, идеальные по своей сути, говорят мне эту чепуху? Нет, я не должна на нее срываться, кричать — если бы не она, я бы сейчас ночевала где-нибудь на улице. — Леди, не беспокойся за меня, — фальшиво улыбаюсь, качая головой. Подхожу к столу Данте, на что он даже не дергается, выбираю первую попавшуюся книгу из трех неровных стопок, сажусь в кресло и начинаю читать. Демоны. От содержания я вздрагиваю, но потом беру себя в руки, посчитав, что знать о тех, кто мучает меня всю осознанную жизнь — бесценно. Я впитываю каждое слово и даже не замечаю, как уходит Леди, как за окном садится солнце, как звезды покрывают ночное небо. Захлопнув книгу, потягиваюсь, разминая затекшую спину, и возвращаю ее обратно. В последний момент, когда я уже собираюсь подняться к себе, перед глазами плывет, тело ослабевает, а сознание меня покидает. Мир вокруг меня всегда был окрашен оттенками черного, в нем не место ярким тонам. Не место счастью и любви. Я никогда не узнаю, что это такое — радоваться мелочам, ведь даже игра в бильярд завязана на моей давней боли. Я падаю, вижу голубое небо, белые облака и как мимо проносятся лепестки красных роз. А может, это вовсе не розы, а кровь? Не могу рассмотреть, но мне почему-то кажется, что это розы. Чувствую, как спиной во что-то врезаюсь и хочу громко вскрикнуть от боли, но из глотки вырывается лишь тихий хрип, а потом меня поглощает холодная вода, я тону в ней, захлебываюсь, барахтаюсь руками и ногами, но легкие сдавливает мороз, а конечности начинают сводить судороги. Все это становится мелочью перед тем, что предстает передо мной: склизкое, черное совершенно неясное, его щупальца обвивают мои ноги, руки, талию и шею — душат меня. Я цепляюсь в них дрожащими руками, дергаюсь, пытаюсь выбраться, но воздуха в легких становится все меньше и меньше, они словно горят от нехватки кислорода, а пальцы разгибаются. Чернота рассеивается с большим трудом, и, словно чужими глазами, я смотрю на девушку напротив и с ужасом узнаю себя только с теми самыми щупальцами за спиной. Я совсем худая, кожа обтягивает кости, а взгляд потухший и уставший, такой я иногда вижу в зеркале после того, как выблевываю все то, что в порыве съела. Неужели это я? Неужели то, что я делаю с собой, довело меня да такого? И вдруг один вспых, неведомая искра, и я начинаю гореть. Пламя заставляет кричать, правда, недолго, ведь огонь становится настолько сильным, что уже через несколько минут вместо девушки остаются обуглившиеся кости. Подскакиваю на диванчике, глубоко вгоняя воздух в легкие, получается плохо и постоянно хочется сорваться на рыдания, которые все сложнее становится остановить. Со лба стекает крупная капелька пота и я незамедлительно стираю ее ладонью, попутно вытирая глаза. Это всего лишь кошмар, но он был так реален, что я до сих пор чувствую, как моя кожа плавится и горит, а шею все еще что-то как будто сжимает. В последний раз я теряла сознание из-за голода полгода назад. Я была на лечении и тогда меня силой заставили есть. Как можно так лечить человека? Есть заставляют маленьких детей, но никак не взрослых сознательных людей, которые выбрали свою судьбу! Когда смотрю на себя в зеркало, мне кажется, что я недостаточно хорошо стараюсь, мне не нравится то, что я вижу. Лидия же, когда впервые увидела меня полуголую, ужаснулась от увиденного. Она взяла меня за руку и отвела в другую комнату, поставив перед зеркалом. Говорила, что она видит, что ей страшно и что все это неправильно. Когда она описывала, как она видит меня, я представляла себе это, и мне самой становилось страшно. Это заставило меня задумать о том, не перебарщиваю ли я? Следует ли мне остановиться? Но потом я начинала сравнивать то, что видит Лидия, и то, что вижу я, и остановилась на последнем. Потому что только я решаю, что для меня будет лучше, и какой мне быть и как выглядеть. Сейчас ничего не изменилось. Я неидеальна, но скоро все должно измениться, я почти добилась своей цели! Только вот в последнее время мне нехорошо и это тормозит процесс. Я чувствую, как собственное тело начинает убивать меня, оно не хочет, чтобы я жила, раз так издеваюсь над собой. Правильно ли я поступаю, устраивая себе травлю? Может, мне и вправду стоит остановиться? Ведь уже не только тело, но и мое подсознание кричит: «Остановись, прошу тебя! Живи!» Я чувствую слабость и как медленно умираю. Мне нужно снова все хорошо обдумать. Выбрать правильный вариант. Я хочу жить, очень сильно, но не с таким телом. Да, я должна делать так, как считаю правильным, но что сейчас правильно для меня — продолжать голодать или правильно питаться, чтобы жить? Поворачиваю голову и вижу Данте, восседающего в своем кресле. Совершенно ничего не изменилось. Интересно, он шевелится хоть иногда? У него сводит конечности? — Ты усложняешь мне работу! — холодно чеканит он, дерзко глянув на меня. — То есть? — с трудом приподнимаясь на диване, спрашиваю я осипшим голосом. — Я должен защищать тебя, а для этого ты должна быть целая и невредимая. Но как я это сделаю, если ты сама, словно дура, убиваешь себя? Каким образом я должен тебя защищать? Привязать и кормить? Если не начнешь нормально питаться, можешь убираться отсюда. Он отчитывает меня, словно отец, и от этого мне становится жутко совестно, кровь резко приливает к щекам, заставляя отвернуться, дабы скрыть этот позор. Посторонний человек ругает меня за мои же принципы — неприятно. Да и он неправ, я хочу жить! Но… Если это убивает меня… Я не знаю. Возможно ли прожить счастливую жизнь уродиной? Я покусываю губы, гоняя мысли в голове, но так и не могу понять, что для меня хуже. Умереть красивой или прожить всю свою жизнь под насмешками и косыми взглядами? Может, я все-таки попробую, немного есть, потихоньку и маленькими порциями, но только ради того, чтобы не умереть. Да, да, точно! Если есть по чуть-чуть, то вряд ли я сильно поправлюсь, тем более, все это можно сжечь физическими нагрузками. — Да. Я поняла. Я буду есть… — я подхожу к столу Данте, сажусь в кресло напротив и тяжело вздыхаю. Решение дается мне как никогда сложно. Все-таки, если я действительно убиваю себя, то постараюсь все исправить. Он ничего не отвечает, лишь победно ухмыляется, словно выиграл войну, а не уговорил девчонку поесть, а потом откидывает голову назад и закрывает глаза. Неужели эта маленькая победа так радует его? Или он думает, что так берет надо мной минимальный контроль? Ха. Зря радуется. Когда мы привыкнем друг к другу, я найду к нему подход и посмотрим, кто будет улыбаться. На его столе лежит коробка с пиццей. Я не раз слышала, как он заказывает пиццу без оливок. Без оливок. Я хмыкаю своим мыслям, на что Данте только приоткрывает один глаз. Я запомню этот факт. Беру кусочек пиццы, осматриваю его со всех сторон, пытаясь в уме высчитать, сколько в нем калорий. Нет, Кейси, нельзя считать. Если хочу жить, нужно просто есть и не заморачиваться о калориях, а потом заниматься спортом. Вздохнув, откусываю небольшой кусочек, поборов желание зажмуриться, будто пытаясь проглотить яд, а не всего лишь лепешку с салями. Заставить себя жевать еще сложнее, но потом я вхожу во вкус. Как давно я не ела пиццу! Потом ещё кусочек и еще, и еще… Черт возьми, да пошло оно все! Как я только могла отказаться от этой еды? Я ем так быстро, что этот кусок исчезает меньше, чем за минуту, а в наказание получаю разболевшийся живот. Думаю, на сегодня хватит, а завтра стоит купить продукты и приготовить себе что-нибудь легкое. На следующий день я с трудом разлепляю глаза на встречу новым ужасающим школьным будням, неохотно застегиваю пуговицы на школьной блузке и спускаюсь вниз. Честно говоря, мне хочется увидеть Леди или Триш, но я понимаю, что это глупо, ведь они не приходят в такую рань. Однако сегодня мои мечты будто сбываются, потому что в офис заходит Леди с небольшой коробочкой в руках. Она недовольно хмурит брови и оценивающе осматривает меня с ног до головы. — А ты куда в такую рань? — Я уже три дня как не ходила на учебу. Стоит вернуться, тем более, я — выпускница, — пожав плечами, отвечаю, — нужно будет сдать кучу экзаменов, если захочу попасть в колледж. — То есть, у вас будет выпускной вечер? — Леди хитро улыбается, заставляя меня поднапрячься. — Да, — мягко отвечаю ей, а потом опускаю взгляд на коробку в ее руках. — Это твой завтрак. Данте сказал, что ты наконец начала есть. Держи, думаю, тебе понравится. — Спасибо… Моему удивлению нет предела. Она сделала для меня завтрак. Да еще и принесла его в офис! Никто, никогда… Я встряхиваю головой и сажусь на диван. Леди четко знала, что мне нужно: фрукты, орешки, овсянка. Я смотрю на часы. Времени совсем мало, поэтому есть приходится быстро, а яблоко дожевывать прямо на пути к выходу. — Кейси, — я поворачиваюсь, наверняка уморительно выгляжу с набитым ртом. — Ты ничего не забыла? — Леди хитро прищуривается. Может, я забыла поблагодарить ее за завтрак? Нет, я сказала спасибо. Что я могла забыть? Осматриваю глазами диванчик и стол, потому кошусь на себя, но ничего не нахожу. Смотрю на Леди, та все еще улыбается, поэтому пожимаю плечами, давая понять, что не догадываюсь, о чем она. — Своего телохранителя. Он должен следить за твоей безопасностью. Только чудо заставило меня не подавиться. Она серьезно? Я и Данте? Кидаю резкий взгляд на Данте через плечо Леди, он смотрит на нас, явно слышал все до последнего слова, потому что взгляд у него потухший, замученный, будто он не меня провожать пойдет, а работать две смены. Данте молча встает с кресла и идет в мою сторону, обходит, даже не взглянув, неохотно открывает дверь и недовольно говорит: — Пошли. Так, ладно, мы всего лишь дойдем до школы, остановимся неподалеку, после чего каждый пойдет своей дорогой. Мне нужно просто идти рядом с ним и оставаться спокойной. Нет, я ничего не говорю, наверное, это правильно, что он идет со мной, охраняет, но показываться с ним в школе! Надеюсь, что он не додумается зайти внутрь. Данте слишком быстро шагает, и я не поспеваю за ним. — Данте, я не успеваю за тобой, помедленнее, — нагнав и запыхавшись, прошу его. Мужчина останавливается, ждет, пока переведу дыхание, и, когда я прихожу в себя, мы возобновляем ход, на этот раз он неторопливо идет рядом по левую сторону. Всю дорогу до школы мы молчим, я не знаю, с чего начать разговор и нужно ли это, да и Данте весь погружен в свои мысли и вряд ли захочет со мной разговаривать. В голове ловлю мысль, что ни разу не видела доброй улыбки на его лице, только какую-то странную, неприятную усмешку. — Во сколько заканчиваются занятия? Я поднимаю голову и удивленно на него смотрю: он меня заберет? — В три, а может и в два. Зависит от того, насколько будет выпившим мистер Фарз, — я тихо усмехаюсь. О да, этот препод после каждого урока втихаря выпивает рюмку коньяка. Он хороший, толковый преподаватель, но пристрастие к алкоголю однажды погубит его. Директор периодически делает ему замечания — и это срабатывает: он перестает пить на месяц-полтора, а потом начинает снова. Увольнять его не хотят — слишком уж ученики любят, и не только из-за того, что он может отпустить с последнего занятия, но и потому, что он хорошо объясняет, помогает. К каждому ученику он находит индивидуальный подход. Остался один поворот, я останавливаюсь и хватаю Данте за рукав его красного плаща, заставив удивленно покоситься на себя сверху. — Я дальше сама. Одна. Не надо меня провожать до ворот, — я смущенно отвожу глаза. Я не хочу, чтобы все видели меня рядом с ним, мало ли о чем подумают! Потом вся школа будет нас обсуждать. Отпускаю рукав, поднимаю взгляд на лицо Данте, тот недовольно хмыкнул. Это значит, я могу идти одна или что мы все-таки должны идти вместе? Тяжело вздыхаю и иду прямо к школе. Данте не следует за мной, остается возле ворот, за что я чрезмерно благодарна, но пристальный взгляд, прожигающий спину, заставляет пробежать по коже тысячи мурашек. Забегаю в школу и иду в аудиторию, где должен быть первый урок. День проходит невероятно скучно и нервно. Из-за того, что меня не было несколько дней, меня самую первую, словно в наказание, спрашивают. Но если бы они только знали, что я все это время читала материал наперед, наверное, не стали бы этого делать. Учителя явно удивлены тому, что я правильно отвечаю на заданные ими вопросы. В списке лучших учеников школы я на четвертой строчке. Других — тех, кто не только в первой тройке, но и ниже, сильно волнует этот список, они из кожи вон лезут, чтобы быть выше. Я же об этом не беспокоюсь. Буду на последнем месте? — Хорошо, так и быть. Буду первой? Так я тоже не против. Меня это все не заботит, я учусь только потому, что это мне нравится, мне это интересно. Не стану отрицать, что некоторые уроки скучные, например, физика, а вот химия мне очень даже нравится. Как раз благодаря мистеру Фарзу я полюбила химию и биологию. После всех занятий — на удивление, мистер Фарз трезвый: видимо, провели очередную воспитательную работу — учитель сообщает, что директор просил меня зайти к нему. Пробираясь сквозь толпу, я иду в кабинет. Секретарь говорит, что меня уже ждут, и я могу войти. — Да-да, Кейси, присаживайся. В голове роятся мысли, но я не позволяю им завладеть собой и просто жду от него ответ — причину того, почему я здесь. — Ты ведь прекрасно знаешь, что скоро экзамены, и вы получите дипломы, и будет выпускной вечер через неделю. И… Я сразу понимаю, в чем дело, поэтому тихо перебиваю: — Вам нужен фотограф. Простите, я вынуждена отказаться. Мне не хотелось быть среди огромной толпы людей еще и с камерой. Предпочитаю одиночество, а тут каждый будет дергать, плакаться и ныть, что нужно фотографировать так, как им нравится. — Нам нужен фотограф, Кейси, и ты в этом очень хороша. Ты отлично справилась на свадьбе нашего преподавателя по алгебре. Она осталась очень довольна снимками, и мы все их оценили. — Я поняла вас, но все же не могу… — я пыталась вежливо отказаться, но на меня тут же надавили. — Ну что же, — директор вздыхает, отводя взгляд, — очень жаль, что такая хорошая ученица не попадет на бюджетное отделение в хороший колледж. И в аттестате будут плохие оценки. Он этого не сделает! Как он смеет? Черт возьми. Сволочь. Стискиваю зубы. Я пытаюсь сосредоточить взгляд на чем-нибудь, но не могу, я метаюсь от стоящей лампы на столе до картины на стене. Мне нужны эти хорошие оценки, и бюджет — тоже! Директор недовольно вздыхает — для меня этот звук похож на шипение змеи, потом он нервно начинает постукивать пальцами по столу в ожидании моего ответа. Мужчина слегка наклоняется вперед, упирается локтями о стол, сцепив пальцы в замок. Вид у него хмурый и серьезный. — Мы заплатим тебе, и ты здесь проявишь фотографии, а я договорюсь насчет бюджета, в любой колледж, какой ты выберешь для себя, но завтра обязательно скажи, куда ты собираешься поступить. Он давит на меня. Да черт. Мне нужен этот долбанный колледж. И деньги. — Хорошо. Согласна. Я разве что не рычу от злобы и безнадеги, как загнанный дверь, и, когда шоу подходит к концу, громко хлопаю дверью, заставив светленькую секретаршу вздрогнуть. Черт! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я не хотела появляться на этом долбанном вечере, полном алкоголя и дешёвых шуток, но теперь придется! Из школы я выхожу с чувством бессильной злобы и только стискиваю худенькие кулачки, собирая на себе взгляды. У ворот уже стоит скучающий Данте. Все-таки пришел, как и должен был. Говорить мне не хочется, одно его неверное слово и слезы потекут по щекам, поэтому молча прохожу мимо. Хочу как можно быстрее добраться до офиса, лечь в кровать и заснуть. Может, завтра они поймут, что профессиональный фотограф все-таки лучше? Или, может, родители взбунтуются? Почему люди, окружающие меня, считают, что могут управлять мной? Решать, чего я хочу, давить на больное. У меня совершенно нет выбора? А если и есть, то где он? Мне нужен этот чертов аттестат с хорошими оценками, чтобы поступить туда, куда я хочу, пусть даже если еще и не выбрала куда. Добравшись до офиса, я сразу направляюсь в выделенную мне комнату, не ответив на приветствие Леди, захожу в комнату и запираю изнутри. Эта комната моя по праву, временно, но моя, и в ней я чувствую себя в безопасности. На кровать сажусь, будто придавленная неприятным грузом сегодняшнего дня, а потом и вовсе падаю назад. Невеселые мысли подцепливают одну другую, это словно болезнь, круговорот, который нельзя остановить, пока он сам не стихнет. Первую подруга детства, с которой я хорошо общалась и дружила. Вспоминая ее, улыбаюсь и в то же время грущу. Мы с ней отлично ладили поначалу, пока она не променяла меня на другую компанию, где ей было очень весело и хорошо. Я чувствовала себя изгоем везде, особенно в школе — со мной никто не хотел дружить. Дети ни в чем невиноваты, ведь со мной и вправду было скучно. Я не осуждаю бывшую подругу, ведь я считаю, что она правильно поступила, променяв меня на других. Только вот она была единственной, с кем я могла поделиться своими проблемами и переживаниями. Я с отцом не была так близка, как с ней. А потом появилась еще одна подруга, которая также решила, что лучше оставить меня. Я не злюсь, даже благодарна ей, потому что та не дала мне совершить самую главную ошибку в жизни, из-за которой я долгое время бы плакала — не дала привязаться к человеку и рассказать ничего личного. Каждый год из раза в раз я училась самому важному — скрывать свои чувства. Под множеством масок не принимать все близко к сердцу, скрывая все свои переживания и чувства. Только благодаря маскам я и выжила. Даже тогда, когда Данте отказал, я просто улыбнулась ему, не показывая, что обижена. Но Леди — она не смогла пройти мимо и помогла. Она быстро раскусила мое состояние. Забавно, когда человек, не переживший то, что пережил ты сам, осуждает тебя, говорит, как бы он поступил. Интересно, а будь он на месте осужденного, как бы на самом деле поступил? На словах каждый смелый, а вот в жизни, на практике? Я встаю с кровати, разглаживаю складки на школьной форме ладонью, а потом потираю лицо. Пора снова приводить себя в порядок. Долго плакаться нельзя. Я открываю учебники, чтобы отвлечься, начинаю решать, учить то, что задали, но вдруг резко останавливаюсь и задаю себе вопрос: Зачем мне это нужно? Разве это как-то поможет мне в будущем? Глупости — конечно, поможет! Мотаю головой и снова утыкаюсь носом в учебник. Закончив с домашним заданием, я выхожу из своей комнаты и иду вниз, но уже на лестнице слышу, как меня снова обсуждают. Снова и снова, начиная с первого раза, как я оказалась здесь, всегда в центре внимания, словно невиданная зверушка. — Она была очень расстроена. Ты ведь ее не обидел? Данте не отвечает. Я жду еще пять минут, пока звуки совсем не утихнут, и спускаюсь вниз. Леди встречает меня с улыбкой, только вот я не могу ответить ей тем же. Подхожу к столу Данте и беру очередную книгу, тот тоже что-то читает, наверное, решил заняться делом и узнать, кто же я на самом деле. Но можно ли найти ответ в книгах? А может мне просто так кажется, что все закручено на мне. Скорее всего, он увлечен своими делами. Леди подходит и садится на стол. — Кейси, а когда у вас будет вечер? Она всегда такая доброжелательная, ни разу не видела ее грустной. Закрываю книгу и поднимаю взгляд на Леди. — После экзаменов, — точную дату я назвать не решаюсь. — Ты пойдешь? — черноволосая болтает ногами. — Ну, я там буду фотографом. Меня попросил директор. — А тебя кто-то пригласил? Ты будешь с кем-то танцевать? Замечаю ухмылку на лице Данте, наверное, насмехается надо мной, догадывается, что никто из мальчиков никогда бы меня не пригласил танцевать. — Нет, я буду чисто по работе. Вечер — не для меня. — А платье? Если она предложит мне пойти на шопинг — я буду всеми силами упираться. — Нет, я буду в своей обычной одежде. — Нет! Так не пойдет. Это же и твой выпускной! — Я, кажется, уже сказала, что буду в качестве фотографа! Мне не нужно платье! Только я хочу встать и уйти, как Леди опережает меня и преграждает путь. — Мы пойдем по магазинам, — тут у нее резко что-то щелкает в голове и глаза будто осветляются мыслью. — Данте оплатит тебе платье. Да? — Она искоса смотрит на мужчину. Какая же она все-таки хитрая лиса. — Не-а, ничего я оплачивать не буду, — сурово откликается он, убирая книгу от лица. — Будешь, — холодным тоном обрезает его Леди. Данте молчит, явно раздраженный наглостью, но почему-то не настаивает. — Юная леди, завтра мы идем шопиться, и неважно даст нам деньги Данте или нет. Я поворачиваю голову и с мольбой смотрю на Данте, ищу помощи, спасения от грядущего, уверенная, что он все прекрасно понял, но тот только пожимает плечами и снова утыкается в книгу. Тогда все становится ясным: мне не избежать пытки. Леди понимает все по одному моему выражению лица и с победной улыбкой и гордо поднятой головой выходит из офиса. Я же, разочарованно выдохнув, падаю в кресло, хватаясь за книгу, в которой подробно описывается мир демонов. Однако, как все устроено на самом деле, наверное, известно только Данте — он ведь охотник. Я бы хотела спросить у него, но он, скорее всего, мне не ответит. Как сблизиться с таким человеком, как он, и найти общий язык? Но тут мне приходит в голову давно волнующий вопрос, и я решаюсь спросить: — Данте… — мужчина поднимает голову и вопросительно на меня смотрит. — Ангелы существуют? Если есть демоны, то и ангелы должны быть. Данте ухмыляется, бросая книгу на стол: — Есть. — Они, как и демоны, тоже разгуливают по земле? — Они здесь не особо любят появляться. Белокрылые, — он недовольно кривится, но быстро приходит в себя. — А ты их видел? — Нет. — А они опасные? Ну, в книгах пишут, что они хорошие, но какие они на самом деле? — Не знаю. Кажется, ему надоели мои вопросы, но я же должна знать! — Данте, откуда ты можешь знать, что ангелы не появляются на земле? Да, ты их не видел, но это ведь не может означать, что они не бывают здесь? — Читай, — он достает одну из книг и протягивает мне. Я аккуратно перенимаю толстый том и начинаю читать: там рассказывалось об ангелах и демонах, об их вековой вражде, но ничего о том, почему первые не появляются на земле, а вот демоны — их довольно ярко описывает автор. Дочитываю книгу, поднимаю голову и смотрю на Данте: тот спит с книгой в руках. Слегка наклонив голову набок, позволяю себе рассмотреть его, пока представилась возможность. Все-таки он довольно красив, волосы блестящие, светлые, наверное, еще и мягкие. Как бы мне хотелось коснуться его волос. Вздохнув, кладу книгу на стол, тихо обхожу Данте, чтобы не разбудить, и становлюсь рядом. Все-таки таким он мне нравится больше. Аккуратно беру книгу из его рук и кладу ее к остальным на столе, а потом стою еще немного, не в силах заставить себе уйти. Когда я вижу его таким беззащитным, очаровательным и спокойным меня одолевает сильное желание погладить его волосы. Так, нет, нет, нет, я не могу этого сделать, не имею на это право. Тяжело вздохнув, я ухожу в свою комнату. Завтра будет невероятно сложный день. Леди, как и вчера, приносит мне завтрак. Данте провожает меня в школу и забирает после уроков, но не успеваем мы с ним переступить порог, как Леди набрасывается на меня: приказывает бросить сумку и пойти с ней в магазин выбирать платье на выпускной. Я смотрю на нее с мольбой, надеясь, что сегодня это сработает, но та не реагирует. На Данте я могу не рассчитывать: он никак не может повлиять на Леди, да и ему все равно, что та будет со мной делать. Главное, что я в безопасности. Мне ничего не остается, как подчиниться и пойти. До бутика мы идем молча, а как только переступаем порог, Леди быстренько пробегается пальцами по вешалкам, ощущая себя в своей стезе. Она долго рассматривает каждое платье, а потом отдает мне целую охапку вещей, что я еле удерживаю ее в руках, отправив в примерочную. Это самые утомительные три часа в моей жизни! Я никогда в своей жизни не примеряла так много одежды. Через каждые пять минут я то и делаю, что переодеваюсь, а Леди не нравится ни одно платье! Мы обходим около пяти магазинов, и, наконец, находим то, что ей по душе. — Это мне очень нравится. Голубые оттенки тебе очень к лицу, — не могла она налюбоваться. Это было и вправду очень красивое платье: легкое и нежное, чуть выше колен, небесно-голубой оттенок, успокаивающий и расслабляющий. От вредных привычек трудно избавится, особенно от моей — нормально питаться и жить. Порой я вновь чувствую себя плохо: начинаю считать себя толстой, когда вижу, что поправилась на пару сотен грамм, и вновь перестаю есть, стараясь делать это как можно более незаметно. Когда Леди приносит мне поесть, я беру еду, поднимаюсь к себе в комнату и выбрасываю ее, сижу около получаса, а потом выхожу и мою пустую посуду, чтобы отдать ее Леди. Мусор приходится сразу выбрасывать, чтобы не было тухлого запаха. Я смогу это скрыть, но в то же время мне очень стыдно. Я обманываю Леди и Данте. В один из таких дней я как всегда сижу и читаю вместе с охотником; он берет кусочек пиццы, потом смотрит на меня, протягивает его чуть ли не к самому моему лицу и говорит: — Давай, ешь. Странно, но в его взгляде читалось то, что я не могу понять. Он не верил мне? — Я не голодна. Я наелась тем, что дала мне Леди. Я стараюсь быть убедительной, улыбаюсь и перевожу взгляд с кусочка пиццы на книгу, но во рту предательски образовывается слюна. Я на самом деле голодная. Когда несколько дней ешь и снова перестаешь — это ужасно. Ты быстро привыкаешь к еде, тебе она нравится, но психика уничтожает тебя и говорит: «О боже, ты снова потолстела!» И ты вновь начинаешь голодать, но тебе трудно, ведь ты начинаешь испытывать голод, который так давно не чувствовала. — Кейси, — Данте зовет меня по имени. — Ты вновь голодаешь, думала, не замечу? — усмехается он, видя мое удивленное лицо. — Леди ты можешь обмануть, а вот меня — нет. — Как? — Лучше признаться, чем врать и делать себе же хуже. — Раньше ты ела пиццу и клубничный десерт, а потом резко перестала. Да, самое очевидное то, о чем я не подумала и не пыталась скрыть. Я виновато смотрю на Данте. Нельзя молчать, мне нужно что-то ему сказать, но в голове предательски разбегаются все мысли. — Это невозможно — сразу взять и начать есть. Мой разум, психика, я сама не могу так резко переключиться на обыденные для всех людей нормы. Тогда еще как начала есть, я понимала, что превращаюсь в нечто ужасное, что убиваю себя, но… — я чувствую, как у меня по щекам текут слезы и быстро смахиваю их ладонью. — Но недавно, как только я узнала, что поправилась, что-то щелкнуло и сказало: «Нет, немедленно перестань есть». И все. Но только мне так понравилось ощущать себя живой, когда я ела, а сейчас я словно снова умерла. Однако заставить себя есть не могу. Это трудно. — Ты будешь есть тут, при мне. Каждый раз, когда Леди будет приносить тебе еду. Тебе все ясно? Он беспокоится обо мне или мне кажется? В любом случае я сдаюсь: беру пиццу и откусываю небольшой кусочек. Дни проходят довольно быстро, а Данте все никак не может выяснить, кто я, потому что ничего не делает. Экзамены я сдаю без каких-либо проблем. Наступает день, которого я, в отличие от остальных подростков, не ждала, но вот и он — выпускной. Спускаясь вниз по лестнице, вижу Данте, он играет в бильярд. Услышав шаги, тот откладывает кий и косится на меня. — И все же тебе так хорошо в нем! — не успокаиваясь, говорила Леди, которая все это время ждала, когда я спущусь вниз в платье, которое она выбрала. Триш давно не появляется в офисе, я даже начинаю беспокоиться о ней, не случилось ли с ней чего, или, может, она не приходит из-за меня? Леди ставит стул и просит присесть. Она аккуратно расчесывает мои волосы, от ее действий меня клонит в сон: это так приятно, успокаивающе и расслабляюще. — У тебя красивые волосы, а если наберешь вес, станешь настоящей красавицей. — Сомневаюсь, — ехидно пробормотал Данте, продолжая играть. — Ты пойдешь вместе с ней на выпускной, — ехидно произносит Леди, закрепляя прядь моих волос заколкой. — Зачем? — Данте отрывается от игры и вопросительно осмотрит на Леди. — Ты ее телохранитель, забыл? — С ней там ничего не случится. — Он прав, со мной все будет хорошо, не переживай, Леди. Я могу и одна пойти, ай! — Девушка то ли специально, то ли случайно, больно тянет за прядь волос. — Видишь, она тоже не хочет, чтобы я шел, — согласился со мной Данте, пытаясь отвертеться. — Ты пойдёшь. — Я хоть и не вижу ее взгляд в этот момент, но по одному внешнему виду Данте я понимаю — он устрашающий, а то и уничтожающий, от чего тот сдается и соглашается. Я же думаю о том, что же мне делать, я не хочу появляться на людях с этим типом. Подумают еще, что мы пара, или он мой дядя, или же отец. Аж в дрожь бросает. Когда с прической было покончено, я облегченно выдыхаю и подхожу к зеркалу, чтобы оценить творение Леди. Не знаю, как это описать, красиво и только. Я не понимаю ничего во всем этом: в макияже и прическах, но точно знаю, сама я бы такое никогда не смогла сделать. Мои умения ограничиваются хвостом или косой. В голове мелькает: я заканчиваю школу. Только сейчас я в полной мере осознаю, что становлюсь совсем взрослой, однако есть небольшое «но»: Я потеряла себя. Стою напротив зеркала и вижу незнакомку, что с любопытством рассматривает меня. Что мне нравится? Чем я хочу заниматься? Каким я вижу свое будущее? Чем мне хотелось бы заняться сегодня? Для людей это простые вопросы, над ответами на которые они даже не задумываются. Мне же нужно очень сильно напрячь свои извилины, чтобы ответить даже на такой простой вопрос как: «что я хочу на ужин?» Я начинаю есть и не могу даже определиться с едой. Может, я драматизирую и со мной все в порядке? Это еще больше сбивает с толку. Я чувствую эту пустоту внутри себя, потерю собственного «я». Пытаюсь быть нормальной, жить обыденной жизнью благодаря тем кусочкам паззла, что остались от меня здоровой. Но я не чувствую, что делаю это осознанно. Я будто робот, выполняющий свои запрограммированные функции. Я просто оболочка, что притворяется живой. И этой оболочке нужно как-то выжить этим вечером, еще и с этим странным человеком. Он пойдет в этом? В своей повседневной одежде, а я должна быть в платье? Это несправедливо! — Идем, — мужчина направляется к выходу. — Да, только заберу камеру. — Подожди, — говорит Леди. Она подходит и обнимает меня. Странно, но от ее объятий очень теплые ощущения. Осознавать, что ты кому-то нужен, что тебя любят, заботятся о тебе, это так… Здорово? Девушка отстраняется от меня и улыбается. Поблагодарив ее, я иду в свою комнату за фотоаппаратом, курткой и парой пленок. Из чемодана я достаю пленку и внутри, в самом уголке чемодана, нахожу баночку с лекарством. Черт возьми, если бы в тот день я внимательно осмотрела вещи внутри, то нашла бы таблетки и не увидела бы тех демонов, и Данте бы не напал. Все было бы совсем по-другому. Все происходящее в нашем мире неслучайно, оно и к лучшему, и к худшему. Черное и белое чередуются между собой, как клавиши на фортепиано. Только порой бывает и так, что может быть только черное, и нет ничего белого; а бывает, что у кого-то все кристально белое. Интересно, почему кому-то должно не везти в этом мире, все должно быть исключительно черным? Это все ошибка, не бывает так! Черное бывает черным из-за того, что человек не верит в лучшее, не пытается изменить свою жизнь. Белое бывает белым потому, что человек старается и пытается сделать свою жизнь лучше. Все зависит исключительно от человека. Я же чувствую себя камнем — холодным и острым, который невозможно согнуть, но можно сломать. Оружием. Смертью Голиафа в руке Давида. Кручу в руке баночку с лекарством: выбрасывать ее или оставить? Сложный выбор. Я решаю выпить пару таблеток, чтобы по дороге на выпускной не видеть демонов. Так будет лучше. Зачем еще больше портить себе и так заведомо испорченный вечер? Спускаюсь вниз и выхожу из офиса вместе с Данте. Мужчина медленно и неторопливо идет рядом, помня, что шаг у меня, в отличие от него, достаточно маленький. Надеюсь, пленки мне хватит, в любом случае в кармане куртки есть еще, так что мне должно хватить. Мы доходим до школы, входим внутрь, и там меня уже встречает мой прекрасный директор, заставивший здесь появиться. Я слышу громкую музыку и как визжат выпускники. Пьянка уже давно началась, можно было и не приходить в это время. Данте рядом со мной, по его лицу читается безразличие. Я прекрасно его понимаю, сама бы рада уйти отсюда, но должна отработать обещанное. Если бы меня не заставили сюда прийти, я бы читала очередную книгу о демонах вместе с Данте. Но приходится отключить свой мозг и приступить к работе. Когда я фотографирую, то обо всем забываю — нет музыки, есть только люди. Неважно, знаю ли я этих людей, важно заснять момент, миг, секунду. Остановить время с помощью фотоаппарата. Главное найти то, что меня привлечет — кадр, который каждому понравится, запомнится на всю жизнь. Главное, чтобы потом человек захотел открыть альбом и вспомнить свою молодость. Это моя цель: заставить человека спустя годы захотеть открыть альбом! Убираю на секунду фотоаппарат и замечаю Данте: он сидит за столом и активно поглощает пиццу. Ненавистная мне реальность возвращает в свой мир. Вешаю фотоаппарат на шею и иду к Данте. Стоит мне подойти, как он поднимает на меня свои голубые глаза. — А можно и мне кусочек пиццы? — улыбнувшись, спрашиваю у него. — Самому мало, — он откусывает кусочек, пережевывает и глотает. — Тогда я сама возьму, — отбираю из его рук пиццу, отхожу на шаг назад и откусываю кусочек. Он улыбается и берет другой кусок. — А ты можешь думать о чем-то другом, кроме еды? Ты ведь должен за мной присматривать. Что скажет Леди, если узнает, что ты не присматривал за мной? А я ведь могу рассказать ей об этом, когда мы вернемся, — вздернув бровь, спрашиваю его и кладу в рот оставшийся кусочек. — Они все равно ничего не едят, только пьют, зачем добру пропадать? Он никак не реагирует на мои слова о Леди. Наверняка думает, что я ей ничего не скажу. Что ж, так и есть, ей не стоит об этом знать. И какой же он проглот! — Да, ты прав, — улыбаюсь я ему. Выпускники танцуют и пьют, а учителя сидят за столиками и что-то обсуждают, не обращая ни на кого внимания. Данте с пиццы переключается на клубничный десерт. Краем уха я слышу, как кто-то из выпускников обсуждает нас, Данте тоже это слышит и даже перестает жевать. Нам обоим становится неприятно. — Это ее отец? Или, может, парень? — говорит грубоватый мужской голос. — Больно староват для нее… — отвечает ему другой. — Эй, Сандер, это твой отец? Я вздрагиваю, но не могу развернуться и сказать хоть слово. Они все видели, как я вошла вместе с Данте и, пока была увлечена съемкой, не обращала внимания на то, как они нас обсуждают. Данте резко поднимается со своего места и направляется к этим парням, а я нервно провожаю его взглядом. Вид у него суровый. Я не слышу, о чем они говорят, но только по виду одного из ребят понимаю, все очень плохо — эти двое напуганы. Я даже почему-то думаю о том, что он их изобьет или, может, еще чего — покалечит! Подхожу к ним и нежно говорю Данте, дотрагиваясь до его плеча: — Данте, все хорошо, не стоит. Они выпили, не думай о том, что они говорят. — Тот посмотрел на меня краем глаза. — Ты все понял? — довольно вежливо обращается он к одному из парней, тот быстро кивает головой, второй же стоит и боится что-либо сделать или даже сказать. Данте возвращается обратно на свое место, а эти двое поспешно покидают вечеринку, как крысы с тонущего корабля. Он не кричал на них, не рукоприкладствовал. Хватило лишь пары фраз, как мужчина мужчинам, и те сразу убежали прочь. Трусы. — Зачем ты это сделал? Данте даже не смотрит на меня, он все продолжает уплетать мороженное. Я рада, что те двое закрыли свои рты, но Данте не должен был вмешиваться. Я так думаю. Или стоило? Будь я одна и произошло бы нечто подобное, просто проигнорировала бы. Какой красивый кадр: Данте сейчас выглядит очень даже ничего, хочется его сфотографировать. Он о чем-то задумался, не обращает на меня никакого внимания, целиком и полностью поглощенный своими мыслями, будто его и нет на этой вечеринке, он словно в другом мире. Я отхожу на пару шагов, навожу камеру и фотографирую. От неожиданности Данте вздрагивает, поворачивает голову и смотрит на меня заинтересованным взглядом. — Ты очаровательный, — улыбаюсь я. Данте встает с места, подходит ко мне и отбирает камеру из рук, из-за чего я вскрикиваю. Что он себе только позволяет? — Отдай! Данте поднимает руку с камерой у меня над головой, я же пытаюсь дотянуться и отобрать ее, а его это забавляет. Он намного выше меня, из-за чего мне остается разве что прыгать, чтобы достать, а этот наглый белый кот улыбается и не отдает мне камеру! — Данте, верни! — Не-а. — Верни немедленно! Но тот только продолжает улыбаться. Я чувствую себя маленьким котенком, с которым играются в веревочку. Пытаюсь поймать свою добычу, но у меня не выходит. Я прекращаю свои попытки достать камеру, стою перед Данте и, не отрываясь, умоляюще смотрю на него. Тот опускает руку, камера на уровне его лица, а сам мужчина ухмыляется и игриво на меня смотрит. Интересно, смогу ли я надавить на жалость? Хотя я и так чувствую, что вот-вот расплачусь. Скрещиваю руки на груди и поворачиваю голову в сторону танцующих медленный танец пар. Хочется самой потанцевать, но я одна. — Держи, — поворачиваю голову, Данте протягивает мне камеру, на его лице улыбка, он не ухмыляется, как обычно, а просто улыбается. Забираю камеру. А если его попросить, он потанцует со мной? Сомневаюсь. Ничего ему не сказав, отхожу в самый дальний угол, навожу объектив и снова фотографирую Данте, когда он перестает есть, а просто мирно сидит, наблюдая за выпускниками. Надеюсь, он не заметил, что я снова его фотографирую. Он очень красивый и привлекает к себе внимание. Каким бы вредным не был, он хороший человек, и я благодарна ему за то, что он спас меня тогда от демонов, заступился сейчас и не выгоняет на улицу. Проходит буквально двадцать минут, как ко мне подходит учитель химии. — Кейси, мы всем учительским составом собрались в кабинете химии, ты можешь подойти и сфотографировать нас всех? — учитель как-то странно улыбается и смеется, наверное, много выпил. — Да, конечно. Мужчина уходит, а я меняю пленку в фотоаппарате, а потом иду в кабинет. Только вот когда я подхожу ближе, замечаю, что там не горит свет и не слышно ни одного голоса. Открываю дверь и захожу в кабинет — пусто. Меня обманули? Никого нет, я совсем одна, лишь окружают парты, оглушающая тишина и темнота. На минуту мне кажется, что время вокруг меня остановилось. Ни одного звука — тишина. Даже часы прекращают свой ход. Мне это, похоже, чудится, люди ведь привыкают и не замечают, как идут часы. Может, учителя позже придут? Но мне сказали, что все уже собрались. Это какая-то ошибка. Может, я не расслышала из-за музыки, и они в другом кабинете? Разворачиваюсь и медленно направляюсь к выходу. Громкий стук и что-то отталкивает меня. Врезаюсь спиной в парту и падаю на пол. Боль пронзает все тело. Что это такое?! Слышу глухое рычание. Это явно не животное и не человек. С трудом приподнимаюсь на локтях, поднимаю голову и вижу перед собой огромное темное существо. Сердце учащенно бьется в груди. Может, я и не впервые вижу монстров, но каждый раз при их виде мне становится страшно, тело охватывает ужас. В голове ясно мелькает единственная мысль — бежать. Немедленно нужно встать на ноги и бежать, найти Данте. Уверена, он меня даже не ищет и не думает обо мне, ест, наверное, третью порцию мороженного или остатки пиццы. Сейчас я одна и сама должна о себе позаботиться, а главное — выбраться из кабинета. Главное освободиться от сковывающего меня ужаса, не сдаваться. Выжить — вот моя цель. Постепенно отползаю назад, а это существо идет на меня. Огромное, серое, с горящими красными глазами, оно ползет на меня, распространяя по всему кабинету удушающий запах гнили, а из-за его спины торчит что-то, напоминающее щупальца. — Не думала, что стану обедом, — дрожащим голосом произношу я. — А ты уверен, что я вкусная? Кожа да кости, а если нужна моя душа, то тут ты тоже ошибся. Сочувствую, она у меня гнилая. Я вскакиваю на ноги и отпихиваю парту прямо на демона, а сама устремляюсь к выходу, но что-то хватает меня за лодыжку и отбрасывает к стене. Больно, все тело болит, мне кажется, что я сломала себе несколько костей после такого удара. Нет, нельзя сдаваться! Может, Данте заметит, что меня нет, и будет искать? Данте! Где же он? Почему его нет сейчас, когда он так нужен? Нет, сейчас, нельзя на кого-то полагаться, я должна сама спастись. Я хочу закричать и позвать на помощь, однако демон хватает меня за горло и приподнимает, когти больно впиваются в кожу, а ноги еле касаются земли. Хватаюсь руками за его скользкую лапу и пытаюсь отцепить, но он лишь сильнее сдавливает горло, что я с трудом хватаю воздух ртом. Вдруг я слышу, как кто-то открывает дверь класса. Я не вижу, кто это, не могу даже разобрать голос, мужчина это или женщина. Все, о чем я думаю сейчас, так это о том, чтобы, кто бы это ни был, не пострадал. Лучше умру я, чем кто-либо еще — моя жизнь не так ценна. Я всю жизнь видела ужас этого мира, чувствовала и видела тьму в сердцах людей. Что я могу сделать для этого мира? Чем мое существование поможет другим? Для этого общества я не нужна. Я слышу крик, ужас, грохот падения чьего-то тела. Нет, если этот человек погибнет, я всю жизнь буду винить себя в его смерти! Если буду уже не на том свете. Я не хочу, чтобы кто-то погиб из-за меня. Я чувствую, как всё моё тело яростно горит изнутри, жар медленно протекает по венам к рукам. Яркая вспышка ослепляет меня, а потом вмиг исчезает, и я вижу, как из моих пальцев сочатся бело-голубые языки пламени. Неосознанно я направляю этот яркий бушующий поток на демона, тот вскрикивает от боли. Демона отбрасывает в сторону, прямо к стене. Что это? Что со мной? Поднимаю руки и вижу, как огонь постепенно потухает на моих руках, а тело остывает. Мощь куда-то испаряется, остается лишь бессилие и слабость. Слышу шаги неподалеку, поворачиваю голову и вижу Данте. Он встревожено смотрит на меня, а потом поворачивает голову и смотрит на скулящего, истекающего кровью, демона. Тот встает и собирается вновь наброситься, собрав последние силы. Я не хочу на это все смотреть, отползаю к стене и обнимаю себя за плечи, крепко закрыв глаза. Почему все это должно происходить со мной и только со мной? Что-то глухо бухнулось на пол и наступила тишина. — Ты как? Тихий голос Данте заставил мое сердце биться чаще. Открываю глаза и смотрю на него: я не вижу в его глазах беспокойства или же заботы, все тоже привычное безразличие. А что произошло с человеком, который вошел в кабинет? Глазами я пытаюсь найти тело, нет, я даже буду рада, если этот кто-то — давно убежал. Но я ошиблась: неподалеку от выхода из кабинета лежит труп растерзанной девушки. А что насчет раненного демона — его уже не было, Данте одним ударом оборвал его нить жизни. Непонятно, каким образом он прячет свой огромный меч, ибо его не было до этого момента. Это моя вина. Опускаю голову, начинаю горько плакать. — Нам нужно уходить. Вставай. Почему он так холоден? Погиб человек и это несправедливо! Тяжело дышать, сил нет, встать не получается, тело трясется от пережитого. Мне и говорить ничего не приходится, Данте понимает мое положение, подходит ближе и быстро поднимает на руки. От неожиданности я крепко обнимаю его за шею, касаясь его кожи влажной от слез щекой. Данте тяжело вздыхает и напрягается всем телом, но потом вновь расслабляется. С минуту мы просто стоим — я у него на руках, а он даже не шевелится. Не хочу, чтобы он отпускал меня, в его руках я чувствую себя гораздо лучше, безопаснее Минимальная неприязнь, которая существовала к нему, улетучилась в один миг. Мне будет невыносимо больно и тяжело, если он даже на секунду расстанется со мной. Только он и я. Я чувствую горячее дыхание возле своего уха: — Не задуши меня, — шепчет он. Он улыбался? Мне даже думается, что ему весело. Привычное выражение скуки на его лице больше не проявлялось. Ничего ему не ответив, немного ослабляю хватку и вытираю слезы ладонью. Всего лишь минуту я с ним, а мне кажется, что прошла уже целая вечность. Моя жизнь была спасена. Я не знаю как, но смогла дать отпор чудовищу, но ценой чего? Что, черт возьми, происходит?