В тот день Ториэль все-таки удалось нагнать ребенка и выяснить, в чем дело и почему он подслушивал их разговор, ведь это не то, что приравнивается к хорошему поведению. Ее интонация не была осуждающей. Женщина старалась говорить как можно более спокойно, хотя в голосе и проскальзывали нотки строгости. Хранительница была уверена, что крики совершенно не помогут что-либо узнать и правильно наставить дитя. Они не привели бы ни к чему иному, кроме как стали бы причиной отдаления мальчика от нее. Сейчас это самое последнее, что можно было бы допустить.
Самого же Фриска одолевало чувство вины за свой поступок. Ему не осталось никакого иного выбора, кроме как признаться в том, что ему хотелось узнать, с кем разговаривает мама. Сначала он просто искал ее, когда только очнулся, но после обнаружения под домом решил таким образом выяснить, о чем разговор и кто находится там за дверью. Но он раскаивался, так что женщина простила его, попросив впредь не делать так более. Решительный согласился.
Ко всему прочему, впоследствии оказалось, что после прочтения дневника монстра тарелка с недоеденным пирогом осталась стоять на столе. Упавший так спешил, что совсем позабыл о ней и побежал искать Ториэль, не обращая ни на что другое внимания.
От осознания своего необдуманного поступка и оставленной «улики» хотелось ударить себе по лбу, что мальчик и сделал, оставив этим красный след. Благо, Хранительница не заподозрила ничего особенного — или, по крайней мере, этого не было по ней видно, — и всего лишь сказала ему не оставлять еду где попало. Может быть, она посудила, что тарелка здесь осталась в процессе поисков ребенка, поэтому не стала ничего говорить…
Во всяком случае, Фриску удалось выйти из всей этой щекотливой ситуации без каких-либо серьезных последствий, как и хотелось изначально. Не все прошло достаточно гладко, но исход получился лучше, чем мог бы быть…
И дитя не хотело сбрасывать из-за этого. Не все должно быть идеальным, и если стремится к совершенству во всем… это способно привести к еще более худшему исходу, чем было до этого. Даже если сейчас больше нет Чары — того, кто мог бы не позволить свернуть с пути, по которому идешь, — все еще есть множество другого, что способно все разрушить. Было бы наивно полагать, что теперь ничего ужасного случиться не может.
В конце концов, Фриску пока неизвестно и то, что конкретно произошло в самом начале геноцида с ним и что случилось перед сбросом. Но откуда это узнать?
Никто не может дать достаточно внятного ответа на этот вопрос, кроме, возможно… Санса? Человек не был уверен, что ему удастся выяснить от него что-либо, потому что никто не гарантирует, что у него не случилась странная амнезия в том числе, как и у Флауи. Да и если бы дело было только в этом… После всего произошедшего и недавно услышанного принятия обещания о защите человека из Руин, после нагрянувшего осознания того факта, насколько близко находится этот судья и как же теперь смотреть ему в глазницы… от одного воспоминания о том осуждающем взгляде, полном презрения… мальчику в буквальном смысле поплохело. Он не может ничего с этим сделать, и решимости выйти из Руин становится все меньше. Да и кто гарантирует, что скелет вообще откроется, по его мнению, предположительно, предателю? Никто.
Поэтому человек решил остаться здесь с матерью, проводя с ней время и живя бок о бок. В конце концов, скрашивая
ей одиночество, от которого так хотелось избавить, мальчик получал любовь и взамен дарил ее без единой проблемы, в отличие от грядущих столкновений с остальными монстрами. С ними дела обстоят куда сложнее, чем с Хранительницей Руин, а с местным любителем кетчупа и подавно будет не сахар… Хотя этот монстр и сражался только на геноциде, но вот раскрыть его, получить настоящую дружбу и доверие… В том положении, в которое сам себя загнал ребенок, это кажется невыполнимым. К глубочайшему сожалению.
И это непреодолимо давило на дитя.
Фриск не собирался оставаться здесь навсегда. Несмотря на хранящееся внутри желание все-таки сделать это и никуда не уходить, прожив в этом месте все оставшиеся годы жизни, головой мальчик осознавал, насколько данная затея будет неправильной. Это будет тупик, и свободы для монстров не видать еще много лет. Не в ней ли была его цель с самого начала этого пути? Сейчас жизнь с Хранительницей кажется не такой уж плохой идеей, но это всего лишь временно, потому что вечно отсиживаться здесь ребенок не был устремлен. В его намерения входило только отложить уход от матери на какое-то количество дней, собраться с мыслями, все обдумать и после отдыха благополучно продолжить свой путь, преодолевая новые испытание, уготовленные впереди. По крайней мере, в их появлении дитя было в некоторой степени уверенно.
Но несмотря на планы, «пара дней» стали четырьмя днями, пятью, шестью. В душе не ощущалось никакого желания идти дальше, даже если в моменты осмысления всего этого упавший все-таки собирался сделать то, что запланировано давным-давно, и все же не проходило много времени, как он снова передумывал, отступая назад. С каких пор им стала овладевать такая нерешительность? Теперь он уже не был ни в чем полностью уверен, как и в том, что ему вообще стоит идти дальше. Вдруг у него не получится, и все станет только хуже? В иной ситуации мальчик посчитал бы эти рассуждения лишенными смысла, потому что даже в случае какой-либо ошибки есть возможность просто перезагрузиться и попробовать по-новому. Перезапуск помогает стереть свои действия, как будто их никогда и не было. Всегда помогал до этого, так поможет и сейчас. Меняет ход временной линии, заставляя ее изменять свое направление течения и продвигаться по другому пути, до этого закрытому. Полная власть над временем…
Когда-то подобного рода сила восхищала, заставляя чувствовать себя главным героем какой-нибудь компьютерной игры, неспособным умереть и каждый раз возвращающимся обратно, чтобы банально переиграть какой-либо момент из игры, получить иной исход с целью утоления банального человеческого любопытства, способного одолевать любого. Постепенно появляется ощущение, что это сам мир подстраивается под тебя и твои действия, а не ты под него. Из-за этого обычный человек может рано или поздно начать воспринимать себя Богом, которому дозволено что угодно… не обращая никакого внимания на возможные последствия. В конце концов, полагая, что эти последствия просто-напросто не способны добраться до него.
Вопреки этому, Фриск все равно старался не злоупотреблять своей особенностью красной души и решимости, поскольку не видел в этом никакой существенной надобности для самого себя. Перезагружал он только когда умирал или же когда нужно было сделать что-то очень важное, чего не удалось совершить ранее. Например, попасть в секретную лабораторию Альфис или же пробраться в комнату Санса, впоследствии обнаружив подвал с чертежами, странными предметами и впечатляющей неисправной машиной, работу над которой, судя по всему, скелет даже не намеревался продолжать.
Человек не понимал, в чем причина, но не стал спрашивать этого у монстра, полагая, что это будет слишком назойливо после того, как некоторое время назад человеческий ребенок уже пытался выяснить подробности прошлого из жизни скелета. На лице Санса не было ничего иного, кроме как его обыденной улыбки весельчака, приправленной иногда всплывающими посреди диалога каламбурами и просто шутками, но Фриск все равно ощущал, как слега напрягается этот комик, когда у него спрашивают что-то про его прошлое. Можно сказать, пытаются напрямую ворваться в его личное пространство, которое шутник так старательно выстраивает вокруг себя, не позволяя к себе приблизиться достаточно сильно никому, кроме родного брата. Поэтому мальчик не стал продолжать давить своими расспросами на закрытого от окружающих друга и позволил ему немного расслабиться, сменив тему разговора.
Его душа была до сих пор закрыта от ребенка, как бы тот ни старался раскрыть ее для себя в надежде помочь. Помощь, когда ее не просят, становится совсем не тем, что предполагалось за ней изначально, и дитя не понимал этого. Ему казалось, что он все делает правильно, и нужно во что бы то ни стало помочь своему другу. А Санс был слишком отстранен и скрытен, чтобы сказать что-то напрямую без шуток и веселья в голосе, отдаленно намекающих, что нос лучше не совать куда не надо.
И чем дольше сейчас Фриск находится в Руинах, тем сильнее прокладывают свои корни лишние мысли, а следом за ними разрастаются опасения насчет судьи. Голову никак не мог покинуть вопрос: как же теперь поговорить с ним и узнать, действительно ли Санс не ощущает к нему той самой ненависти, а не просто притворяется, чтобы, как обычно, сделать вид, что все в полном порядке… Не было ни единого предположения, каким образом можно выяснить это.
Может быть, со временем решение найдется само?
Несмотря на все эти опасения, жизнь с Ториэль казалась настоящей сказкой, которой так не хватало обескураженному и частично напуганному после произошедшего без его участия сброса ребенку. Ему хотелось мирной жизни безо всех этих сражений и прочего из того, что окружало и продолжает окружать любого человека, попавшего в Подземелье. Хранительница же, в свою очередь, старалась изо всех сил отгородить мальчика от всего этого и сохранять вокруг него спокойную обстановку без лишних столкновений с местными обитателями. Впрочем, даже если бы она этого не стала делать, то, Фриск уверен, ему ничего не грозило бы элементарно по той причине, что с жителями Руин поговорила сама бывшая королева, попросив их не взаимодействовать с ребенком магией никаким способом из возможных. Решительный не совсем понимал, что это могли быть за несколько «способов», но был признателен женщине за ее участие в этом. Все-таки вступление в битву с кем-либо всегда заканчивалось для него неким напряженным испытанием, которого, такое ощущение, нельзя избежать так, как хочется. Во всяком случае, хотя и не только своими силами, а с помощью мамы дитя получило то, чего хотело. Это радовало.
На протяжении многих дней, которые мальчик проводил бок о бок с Ториэль и проявлял послушание во всем, чего бы она ни попросила, ему удалось узнать несколько новых потаенных уголков, которые до этого были ни разу недоступны для человека. Например, как и говорила, Хранительница отвела его на место ловли улиток и даже похвалила, когда Фриску удалось найти и поймать парочку. Одну мальчик отдал женщине, а вторую решил все-таки оставить себе и принес домой в Руины. Ториэль нашла просторную банку, которая послужила бы в роли «мини-террариума» для живности, и помогла найти именно то, что эта улитка смогла бы есть. Настроение мальчика за эти сутки поднялось чуть ли не до небес, и он везде ходил со своим новым питомцем, иногда при встречах с монстрами показывая им его через прозрачные стенки из стекла. Может быть, это совершенно не то, чем ему стоило бы заниматься в такое время, но подобная мирная обстановка давала возможность стабилизироваться хотя бы немного.
Чем больше случалось потрясений, тем больше дитя ощущало, как его решимость медленно убывает, не оставляя никакой возможности на решение двинуться вперед. Для этого требовалась сила воли, которой пока что не наблюдалось у ребенка в достаточном количестве. И параллельно с постепенной пропажей решимости наблюдалось и уменьшающееся количество «звезд сохранения», которые до этого появлялись чуть ли не на каждом шагу. На первый взгляд, ничего серьезного, ведь для возвращения хватит и одной, но… это все равно пугало.
Еще одно не совсем веселое явление заключалось в том, что с каждой новой пропавшей «звездой сохранения» Фриск чувствовал в себе все меньше решимости…
В связи со всеми этими факторами мальчик оставался возле матери, помогая ей во многом и стараясь облегчить жизнь. Им даже удалось вместе попробовать приготовить пирог, но, как говорится, «первый блин всегда комом», так что и первый раз Фриска в приготовлении чего-то вкусного с треском провалился. Конечно же, неудача не принесла никаких положительных эмоций, а даже наоборот, и все же набраться решимости продолжать пытаться хотя бы в этом получилось, что позволило немного продвинуться в кулинарном искусстве. Даже если выпечка ребенка далеко не была хотя бы каплю похожа на какое-либо «искусство», она хотя бы оказалась съедобной, и, как убежденно заверила Ториэль полным гордости голосом, отравления от нее не грозит. После этой шутки они оба еще долго смеялись.
Фриск до сих пор удивляется тому, как ей удалось без единого дрогнувшего мускула на лице — давайте опустим тот момент, что у монстров нет мускулов, поскольку все они состоят из одной лишь магии, — попробовать кусочек того невероятно странного пирога, внешний вид которого далеко не внушал доверия. Да чего скрывать: складывалось ощущение, что того, кто его съест, постигнет неминуемая гибель в страшных муках… или, по меньшей мере, продолжительное пребывание в кровати до того самого дня, когда отравляющий эффект от пирога все-таки спадет. Дитя, честно, пыталось остановить от этого действа женщину, не осознающую в полной мере тот риск, на который она идет. В голове так и крутилось, что перед глазами прямо сейчас совершается роковая ошибка! Мальчик готовился к худшему и уже в тот момент размышлял над тем, как будет ухаживать за лежачей Ториэль. В конце концов, нужно быть готовым ко всему, что может ожидать следом!
Впрочем, хотя опасения были достаточно огромны и даже достигали прямо таких масштабов, что все это переросло в некую театральную драму, разыгрываемую двумя существами — человеком и монстром, — все прошло вполне благополучно. Ториэль откусила кусочек, и на ее лице спустя какое-то время смакования не-совсем-лакомства появилось странно радостное выражение лица, причину которого никак не мог понять упавший. Чему можно так радоваться, вкусив наверняка один из самых ужасных пирогов, когда-либо сделанных за тысячи лет?
Все еще находясь в непонимании, мальчик таки задал интересующий его вопрос Хранительнице, но сформулировав все в более мягкой форме. Она же ответила, что если что-либо приготовлено с душой, оно становится намного вкуснее всего того, что, казалось бы, сделано великолепно… но не имеет души:
«Во все, что мы делаем, должна вкладываться частичка нашей собственной души, иначе впереди этой деятельности ждут частые неудачи, которые будто бы окружают со всех сторон. Если же ты отстранен от того, что ты делаешь, то… становится действительно просто оступиться и совершить плохую ошибку и затеряться. Понимаешь, о чем я говорю, дитя?»
Когда монстр говорила эти слова, решительный как будто завороженный смотрел в ее багровые глаза и ощущал, что по телу все больше расходится дрожь от каждого нового ее слова. Все вокруг будто бы так и стремилось напомнить человеку обо всех тех ошибках, которые он совершил, и проблемах, которые принес. Тогда он сделал вид, что не понял скрытого посыла, потому как ему элементарно не хотелось отвечать на вопросы матери. Они обязательно появились бы, поскольку пессимистично настроенный ребенок для этой женщины — сигнал к активным действиям по стараниям развеселить его или как-то еще поднять настроение, зачастую заставляя бежать от этих, такое ощущение, нескончаемых шуточек про коз, скелетов и прочее из того, что они еще увидят на своем пути.
Фриск ни разу за все время их совместного проживания не обрывал разговора с бывшей королевой, используя для этого уход с кухни без каких-либо объяснений. Это было бы довольно-таки грубо по отношению к Хранительнице, и ребенок несомненно потом ощущал бы укол вины за то, что так оставил ее одну, ничего не сказав. Женщина могла подумать, что сама что-то сделала не так, из-за чего мальчик и ушел прямо во время их беседы за столом. Но это было бы ошибочно, ибо как бы негативно ни был настроен Фриск, этому всегда были виной без конца собирающиеся огромным комом мысли. Они не позволяли оценивать ситуацию более здраво и реалистично. Постоянно находилось что-то, за что дитя обнаруживал частичку собственной вины. И все же, какой бы напрягающей или странной тема разговора ни была, упавший дослушивал все до конца и уже тогда, поблагодарив за ужин, уходил в свою комнату и запирался там.
При таких ситуациях мальчик с улыбкой думает о том, как Ториэль наверняка сказала бы, что он только накручивает себя, и на самом деле ничего из того, о чем он печалится, нет. Упавший же только и рад был бы принять этот факт, если бы не одно «но». Оно как раз-таки все и разрушает, не позволяя принять свою непричастность к разнообразным плохим событиям, происходящим в этом времени. Бывшая королева не помнит ничего из того, что человек творил ранее до сброса и как убил всех. Ее последние слова перед смертью на момент их встречи в конце Руин были… Ох, они до сих пор прокручиваются в голове решительного каждый раз, когда он заглядывает в глаза женщины и вспоминает произошедшее, хотя и ушедшее в прошлое, но продолжающее следовать по пятам и продавливать своей тяжестью к полу, повсеместно мешая идти вперед, совершать шаги к будущему.
Раньше Фриск не был таким. Он не зацикливался настолько на своих ошибках и просто старался решить их, чтобы избавиться от этого щемящего чувства в груди и получить самоудовлетворение во время наблюдения счастливых лиц своих друзей. В нем горела решимость все сделать так, как нужно, и никогда не свернуть с этого пути, что бы ни случилось. Он не будет сражаться и найдет мирный способ разрешить ситуацию — таковы были намерения ребенка. Но теперь все поменялось. Мальчик боится шаг лишний сделать под угрозой того, что он будет неверным. Разве за этим следует успех? Определенно нет. Но что можно с этим сделать, кроме как не попытаться преодолеть эти страхи? Для этого, без сомнений, потребуется чей-то толчок, который поможет хотя бы начать. Или не «чей-то», а «чего-то», что могло бы вынудить упавшего идти дальше… Ему хочется это найти невероятно сильно, и одновременно с этим ребенок не торопится уходить из Руин, словно он и не собирается. Все это начинает порядком затягиваться.
Надежда оставалась только на тех, кто раньше мог заставлять что-то преодолеть. Может быть, благодаря этому былые стремления вернуться.
И в какой-то из множества дней Фриск вышел из дома Ториэль с твердым намерением найти Флауи и поговорить с ним. Бывшей королеве пришлось сказать, что он просто собирается прогуляться по Руинам и увидеться с несколькими монстрами. К счастью, она не стала задавать еще больше вопросов и в итоге просто отпустила ребенка, развязав ему этим руки и позволив провести за поисками как можно больше времени. Пользоваться чужим доверием — плохо, без сомнений, но по-другому она точно не позволила бы повстречаться с тем, от кого уже один раз спасла.
С каким шансом можно найти маленький цветок в большом поле? Мальчик был уверен, что вероятность этого слишком мала. Особенно если учитывать, что этот самый цветок способен передвигаться и даже самостоятельно следить за кем-либо вокруг так, что его довольно-таки трудно заметить. Это и произошло, поскольку человек скитался по повторяющим друг друга коридорам Руин не менее пары часов, но все еще так и не нашел своего старого друга. Как бы Фриск ни звал его, как бы ни просил выйти, на это не было никакой реакции. Но ведь упавший был практически на сто процентов уверен, что за ним тоже все это время ведется и до сих пор велась слежка. Просто она происходила так, что ни Ториэль, ни он своими глазами лично не замечали этого. Но, опять же, насколько вероятен успех в поиске одного маленького цветка на большой поляне? Мысль, вертящаяся в голове, только уменьшала веру в то, что человеку удастся выполнить желаемое. По крайней мере, сегодня.
Уставшее от продолжительной ходьбы дитя осело возле одной из каменных стен и прислонилось спиной к ее прохладной поверхности. Из груди вырвался тяжелый вздох. Сколько еще ему так бродить здесь, пока Флауи не покажется? Пока что не привыкшее к таким продолжительным похождениям тело уже начинало давать о себе знать: ноги ноют и требуют надлежащей передышки.
Фриск был уверен, что стоит продолжить поиски, и осталось не так много до момента достижения своей цели, но организм считал иначе. Поскольку ребенок ничего не ел до этого момента, желудок вдруг забурлил, привлекая к себе внимание и давая знать, какую потребность лучше восполнить в первую очередь. Брови слегка сошлись в переносице. Конечно, человек заранее взял с собой перед выходом парочку бутербродов, на которых настояла Ториэль, словно предчувствуя, что «прогулка» затянется надолго, но тратить их сейчас не хотелось. Вообще, изначально упавшему казалось их заготовление лишним, поскольку он не рассчитывал, что поиски затянутся на такое долгое время. Дитя считало, что Флауи появится сразу же как только человек окажется на большом расстоянии от Хранительницы и ее дома, но этого не случилось. Сначала это удивляло, но сейчас только расстраивает.
Больше не зная, что еще можно сделать для исправления этой ситуации, Фриск решил все-таки перекусить и немного отдохнуть прямо здесь, чтобы потом нормально продолжить. Путешествие по Подземелью научило, что обязательно следует вовремя восстанавливать силы, иначе за следующим же углом может подстерегать нечто, которое способно тебя в таком состоянии подвергнуть чуть ли не смертельной опасности. Хотя смерть после падения сюда больше не страшит ребенка так, как страшила на Поверхности, но следить за этим все равно желательно. К тому же…
Как смерть может страшить того, кто во время битвы с судьей намеренно летел на кости, дабы умереть и возродиться с максимальным количеством HP?
Решительный сжал вытащенный из целлофанового пакетика бутерброд чуть крепче, уставившись куда-то во светло-фиолетовую стену перед собой. Воспоминания о том пути такие явные, но одновременно есть и размытые фрагменты, оставляющие множество вопросов. Например, что случилось с Чарой и Сансом? Или же то, как вообще произошел сброс? Мальчик не помнит, чтобы нажимал на эту кнопку. К ней есть доступ только еще у первого упавшего человека, но у него нет причин к ней прикасаться с такими целями. Ему ведь хотелось продолжить и завершить то, что они начали, не правда ли?
Вариантов все меньше. Флауи, как стало известно еще давно, с падением Фриска потерял способность к перезапускам и не имеет над этим власти более. Остается только… тот странный мужчина. Решительный практически не знает его и на что он способен, так почему же его не подозревать? Этот монстр изначально имел доступ к месту, в которое мальчик попадал только после смерти и где до этого всегда наблюдал только лишь Чару, и никого более. С чего бы в этот раз там появляться кому-то другому без какой-либо видимой на то причины и просто ради того, чтобы поговорить и помочь? Ему нужна была душа. Подозрения в причастности «забытого» ко сбросу с каждой новой мыслью только увеличиваются. У него были и мотивы: некая связь с Сансом и определенно разделение его желаний. Только вот как добраться до того монстра? В голове крутится только один-единственный способ, но он немного… неприятный.
Нужно
умереть.
Фриск опустил взгляд вниз и откусил кусок от бутерброда, размеренно начав его прожевывать. Пока что у него нет весомых причин на то, чтобы пытаться как-то связаться с неизвестным. Хотя ему и хочется выяснить, что тогда произошло и каким образом удалось совершить сброс против воли Чары, это все еще не стоит испытываемой боли и лишних игр со временем. Рано или поздно одному из монстров все-таки подвернется шанс убить его, и уже тогда… уже тогда можно будет все выяснить.
Возможно, там даже будет Чара? Просто до этого он не проявлял себя или почему-то не имел возможности сделать это. Такая вероятность тоже есть, не так ли? Внутри еще теплилась некоторая надежда.
И она по-новому загорелась в душе мальчика, посему он спешно доел последний бутерброд, не оставив и крошки. Дело было сделано, так что упавший собирался продолжить свой путь дальше и поднял взгляд вверх.
Тело в тот же момент замерло на месте, и ребенок уставился на острый корень с шипами перед лицом, который заостренным концом был направлен на него. Неужели настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил чьего-то приближения? Точнее сказать…
Появления нового ростка в этих «каменных джунглях», стены которого сдавливают так сильно, что это напоминает растение с шипами, обвивающее шею и впивающееся острыми иглами в нежную кожу. Они рвут ее, окрашиваясь в насыщенные алые цвета и принося неприятный дискомфорт. Даже боль. Руки невольно тянутся к шее и обхватывают корни, которые, оказывается, на самом деле находились вокруг шеи, сдавливая ее. Дышать все сложнее, и рот беспомощно то открывается, то закрывается, имитируя рыбу, попавшую на сушу. Нужно вдохнуть воздуха, но тот кислород, что все-таки попадает в легкие в небольших количествах, по какой-то причине обжигает их, не позволяя насладиться и таким небольшим моментом блаженства.
Сильно нахмурившись и иногда зажмуривая глаза от боли, Фриск бегло пробежался взглядом перед собой и заметил рядом «желтое пятно». Как раз то, что и нужно было.
— Ф-… Флауи… — ребенок захрипел, не в силах произнести лишний раз внятного звука или же вовсе слова.
Нужно было что-то делать, и быстро. Мальчику не хотелось умирать вот так и потом снова искать этот цветок по всему этому его персональному «цветочному полю», в котором скрыться было от одного маленького человека до безобразия просто. И единственным вариантом из возможных, которые вертелись в голове дитя, было лишь попытаться достичь до своего позабывшего все друга каким-нибудь способом. Это определенно не будет удачно, но хотя бы позволит более эффективно привлечь его внимание. Как раз этим он и занялся, вытянув ногу и попытавшись достать ею до не такого уж большого по размерам цветка, но не дотянулся даже носком ботинка, только лишь стукнув пару раз подошвой по поверхности пола.
Ногти постепенно начинают погружаться в корни при отчаянной попытке заставить Флауи убрать их или хотя бы немного ослабить хватку. Но ничего из этого не помогает, а давление на шее только увеличивается. Ему не хотелось ранить друга, поэтому упавший прекратил.
— Ха-ха! Ну что за
идиот! — послышался насмешливый голос растения, бутон которого наклонился чуть набок, а глаза прищурились. — Какого черта тебе не сиделось рядом со своей козой? Если бы ты был рядом с ней, а не ходил орал на все Подземелье, то…
Острый конец корня стал ближе к покрасневшему лицу, а под ногтями уже забилось от содранного внешнего слоя лозы. Лицо Флауи стало ближе, и Фриск благодаря этому смог различить расплывшуюся у него на сердцевине коварную улыбку… или же, скорее, дьявольский оскал, от которого по телу бегут мурашки.
— Ты не был бы на волоске от того, что твоя тонкая шейка в любой момент может оказаться свернутой к чертовой матери! Я убью тебя и заберу душу, а твое тело найдет та коза. Ох, как же будет грустно ей, когда она узнает, что не смогла уберечь
еще одного ребенка, — под конец голос стал намеренно приторно-сладким, выражая наивысшую степень насмешки.
В глазах уже темнеет.
— Или же придушу… как думаешь, что лучше? Удушение звучит куда веселее! — до слуха дошел зловещий смех. В голосе этого цветка не слышно и намека на хотя бы единое сомнение, и кажется, словно он действительно собирается убить ребенка прямо здесь и сейчас.
Фриск не может. Он не может позволить убить себя и так просто отдать душу, хотя и не был уверен, что забрать ее вообще кто-либо способен. Даже если до этого у него было мало решимости идти дальше. Она столько раз покидала его тело, но постоянно возвращалась обратно после следующего за этим сброса, что казалось, будто бы настоящей смерти никогда и не случится. Но Ториэль… В уголках глаз брызнули слезы то ли от осознания безвыходности ситуации и скорой кончины, после которой придется проделать все заново — решительный не мог позволить себе даже подумать о том, чтобы просто умереть здесь, — то ли от очередной мысли, мелькнувшей в голове, что этого не должно происходить. Предполагалось, что Флауи будет помнить и не станет препятствовать, но прямо сейчас цветок пытается задушить мальчика, злобно улыбаясь и смеясь ему в лицо без единой тени сомнения в своих действиях. Все, над чем ребенок в свое время так старался… исчезло в одночасье, не оставив и следа.
Как ему все исправить и убедить старого друга, снова ставшего врагом, помочь и показать, что последний упавший на самом деле знает обо всем? Что он уже был здесь когда-то и не понаслышке знаком со всеми местными обитателями, поскольку подружился с каждым и считал своей новоприобретенной семьей. Мозг, которому поступало все меньше кислорода с каждой секундой, отказывался достаточно хорошо думать над этим, но одна здравая мысль все-таки пролетела в голове. Решительный дернулся и раскрыл глаза, когда осознал, что это действительно может подействовать. Во всяком случае, попытаться стоило, и быстро, потому что пальцы уже онемели, а отчаянные попытки отпнуть ногами и содрать руками лианы совершенно не срабатывали. Нужно всего лишь сказать одно-единственное слово, и тогда…
— А… Аз-… — язык с трудом шевелился во рту, словно перекрывая собой горло и не давая вздохнуть не только через нос. Из-за удушающего эффекта голос оказался слишком тихим и хриплый. Это плохо.
— Чего ты там бормочешь, черт возьми? Говори более внятно! О, погодите… Ты же не можешь! — растение громко рассмеялось, запрокинув бутон назад и совсем не собираясь ослаблять хватку. — Уже не такой крутой и самоуверенный идиот, да? Больше мамочка тебя не спасет! Ты можешь пытаться звать… но никто не придет, хи-хи.
Стиснув зубы и постаравшись совладать с нарастающей темнотой перед глазами, Фриск из последних сил посмотрел на цветок уже порядком раздраженным взглядом, в глубине которого плескалась зарождающаяся злость. Ему надоело все это. Почему нельзя просто выслушать без всего этого? Радужка глаз непроизвольно загорелась соответствующим ситуации цветом: ярким красным, наполненным не таким большим количеством решимости, как раньше, но теперь уже достаточным для сохранения своего качества. Даже если Фриск здесь умрет, он намерен вернуться обратно во что бы то ни стало и попробовать снова, чтобы убрать эту ухмылку с лица цветка, затмить насмешку в голосе… напомнить, зачем они здесь на самом деле с самого начала, в конце концов.
Но предательское сознание уже ускользает…
Выражение лица Флауи по некой причине поменялось. Хватило всего лишь одного пересечения взглядами для того, чтобы цветок на миг вздрогнул от неожиданной ассоциации, прошедшей у него за секунду, и сдвинулся назад. Почему эти глаза так напомнили ему давным-давно сгинувшего человека? Он до сих пор сохраняется в памяти как тот, на кого стоит равняться и кто всегда знает, как будет лучше для всех. Его Лучший Друг Навсегда, оказавшийся куда более умнее, чем маленький наивный козленок, полагающий, что поступает правильно, выступая против желаний своего брата и его полностью продуманного плана. Даже если первый упавший не рассказал необходимых деталей своего плана, Флауи уверен, что по-другому поступить у него не было выбора. В конце концов, он имел дело с тем еще слабаком и плаксой, неспособным додуматься, насколько же этот план эффективен. Только вот тупой склад ума принца тогда был способен провалить самый безупречный план…
Бездушный искренне ощущает отвращение и презрение к этому недалекому монстру, когда-то бывшему им самим и, несмотря на все попытки избавиться от такой бесполезной личности, оставшемся неотъемлемой частью растения. Его прошлым и воспоминаниями оттуда, и это единственное, что связывает цветок с этим бесполезным миром.
И теперь взгляд красных глаз насильно пробудил давно позабытые чувства, покоящиеся глубокого внутри. Но одновременно с этим там есть что-то еще… что-то такое знакомое и далекое, но все равно не угасающее. Как… Неужели он чувствует отголоски дежавю? Нет, такого просто не может быть. Благодаря решимости и способности перезагружаться, по некой непонятной причине пропавшей с недавнего времени, Флауи способен помнить каждый момент и не упускать ни единого фрагмента памяти. Он помнит все, а все остальные вокруг, кроме ненавистного Улыбаки, способны только на такое вот примитивное дежавю. Им кажется, что такое уже когда-то происходило, но никто из них не может понять, откуда это чувство взялось. Каким образом оно стало одолевать и «принца этого мира», будто бы заменив полноценные воспоминания?
Веки красных глаз плавно опустились вниз, и голова дитя вскоре опала набок. Душа все еще не появилась из человека, оставаясь внутри.
Это показалось цветку довольно-таки подозрительным, и из-за этого пришлось ослабить хватку на тонком детском горле, а затем вовсе отпустить его, позволяя обессиленному телу безвольно свалиться на пол. Ребенок еще понадобится живым для ответов на некоторые вопросы.
Фриск же оказался уже без сознания с алеющим следом на шее, из ран на которой вытекало небольшое количество крови. Можно сказать, это остались всего лишь маленькие царапинки, не стоящие ни грамма беспокойства. Но Ториэль, как любящую и заботливую мать, это наверняка не остановило бы. Даже те ногти, под которыми можно было заметить содранный тонкий слой корней цветка. Впрочем, по мнению самого Флауи, они таким образом сделали все честным и уравняли.
Бездушный недовольно фыркнул и мигом погрузился под землю, не проронив больше ни слова лежащему ребенку. Сначала могло бы показаться, будто он ушел, но вместо этого цветок почему-то спустя несколько секунд все же вылез совсем рядом с бессознательным мальчиком, недовольно смотря прямо на него. Возможно, стоило сперва выслушать, и уже потом пытаться что-то сделать напрямую… От этой мысли раздражения на лице живого цветка стало только больше.
Сейчас это неважно, и осталось лишь дождаться, когда же очнется этот несносный ребенок… И все же, как ни крути, его появление было словно… некая отдушина. Оно добавило интереса ощутимого размера в происходящее. До этого каждое событие проходило по одним лишь однообразным системам и сценариям, давно известным. Даже если Флауи пытался повлиять на что-то и поменять протекающие события настолько, насколько может, каждая его попытка оканчивалась неудачей и просто повторением уже знакомой системы, при которой исход совершенно не блещет разнообразием. Тогда первый раз за все время в целом цветок задался вопросом: «А есть ли смысл перематывать время снова?»
Этот вопрос застрял у цветка в уме и не уходил оттуда продолжительный срок, не позволяя хотя бы попытать удачу и попробовать изменить события в интересном ключе. Приходилось просто ждать и иногда наблюдать, как все движется вперед так умеренно, словно и не было всех тех словно бы бесконечных сбросов какое-то время назад. Даже тот самый скелет продолжал жить дальше, никак не показывая внешне, что что-то не так. Флауи казалось, что благодаря этому можно будет позволить произойти неким новым событиям, которых он доселе не видел. Ему казалось…
Но не происходило абсолютно ни-че-го. Ничего интересного или же вовсе будоражущего до дрожи в лепестках не было, и эта скучная, размеренная повседневность, наблюдения за обычной мирной жизнью подземного народа… как они живут, радуются, любят, помогают друг другу… каждый день проживают такую жизнь, которой цветок навсегда был лишен… Это просто… невыносимо.
Почему именно он был лишен всех этих возможностей, а не кто-либо из них? Внутри бурлила зависть, требуя получить выход наружу в виде ненависти. Из всех чувств, существующих в мире, бывшему принцу достались лишь самые низменные, не заслуживающие вообще быть: страх, злость, обида, зависть, презрение… и самое сильное из них всех:
ненависть. Он ненавидел каждого в этом полностью прогнившем до нутра и бесполезном мире. Желал, чтобы все обитающие в нем существа испытывали лишь то же самое, что и он сам. В первую очередь благодаря этому пропадала скука, но следом за ней нарастало и удовольствие от наблюдения за тем, как все эти идиоты страдают, запертые в замкнутом круге, из которого невозможно выйти своими силами!
Флауи был уверен, что будь Чара до сих пор вместе с ним, он обязательно поддержал бы все эти действия и даже подключился бы лично ради него. Последние слова лучшего друга навсегда засели в сознании бывшего принца и раздавались каждый раз, когда в прах обращался очередной монстр, на жизнь которого было совершенно плевать. Слова, которые никогда теперь не забудутся:
«Идиот! Разве ты не понимаешь?! Эти ублюдки не заслуживают оставаться здесь! Они не заслуживают смеяться и радоваться, пока вы, монстры, словно скот, заперты в том долбанном сарае! Ты не видишь, что они из себя представляют?! Им на самом деле нет ни до кого дела, кроме себя! В их мире нет места ни для тебя, ни для меня, ни для кого-либо еще! Они воспользуются тобой и выбросят… Я же хочу как лучше, черт возьми! А им насрать на твое тупое милосердие и что ты там думаешь! Сражайся! Убей их! Отбери все то, что было отобрано у тебя! У НАС ВСЕХ! Отплати им за наши страдания! В ЭТОМ МИРЕ УБЕЙ ИЛИ БУДЬ УБИТ, АЗРИЭЛЬ, И ГОСПОДСТВУЕТ СИЛА!»
Он должен был сражаться и уничтожить ту деревню. Флауи не понимал, почему тогда он был настолько тупым и пошел против своего лучшего друга и брата, разрушив все то, над чем они оба старались. Чара всегда знал, как будет лучше. В мире руководит сила, и только тот, кто силен, получит в награду целый мир… В их смерти не виноват никто, кроме него. Если бы он тогда согласился вступить в битву, то они… Чара был бы жив. Он нарушил их обещание.
— Мммх… что…
От всех этих мыслей цветка отвлекло шевеление лежащего тела совсем рядом. В тот же момент цветок выпустил поднявшиеся из-под земли корни, которые обхватили конечности человека — и руки, и ноги — крепкой хваткой. Острые шипы впились в открытые участки на теле, проливая еще больше алой крови, которая стала стекать по зеленым стеблям. Послышался короткий вскрик, затем сменившийся на шипение. Мальчик изогнулся, пытаясь таким образом отодвинуться подальше от болезненных игл, но сделал только хуже, погрузив их в себя глубже, чем было до этого. Дитя уже представляло лицо Ториэль, которая увидит все эти раны и порезы, синяки на шее. Они наверняка могут остаться… И отсюда не выбраться, как бы ты ни старался…
— Ну приветик! Давно не виделись, не так ли? — лицо цветка снова приняло дружелюбный вид. Если бы Фриск видел это первый раз и не был в такой ситуации, при которой его могут в любой момент убить, то наверняка поверил бы в это фальшивое дружелюбие. Но все было не так, и ребенок стал ожидать привычного резкого изменения. — Ты извини за такой грубый прием. Понимаешь ли, с вами, убийцами, иначе нельзя.
Эти слова резанули по человеку словно лезвие острого ножа, и он непроизвольно вздрогнул, настороженным взглядом посмотрев на довольно улыбающегося цветка. Было очевидно, что тот просто-напросто наслаждается происходящим и тем, как ловко у него получается дергать за ниточки и манипулировать эмоциями человека. Он знал, что эта формулировка сработает.
— Хочешь сказать, это не так? Я видел, как ты втерся к ней в доверие, а потом попытался убить одного из тех монстров. Неужели полагал, что этого никто не увидит? НО НЕТ!
— Гх…! — хватка корней стала постепенно становиться все сильнее, погружая иглы еще глубже прежнего. Послышался тихий хруст суставов.
— Даже у стен есть глаза и уши. Я знал, что ты не так прост. Как тебя там? «Фрик»? Ах да! Именно так! — Флауи будто бы засиял, продолжая улыбаться. За все время их знакомства мальчик не раз сходился на мысли, что его пугает больше именно такой дружеский настрой с его стороны, чем угрожающие мотивы. Даже оскорбления звучат слишком приторно... Чаще всего после этого и происходило что-то плохое. — Впрочем… я не собираюсь
судить тебя за это. Даже более того… мне хочется предложить тебе кое-что.
Корни чуть ослабли, позволив ребенку в прямом смысле вдохнуть немного воздуха. Но это принесло дополнительную боль, поскольку до этого погруженные в тело шипы снова сдвинулись, тревожа ранки. Фриск болезненно скривился и отвернул голову в сторону, чувствуя в уголках глаз скапливающуюся влагу. Начали наворачиваться слезы из-за охватывающих неприятных ощущений, которые окутывали маленькое тельце. Но звать на помощь или пытаться выбраться пока что нельзя. Нужно поговорить с цветком.
— Я хочу…-
— Азриэль…! Прошу! Выслушай меня! — приложив немало сил, Фриск все-таки проговорил хриплым и слабым голосом имя своего старого друга, смотря прямо на его нынешнюю «тень» горящими красным глазами.
Хотя это и было не так громко, но достаточно для того, чтобы цветок услышал и резко поднял взгляд на удерживаемого в воздухе ребенка. Цветок не понимал, откуда этот человек мог знать его настоящее имя. Он ведь только недавно упал с Поверхности и только успел пожить с Ториэль, где определенно мог только слышать про ее «мертвого сына». Тогда откуда?
Решительный заметил это замешательство на лице-бутоне и в тот же момент понял, что идет в правильном направлении. Осталось всего лишь еще немного, и тогда, может быть, получится убедить его во всем этом. Уголки рта на секунду дернулись, и затем на губах появилась успокаивающая улыбка. Такой Фриск в свое время улыбался самому Азриэлю Дриимурру во время их битвы, когда пытался достучаться до бывшего принца и пробудить былые чувства вместе с воспоминаниями. В конце концов, показать, что он заботится о нем не меньше, и не только Чара может быть его другом. Фриск не считал, что ему удастся когда-нибудь сравниться с первым упавшим человеком в близости с бывшим принцем всех монстров, но все равно надеялся продемонстрировать ему многое. Азриэль для решительного не меньше друг, чем все остальные монстры, и последний упавший желает позволить ему прожить счастливую жизнь хотя бы как-нибудь. Он дорог ему.
— Азриэль… я знаю, через какую боль ты прошел… теперь знаю. Ты остался один, не так ли? Точнее… — мальчик слегка наклонил голову, не сводя горящих решимостью глаз с цветка. Но это была не та устремленная решимость, которая нацелена сломать все преграды на пути и присутствовавшая во взгляде раньше. Она была больше… спокойной. Решимость, направленная на помощь кому-то. — Вокруг тебя было много монстров, но ни один… ни одному не удалось пробудить то заветное чувство, которое тебе так хотелось почувствовать снова. Тебе казалось, что никто… никто, кроме Чары, не способен-
— ЗАТКНИСЬ!!!
Лицо цветка исказилось до черных провалов, и он, не желая слушать дальше, швырнул ребенка в ближайшую стену, выпустив его для этого из своих корней. Прозвучал болезненный вскрик и следом глухой удар упавшего на каменный пол тела.
Фриск кое-как приоткрыл глаза и попытался разглядеть пространство перед собой, но не увидел ничего, кроме размытых пятен. Голова сильно болела, а звуки доходили до мальчика словно через толщу воды, теряя свою четкость и слышимость. Видимо, он сильно приложился головой, когда столкнулся со стеной. Ему даже стало немного интересно, с какой силой цветок ударил его, но времени думать об этом абсолютно не было. Пока старый друг все еще здесь, решительный обязан снова попытаться поговорить с ним и уговорить помочь на протяжении этого пути. Ему не привыкать стараться достучаться до кого-то, пока стискиваешь зубы от боли и иногда вовсе пытаешься не потерять сознание в любой момент от кровопотери и болезненных ран, ударов, синяков. Поэтому и в этот раз придется сплюнуть кровь и из последних сил подняться на ноги, собрав в кулак остаток своей решимости. Без нее ничего не получится.
Следуя собственным мыслям, человек приложил немного сил и подставил под собой локоть, опираясь на него и направив взгляд на до сих пор не исчезнувшее из поля зрения желтое пятно. У Фриска не было сомнений, что Флауи не уйдет просто так, поэтому остается лишь положить все оставшееся на кон и воспользоваться полученным шансом. Он ведь не отрубился, не так ли? Значит, это подходящий момент для того, чтобы продолжить свои будто бы суицидальные потуги.
— Никто… кха-
Скопившаяся во рту кровь вперемешку со слюной не позволила продолжить, а ранее приглушившийся и не такой заметный вкус металла вслед за этим стал ощущаться особенно сильно. Мальчик со смешком осознал, что выражение «сплюнуть кровь», прозвучавшее некоторое время назад в его мыслях, окажется все-таки буквальным.
Не видя иного выбора, дитя прервало свою речь и собрало во рту все то количество красной жидкости, которая так рвется покинуть его тело, и затем сплюнуло ее рядом с собой на светло-фиолетовую поверхность, окрасив ее в более «грязные» тона. Обычно она протекает внутри человеческого тела, но теперь из-за одного маленького цветочка оказывается снаружи. Сам же Флауи с настороженным и одновременно презрительным выражением лица вперемешку с отвращением наблюдал за всем этим, но не торопился вновь нападать, не понимая своих сомнений. Человек в прямом смысле в трех-четырех метрах от него, и все же цветок не пытается забрать его душу, чтобы получить ту желанную силу для осуществления своих целей.
Бывший принц старался разобраться в себе и своих мыслях, но все, что у него получалось — только еще сильнее запутаться. Почему этот ребенок так сильно напоминает его давно сгинувшего лучшего друга? Из-за схожего качества души? Схожего стиля одежды? А может быть, всего этого вместе. Но суть одна: каждый раз Флауи борется с желанием назвать этого харкающего кровью, но все с той же непреклонностью во взгляде пытающегося добиться того, чего желает, человека тем самым именем, к которому цветок каждый день взывает на полянке из золотых цветов в Руинах. Место захоронения — одна из причин, почему цветок выбрал именно это место для большей части времени нахождения где-либо из всех других. Слишком много приятных воспоминаний похоронено там вместе с единственным другом.
Частично покрытые кровью ладони упавшего легли на каменную плиту, и ему с некоторыми усилиями удалось приподнять свое тело над ней, сглотнув слюну со вкусом металла. Ссадины и царапины саднили, а избитые участки детского и из-за этого более хрупкого тела неприятно ныли. В уголках глаз даже снова скопилась влага, но все же, вопреки этому, Фриск продолжил, в очередной раз натянув на лицо настолько дружелюбную улыбку, насколько мог:
— Н-никто… кроме Ч-Чары… никто не был бы способен… п-пробудить тебя… настоящего… понять тебя...
Мальчик попытался приподняться, тяжело дыша с тихой хрипотцой, но его неожиданно повело в сторону из-за внезапно начавшегося головокружения. В итоге не удержавшись на ослабевших руках, он завалился на бок, вздрогнув от на мгновение сразившей боли. Флауи пристально смотрел на него, не ощущая ко страдающему никакой жалости, и просто ждал, когда же этот идиот закончит.
— Но… это ложь. Ты об-обманываешь сам себя, Азри… — Фриск заметил изменившееся выражение лица цветка на более раздраженное, но все равно не останавливался, — Появления Чары просто недостаточно… Он не поможет тебе! Потому что… Азри… я знаю способ, как ты мог бы получить возможность почувствовать то, что хочешь. — Взгляд красных глаз впился в собеседника, — На самом деле, это-
— Завались… Я не собираюсь больше слушать твои бредни! Не имею ни малейшего понятия, откуда тебе известно мое настоящее имя, но знаешь что? Мне плевать. Да! Я просто заберу твою треклятую душу! Хочешь дать мне возможность почувствовать что-либо? Хе-хе… — на лице цветка появилась зловещая улыбка, —
ТОГДА ПОЗВОЛЬ ЖЕ ОЩУТИТЬ НАСЛАЖДЕНИЕ ОТ ТВОЕЙ СМЕРТИ!!!
Из земли вырвалось несколько внушительного размера корней с куда более острыми иглами, чем раньше, и нависли над лежащим ребенком грозной тучей. Нужно было думать быстро, иначе довольно скоро эти стебли наверняка пробьют и так измученное тельце насквозь. Это будет мгновенная смерть.
Как только шипастые лианы сдвинулись, Фриск до боли в легких набрал вовнутрь воздуха и закричал:
— Я ЗНАЮ ЧАРУ И ВИДЕЛСЯ С НИМ! ВЫ ВИДЕЛИСЬ! НО ВСЕ НЕ ТАК, КАК ТЕБЕ КАЖЕТСЯ!
Стебли замерли на месте, больше не двигаясь с места. Ребенок, как только заметил это, ослаблено улыбнулся и вздохнул с облегчением. Даже если он мог бы, вероятно, возродиться, и бояться смерти ему нет смысла, терять весь приобретенный прогресс не особо хочется.
— Что ты сказал? Повтори!
Вот теперь и сам Флауи собственной персоной пожелал поговорить. Нужно было всего лишь заговорить конкретно о Чаре. Хотя Фриску и не хотелось будоражить старые воспоминания своего друга, но как еще он мог поступить по-другому? Никак иначе цветок не остановил бы свое наступление, и в итоге мальчику ничего не осталось бы, кроме как принять свою скоропостижную смерть и провал. Ему не хотелось этого.
— Чара был со мной все то время… но после того, что случилось в прошлом… он исчез. Именно тогда, в прошлом, мне и удалось узнать твое настоящее имя! Если это можно назвать «прошлым», а не… будущим…
Вытерев окровавленный рот рукавом, мальчик, наконец, смог немного приподняться под все еще нависающими стеблями, которые от этого движения слегка сдвинулись с места и стали чуть ближе к ребенку, готовясь атаковать. Только вот теперь Фриск не боялся оказаться под ударом, потому что видел по выражению лица старого друга, что тот теперь точно не убьет, пока не узнает все ответы на свои с каждой секундой нарастающие вопросы. И эти мысли оказались верны, поскольку Флауи в самом деле не торопился делать этого, наблюдая за действиями дитя и внимательно его слушая. Непонимание возрастало в геометрической прогрессии.
— Я не знаю, что случилось и почему даже ты ничего не помнишь после сброса… Но Чара был здесь. И я… — Фриск хотел продолжить уже про их знакомство, но ему не позволили закончить, грубо оборвав.
— Чара?! Но… как?.. — на несколько секунд взгляд цветка наполнился растерянностью, и он посмотрел куда-то в сторону, пытаясь сообразить какой-либо способ, каким Чара мог вернуться в этот мир… воскреснуть. Но ничего не приходило на ум. А это означало только одно… такое попросту невозможно. — Проклятый лжец, хватит пудрить мне мозги!
Боковым взглядом решительный заметил движение со стороны шипастых стеблей и отдаленно почувствовал нарастающую концентрацию некой энергии в них, сигнализирующей о скором ударе.
— Нет, п-послушай! Я не вру! Откуда еще мне было узнать твое имя?! Или про Чару?! Азриэль! — Фриск вскинул руку перед собой, словно намереваясь таким простым образом закрыться от атаки, которая определенно не оставит на нем ни одного живого места. Бесполезный, но рефлекторный жест.
— Не знаю и знать не хочу! И хватит звать меня этим тупым именем! Я не он! Я Флауи!! Запиши это где-нибудь на своей пустой черепной коробке, имбецил!!!
— Чара появился прямо во мне, когда я только упал! Затем мы прошли все Подземелье вместе, помогая монстрам, и под конец я узнал вашу историю про план, шесть душ и деревню! Но когда я сбросил- мне хотелось помочь одному монстру. Вдруг я что-то упустил? И тогда что-то пошло не так! Я- я начал убивать всех, а Чара из-за этого… становился все злее! Ты был там тоже и полностью поддерживал наши действия! А потом… потом все стало разрушаться, и Чара просто… исчез. Его нет со мной после последнего сброса! И я знаю твою историю. Как тебе было плохо и одиноко… Азриэль, я готов помочь тебе! Я хочу это сделать! Но для этого- кха-кха…!
Фриск выпаливал каждое слово на одном дыхании, практически не прерываясь, потому что была вероятность, что в любой момент Флауи может быть способен пустить свои корни в ход и просто убить болтающего без умолку человека. Ему хотелось завершить свое незаконченное пояснение, но из-за недавнего удушения воздуха в напряженных легких не хватило, а неприятно першащее горло совершенно не шло на пользу все этой ситуации. Общее физическое состояние все-таки взяло свое, несмотря на все попытки игнорировать это.
Ребенок закрыл рот рукой и, надрывно кашляя, судорожно вдыхал как можно больше воздуха, обжигая им легкие. От силы этого кашля уже как несколько раз скапливающиеся на глазах слезы появились снова, но в этот раз в большем количестве. Нужно было всего лишь несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от них и затем поднять взгляд обратно на то место, где должен был находиться цветок…
Только вот его там уже не было, как не было и тех шипастых корней над головой мальчика. Конечно, в иной ситуации любому понравилось бы внезапное исчезновение такого злобного цветочка, желающего только смерти всем вокруг него, но не сейчас. Фриск столько искал Флауи, ждал и звал его, что снова потерять «иголку в стоге сена» всего лишь за пару секунд оказалось чертовски обидно и неприятно. Он просто пропал, не сказав ни слова!
— Азриэль? Ф-Флауи? — еще раз осмотревшись вокруг себя и не обнаружив нигде рядом бывшего принца, упавший прискорбно вздохнул, опустив взгляд в пол. Это можно назвать очередным провалом в списке неудач…
Ничего не остается, кроме как идти к Ториэль. Но как он пойдет домой в таком ужасном виде?
— У нее точно случится инфаркт… стоп, а у монстров может быть инфаркт? — именно те вопросы, которые стоит задавать самому себе в таких ситуациях. — Инфаркт… души? Ох, блин. Ай-!
Упершись ладонями в светло-фиолетовую поверхность, Фриск попытался подняться, но тело запротестовало против этого, болями намекая, что пока что таких маневров делать далеко не стоит. И все же, решительный не мог так легко сдаться, поэтому собравшись с силами, оттолкнулся от пола и с головокружением выпрямился, прислонившись следом за этим к стене, в которую совсем недавно влетел с ощутимой мощью. Там даже парочка небольших трещин. Было сразу понятно по такому удару, насколько мальчик успел надоесть цветку, так что тот, видимо, хотел избавиться от него одним таким броском. Только вот что-то пошло не так, и ребенок оказался крепче, чем полагалось быть.
Фриск не смог сдержать тихого смешка, продолжая на трясущихся ногах вставать дальше.
Оперевшись одной рукой об стену, упавший еще раз осмотрелся вокруг, чтобы наверняка убедиться в отсутствии цветка, и только тогда все же направился дальше, стараясь двигаться не слишком быстро, дабы не возникло никаких проблем с потерей равновесия. Сейчас это нужно меньше всего.
Вопреки своему как моральному из-за неудачи, так и физическому состоянию из-за столкновения с твердой поверхностью голова дитя не была заполнена мыслями о возвращении обратно домой и излечении всех своих ран, полученных на протяжении этого чертовски неосторожного «приключения». Они были далеко не об этом. Напротив, человек без конца размышлял о том, почему же Флауи не убил его, и подействовали ли те слова на цветок, единственным желанием которого все это время было только украсть душу и получить больше силы, возможностей, контроля. Вдруг ему просто нужно время подумать обо всем этом, и в итоге он уже сам придет в один день с согласием выслушать все то, что ему так хотел несколько минут назад рассказать этот человеческий ребенок?
Решительный надеялся на это, пока старался не свалиться с ног и добраться, наконец, до ближайшей яркой звезды — концентрации всей той решимости, удерживающей ее обладателя в этом мире до самого конца. До момента, когда он сам не пожелает уйти отсюда и погрузиться в вечное забвение. Обязанность решительного существа — сохранять свою решимость и не позволять ей упасть на такой уровень, где силы передадутся другому или вовсе пропадут, не позволяя больше ими воспользоваться. Каждое сомнение может столько стоить… но у мальчика их невероятное количество.
И в последнее время ему не удавалось увидеть ни одну «звезду сохранения» на своем пути во время продолжительных прогулок по Руинам. Их все будто бы кто-то забрал… или они стали невидимыми. Может ли быть, что эти явления присутствовали всегда и везде? Просто кто-то их не видит из-за недостаточного количества решимости, а кто-то получает возможность не только увидеть их, но и прикоснуться, взаимодействовать и, в конце концов, «сохранить себе жизнь» с помощью них. Иногда Фриску приходилось размышлять об этом, и сейчас как раз то время, когда, казалось бы, ненужные мысли лезут в голову. Он должен скорее добраться до дома и, в частности, до Ториэль, которая сможет излечить его. Ему не хочется огорчать эту добрую женщину своим состоянием. Она столько для него сделала и определенно воспринимает даже своим сыном, и от этого вида ее нервы только лишний раз взбудоражатся. Но что еще можно было сделать?
Из-за способности в любой момент возродиться Фриск, как сам же и заметил, стал непозволительно халатно относиться к собственной жизни. Почему она перестала для него хоть чего-либо стоить? Можно ли это считать неким психологическим элементом, когда человек перестает видеть ценность в чем-то, когда может это потом с легкостью заменить или же вернуть назад? Из-за недостатка знаний ребенок не знал ответа, но понимал, что попал в такую категорию людей.
Он все-таки оторвался от стены и полноценно встал на ноги, направившись после этого дальше по однотипным коридорам.
— Хм. Можно сказать, теперь я… ух… частично понимаю тебя, Флауи, хе-хе… — на лице появилась слабая улыбка, а из груди вырвался уже не таким хриплым голосом, как некоторое время назад, смех. Он был веселым, несмотря на не такую уж забавную тему размышления. — Наверное, стоит передохнуть… А?
Когда Фриск завернул за угол, сразу же остановился, замерев в одном положении и уже вытянув ногу вперед, чтобы шагнуть дальше. Его внимание приковал к себе парящий над ковром из оранжевых листьев сгусток света, напоминающий именно ту самую золотую «звезду сохранения», которая была настолько необходима в таком месте, как Подземелье. Видимо, она появилась здесь не так давно, потому что до этого ребенок не замечал ее, когда только направлялся на поиски Флауи. По сути, дитя в тот момент шло на смерть, не осознавая в полной мере того факта, что действительно может погибнуть там окончательно и бесповоротно… Только вот его самого это никаким образом не волновало. Единственным намерением было достигнуть своей цели, и если и были какие сомнения, они никаким образом не касались темы смерти.
Последний раз Фриска одолевало настолько сильное атрофирование инстинкта самосохранения лишь на пути геноцида монстров, когда он не испытывал ничего другого, кроме жажды достичь того, чего желает все его нутро, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая кончиками волос на голове. Переполняющее его. Возможно, подобный эффект остался еще с тех времен, как очередное свидетельство того, каким ты был тогда и что от этого не избавиться так легко. Сейчас он не ощущает только страха смерти, но если продолжил бы то, что начал, тогда, вероятно… все закончилось бы далеко не одним единственным отсутствием этого чувства.
Иронично, но как раз это и начало пугать упавшего, чье воображение создало в голове подобную красноречивую картину, демонстрируя ему то, чего же удалось избежать. Можно ли назвать его самым большим страхом как раз подобного рода метаморфозы? Ступить туда, куда ступать не стоило, и измениться в худшем направлении из всех возможных. Измениться как Чара.
Слегка нахмурившись, Фриск пару раз покрутил головой до легкого головокружения, чтобы выбросить все эти мысли из головы, и побрел ко словно дожидающемуся его огню, светящемуся еще ярче при приближении мальчика. Когда же он остановился рядом, огонек вовсе чуть ли не ослеплял своим ярким светом до тех пор, пока ребенок не протянул к нему руку, зажмурившись и отведя взгляд.
Появился давно ставший привычным звон в ушах, являющийся показателем того, что «сохранение» прошло успешно. Это вызвало довольную улыбку. Несмотря на, казалось бы, неудачу с Флауи, дитя приобрел благодаря этой встрече то, что ему требовалось. Уверенность, данная во время тех стремлений уговорить цветок и решимость убедить его в том, что все будет в порядке. Ведь он не собирается сдаваться в любом случае и намерен продолжать пытаться. Конкретно это и требовалось для возвращения сил.
Человек, кивнув, более уверенно зашагал по направлению к дому своей матери, стараясь не отвлекаться ни на что другое.
***
Добраться до дома самостоятельно Фриску не удалось, потому что не успел он пройти еще несколько комнат, как ему навстречу уже шла Ториэль, которую было заметно еще издалека из-за габаритов и роста по сравнению с людьми и обычными местными жителями. Монстры-Боссы впечатляющие по всем показателям, и поэтому было неудивительно, что выше бывшей королевы из всех обитателей Подземелья мог быть разве что Азгор.
Впрочем, вопреки тому факту, что Фриск восхищался своей приемной матерью и любил ее всем своим существом, ее такое внезапное появление только заставило его занервничать, поскольку это означало только два варианта: либо его не было настолько долго, что женщина забеспокоилась и пошла искать, либо она как-то узнала о том, что случилось с мальчиком, и теперь ее волнение просто-напросто зашкаливает и пробивает любые потолки. Оба этих варианта совершенно не нравились упавшему, и он уже начал задумываться о том, чтобы повернуть назад. Его останавливало лишь то, что этим он лишь еще больше разволновал бы Ториэль, даже если бы у него вообще получилось скрыться. В конце-то концов, Хранительница Руин хоть и носит очки из-за своего почтенного возраста, но слепой как раз без них не является, поэтому наверняка уже давно заметила дитя впереди. Поэтому-то она и мчится к нему на всех своих скоростях, не оставляя ни единого шанса слинять по-тихому.
Остается только смириться со своей участью и тем фактом, что в ближайшие дни она не отпустит от себя ни на шаг.
— О Боже, мое дитя, что с тобой произошло?! — Фриск успел только улыбнуться и приоткрыть рот, чтобы поприветствовать маму и как-то попытаться заговорить с ней, чтобы не паниковала так сильно, как к нему уже бросились и положили одну мягкую руку на щеку, другую в то же время прикладывая к до сих пор болящим ранам.
От них обеих стало ощущаться приятное тепло, обволакивающее поврежденные участки и словно проникающее вовнутрь, проходя через каждый орган. Все-таки Фриск не раз замечал, что вся эта целительная магия монстров зеленого цвета просто умопомрачительная. Наверное, для него это теперь будет являться самым любимым видом магии из всех тех, которые ему приходилось наблюдать. Все остальные… слишком недружелюбные, когда как лечебная так и источает вместе со своим теплом некую… доброту. И оно неудивительно, что цвет ее настолько похож на человеческую душу Доброты, которую мальчику пришлось увидеть у Азгора в специальных стеклянных сосудах еще во время своего самого первого похождения.
Взгляд ребенка наполнился сожалением, и он поднял левую руку, накрывая ею большую тыльную сторону ладони бывшей королевы, но не отстраняя ее от своего лица. Даже наоборот, мальчик пошел этому навстречу и потерся об пушистую и мягкую шерсть, приятно щекочущую чувствительную кожу. Большой палец женщины перестал неподвижно лежать и тоже продемонстрировал немного ласки, приятно погладив щеку ребенка. Это вызвало у него тихий смех.
Впрочем, все то хорошее настроение тут же сошло на нет, когда человек увидел направленный на него взгляд багровых глаз, в глубине которых легко можно было заметить сильную обеспокоенность и даже страх. Фриск не смог смотреть в них долго, поэтому вскоре опустил голову и посмотрел на постепенно затягивающиеся раны, которыми было испещрено его тело из-за всех тех шипов, совсем недавно разорвавших в некоторых местах его одежду и вместе с этим оставивших множество царапин, ссадин и даже более глубоких порезов, из которых все еще сочилась кровь. В какой-то мере ребенку даже стало стыдно за то, что он не позаботился о своей безопасности и теперь так сильно расстроил того, кто о нем действительно заботится.
— Мам, я… — все-таки решившись поднять голову и еще раз заглянуть в глаза женщины, Фриск на несколько мгновений замолчал, подбирая слова. Хранительница же терпеливо ждала слов от дитя, не прерывая его и позволяя сказать что-нибудь. Конечно, она непередаваемо сильно волновалась за него, но знала, что ребенку стоит позволить сказать в любом случае. — Прости… Мне просто хотелось… ну… Ты огорчена?
Решительный хотел сказать, что больше так не будет и не станет отходить от матери далеко, но все равно осознавал, что не сможет оставаться рядом с ней навечно. По крайней мере, хотя бы из Руин ему уйти придется, как ни крути, и ему совершенно не хотелось обманывать близкое для себя существо. Наверняка он уже обманул ее достаточно ложными надеждами, что все-таки останется…
— Фриск, мое дорогое дитя, конечно я буду огорчена и расстроена, — последовал ожидаемый ответ спокойным, но с нотками строгости голосом, а сама Ториэль слегка нахмурилась.
Услышав это, мальчик сразу же замолчал и вновь опустил взгляд в пол. Вместе с этим вниз опустилась и его рука, которая затем стала нервно теребить ткань полосатого свитера, теперь уже совсем непригодного для носки. Упавший ожидал какого-нибудь строгого наказания или же того, что его поругают за такую опрометчивость. Даже если до этого Ториэль никогда раньше не повышала на него голоса, таких ситуаций и не случалось, когда он приходил к ней весь израненный и…
Ох, нет. Случалось. В памяти всплыл момент, когда дитя еще во время своего самого первого приключения в Подземелье ослушался указания Ториэль ждать его здесь и самовольно пошел дальше исследовать Руины самостоятельно элементарно по той причине, что ему стало скучно просто ждать ее на одном месте. Хранительница совершенно не рассердилась на него и просто залечила раны, только лишь попросив больше не ходить в одиночку по Руинам и спрашивая, почему ребенок ослушался той просьбы. Может быть, сейчас будет так же?
До слуха дошел тяжелый вздох, и мальчик посмотрел вверх, встретившись с мягкой улыбкой на лице женщины и соответствующим этой улыбке взглядом.
— Ты не виноват, мое дитя. Просто, пожалуйста, больше не пугай так старую женщину вроде меня. Главное, что ты остался в живых… Но все же… думаю, тебе больше не стоит ходить по Руинам без меня. Ты ведь понимаешь, ради чего это?
Тихо угукнув, чтобы показать, что понял, Фриск снова приподнял руку с намерением положить ее на руку собеседнице… Однако спустя пару секунд раздумий больше предпочел приблизиться к матери и крепко прижаться к ней, обнимая обеими руками и почти обхватывая куда более крупное по сравнению с ним тело. Ториэль приоткрыла рот, словно желая что-то сказать, и выставив по бокам от человеческого дитя руки, но позже все-таки тоже передумала и ответила взаимностью.
Решительный почувствовал, как ему на спину легли две ладони, а его небольшое в связи с детским возрастом тельце крепко прижали к себе, в то же время даря через эти объятия гору нежности и любви. Умиротворенно прикрыв глаза, упавший позволил взять себя на руки и поднять над полом, стараясь не менее крепко держаться и сам за монстра, дабы не упасть вниз в случае чего. После всего того, что успело произойти за сегодня с ним, Фриск стал ощущать сонливость. Ранее это не было так сильно заметно, но когда мальчик оказался в объятиях пушистого и будто бы буквально источающего приятную энергию близкого существа, веки сами по себе начали становиться все тяжелее. И справиться с этим было не в его силах.
— Дорогой? — Фриск ответил «вопросительным мычанием», так и не отрывая головы от плеча женщины. — Не расскажешь, что произошло с тобой в Руинах?
Из-за характера ранений и уже случившемуся в прошлом покушению на ребенка Ториэль догадывалась, кто это мог бы быть в этот раз тоже, но решила все-таки уточнить у самого дитя, чтобы не делать поспешных выводов и обвинений. В конце концов, при последней встрече тот цветок желал убить человека, судя по его злобному смеху и окружающим магическим атакам, а тут мальчик мало того, что отделался не настолько серьезными ранами, какими мог бы, так еще остался жив. Конечно же, тот синяк на шее упавшего женщину сильно беспокоил, но все равно…
До самого Фриска же смысл сказанных слов дошел не до конца, да и переспрашивать об этом не особо-то хотелось. Поэтому ответ последовал не такой, какой хотела получить Ториэль, но хотя бы какой-то от засыпающего прямо на ходу ребенка услышать удалось. Это уже было хорошо, по мнению бывшей королевы:
— Мам, давай… — слова прервались зевком, и продолжение было теперь более вялым, — Давай потом об этом поговорим? Спать хочется…
— Ох, хорошо, милый… Потом, так потом. Сладких снов.
Хранительница Руин вздохнула и, обведя взглядом углы и стены вокруг, направилась в сторону дома, одновременно с этим аккуратно поправляя пальцами одной руки спавшие на лицо Фриска пряди темно-каштановых волос. Женщина сошлась на мысли, что лучше будет просто согласиться и дать ребенку немного передохнуть после такой необычной и наверняка не очень легкой «прогулки». А поговорить можно будет в любой момент и позже. Обязательно.
Чтобы мальчику лучше спалось, Ториэль даже стала негромко напевать себе под нос, словно намереваясь убаюкать и так спящее дитя одной из своих давно знакомых мелодий.
А вслед удаляющимся человеку и монстру из-за угла смотрел обладатель ярких желтых лепестков…
