Рокировка

      Вокруг так много криков, топота, хруста, звука, что раздаётся тогда, когда бьётся стекло, и ещё звука, что появляется, когда у кого-то забирают жизнь — всё это сливается в единую песню. Перед глазами тоже кавардак: боковое зрение ловит непрекращающееся движение, а впереди так много живых препятствий, что приходится постоянно изворачиваться.       А ведь время утекает.       Отовсюду, к тому же, исходит опасность: постоянные «Авады Кедавры» и их братья сыплются отовсюду. Может, у напавших и нет фантазии, но способ они выбрали быстрый и весьма действенный. Всё это напоминает Гарри битву в Министерстве давностью в несколько лет. Там был он, Рон, Гермиона, Невилл с Полумной, Джинни. И Пожиратели Смерти.       Тогда убили Сириуса.       — Сектумсемпра! — более яро, чем прежде, выкрикивает Гарри, замечая, как человек в чёрном плаще собирается умертвить юного волшебника.       Уже с неким упоением глядя на то, как отступник падает наземь и начинает истекать кровью, Гарри с трудом отрывает глаза и кидается дальше. Кто-то окликает его, и он, обернувшись, вдруг чувствует резкую боль.       Он падает на холодный министерский пол, хватается за ногу и, отняв руки, видит на ладонях кровь. Новый порыв боли заставляет его извернуться, на долю мгновения позабыв о ноге. Гарри силится не выпустить палочку, боясь потерять её. Хотя, если честно, боль и шок сейчас занимают его гораздо сильнее. Он страшится того, что они затуманят рассудок.       А бой вокруг не прекращается. Но ему это на руку: возможно, тот, кто послал в него заклятье, подумал, что цель устранена, раз на ногах уже не стоит, а потому бросил разборки с ней. Да и окружающие смотрят скорее прямо, на противников, а не вниз, в поисках новой цели полумертвого, которого следует добить.       Интересно, что это? На Круцио не похоже: страдает лишь одна нога, причём настолько сильно, словно страдает всё тело. Была бы Авада, не было бы уже его. Должно быть, косо посланная Сектумсемпра. Какая ирония. Парня его же недавним оружием.       — Поттер!       Кто-то падает на колени совсем рядом, но Гарри совершенно того не замечает. Он старается успокоиться, но ощущения такие, словно его ногу, начиная с лодыжки и проходя выше, прямо-таки разрывают на части в настоящий момент.       Драко Малфой, заметив издалека знакомую фигуру, которая валится наземь, мгновенно разобрался со своим прошлым противником и кинулся к другу. Троили Осбесона же, с коим они повстречались на поле битвы, он лишил жизни ловким, точным и не до конца осознанным движением. Глядя, как тело того, кто секунду назад криво усмехался, падает в океан других таких же тел, Малфой ощутил, как внутри него начинает расплываться ужас. Но дойти до всех точек ему не удалось: человек умер, а бой не прекратился.       — До встречи в Тёмном Мире, — успел за мгновение до смерти произнести Троити, не пытаясь сопротивляться, будто бы и желая попасть в тот самый мир, несмотря на предсмертную борьбу.       Заклятья, что летали из стороны в сторону, не дали осознанию свершённого убийства завлечь разум. Пришлось защищаться дальше. А потом и Поттер угодил под удар.       Драко бегло осматривает разошедшуюся штанину и кому с мясом под ней. Пол вокруг залит кровью, и останавливать своё течение она явно не собирается.       — Дементор! — высушивается Малфой, глядя на искажённое судорогами лицо Гарри. — Хорошо ещё, что нога, а не туловище!       — Ниче…го, — выдавливает Поттер, -… до него тоже дойдёт… дело…       Блондин хмурится. Он быстро перебирает в голове знания, что остались после уроков зельеварения. Сектумсемпра… Её же Снейп изобрёл? Или обратное от неё заклятье? Или и то, и то?       Обратное заклятье!       Стараясь вложить в одно — единственное слово как можно больше энергии, он произносит контрзаклинание. Медленно, но кровь, ветвистым деревом окружив брюнета на мраморном полу, начинает возвращаться туда, откуда появилась. Драко бегло оглядывается и с неким облегчением замечает, что на их деятельность пока особо никто не обращает внимания — все заняты боем.       — Ну, как? Оклемался? — быстро спрашивает Драко, глядя на друга, чей лоб сохранил на себе капли холодного пота, но от болезненных морщин уже избавился.       — Нормально… — тяжело дышит брюнет. — Но я не могу… Ты должен…       — Должен что? — всерьёз озадачивается Малфой.       — Министр… Мы думаем, он — их… цель… Иди туда…       — Ты тут не помрёшь без меня?       — Порядок, — его рот криво усмехается. — Рана… затягивается.       И впрямь, нога Поттера, не считая разорванной одежды, теперь не так сильно походит на кровавое месиво, как прежде. Гарри может подняться, но чувствует, что быстрые манёвры сейчас — не самая сильная его сторона. Ощущения такие, словно невидимый шов на его ноге, сдерживающийся кровь и плоть, вот-вот треснет. Однако, делать нечего. Надо сражаться. Поттер, чуть не угодив под чей-то убивающий зелёный луч, встаёт, и через несколько секунд, с усилием, но посылает новое заклятие в противника. Тем временем Драко Малфой уже несётся в указанную сторону, стремглав через коридор.       Параллельно он старается не угодить под чьё-то заклинание и выхватить глазами знакомую каштановую макушку, дабы убедиться, что с ней всё хорошо. Однако, этого не происходит. Насколько почти что налету может судить бывший слизеринец, её нет здесь ни среди живых, ни среди мёртвых. И он не знает, радоваться этому или же наоборот.       Он довольно быстро, но с приключениями добирается до нужного места. На ходу вспомнив о словах Гарри, кинутых вслед о том, что теперь в Министерстве возможна трансгрессия, он тут же использует эту информацию, за секунду до того, как в его сторону летит Авада Кедавра.       Получается. Вот он, тут, в кабинете Министра Магии, Кингсли, где он бывал лишь однажды, когда проходил личный и подробнейший экзамен и, можно сказать, смотр, для того, чтобы получить место мракоборца.       Но теперь тут всё вовсе не так, как было прежде.       Мебель опрокинута; из всех трёх картин на стенах уцелела лишь одна: она мерно раскачивается, да и висит теперь криво. Шкаф неестественно наклонён к стене. Стул без одной ножки валяется неподалёку от заваленного на пол большого деревянного стола, канцтовары с которого рассыпаны по полу.       И там, у этого стола, сидит министр.       Его вечная фиолетовая феска сползла набок, и оттуда, где она граничит с кожей, растекается кровь. Её полоски ползут по лицу: щекам, подбородку. Веки Кингсли прикрыты, он сам весь в поту. Тяжёлое дыхание вырывается изо рта. Он, кажется, не падает только потому, что спина его приникла к тому самому столу, где раньше он подписывал указы и работал с бумагами. Малфой не видит расщепленной ноги, но вид у министра всё равно хуже, чем был у Гарри.       Когда светловолосый появляется в комнате, тёмные глаза не совсем сразу ловят его беглым взглядом.       — Драко… — выдавливает он слабо и как-то рассеяно, а потом будто бы что-то вдруг вспоминает, ужасается этому, и веки его в момент поднимаются.       Он смотрит куда-то за спину парня, но оборачивается Малфой не поэтому. Сзади с шумом захлопывается дверь.       Светлые брови молниеносно встречаются на переносице. Взгляд успевает скользнуть по третьему в кабинете человеку, прежде чем он появляется прямо перед глазами парня, заслоняя Кингсли. Такой же, как у остатней, чёрный плащ, тяжёлые сапоги и штаны из какой-то плотной по виду, грубой ткани. Всё, потом первой детали, может вязаться с лицом человека отдельно, но вместе — совсем нет. К этому веснушчатому лицу, ещё больше похудевшему и заострившемуся за время, что они не виделись, никак не идёт наряд мрачного тёмного волшебника, учитывая биографию парня. Его рыжие волосы немного отросли и как-то срубались, покрылись, что ли, пылью, будто бы он вылез из печки.       — Уизли… — выдыхает поражённый Малфой.       Гриффиндорец смотрит прямо, зловеще улыбаясь. Оказывается, он так умеет.       — Не скажу, что встреча мне приятна, — произносит он, не сдерживая порывов гнева, — но она неизбежна.       — Ты что это, с ними? — растерянно и шокировано спрашивает Драко, неопределённо кивая назад. — Неужели ты здесь для того, чтобы расправиться с министром? Ты! Ты, Уизли!       Он очень хочет гневаться и злиться, но пока что в голове есть место лишь немыслимому поражению и удивлению. Туча вопросов и волнение заполняют сознание блондина.       Тем временем в глазах Рона вспыхивает зловещий огонь. Теперь его злодейская улыбка до конца расцветает. Кажется, будто бы он носит её всю жизнь.       — Ну что, Малфой, — с каким-то наслаждением произносит Уизли, — вот мы и свершили рокировку, не так ли?