Long live the king

Волны тепла от Кристального Сердца согревали воздух. Слегка оплавленный ими снег был единственной границей, отделяющей процветающую плодородную Империю от ужасов и мерзлоты северной пустоши. «Вы совсем уверились в безопасности мира, если оставили свои земли без щита, — осклабился Сомбра, беспрепятственно проходя под тремя зависшими между каменными пиками кристаллами. Никакое заклинание оповещения или контроля не прожгло его скелет, когда он сделал это. — Сейчас посмотрим, насколько вы расслабились на самом деле!». Единорог полной грудью втянул колючий свежий воздух, широко расставив ноги. Близость битвы стучала в венах страстной жаждой жизни, уши нетерпеливо подрагивали, и всем существом Сомбре хотелось кричать в счастливом безумии: «Я вернулся! Вы не смогли предотвратить это даже со своим куском гранёной стекляшки, сама моя слава вытянула меня с того света, и что вы противопоставите мне? Ничего!». Ему хотелось битвы. Ему хотелось скачки. Ему хотелось почувствовать себя живым и доказать свою живость другим самым действенным способом — заставить их оцепенеть. Чёрные тучи поплыли высоко над его головой, застилая солнце и накрывая Империю слишком знакомыми её жителям тенями. Сомбра ринулся вперёд, растворяясь в жидкой тьме. Под знаменем его дымящихся пурпуром глаз кристальные пони разбегались прочь с криками, резонирующими со струнами беспощадной чёрной души. Они попытаются скрыться в своих домах, но нигде, где есть тени, скрывающие самых страшных монстров их подсознания, они не будут в безопасности. Острые инородные кристаллы взрывали блестящие дорожки позади удирающих копыт, разрастаясь по Империи, разнося весть о триумфе своего создателя и становясь якорями его заклинаний. Наступление было стремительным, словно непосредственно его, а не кипящую кровь, гнали удары одержимого сердца Сомбры. Но стража всё равно отреагировала удивительно быстро: едва успев подчинить себе первую попавшуюся семью, единорог увернулся от брошенного в него звонкого копья. Второе было на подходе: к нему на всех парах мчались воины — экипированные до зубов, но без того первобытного боевого азарта в глазах, что пылал во взгляде Сомбры и внушал им ужас. Они носили начищенные доспехи и заточенные копья, потому что так предписывал протокол, а не потому, что каждую минуту проводили в мечтаниях о текущем моменте. Жалкое зрелище для единорога, что даже свои регалии обернул железом и кожей, а не золотом и рубинами. Таких увальней не впечатлишь изящными боевыми приёмами, их жажду крови пробудит только одно средство, и Сомбра не тратил время зря, прежде чем применить его. Он лишь раскидал их мощным энергетическим выбросом, порождённым появлением гигантской кристальной глыбы, и отработанным заклинанием материализовал в вихре чёрных молний первый хорошо знакомый этим воякам шлем… Единорог вербовал марионеток одну за другой, пока не набрал их достаточно, чтобы обозначить серьёзность своих намерений. «Окружите дворец, — послал Сомбра ментальный приказ. — Не дайте никому покинуть его». Лестницы ко входу исчезли, растворившись в окружающих текстурах, и взобраться по чисто отполированной кристальной треноге основания монолитного сооружения не представлялось возможным, но тёмный кристальный маг даже не задумался о том, что это является существенной преградой, просто шагая по выскакивающим из придворцовой площади ступеням прямо к окнам. Сомбра шагнул в коридор, жарко выдохнув и насладившись змеиным эхом, прокатившимся по опустевшим коридорам. Следом мгновенно зачастил чечёточный перестук копыт, словно некий испуганный пони услышал этот пугающий шипящий звук и поспешил изменить направление своего движения, но от неожиданности не сделал это достаточно скрытно. Охотничий инстинкт взыграл в Сомбре, и он чёрной пантерой, перейдя в форму тени, ринулся на звук, чтобы в устрашающем прыжке материализоваться перед насмерть перепуганной кобылкой. Она завизжала. Поскальзываясь на начищенных скольких кристальных полах, попыталась развернуться и в панике выронила крохотный браслетик, зазвеневший драгоценными бусинами. Сомбра резко остановился, обратив внимание на гравировку на каждой из них, а затем взмахом головы вырастил перед кобылкой частокол косых острых пик, смотрящих той прямо в горло. — Традиционный оберег для жеребёнка? — плотоядно прорычал он. Пони не отвечала, скуля и дрожа — одно остриё не успело остановиться, и теперь крохотные капли крови с проткнутого подбородка лениво сползали по его полуночной грани на голубой пол. Тонкий и длинный кристалл угрожающе задрожал и задёргался, словно его удерживание было сложной работой для Сомбры, и он вот-вот был готов прострелить голову няньки насквозь. — Куда ты его несла? Он слишком дорог, чтобы ты могла позволить его для собственного жеребёнка, как бы сильно ты его ни любила. Ядовито-зелёные струи страха нежно обвили горло и без того часто дышащей кобылки. — Скажи, у тебя есть жеребёнок? — словно лаская голосом, прошептал в самое её ухо Сомбра и торопливо добавил: — Впрочем, нет-нет, не говори. Я сам достану это знание из твоей головы… — защищённые металлом копыта сдавили виски кристальной пони в издевательской пародии на расслабляющий массаж. — Как и знание о том, где он сейчас находится… а потом раздавлю твой череп за ненадобностью. Или будет веселее сделать это у него на глазах? Серия задыхающихся отчаянных всхлипов служила ему ответом. — Шучу, — протянул Сомбра, убирая копыта, и кристальная пика перестала нетерпеливо сотрясаться и разрывать ранку на нервно прыгающем подбородке ещё больше. Но склизкие щупальца страха, проникающие в поры, никуда не делись. — Я милостив. Буду, если ты скажешь мне, кому на самом деле… — одно из них подхватило браслетик и неторопливо поднесло к суженным от страха глазам, — несла эту безделушку. — Вы не причините ей вреда, — провибрировала няня. Её грудь сотрясалась от рыданий, ноги ходуном ходили от ужаса, а рассудок угнетался жёсткой психической атакой, но она всё равно сохраняла свою преданность. Сомбра на миг проникся к ней уважением за силу противостоять ему — пусть даже в такой крохотной детали. — Жеребята не представляют для меня никакой опасности, — небрежно согласился он. — Веди! Чем ближе Сомбра подходил с няней к укромному тупику, тем больше убеждался, что не зря улучил секунду рассмотреть символы на браслете. Древняя кристаллопись, призванная защитить сон и явь неразумного жеребёнка, словно двух верховных аликорниц — с большой вероятностью находящихся, к тому же, с ним в родстве — было недостаточно. Сама спальня оказалась ещё одним доказательством глубокой и искренней родительской любви: изящно выточенная из самых ярких кристаллов мебель, в том числе — миниатюрный игровой замок, разбросанные всюду уютные подушки всех форм и размеров, разномастные игрушки. Магические кристаллы, что будут мягко светиться ночью, разгоняя злую и страшную темноту, белели в стенах, подпирающих слишком высокие потолки — детище правителей явно было пегасом, и им не хотелось ограничивать его свободу. Сам жеребёнок обнаружился за газовой занавесью кроватного балдахина, и впрямь распустив слишком крупные для своего возраста крылья. Малыш сладко спал, ничего не подозревая. Сомбра заглушил свои шаги магией, приблизился и оторопел в приступе благоговейного ужаса. В комплекте с гигантскими крыльями шёл копьеподобный рог, смотревшийся в ангельских кудряшках над умиротворённым младенческим личиком почти что комично. «Аликорн! — поражённо выдохнул единорог, на минуту начисто забыв, зачем вообще явился в эти земли. — Они сумели произвести на свет аликорна, самую непредсказуемую расу, которая появляется только тогда, когда почему-то должна появиться! И я смотрю на самого беспомощного и безобидного её представителя прямо сейчас…». Маленькая принцесса, причмокнув, сонно открыла голубые глаза, словно беззастенчиво-пристальный взгляд разбудил её, возмутив крохотное королевское достоинство. Копытца крепче сжались вокруг замызганной и обслюнявленной, явно самой любимой игрушки, но это был первый и последний признак, который мог бы указать на жеребячье беспокойство — в остальном малышка оставалась совершенно спокойной, не до конца проснувшейся, рассматривающей незваного гостя слишком сознательными для своего возраста глазами. — Привет, маленькая, — тихо, чтобы не напугать, прошептал Сомбра и подогнул колени, становясь вровень с ней. — Какая же ты у них красивая. Крохотные пёрышки задрожали в потягивании, когда она широко зевнула. Единорог ласково усмехнулся и призвал телекинез, собираясь снять шлем и позволить гриве упасть на шею и лоб непослушными лохматыми прядями: находиться рядом с милой аликорночкой, такой домашней и нежной, в полном боевом облачении вдруг показалось страшно неправильным. Отливающие зеленью фиолетовые пузыри обернули рог и отразились в больших и наивных глазах, постреливая чёрными молниями. Влажные жеребячьи зрачки заметно дрогнули и схлестнулись до размеров булавочных головок. Это зрелище будто оказалось способно пробудить легендарную генетическую память, но Сомбра запоздало понял, что дело в другом — чутьё у жеребят, в особенности — аликорнов, намного острее, и на тёмную магию они реагируют намного быстрее, чем взрослые. Настолько быстрее, что Сомбра едва успел поглотить щитом выстреливший ему прямо в лоб золотой луч. Его мощность оказалась такой чудовищной, что созданная столкновением двух заклинаний отдача швырнула единорога в другой конец комнаты, как сопливого пегасёнка, и размазала по стенке. От удара взлетели серые гобелены, расшитые падающими звёздами; не спас даже шлем — Сомбра не смог открыть глаза от боли и потерял ориентацию в пространстве. Он на чистом инстинкте сообразил поднять перед собой мощную стену из чёрного кристалла, и вовремя: не увидел, но услышал, как об неё разбился следующий золотой луч. Спасаясь от необузданной жеребячьей магии и ожидая облегчение ущерба, единорог распался на тени, и это сработало: аликорночка уже обладала мощными крыльями, способными поднять её в воздух, но не настолько развитым зрением, чтобы в своём крохотном воздушном патруле по комнате заметить что-то неяркое, непостоянное, перетекающее и вездесущее. Сомбра прокрался за спину недоуменно озирающейся кобылки и напитался сутью блокирующего магию заклинания. Потребовалось всего один раз обрушиться на неё, чтобы искрящееся золотое сияние погасло, превратив грозный рог в лишь слишком вычурный аксессуар. В нырке к полу единорог обвил одну из задних ног аликорночки теневым щупальцем, а, материализуясь на своих ногах, преобразовал его в телекинез — и малышка оказалась в надёжной ловушке его магии, не способная извергнуть из себя ни единой искры. — Уже не такая активная? — злорадно поинтересовался он у обиженно захныкавшей принцессы. — Вообще-то, Сомбра честно собирался пощадить тебя, но теперь, видимо, придётся… — он отвлёкся на шорох позади себя. Это перестали мотаться после удара серые гобелены, и ночной орнамент на них надолго приковал внимание единорога, напомнив о чём-то, что заставило его вздохнуть и закатить глаза: — …взять тебя под контроль так же, как твоих родителей. Ничего не поделаешь, плохих жеребят принято наказывать, а с тебя, как с аликорна, и спрос строже, — он хотел покровительственно ткнуть малышку в нос и еле успел отдёрнуть копыто от укуса. Крохотные зубки не причинили бы вреда — напротив, сами сломались бы о закалённый металл, но явно унаследованная от отца воинственность в столь нежном возрасте умилила Сомбру и заставила его засмеяться. Поразительно скоро после донесшегося из коридора грохота копыт дверь распахнулась, и родители собственной персоной влетели в комнату. Сомбра встретил их дерзкой улыбкой, демонстрируя им висящее в стрекочущем темнотой телекинезе дитя, и Кейденс моментально запалила рог, готовая не оставить от дворца кристалла на кристалле, если это поможет ей уничтожить единорога самым болезненным и надёжным методом. Но Шайнинг остановил её, резко выбросив копыто: Сомбра, ехидно ухмыляясь, заслонился хрупким телом их дочери. Кейденс не хотела навредить ей. — Тебе это с копыт не сойдёт! — в бессильной ярости выплюнула она, удерживаемая пусть и не менее взведённым, но более разумным мужем. — Мне уже сошло, — довольно пророкотал Сомбра, делая к ним несколько шагов. Всего на мгновение наследница Кристальной Империи осталась висеть в телекинезе у него за спиной, всего на одно мгновение, но единорог и аликорница воспользовались им не мешкая. Кейденс куда-то телепортировалась. Сомбра не успел выяснить, куда, потому что в ту же секунду Шайнинг, не сговариваясь с женой, высвободил из своего рога столб ревущего ядрёно-малинового пламени. Единорогу оставалось только судорожно развернуть перед собой щит и выдерживать неистовый огненный натиск. Он едва успевал обновлять слои заклинания, оплавляющиеся, трескающиеся и разбивающиеся от отчаянной атаки — атаки жеребца, которому нечего будет терять, если он проиграет. Он боялся, но боялся так, как подобает отважному воину — всем видом выражая готовность умереть, сомкнув зубы на глотке врага. Сомбра едва удостоил вниманием то, что его телекинетическое поле, ранее прогибающееся под весом кобылки, отныне пустовало, а местоположение Кейденс пока что невозможно определить. Собравшись с силами, Сомбра зарычал и перешёл в наступление. Две магические ауры выли и скрипели, осыпая пространство взрывающимися искрами, но Шайнинг Армор героически выдерживал напор. Изогнутый красный рог, по-настоящему раскаляясь докрасна, болезненно резонировал от мощи, обрушивающейся на него и исходящей наружу. Сомбра догадывался, что, несмотря на невиданную ярость в голубых глазах, его противник испытывает то же самое. Он знал, что ни один из них не уступит. В его бок ударом стального молота вдруг влетел второй вражеский луч и вгрызся в рёбра чудовищной болью: жена пришла на помощь мужу. Сомбра, на удивление им, расхохотался: он с самоубийственным азартом осознал, что нарвался сразу на двух сильнейших магов, воина и целителя, которые не дадут ему уйти живым — слишком глубоко он их задел, слишком многое поставлено на кон. И в таких условиях его мозг заработал со скоростью и мощностью, превосходящими грани возможных. Его ноги дрожали от лютого напряжения и боли, достигающих самых дальних уголков тела — медленный шаг назад, когда копыта тряслись, как в лихорадке, мог стать последним шагом, но он был жизненно необходим для дерзкого, невиданного манёвра. Сомбра, хрипя от боли и чувствуя, как мучительно высыхают его глаза, а сосуды в голове трещат, не выдерживая перегрузки, медленно повернул щит правым краем к себе на несколько градусов, а затем внезапно отшатнулся назад и расширил его, но не вширь, а углом, закрывшим его проплавленный бок от атаки Кейденс. Два луча, слишком мощные, чтобы быть маневренными и быстро управляемыми, неуклюже скользнули к стыку двух щитов и взорвались друг на друге. Всех троих расшвыряло по комнате, но к этому Сомбра на сей раз был готов. Даже несмотря на полученные страшные раны от луча аликорницы, он вскочил на ноги первым и зажёг рог, высоко воздев голову. Хлынувшая по нему магия подточила организм, и из ноздрей единорога парой коротких фонтанов брызнула кровь, но он не остановил заклинание — и комната начала обрастать выстреливающими прямо из стен, потолка и пола чёрными кристаллами. Шайнинг Армор, вскрикнув, подпрыгнул прямо над одним из них, не успевших протаранить его живот, и лихорадочно нашёл расфокусированным взглядом жену. Та, хрипящая от боли и ярости, оказалась зажата тремя перекрестившимися кристаллами, один из которых прошёл прямо сквозь её распластанное по полу крыло, теперь агонически дрожащее. Кейденс была не в силах пошевелиться, не навредив себе. Болевой шок мешал использовать магию, и голубое поле, только-только оборачивая рог, с хрустким миганием сейчас же исчезало. Единорог, даже не до конца восстановившись после отдачи в самую голову, вздыбил шерсть на холке и спине. Он издал звериный рёв, которому позавидует и мантикора, и бросился на Сомбру галопом, низко наклонив голову. Тот с безумным оскалом встретил атаку рог в рог. Он отбросил Шайнинга, нанёс короткий, но мощный удар магическим импульсом в плечо — и жеребцы сошлись вкопытопашную. Они дрались неистово, словно звери. Осыпали друг друга таким градом ударов, что никто из них уже не думал о том, чтобы блокировать их. Обоих захватило безумие схватки. Они дрались уже лишь для того, чтобы драться, сохраняя и множа при этом пыл своих собственных интересов. Шайнинг и Сомбра кружили по комнате, пуская в ход копыта, магию, мебель, куски кристаллов — всё, что могло предложить им пространство, пригодное для калечения или убийства. Шайнингу в грудину вонзался обломок кроватки. Сомбра мгновенно получал ответ ледяным сгустком прямо в лицо. Мстил за это, врезая стальные накопытники в белую челюсть — безжалостно, несколько раз подряд. Вынужден был прервать пулемётную очередь ударов, потому что падал с ног, получив мощную подсечку. Он уже не чувствовал боли. Каждая новая травма, даже когда Шайнинг во впечатляющем манёвре выбил у него плечо из сустава, приводила его лишь в ещё большее исступление. И, когда оба истратили силы и стояли друг напротив друга, окровавленные, вспотевшие, дрожащие от переутомления, покрытые запутанной сетью гематом, ссадин и открытых ран, у них осталось всего по одному удару. Шайнинг Армор материализовал в дыхательных путях и глотке Сомбры пробку, не дающую дышать. Сомбра потратил последний ход, развеяв её. Шайнинг медленно и криво улыбнулся, обнаружив недостачу пары зубов. Он даже сумел выпрямиться, когда Сомбра, признавая поражение, разрядил остаток магии в потолок. А через секунду его с грохотом припечатал к полу гигантский V-образный кристалл, рухнувший сверху. От ударной волны взметнулись перья из растерзанных в пылу битвы подушечек. — Вообще-то, — сквозь тяжёлое дыхание невинно улыбнулся Сомбра побелевшей под шерстью Кейденс, — я мог сделать так гораздо раньше. Но как бы я тогда испытал собственные силы? Вдруг старый козёл смог вернуть мне мой разум, который я так прискорбно потерял в прошлый раз, но взамен оставил где-то во тьме львиную часть моей мощи? Но нужно отдать ему должное: всё на месте. Ох, он жив, — закатил глаза единорог на безмолвные слёзы окостеневшей от непередаваемого ужаса аликорницы. — Просто оглушён, прижат и обездвижен. Глазницы Сомбры налились кислотной зеленью, когда он скользнул в телепатическую сеть между своими рабами: — Найти маленькую принцессу и принести её ко мне. Залечить мои раны. Позаботиться о пленниках — они нужны мне живыми. Выполнять! Он тяжело уселся в углу, прижавшись спиной к единственному оставшемуся ровным, целым и не тронутым бугристой порослью чёрных реберников участку стены и наслаждаясь его кристальной прохладой. Пришлось только вымести хвостом мелкие осколки декоративного светильничка из-под крупа. Не прошло и пары минут, как в развороченную до неузнаваемости спальню рысью вбежали несколько кобыл. Кейденс точно знала, что они не были медиками, но при них всё равно находились чемоданчики с лекарствами. — Помоги ему, — хрипло проскулила она, и ей казалось, что стук сердца отдаётся в груди так сильно, что Сомбра тоже слышит его — передаваемый по оплавленному, переломанному полу шифр безысходной мольбы. — Прошу тебя, помоги ему, не дай ему умереть! Я прошу у тебя пощады для него! Сомбра безразлично посмотрел на аликорницу. Задыхаясь от слёз и не помня собственную боль, та панически переводила взгляд с одного жеребца на другого. — Истеричка, — равнодушно процедил единорог, но — лишь тогда, когда начал чувствовать в своём теле целебное действие лечебных зелий из прекрасных хрустальных флаконов всех цветов радуги. Он с прихрамыванием вышел из детской, оставляя в её испещрённых следами взрывов и срикошетивших заклинаний стенах крики Кейденс — умоляющие, перемежающиеся с проклинающими. Сеть рабов сработала как надо: уже на подходе к тронному залу, теперь по праву принадлежащему ему, к нему подлетели четверо кристальных стражей-пегасов в его шлемах. Один из них, с копьём наперевес, охранял остальных, второй держал в копытах пойманную и протестующе плачущую аликорночку, а пара оставшихся держала грубо скрученного пегаса с охровой шерстью и торчащей дыбом обгоревшей синей гривой. Сомбра испытал дежавю. — Кто это? Отвечай. — Мы поймали его в ледяных пустошах, господин, — эмоции в голосе охраняющего остальных пегаса были выжжены магией, заключённой в его шлеме, а сам голос искажался, проходя через забрало, но единорог всё равно узнал в этом жеребце одного из первых напавших на него. — Пытался улететь в сторону Эквестрии и унести принцессу Флёрри Харт с собой. Его имя — Флэш Сэнтри. Флэш извернулся в захвате двух дюжих пегасов, гораздо более лёгкий и гибкий по сравнению с ними. Его ноздри свирепо раздувались, глаза метали молнии под стать той, что красовалась на кьютимарке поверх щита, и Сомбра почти физически ощущал желание пегаса плюнуть ему в лицо. — Флёрри Харт, значит, — весело хмыкнул единорог и рассмеялся, легко ломая сопротивление той и беря её в копыта. — Вот мы и нашли в тебе кое-что и от матери тоже. Ты. Сними свой шлем. Доложивший заслуги пегаса и его имя солдат немедленно выполнил приказ и зажал шлем подмышкой. Зелёное свечение медленно сходило с его склер, улетучиваясь фиолетовым дымом. — Надень на этого пегаса. Флэш, замерев на секунду от ужаса, издал непонийский крик и принялся извиваться и биться в плену со всей оставшейся у него энергией, но всё было тщетно. Третий пегас подключился к двум, удерживая копытами вертящуюся и клацающую зубами непокорную голову, чтобы последний кристальный страж скрыл шлемом лицо до конца остававшегося преданным короне воина. Ещё несколько секунд после этого он продолжал трепыхаться, всё слабее и слабее, пока не обмяк в тисках безвольной марионеткой, как его пленители. — Отпустить. Флэш Сэнтри встал на ноги и остался на месте, вытянувшись по стойке «смирно» закованным в чёрный металл лицом к новому господину. Сомбра, хмыкнув, повелительно указал передней ногой на лишившегося шлема жеребца: — Убить его. Тот уже оправился от исчезновения командующего голоса в своей голове и изумлённо озирался вокруг чистыми напуганными глазами. Услышав приказ и увидев жест, пегас заметался взглядом по всем участникам этой сцены, задрожал и отчаянно бросился Сомбре в ноги: — Господин мой! Умоляю Вас! Ваше Величество, не надо! — Точно убить. И не забудьте убрать здесь потом, — презрительно отшвырнул его от себя ударом магии король и, взмахнув мантией, вошёл в тронный зал. Он проворковал сидящей в его передней ноге Флёрри Харт: — Ни к чему тебе это видеть. Ты прекрасно поладишь с Сомброй, да? Он снова попытался тюкнуть копытом прелестный розовый носик и снова отдёрнул копыто от клацнувших в предельной близости зубов. Весёлый смех Сомбры заглушил предсмертные крики кристального пегаса за дверью. Единорог продлил действие блокирующего заклинания на Флёрри Харт. Убедившись, что может ступать без боли, он направился со своей необычной пленницей к постаменту Кристального Сердца. То потеряло львиную долю питающих его подданных. Оно перестало вращаться и тускнело, отчаянно пульсируя со слабеющим магическим перезвоном. Неприятно пощипывающие волны, жалкое подобие уничтожающего, рвущего на части цунами, ритмично прокатывались по шерсти Сомбры. Сердце реагировало так только на него: Флёрри в его копыте лишь перестала возиться в попытках выбраться и зачарованно уставилась на реликвию, пытаясь согреться в её сиянии и недоумевая, почему то слабеет с каждым мигом. Сомбра ухмыльнулся воплощению своей смерти и оставил его умирать до следующего утра. Он чувствовал себя вожаком стаи, что отдыхает и набирается сил, пока шестёрки крутятся вокруг добычи и выматывают её, чтобы утром он смог прийти к измученной жертве и триумфально добить ту, когда с рассветом подошёл к затихшему Кристальному Сердцу и беспрепятственно снял то магией с насиженного места. К Кейденс и Шайнингу единорог пришёл, владея сразу двумя вещами, что определяли смысл их существования. Он отпустил охрану и разгуливал вокруг пленников с Флёрри Харт на спине, жонглируя священной кристальной реликвией, словно это было ничем, и рассуждая вслух: — Ты, Шайнинг Армор, достойный противник не столько потому, что продержался столько же, сколько и я, сколько потому, что вызываешь желание подражать тебе в ведении борьбы. Вы ведь уже знакомы с моими шлемами? Я придумал кое-что специально для вас, — в воздухе перед грудью Сомбры под его заботливо-гордым взглядом возникли три намордника разного размера. — Если шлемы лишают способности думать, намордники лишат способности дышать. Но не постоянно, о нет — лишь когда мне не понравится ваше поведение. Поверите мне на слово или требуется демонстрация? — пара вспышек телепортации переместила самый маленький намордник на лицо Флёрри Харт и намертво прилепила его к коже. Аликорночка сдавленно взвизгнула, замотала головой и попыталась стянуть посторонний предмет с лица копытами, но у неё ожидаемо ничего не вышло. Сомбра зажёг рог и… — Не смей! — ринулась к его ногам Кейденс, со страхом глядя на замершую в удивлении после её броска дочь. Шайнинг, не оправившийся от ран, получивший гораздо более скупую медицинскую помощь, чем Сомбра, мог лишь сжигать того ненавидящим взглядом. Ему было больно даже дышать. Сомбра хмыкнул и бросил им два оставшихся намордника: — Тогда надевайте. И побыстрее. Вы же не хотите пропустить мою коронацию! Аликорница и единорог обречённо переглянулись, прежде чем подчиниться. У них не было никакого плана, кроме той вести, которую, как догадывался Сомбра, они наверняка успели послать в Эквестрию. Но письмо долетит не скоро. Помощь придёт не сразу. И намордники физически приросли к их лицам, только коснувшись шерсти. Под конвоем свергнутых и подчинённых правителей и возвращённую им дочь провели в тронный зал, уже обезображенный чёрными кристаллами. Уродливое подобие незамкнутой арки нависало высоко над троном, и именно туда, на пару острых пик, Сомбра насадил Кристальное Сердце, болезненно повредив его боковые части и пустив трещины, что сразу наполнились плесневой тьмой. — Склонитесь перед Сомброй, — глядя в глаза Флёрри Харт, приказал единорог. Её родители подчинились, услышав повелительный звон копий. Сомбра уселся на трон, давая отдых всё ещё немного ноющему от особенно удачного удара Шайнинга позвоночнику. Изгиб спинки был столь приятен для уставшей спины, что жеребец расплылся в блаженной улыбке и сладко протянул: — Долгой жизни королю, — прежде чем снова погрузиться в телепатическую сеть между своими рабами.