***
С утра Джон побывал у доктора Филлипса. Эндокринолог подтвердил слова тренера о том, что Ральфу был выписан хумулин короткого действия и пролонгированного, колоться он должен был трижды в день перед едой по схеме UR + R + UR, измерять глюкозу постоянно и при малейшем сбое сообщать врачу. Врач посетовал, что не удалось заставить олимпийского чемпиона начать лечиться, как принято, — таблетками и диетой. Врач был уверен, что первую вспышку болезни можно было купировать, а потом постепенно снижать сахар, правильно подобрав лечение, а сажать человека сходу на инъекции считал варварством. Но, в конце концов, пациент пригрозил, что просто обратится к другому врачу. А доктор был большим поклонником спортсмена. Послав сообщение Шерлоку, Джон получил добро на посещение Стэкера и, созвонившись с тренером, поехал к нему в офис. День выдался жарким, и Джон надеялся, что Шерлок все-таки передумает надевать тот клетчатый костюм, который тот приготовил еще накануне — хватит и парика, чтобы свариться. Добравшись до места, Джон нашел кабинет Стэкера и постучал. — Войдите. О, доктор Уотсон! — тренер почти подбежал к нему и затряс руку. — Есть новости? Вы один? — Шерлок расследует в другом месте, мистер Стэкер, а меня послал к вам, чтобы я задал несколько вопросов. — Конечно, спрашивайте! Садитесь, пожалуйста. В кабинете на полную катушку работал кондиционер, и теперь Джон пожалел, что на нем нет пиджака. Он попросил тренера немного убавить мощность и сел в кресло. — Вы ведь хорошо знаете жокеев, которые у вас тренируются? — спросил он. — Нас интересует один человек, но мы слышали только примерное его описание. — Конечно, я знаю своих ребят. Правда, рост и вес тут у всех одинаковый примерно. Но вы спрашивайте. Стэкер уселся в кресло за письменным столом. — Тут главное не рост и вес, а нос, — улыбнулся Джон. — Официант в баре его лучше всего запомнил. Сказал, что он похож на нос Жана Рено — французский такой. И волосы темные. — О, тогда я знаю, о ком идет речь. Есть у нас молоденький паренек, Фреди Золан. Нос там и, правда, выдающийся. А почему он интересует вас? Он хороший мальчик. Очень уважал Ральфа, кстати, учился у него. Хотите сказать, это он был в баре с Ральфом? Не может быть! Он не оставил бы его одного! — Он интересует нас только как свидетель, — поспешил успокоить Стэкера Джон, и подумал, что, кажется, дал маху по-крупному, упомянув бар. — Официант как раз говорил, что именно носатый приятель Ральфа вызывал скорую, а потом ушел вслед за санитарами. — Мне сказали, что никого из наших в баре не было. Я спрашивал ребят, думал, может, Ральф пошел с кем-то... просто хотел услышать, как все было... но никто не сказал, что был там с ним. Может, совпадение? — Стэкер утер пот со лба. — Мало ли людей, похожих на Рено? Он же не обязательно из конюшни? — Вот мы и хотим проверить, — сказал Джон, — не волнуйтесь. Так они, получается, дружили? — Ну, Фред вдвое младше Ральфа, так что нельзя сказать, что они именно дружили. Скорее, Ральф над мальчиком шефствует... шефствовал. Паренек очень талантливый, думаю, у него хорошее будущее, и Ральф помогал ему. Он вообще часто помогал молодым. Он сирота, понимаете, с детства, и знал, что мальчишке не просто, когда никто не опекает его... — И кто же теперь выступает за Ральфа Каррингтона? — спросил Джон. — Трудно было найти ему замену? — Вы имеете в виду, кому достанется Серебряный? Или именно Олимпиаду? Я еще не решил, буду ли выставлять коня на Играх. Сменить жокея — стресс для животного. А в принципе с конем будет работать Стивен Крой. Правда, я просил бы вас пока не озвучивать эту информацию никому в конюшне, я еще не довел ее до сведения команды. Стиви — хороший спортсмен, хоть и любитель в чистом виде. Он никогда не участвует в профессиональных соревнованиях, даже тайком. У него нет нужды зарабатывать деньги, его мать — владелица модного дома. Но он хороший наездник. — Я имел в виду именно Игры. Понимаю, что конь достойно не выступит, но место в сборной ведь освободилось? — спросил Джон, приняв информацию к сведению. — Ну, в Великобритании не одна конюшня. И хотя я общий тренер сборной, но вы ведь понимаете: отбор в команду должен быть честным. Ральф был вне конкуренции, он не просто чемпион, у него весь год были самые лучшие показатели, и молодые пока не могут заменить его вот так запросто. От моей конюшни выставлено еще два спортсмена, в том числе Стиви. Фред, конечно, не входит пока в сборную. Но у него еще все впереди. — У меня к вам будет еще один деликатный вопрос, мистер Стэкер, — сказал Джон, — и он касается личной жизни Ральфа. Вы понимаете, что мы должны учитывать любые версии случившегося. Ваш друг, как вы сказали, был заправским сердцеедом. А как у него в последнее время было на любовном фронте? — Да у него всегда было одинаково. Вы уж простите меня... мне не хотелось бы... но серьезных отношений у Ральфа не было ни с одной девушкой. Он любил красивых женщин и секс без обязательств. — И как вы относились к такой неразборчивости вашего друга? — Не скажу, что мне это нравилось, но обычно девушки Ральфа расставались с ним без претензий… то есть когда как, конечно. — Простите, а Ральф случайно не был гомофобом? — спросил Джон напрямик. Стэкер наконец-то улыбнулся. — Нет, не был. Я понимаю, на что вы намекаете, доктор Уотсон. Не надо, не извиняйтесь — вы не первый. Как же, один друг — бабник, а второй — вечный холостяк и все ему прощает… Я не гей. Просто секс для меня никогда не играл в жизни особой роли. А Ральф… Я относился к нему, как к брату, поэтому и прощал ему все фортели. Он был хорошим другом, очень хорошим — такой друг появляется один раз в жизни… если вообще повезет… извините. Стэкер встал и налил себе воды из графина. — Как звали последнюю девушку Ральфа? — спросил Джон. Почувствовав себя неловко, он решил поскорее закончить разговор. — Джин… Джейн… черт, я помню, что на «Джей» начиналось имя. Дженнифер, кажется. Стэкера что-то привлекло за окном. — Хорошо, что Стиви не видит. Редж опять какого-то нового парня приволок с собой. Вы спрашивали насчет гомофобии, а у Ральфа со Стивом всегда были прекрасные отношения. Джон подошел к окну и посмотрел из-за плеча Стэкера. Английское солнце вдруг превратилось в жаркое испанское, а трава у манежа — в желтые опилки арены для боя быков. Джон почувствовал, что кровь с шумом прилила к ушам, когда он увидел, как какой-то прыщ прижимает Шерлока к забору и пытается лапать за задницу. — Извините меня, — процедил он сквозь зубы и ринулся прочь из кабинета.***
Джон обрабатывал разбитые костяшки пальцев и молчал. Шерлок уже снял парик и отклеивал баки, сидя в халате на голое тело за столом перед маленьким зеркалом — и тоже поддерживал взаимный бойкот. — Черт, — пробормотал Джон, заметив на рубашке пятна крови из разбитого носа Месгрейва. Он снял рубашку и отправился в ванную — замачивать. — Герой, — буркнул ему вслед Шерлок, но все же посмотрел на его голую спину. — Да пошел ты! — Ты хоть что-то успел узнать, прежде чем кинулся отбивать меня от извращенца! — заорал ему вслед Шерлок, но в ванной уже вызывающе шумела вода. Он как раз стирал клей с правой щеки, когда ему на сотовый пришло сообщение. Прочитав, Шерлок кинулся в спальню — одеваться. — Джон! — крикнул он, забежав в ванную. — Я к брату! Срочно! Уотсон только и успел обернуться с мокрой рубашкой в руке, а его уже след простыл.***
Днем Майкрофт почувствовал себя хуже, и даже кратковременный отдых не помог. Вечером его ждали во дворце, и он не мог позволить себе совершить хоть незначительную оплошность, не говоря уже о том, чтобы кто-то заметил его состояние. Зайдя к себе в кабинет, он сел за стол и послал брату сообщение: «Можешь приехать ко мне на службу в течение часа?» Ответ пришел немедленно, и был коротким: «Еду». Шерлок не поставил по обыкновению свои инициалы в конце, и Майкрофт тут же почувствовал угрызения совести. Казалось, что прошло много времени, прежде чем дверь открылась, хотя Шерлок примчался, как на пожар. — Привет. — Он вначале заглянул в кабинет, усмехнулся, а потом зашел. — Прямо как на ковер вызвал, — подмигнул он. — Я все удивляюсь: как ты можешь работать среди стен такого унылого цвета. Чертов ведомственный консерватизм. — Завтра прикажу переклеить. Думаешь — поможет? — Майкрофт позвонил секретарю и заказал кофе, предупредив, что его ни для кого нет до половины пятого. — А вдруг поможет? — Шерлок слегка опешил от такой готовности. — Я вот думаю в гостиной у нас тоже поменять, а то не узор, а какой-то недоделанный каннабис. — Покончив с шуточками, Шерлок подошел к брату, взял его за плечи и внимательно на него посмотрел. — Что-то случилось? — Я... не знаю. У меня сложные переговоры вечером. А я не могу взять себя в руки — никак. Я отрываю тебя от работы, да? — Майкрофт не делал никаких попыток обнять брата в ответ и даже в глаза ему не смотрел. — Не волнуйся — на сегодня мы с Джоном получили всю необходимую информацию. Тут Майкрофт наконец посмотрел на него и заметил оставшийся на лице след от клея. — Мало было парика? — спросил он. Отпустив плечи брата, Шерлок уселся в кресло и рассмеялся. — Джон остался при своем мнении — «чудовищно». — Погоди… Секретарь принес кофе, и, пока он накрывал на маленький стол между кресел, оба брата молчали. — Запри дверь. Там есть засов, — сказал Майкрофт, когда они остались одни. Шерлок послушно закрыл задвижку. Не удержался и, подойдя к брату, обнял его по-настоящему. Еще полгода тому назад он бы не решился на это, раз уж в первый раз брат не ответил. — Ты чего такой, а? — спросил он тихо. — Что стряслось? Майкрофт опять словно окоченел, и тут Шерлок осознал к своему ужасу, что брат напуган. — Мне кажется, я схожу с ума. Я сегодня дважды сорвался, а прошло еще только полдня. Вчера ночью я... в общем, не мог заснуть. Хотел документы посмотреть — почувствовал, что ничего не понимаю. Включил телевизор. Ты не поверишь, с полчаса смотрел рекламу каких-то продаж, «позвоните нам и получите скидку и нож в подарок...» На полном серьезе смотрел, и мне даже понравился халат... нет, я не с того начал. Шерлок молча усадил Майкрофта в кресло, достал из кармана пачку сигарет, прикурил одну и вручил брату, потом закурил сам. — Ах, что уж тут, — вздохнул Холмс-старший по поводу курения. — Еще до этого я выбросил халат Грега. Он вылил на него соус — случайно. Я почему-то разозлился и выбросил халат. Ночью подумал — ну что за идиотизм... решил купить другой. Мне понравился — такой вишневый, плюшевый... я сошел с ума — покупать то, что рекламируют по телевизору? — Ну, почему же… — растерянно пробормотал Шерлок. Значит, вчера, когда он уехал домой, на брата тут же накатило. — Мне хватило ума хотя бы не звонить по их телефонам. Утром я приехал сюда, вызвал Антею и велел узнать, где продают плюшевые мужские халаты вишневого цвета, которые вчера рекламировали в два часа ночи по коммерческому каналу. Я думаю, она, конечно, хотела как лучше. В общем, к десяти утра она просто принесла мне в кабинет халат. Такой, как я хотел. И я ни с того ни с сего устроил ей... даже не разнос... Я на нее кричал, ты можешь себе это представить? Что я не просил ее ничего покупать, что ей надо было только узнать и доложить, и если она разучилась меня понимать, я найду себе другого референта... сумасшедший дом. Надо ей отдать должное, она все-таки назвала мне адрес универмага, в котором такие халаты продаются, так сказать, вживую. Я поехал туда в полдень... полчаса, наверное, ходил по этому магазину, почему-то никого не спросил, куда мне надо, от консультантов в торговых залах отмахивался. Абсурд, да? Шерлок молча курил и неотрывно смотрел на брата. — Я нашел эти халаты, но оказалось, что есть оранжевые, красные, синие, белые, коричневые — и еще десяти оттенков. Вишневого нет. И я стоял, как идиот, напротив вешалки с этими халатами, рядами халатов, и у меня текли слезы... прямо в магазине. Я еле добрался сюда. Шерлок, я не знаю, что со мной происходит. Но если я сегодня сорву переговоры вечером... я не могу себе этого позволить. И не понимаю, как успокоиться. Вот... все, собственно. К концу рассказа сигарета Майкрофта оказалась выкурена почти до фильтра. Шерлок забрал у него из пальцев окурок и затушил. — Ты мог бы позвонить мне, вместо того, чтобы смотреть всякую чушь по телевизору, — сказал он. — Честно? Не мог. Что-то вроде спазма... я бы тебя еще хуже напугал. — Не напугал бы, — покачал головой Шерлок. — И обязательно звони — в любое время, как только понадобится. — Я не мог говорить, Шерлок. И потом... проснулся бы Грегори... я все время боялся, что он услышит... я все время думаю... я очень его люблю, но постоянно раздражаюсь на него. Это так дико... я не знаю, что делать. Когда-нибудь ему все это просто надоест... — Лестрейду? — с упреком промолвил Шерлок. — Слушай, я ему долгое время был вообще никто, даже больше того — шило в заднице, а ты помнишь, сколько он со мной носился? Ты его семья — у всех случаются проблемы, и люди их как-то переживают вместе. — Я боюсь. Шерлок подошел к креслу Майкрофта и, присев на корточки, положил ладони поверх рук брата. — Не бойся, мой дорогой. Ничего не бойся. Лестрейд — твоя семья, как и мама, и я с Джоном, и Майки, конечно. Твоя семья всегда будет с тобой. Почему-то такой теплый и понимающий взгляд брата Майкрофт не мог вынести. Он закрыл глаза. — Мне каждую ночь снится, что ничего нет. Я просыпаюсь с ощущением, что я совершенно один, и заставляю себя думать, что вы просто бросили меня... я постоянно сам себе доказываю, что вы меня разлюбили и бросили, потому что иначе у меня полное ощущение, что вы все умерли. — Ну, что ты, — Шерлок пересел на подлокотник и прижал к себе голову брата, — ты от нас так легко не отделаешься. И не надейся. И не думай всякие глупости о Лестрейде — вы с ним просто созданы друг для друга. — Посиди так. Только не говори мне, что я опять проспал четыре часа. Черт, почему мне спокойнее в твоем присутствии? Если я засну — сразу разбуди. Мне через два часа надо быть во дворце. — Ты еще даже и не собирался спать. Конечно, разбужу, если заснешь, — пообещал Шерлок, поглаживая брата по голове. — Почему тебе спокойно? Это взаимно — мне с тобой так же. — Получается, я тебя использую. Шерлок фыркнул. — Вот ты какой корыстный, оказывается, а я и не знал. Ты мне просто открыл глаза на свою ужасную сущность! — Но так же нельзя... — Почему? — Не знаю. Я тебя позвал сейчас, потому что знал, что в твоем присутствии я смогу собраться... ради этих вечерних переговоров хотя бы... И я же понимаю, что тебе это нелегко дается, возиться со мной... какое-то потребительское отношение, мне надо — и вот... нянчись тут... — Я когда-то же был таким «потребителем» — когда у меня что-то болело или не получалось, я сразу бросался к тебе. И ты со мной нянчился. Дай и мне понянчиться с тобой — не жадничай! — Шерлок, ну есть же разница! Ты тогда ребенком был. — А разве такое нужно только детям? Вот не говори мне, что ты никогда не нянчишься с Лестрейдом. Ни за что не поверю. — Я уже и не помню. Сейчас ощущение, что все возятся только со мной, и скоро всем надоест... Сиди, не двигайся. Действительно становится легче. Говори что-нибудь. — Почему ты думаешь, что должен всегда быть самым крутым? Для тех из дворца — да бога ради. Но для своей семьи зачем? Ты так говоришь, как будто не нуждаешься ни в заботе, ни в поддержке. Я не верю, что это так — но ты все чего-то стесняешься. Майки, ты что? — О, господи... ты меня так последний раз называл, когда тебе было года два. — Майкрофт еле удержался, чтобы не расплакаться в очередной раз. — Значит, я впадаю в детство, — рассмеялся Шерлок и поцеловал брата в макушку. — Скорее уж я. — Майкрофт наконец улыбнулся. — Я не ухожу от ответа, Шерлок. Я просто не знаю, что ответить. Наверное — я так привык? Как твое расследование? — Это было феерично. Джон защищал мою честь, ну, и некоторые части тела тоже. Когда бы я еще увидел своего тихого доктора в таком гневе. — Не понял… — Джон сломал Месгрейву нос, когда тот попытался ухватить меня за задницу. — О, господи… — Майкрофт поднял голову и посмотрел на Шерлока, не шутит ли он. — Тот, правда, попытался дать сдачи — я даже не ожидал, что он на такое способен. И вообще Редж остался не в претензии. Джону потом пришлось оказывать первую помощь. — Передай Джону мои извинения. — О, как! — улыбнулся Шерлок. — Хорошо, передам. — Приятно, когда за тебя вступается рыцарь? — Да неужели не приятно! — Шерлок мечтательно ухмыльнулся, вспоминая горящие глаза Уотсона. — Хотя приятнее было убедиться, что Джон меня иногда ревнует. Он с такой скоростью налетел на Реджинальда… Я думал, он его вообще убьет. — Угу, поэтому я и извиняюсь перед ним, а не перед тобой, — сказал Майкрофт. — Представляешь, я даже понимаю, почему, — хмыкнул Шерлок. — Джон потом час дулся, пока ты меня не позвал. — Он хоть знает, где ты? — Определенно, я ему успел сказать. — Прогресс. — Не ворчи, лучше послушай, что мы узнали. — И Шерлок принялся рассказывать.***
— Как Майкрофт? — спросил Джон, чуть только Шерлок вошел в комнату. Тот не ответил, сел на диван и уставился в одну точку. — Понятно, — Джон присел рядом. — Как он там? Я не в смысле того, хорошо или плохо — понятно, что плохо. Но что с ним конкретно? — Я не знаю, что тебе сказать, Джон. Я его таким никогда в жизни не видел, — Шерлок оперся локтями о колени и сцепил пальцы. — Он буквально просит о помощи. Но я не знаю, что могу сделать, кроме как его пожалеть. Жуткое ощущение, когда не можешь ничего сделать. Врагу не пожелаю. — Все правильно ты делаешь, — Джон принялся наглаживать его по плечу. — Он ведь не привык, чтобы его жалели — не в том смысле, который иногда делают синонимом снисходительного отношения. Я про заботу, поддержку. Иногда ведь просто надо побыть с человеком, выслушать. — Эртон тоже говорит, что я все делаю правильно. А что толку, Джон? Ему не становится лучше. По-моему, даже хуже становится. Если уж он дошел до того, что меня просит его пожалеть... — У каждой проблемы бывает свой кризис, Шерлок. Я не говорю — у болезни. Майкрофт не болен. — А что с ним? Джон, он никогда в жизни таким не был! Ни в детстве, ни в юности, ни потом... ну мы же все-таки общались всю жизнь, даже несмотря на все мои художества, но никогда его так не накрывало. Но тут... он говорит — все хорошо, а сам загибается. — Тебе в детстве читали сказки братьев Гримм? — спросил Джон. — Читали, но я их терпеть не могу. — Тем не менее, тут без сравнений не обойтись. Есть у них сказка про принца, которого превратили в лягушонка. Помнишь? — Нет. — С принцем там все ясно — нашлась дурочка, которая его расколдовала. Там суть в другом. У принца был лучший друг, который, чтобы не загнуться от горя, когда с принцем случилось несчастье, заковал свое сердце в три железных обруча. А потом, когда настал хэппи-энд, он почувствовал такую радость, что обручи стали сами собой лопаться. Думаю, что этому Генриху при этом было очень хреново, пока все не закончилось. Или, если сказки тебя не впечатляют, представь себе планету, у которой меняются полюса. Вот примерно то же самое происходит с Майкрофтом. — А если обручи окажутся слишком прочными, то что? Сердце лопнет? За те четырнадцать лет, что я периодически загибался у него на глазах... наверное, очень крепкие обручи у него... — Они уже лопаются. Брат ведь уже не стесняется попросить тебя о помощи. Значит, доверяет, как прежде. Он звонит тебе первым — по личным мотивам, а не по делу. Он, я бы сказал, совершенно для тебя открыт. Подожди совсем немного, и его страх пройдет. — Мне его так жалко сегодня было... Он немного успокаивается при разговорах, я вижу. Но потом все начинается сначала. Вот он поехал на переговоры, потом к доку. Хватит ли его до вечера?.. — Будем надеяться. После доктора его Грег подхватит. Он тоже найдет, что сказать, при необходимости. Все было бы намного легче, если бы не работа Майкрофта сейчас. Потерпи, Шерлок, потерпи. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Все будет хорошо — вот увидишь. — Вот самое трудное, что надо просто терпеть, ждать чего-то. И еще Майкрофт вбивает себе в голову всякую чушь, вроде того, что мы все, в лучшем случае, его разлюбим, а в худшем умрем. Он вообще спать не может из-за этого... — Это у него от переутомления — всякие мысли. От усталости. Он, конечно, так не думает, на самом деле. Ну, то есть, если вот дать ему поспать пару часов, потом разбудить и спросить, как он считает: разлюбит ли его Грег, или ты, или сын? Он скажет — нет, что за идеи? Майкрофт привык, что он двужильный, что он все должен сам, сам. Он просто ужасно себя таким, как сейчас, не любит. И ему кажется, что все думают так же. — Можно подумать, любят за силу. Любят вообще ни за что. — Любят, конечно, не за что-то конкретное, но мы все-таки привыкаем к определенному образу любимого человека, который сложился у нас в голове. Мы можем быть гибкими, можем понимать изменения, которые в близком человеке происходят, но иной раз бывает и наоборот. Вот Майкрофт и «падает» в свои мрачные мысли. — Вот ты меня за что любишь? — с подозрением в голосе спросил Шерлок, наконец-то разогнувшись и прислонившись к спинке дивана. Джон усмехнулся: — Спроси чего-нибудь полегче. Я могу только сказать, когда примерно начал соображать, что люблю тебя не только как друга. — По-моему, все должно быть ровно наоборот. Все любят тех, кто от них зависит так или иначе. И чем крепче человек от тебя зависит, тем сильнее ты его любишь. Не важно — как друга или как... ого!... и когда же? — Зависимость — это ведь дело обоюдное. Все равно же в паре каждый дает другому что-то свое, конкретное, в чем тот нуждается. И если все складывается, вроде пазла, то и хорошо. Когда? Когда я расстался с Сарой и тут же подцепил другую. А сам думаю: зачем? Она ведь мне не нужна, собственно. И бабником я никогда не был. Как будто я пытаюсь соблюсти свой статус-кво. Мне о себе все стало ясно, но я совершенно не был уверен, что тебе нужно от меня что-то, кроме дружбы. А терять ее не хотелось. — То есть, хочешь сказать, что ты еще тогда?... и ничего мне не говорил?! Столько времени?! Черт побери, ты это сейчас всерьез говоришь?! — А что ты так удивляешься, Шерлок? Ты же мне постоянно давал понять, что женат на работе, а всякие отношения тебя вообще не интересуют. И ведь у меня тоже не было опыта с мужчиной. Я соображал, конечно, что мы все меньше похожи просто на друзей, но думал, что, может быть, это для тебя скорее замена родственных отношений. — И что я тебе должен был говорить, когда ты менял девицу за девицей? Я тебя не обвиняю, просто... тогда получается, что мы потратили кучу времени, можно сказать, вхолостую. Джон тихо рассмеялся и прислонился лбом к плечу Шерлока. — А все-таки и у нас получилось благодаря Майкрофту. Если бы ты не начал задавать вопросы, когда он влюбился в Грега, а я не пытался объяснить — вот и дообъяснялись. — В моей жизни все происходит благодаря Майкрофту. Скажи честно, ты это говоришь, потому что я хочу это услышать, или ты, правда, так считаешь? — спросил Шерлок. — Я, правда, так считаю, — серьезно ответил Джон, взглянув на него. — Спасибо… — Нахватался от брата, — добродушно поворчал Джон для порядка, целуя Шерлока. — Ну, что? Один пластырь тебе или парочку? — Одного хватит. Ничего, если я посижу один? — Ничего, а я пока наверх пойду. Уотсон не боялся, что Шерлок сможет услышать его разговор — тот уже налепил пластырь на предплечье и залег на диване, глядя в потолок отсутствующим взглядом. Пока сам не вернется в реальность, можно над ухом хоть из пушки палить.***
В спальне Джон плотно прикрыл дверь, присел на кровать и позвонил в приемную Леона. Представившись, он попросил секретаршу соединить его с доктором, если тот свободен. Та сразу же перевела звонок в кабинет, и Джон услышал голос Леона. — Добрый вечер, доктор. Извините, что беспокою… — Добрый вечер, коллега. Что-то произошло? — Нельзя сказать, что особо новое. Днем… — Джон запнулся. — Возникли вопросы? А вы уже пили чай, доктор? Нет? Я тоже. Тогда приезжайте — тут на углу есть очень милая кондитерская в традиционном духе, только наденьте галстук. — Хорошо, скоро буду, — по-военному четко ответил Джон и кинулся собираться. Шерлок все еще пребывал в своем трансе, поэтому он положил на стол у дивана записку для него — большой листок и буквы покрупнее, где написал, что уходит по делам и прибавил схему «UR + R + UR». Похлопал себя по карманам пиджака — телефон на месте, бумажник тоже — и кинулся ловить такси. Кондитерская как раз оказалась на углу той улицы, где располагалась штаб-квартира доктора Эртона. Маленькая, всего на четыре столика — домашняя обстановка и домашняя кухня со всеми вытекающими для кошелька последствиями. Леона Джон увидел сразу и подошел к его столику. — Добрый вечер… — Присаживайтесь, коллега. Как вы относитесь к вишневому пирогу? — Спасибо, — Джон уселся на мягкий диванчик, обитый плюшем. — Положительно, в принципе, — немного растерялся он. — У миссис Мерсер сегодня вишневый пирог с ванильным кремом. Тут очень по-домашнему, что хозяйка подает, то гости и едят. Но всегда вкусно до безумия, — улыбнулся Леон. — О, нам уже несут. Миссис Мерсер оказалась очень пожилой, но очень бодрой дамой в белоснежном фартуке. Джон смотрел на порцию пирога размером с тарелку, и не сразу сообразил, что хозяйка, называя его «сынок», спрашивает, с сахаром ли он пьет чай? Джон почувствовал, что у него горят уши, и стал послушно соглашаться и на сахар, и на сливки, потому что «он такой бледный!» Он не привык, чтобы за ним так ухаживали. — Здравствуй, пирог, я Джон, — пробормотал Уотсон, когда хозяйка удалилась. — Попадая сюда, я почти перестаю жалеть, что у меня нет своего Фрица, — довольно улыбнулся Леон. — Что у вас с рукой? Кому-то досталось от вашего кулака? Надеюсь, это не в процессе увольнения из клиники? Джон посмотрел на разбитые костяшки. — Нет, это сегодня в процессе расследования. Врезал одному… чтобы руки не распускал. — Люблю детективы. — Понимаю, — улыбнулся Джон. — Зато я понял, что переодевания меня не вдохновляют. Разве что на драку. — О! Вы не думали после окончания расследований описывать дела не только в блоге, но и, так сказать, по старинке — рассказы писать? Они пользовались бы успехом. — Боюсь, что писатель из меня получится неважный. И потом, я в блоге теперь пишу очень осторожно. Шерлоку нужна реклама только в самых разумных пределах. — Ну, в рассказах писать можно не совсем как было в жизни. Думаю, Арчи тоже немного привирал, — мечтательно промолвил Леон, как будто речь шла о реальном человеке. — В описании себя как мачо, или в степени лени Вульфа? — усмехнулся Джон, не забывая про пирог. — О, нет, он, несомненно, был мачо! Я думаю, однако, Арчи иногда преувеличивал значение расписания в жизни шефа. Просто ему хотелось поспать утром подольше, вот он и приучил потенциальных клиентов не ждать, что их примут раньше одиннадцати, — ответил Леон. — Надо взять на вооружение. — Опять же, традиция не разговаривать за едой о делах... притом, что за обеденным столом проводишь так много времени... — Иногда Вульф эту традицию нарушал. Надеюсь, и вы мне позволите? — Я вас слушаю, Джон. — У меня возникло два вопроса, особенно в связи с сегодняшним. — Джон рассказал вкратце о том, как Шерлок ездил к брату на службу. — Три недели, пока Майкл за границей, это же максимальный срок, я правильно понимаю? — Да, с запасом. Думаю, все пройдет быстрее. Судя по тому, как быстро все прогрессирует... умный мозг старается быстрее прийти в норму. — А если вы увидите, что Майкрофту становится хуже физически, вы ускорите процесс? Извините, что задаю такие глупые вопросы. — Конкретизируйте, пожалуйста, — попросил Леон. — Я имел в виду отправку Грега в какую-нибудь командировку дня на три, — пояснил Джон. — Шерлок мне сегодня ничего конкретного не сказал, что именно там было с братом, но он вернулся напуганным. — Я думаю, что инспектора мы уберем сразу после фестиваля в Ковентри. Там будут неофициальные встречи, и будут, по моим сведениям, достигнуты некоторые договоренности, согласно которым пятеро полицейских, в том числе и наш инспектор, будут вынуждены срочно улететь на континент. — То есть после десятого, — кивнул Джон. — К тому времени и Шерлок по идее должен закончить расследование и будет свободен. — Как он это переносит? Шерлок? — Тяжеловато, я бы сказал. Он многое не показывает, но я уже достаточно изучил его. — Постарайтесь сделать так, чтобы Майкрофту не пришлось ему помогать — это затянет ситуацию, — сказал док. — Впрочем, я думаю, все будет в порядке. Шерлок все-таки сильно повзрослел. Ваша заслуга во многом, я думаю. — Моя? — удивился Джон. — Рядом со старшим братом можно всегда быть ребенком. Чтобы иметь семью — надо быть взрослым. Вы его научили чувству взаимоответственности. Теперь оно разрастается. — Я поверю вам, доктор, что сам не слишком нянчился с Шерлоком. Но у меня невольно возник еще один глупый вопрос. Вы говорили, что Майкрофт должен повторить ситуацию четырнадцатилетней давности и попросить брата его обнять. Но Шерлок теперь даже не ждет, когда его об этом попросят. — Тут мы можем надеяться только на то, что нужная фраза «вытолкнется» мозгом Майкрофта в подходящий момент из подсознания. Если этого не произойдет, мне придется вмешаться. Но я очень надеюсь, что его мозг справится сам. Крайне не хотелось бы на него воздействовать. — А он тогда вспомнит ту ситуацию? Только бы Шерлоку ненароком не рассказал… — Думаете, Шерлок из него не вытянет в результате, позволит сохранить тайну? Думаю, что Шерлок и так понимает, что все завязано на нем. Что так уж кардинально изменится, если Майкрофт расскажет ему о той ситуации? Думаю, это как раз было бы правильно. Доверие подразумевает, что люди не только берегут друг друга, но и не боятся говорить друг другу всю правду, зная, что их правильно поймут, не так ли? — Он понимает, но считает, что виноват только в том, что чуть себя не угробил и сломал брату личную жизнь. Он постоянно задает себе вопрос, почему, раз сейчас все хорошо, Майкрофту настолько плохо. У него это уже почти навязчивые мысли. — Тем более, лучше будет, если он узнает правду. Не вижу смысла что-то выдумывать, чтобы объяснить ему произошедшее. А представить себе, что он не станет требовать объяснения, я не могу. А вы? — Вот и я не могу. — Думаю, Майкрофт вовремя найдет для него нужные слова, Джон. Тот вздохнул: — Вовремя я уволился. — Уже? — удивился Леон. — Поздравляю. Хотя будь я вашим работодателем, я не отпустил бы вас просто так. — Боюсь, что я так часто был вынужден опаздывать или отпрашиваться, что мое бывшее начальство вздохнуло с облегчением. — Джон, немного успокоившись, вернулся к пирогу. — Вы хороший врач. Я интересовался, наводил справки, конечно. И как хороший врач вы не сможете просто переквалифицироваться в сыщики. К тому же, вы хороший психолог, вы чувствуете собеседника. Подумайте о писательстве серьезнее, когда у вас будет свободное время. Это часто дает врачам, не имеющим практики, возможность реализовать себя. Очень... связанные профессии. Джон пробыл в кондитерской еще полчаса. Немного поухаживал за Леоном, подлив ему чая (спасибо, Джон!), потом опять краснел (уберите бумажник, Джон, это я вас пригласил). Он не был уверен в терминологии, но в психологии то, что проделывал с ним док, кажется, называлось «поглаживания». Это оказалось кстати — возвращался домой он под постоянный писк телефона — Шерлок уже рвал и метал, возмущаясь, куда Джон посмел уйти, не предупредив? Записку он, конечно, проигнорировал. 5 июля, вечер Майкрофт лежал с ноутом на кровати. Рядом с ним расположился Грегори. Он честно хотел дождаться своей очереди, чтобы пообщаться с сыном. Майкрофт держал ноут так, чтобы Грегори мог подглядывать. «Папа, привет!» «Привет, мой хороший, как ты? Как Париж? Как мама, то есть бабушка?» «Очень хороший Париж, мне нравится! Бабушка уже спит, ну или то есть я так думаю. У меня отдельный номер, представляешь?! Только без бара. В окно видна улица Бланш. Она такая тихая». «Ну, еще бы он был с баром!» Лестрейд рассмеялся. «Где вы были?» «Ой, ты не поверишь! Ну, то есть были в Лувре, а еще гуляли и видели Мулен Руж. Мне мистер Свил рассказывал про Лотрека, а потом мы свернули направо, а там в каждом доме по два сексшопа. (Грег уже покатывался со смеху). Бабушка как увидела, сразу стала меня уводить! Мы днем пока там шли, так все вывески были закрыты, а когда стемнело, оно как зажглось!» «Особенно прелестно звучит после Лувра». «Ты там был? Ну, не в магазинах, а вообще?» — Так-так, — сказал Лестрейд. — Сейчас все и выплывет наружу. — Перестань, — усмехнулся Майкрофт. — Ты можешь меня представить на бульваре Клиши? «Пап, а в Лувре все стены ободраны». «Вы, наверное, пойдете туда еще раз — там есть исторические интерьеры, остались от Наполеона III. Если залы, конечно, будут открыты». «Ага, мне Патрик говорил про Наполеона, но мы не успели. Там так много всего. А в Мулен Руж мы прошли через служебный вход и познакомились со знакомым Патрика, и еще я видел канкан, но больше мне ничего не стали показывать — ты не думай! Патрик сказал, что лучше мы пойдем в Оперу». «Вот, это правильно. Там очень красиво». — Сто лет уже в опере не был, — признался Майкрофт Грегу. — А ты думаешь, я против оперы? Главное, чтобы музыка не была заумная какая-нибудь. — Ловлю на слове. «Пап, а тебе нравится Рафаэль?» «Кое-что. Портреты в основном. И фрески в Ватикане». «Тут несколько картин. Красивые. И Леонардо. А тебе нравится Джоконда?» — Да уж, у нас есть личные причины ее любить, — промолвил Грег, устраивая голову у Майкрофта на плече. «Нравится», — односложно ответил Майкрофт. «Потому что она Грегу нравится?» «Он меня однажды с ней сравнивал». — Ты чего ребенку пишешь? — Правду, а что? «Но ты лучше Джоконды! У тебя глаза добрые! Пап, а мы когда-нибудь можем поехать все вместе втроем в Германию? В Дрезден?» «Возможно, и добрые, только не когда я на подчиненных смотрю. Ты хочешь посмотреть «Сикстинcкую мадонну»? Я думаю, что мы сможем туда поехать». «Теперь хочу. Мне тут понравился Рафаэль. Он как будто писал картины не про бога, а просто про людей. Ну и вообще, раз я в Париж уже попал, я же должен хотеть теперь что-то другое — с вами». «Определенно, у него просто молодые матери с детьми. Кроме Сикстинской, конечно. Дрезден совсем не исключает Париж еще раз. Только уже с нами». «Да? Тогда знаешь что, тогда я скажу бабушке, что мы не поедем в Сен-Дени, а потом поедем с вами, ладно? А с бабушкой на Эйфелеву Башню. Ты ведь не полезешь на башню?» «Нет, не полезу! Ни за что! Лезьте сами!» — спохватившись, Майкрофт прибавил смайлик. «Ага, мы сами. Не волнуйся, я к краю не подойду. Пап, а знаешь: там в Лувре есть совсем странная статуя. Мальчик с бюстом как у женщины». — Что они там смотрят? — сонно пробормотал Грег. «Это ты про гермафродита? Да где его только нет. Слепков предостаточно. Почти как с «Дискобола» Мирона». «Мне его жалко — вот не повезло». «Тебе миф рассказывали?» «Ага. Но все равно — получилось по-дурацки». «У греков в мифах так частенько — попросишь у богов одно, а получается… по-дурацки». «И все равно — девушку не жалко, а его жалко — ему ж так всю жизнь мучиться». «Майкл, это всего лишь миф. Они пытались объяснить… некоторые странности, которые видели в природе». «Ну да... а у Рафаэля тоже миф? Вот где Мадонна с сыном и Иоанном Крестителем? Миф? Или на самом деле было?» «Думаю, что Иисус — это вполне реальное историческое лицо, если пока не брать во внимание вопрос веры в бога». «А вот знаешь что, мне кажется, что Рафаэль как раз верил в Бога. Бабушка говорит, он на картинах всегда Иисуса и Иоанна этой мадонной разводил, то есть она их разводила. Мне кажется, что это доказывает, что он верил в Бога». «Ну да, есть такое наблюдение». «Она, наверное, надеялась, что вот вдруг ей удастся судьбу изменить, и если она этого Иоанна куда-то отодвинет, то ее сын выживет». «Иоанн тут совершенно ни при чем. В том, что касается судьбы Иисуса». Грег уже мирно похрапывал, не выдержав философских дискуссий. «Мне док, то есть Леон сказал одну вещь. Я ему говорю: вот бы можно было изменить прошлое. А он привел пример из нашей жизни, в общем, убедил меня, что лучше не трогать ничего. Пап, а откуда берутся психотерапевты?» «На них учатся. Это такие же врачи, как и другие. Или ты про происхождение?» «Нет, я просто... ну он не похож на других. Этому можно научиться, или он такой родился понятливый?» «Научиться можно, но у Леона еще и талант». «Эх. Жалко, что у меня такого таланта нет. Тогда я пойду в полицию работать, как ты думаешь?» «Не знаю, дорогой. Я бы, конечно, не хотел, чтобы ты становился полицейским». «Почему?!» «Грегори бы сказал — никакой личной жизни». Майкрофт посмотрел на спящего Лестрейда и тихонько поцеловал его в лоб. «Но, может, мне повезет? И вообще, я договорюсь с женой, чтобы она мне родила двух сыновей, и чтобы были, как вы с Шерлоком». «Как же ты договоришься? И потом, девочка — это тоже хорошо». «Девочка — это хорошо отдельно. Но не в виде брата же? Если бы вместо Шерлока была девочка, что было бы?» «Что было бы? Я бы ее любил, как и Шерлока». «Но его бы не было. Ты понимаешь? Она была бы вместо него. Ты на такое согласен?!» «Ты опять рассуждаешь с точки зрения настоящего, а оцениваешь прошлое. Когда я ждал брата или сестру, то я в принципе хотел брата или сестру. Мы не знали, кто это будет. УЗИ тогда еще оставляли желать лучшего, а этот мелкий пакостник поворачивался к прибору задницей». «Пап, но сейчас-то есть настоящее. Сейчас ты уже знаешь, какой у тебя брат. Неужели ты можешь представить, что вместо него какая-то другая девочка? Это же так ужасно». «Сейчас, конечно. Но ты заранее нацелен на двух мальчишек, а вдруг одна будет девочка? Я тебе скажу ужасную вещь — бывает, что мальчишки рождаются после трех, четырех, пяти попыток». «Но я не хочу девочку. Я хочу таких мальчиков, как вы с Шерлоком. Чтобы они могли дружить всю жизнь, помогать друг другу. Девочки для этого не подходят». «Девочки для этого очень подходят». «Пап, не хочу тебя разочаровывать, но девочки вовсе не для этого». Тут Майкрофт не выдержал и рассмеялся, разбудив Грегори. — Чего это вы? — спросил он, приподнимаясь. Он прочитал написанное и хмыкнул. — Ужас, а я бы не отказался от внучки, если честно. «О, милый ты мой, а у тебя потребительское отношение к женщинам», — печатал тем временем Майкрофт. — Да я бы тоже не отказался, если честно. «Почему это потребительское? Девочки — чтобы влюбляться в них. Дружить в принципе тоже можно, но потом все равно влюбляешься. А сестры для этого не годятся совершенно. Вон у Джона есть сестра. Разве это так же, как у вас с Шерлоком?» «Бывает по-разному. И потом Джон сестру любит, как и она его. Она просто пьет и бросать не собирается. Старшие сестры, возможно, иногда бывают стервозны, но не младшие. Младший брат рано или поздно почувствует конкуренцию, а для девочки старший брат — образец». «Конкуренцию? А Шерлок говорит, что всегда знал, что ты его превосходишь. И я не вижу, чтобы он конкурировал с тобой. По-моему, он тобой гордится как раз». «Не всякий старший брат заменяет отца — ты это учитывай. У нас не было с ним общего ориентира в виде старшего мужчины в семье». «А если бы был, то разве ты бы меньше любил Шерлока? Или ты бы был не такой хороший и умный? Шерлок тебя любит не потому, что ты был вместо отца, а потому что ты такой хороший». «Я бы не любил Шерлока меньше. Но я определенно был бы счастливее». Лестрейд сочувственно погладил Майкрофта по плечу. «А Шерлок?» «Думаю, и Шерлок тоже. Благополучнее уж точно». «Ну не знаю. По-моему, так нет. А если бы тебе предложили выбрать, что вот раз — и можно изменить. И отец бы ваш остался с вами. Но без Шерлока тогда. Отец бы был, а Шерлока бы не было. Ты бы согласился?» «Это очень страшный вопрос, Майкл». — Не пора ли вам сменить тему? — спросил Грег. — Подожди… «Я тоже так думал. Ну, про похожий вопрос. Но оказалось, что на него легко ответить. Вот пап, знаешь, что ты делаешь неправильно? Ты все время возвращаешься куда-то и как бы раз — и не было ничего потом, как бы жизнь переделывается заново. А ты смотри отсюда, из нашего времени. Сейчас ты вот тут, и у тебя есть мы. Ты уже об этом знаешь. Ты же счастлив, что мы есть? И когда ты думаешь про прошлое, нельзя забывать про настоящее. Это не я придумал, честно. Мне Леон сказал. Про меня. Но я думаю, что это всем годится». Грег одобрительно покивал и поднял вверх большой палец. «Я счастлив, что вы у меня есть. А когда я узнал о тебе, у меня не было никаких мыслей, что вообще может быть какой-то выбор. Как и в том, что касается Грегори. Я двигался к цели, как танк, напролом — за своим». — О! Хоть прочитать про такое, — улыбнулся Лестрейд. Майкрофт немного смутился. «Ты когда мысленно возвращаешься куда-то, — писал Майки, — ты не думай, что прошедшее забудется. Ты когда отвечаешь на вопрос про прошлое, отвечай как сегодняшний, уже зная, как оно все есть. Я непонятно объясняю?» «Вполне понятно. И все-таки девочка — это тоже хорошо. Кстати, а вдруг нам с Грегори захочется внучку?» «Ну, если захочется, то после двух мальчиков мы вам родим одну девочку. Но не вместо них. Ха! а если бы вместо меня была девочка?» «Опять задаешь коварные вопросы? Я бы согласился на двойняшек, но не вместо!» «Теперь ты понял, да?» «Понял. Грегори тут почти засыпает. Ты хочешь с ним поговорить?» «Конечно! Передай ему ноут». «Тогда, на всякий случай, спокойной ночи, мой дорогой». «Спокойной ночи, пап! Ты тоже — мой дорогой». — Давай уже ноут, дорогой ты наш. Дай хоть минут пятнадцать с сыном поболтать. Ребенку там уже спать пора, — проворчал Грег.