Дом, в котором плачут птицы.

Глава 19. Жизнь. Имена. И мы.

Блокнот Эрика нашелся на входе в самый дальний зал, где висели, по мнению самого Эрика, не самые удачные картины. Он говорил, что их рисовал «Курильщик», а не он, что на них Дом оставил свой след – слишком четкий и большой. Но я же видела лишь очередные, немного сюрреалистичные картины, в сюжетах которых я ничего не смыслила. Но в зале, как оказалось, был еще кто-то. Я увидела высокого мужчину в черном костюме. Он стоял ко мне спиной, лицом – к самой большой картине в зале. Она была третьей по размеру во всем творчестве Эрика и самой нелюбимой. Он отказывался ее выставлять, но мои слова о том, что целых полстены будет пустовать, вразумили его. На картине была изображена ночная пустыня. Сплошные безграничные пески, ночное небо с парочкой звезд и одиноко торчащая коряга – вот все, что было на полотне. Табличка внизу гласила: «Тихая ночь». «Скучно», - сказала Мария. «Тупо», - сказал Эрик и развел руки в сторону. «Не парьтесь, она просто закрывает голую стену», - сказала Черный. «Может, кто и купит», - сказала я, пожимая плечами. Эрик не любил ее, потому что она слишком сильно отличалась от других его картин. Но для меня, простого обывателя, ничего не смыслящего в искусстве, она была самой… нормальной? Да, пожалуй, так. На других картинах Эрика были одни сплошные белые круги на черном фоне – любимое его сочетание. Изредка попадались другие фигуры: треугольники и квадраты. Эрик пытался прочитать мне лекции про абстракционизм, супрематизм, Малевича, Кандинского и «новые открытия», но моя проблема заключалась в том, что в квадрате я видела самую скучную его сторону – сам квадрат. Эту картину он объяснил, как «секундный порыв». Пожалуй, «Тихую ночь» стоило назвать именно «Секундный порыв» - так в ней был бы хоть какой-нибудь смысл. - Какое странное произведение… - задумчиво сказал мужчина. Ноги у меня подкосились, в груди скукожилось сердце и болезненно заныло, посылая по венам разряды тока из-за чего меня подергивало. - Она так отличается от всех остальных картин. Среди остальных черно-белых изображений, сплошных геометрических фигур, четкости и строгости, она казалась немного нелепой и неуместной, но свою роль она выполняла исправно – закрывала пустую стену. Может быть, потом мы ее заменим фотографиями, сделанными на открытии. - Словно ее рисовал другой человек. - Эрик называл ее «секундным порывом», моментом слабости, - дрожащим голосом произнесла я. – Привет, Стервятник. Он повернулся ко мне. Стервятник, стоящий на фоне ночной пустыни, казался одиноким странником, правда, его костюм немного не соответствовал сюжету «Тихой ночи». Глаза резанули белая рубашка и алый галстук. Время его немного изменило внешне, разве что болезненная худоба сменилась стройностью. Но исчезли черные полосы под глазами, массивные кольца на тонких пальцах, связка ключей на поясе, облупленный лак на ногтях. Неизменными оставались только блондинистые волосы, сейчас неряшливо собранные на затылке, трость и притягательная таинственность, которая, кажется, была его главной особенностью, с которой он никогда не расставался. - Здравствуй, Кира. Я заметила, что его глаза стали приятного медового цвета, из них исчезли птичьи оттенки, но остались спокойствие и мудрость. Вокруг глаз на бледной коже пролегали небольшие полоски морщин. - Наверное, ты не ожидала меня здесь увидеть… Не ожидала? Это еще мягко сказано. Мне проще было бы поверить, что сам Малевич восстал из мертвых и посетил выставку Эрика, чтобы лично похвалить. Или что метеорит упал в черте города. Да даже в то, что Сфинкс просто так усыновил слепого мальчишку! Но Стервятник, живой Стервятник, стоящий передо мной за сотни миль от Дома (вернее, от того, что раньше называлось «Домом»), выглядевший как человек, у которого не было тяжело детства, - был совсем за гранью фантастики. Не знаю, что творилось у меня на душе в тот момент. Я была из тех жителей Дома, которые предпочитали игнорировать свое интернатовское прошлое, делать вид, что его нет, а если даже мы и упоминали его в разговоре – особо не вдавались в подробности о событиях девятилетней давности. Стервятник для меня был самой больной темой. Какую бы мудрую и понимающую женщину я из себя не строила, как бы не пыталась убедить окружающих, что я в полном порядке, как бы я не зарывалась в работу и не пыталась построить новые отношения, правда была очевидна – Стервятник навсегда останется моей первой и, возможно, единственной любовью. Любовь, которую нельзя так просто выкинуть из своего сердца и забыть, бросив ее доживать последние секунды на улице. Мне оставалось только смириться с жестокой реальностью и продолжать жить, стараясь заглушить воспоминания о нем новыми, светлыми и счастливыми моментами. Их в моей жизни за эти годы было много, боль от расставания сменилась светлой печалью и мудростью, гласящей, что не всем в этом мире везет в любви. Мне повезло уже в том, что я испытала это чувства, и я должна радоваться хотя бы этому. Но сейчас все пошло наперекосяк. Раны, тщательно спрятанные, залитые клеем, заклеенные скотчем и изолентой, скрепленные степлером, перевязанные бинтами, спрятанные за гипсом, вновь открылись и заболели как в былые времена. Но я уже забыла, как надо справляться с этой болью. Она вновь была для меня в новинку, и я не знала, куда спрятаться от разрывающего чувства. - Что мне делать? – спросила я, сглатывая подступающие слезы. – Что мне скажи, ради всего святого, делать? - Кира, – он сделал пару шагов в мою сторону, но я дернулась и вытянула вперед руку, приказывая ему немым жестом стоять на месте. Болезненное осознание накрыло с головой. Что если он просто приехал поддержать Эрика? Что если он просто интересуется искусством? С чего я вдруг решила, что приехал ко мне? Как эгоистично, Кира. Какого черта он вообще жив?! Но этот вопрос я не успела сказать, потому что в зале появились другие люди. Видимо, обеспокоенные моим долгим отсутствием Эрик и Мария решили поискать меня. - Стервятник? – удивленно спросил Эрик. - Ты жив?! – воскликнула Чаки, озвучившая главный, мучивший меня вопрос. - Да, - легко ответил мужчина, словно этот вопрос его нисколько не удивил. Сил у меня не осталось. Очертания зала сливались в черно-белый калейдоскоп из-за слез. Я попятилась назад пока не наткнулась на косяк двери. - Кир? – обеспокоенно сказала Чаки. Блокнот Эрика, который я все это время сжимала деревянными пальцами, упал на пол. Ноги помчались куда-то на улицу, пока не оказались на открытой террасе. Дальше путь один – прыгать с холма вниз, прямо в тихие воды. Но я осталась стоять на месте. Я понимала, что вела себя истерично, что по возрасту мне уже полагается быть серьезной, собранной и понимающей, но во мне словно вновь проснулась семнадцатилетняя девочка, которую обидел весь мир. Какая громкая фраза. Как будто бы миру есть дело до людей, подобных мне. Я сжала холодные перила террасы дрожащими руками. Закатное небо переливалось огнями красок, безмолвное море вторило ему. Почему море так спокойно? Почему оно не бушует? Неужели буря только в моей душе? Как поэтично, Кира. Как глупо. Сейчас же возвращайся в зал, скоро все разойдутся по домам. Ты должна быть рядом со своими друзьями, ты должна поддержать Эрика, который совсем расклеился после закрытия, ведь его пугают предстоящие оценки критиков. Я громко всхлипнула. На холодный мрамор перил упали слезы. Соберись. Соберись. Соберись. Плечи задрожали, колени затряслись, я медленно осела на пол. Где-то вдали кричали чайки. Какая же ты жалкая, Кира. Он ведь не пошел за мной? Ну, правда, зачем ему идти за мной? Только в фильмах прекрасный принц броситься догонять неудачливую принцессу. А в реальной жизни Стервятник, скорее всего, пришел на выставку к Эрику повидаться со старыми знакомыми. Может, он и не вспоминал меня все это время, а я тут устроила трагедию и залила слезами всю террасу. Да, Кира. Все именно так. Так что перестань унижаться, встань и с гордо поднятой головой вернись в зал, делая вид, что тебе не разбили сердце. Поднимайся, Кира. Давай же, ну же! Я, шатаясь, встала. Ноги, непривыкшие к каблукам, чуть было не разъехались в разные стороны. Трясущимися руками вытерла слезы со щек вместе с потекшей тушью. Надо бы заглянуть в уборную и умыться. А потом дать знак Эрику, что пора закругляться или же просто самой уехать домой, где можно принять ванну, отдохнуть и поплакать в одиночестве. Да, так и сделаю. - Птенчик… Твою мать! Уходи, пожалуйста, уходи. Я недостаточно взрослая и мудрая, чтобы спокойно принять тот факт, что ты выжил. Я ведь, так долго пыталась забыть тебя, выдолбила в своем сердце, что смогу жить дальше. Я так долго притворялась, что счастлива без тебя, что практически поверила в это. И все же… Я разрыдалась. Не помню, когда в последний раз я так по-детски всхлипывала и громко хватала ртом воздух. Опустившись окончательно на холодную плитку террасы, я закрыла лицо ладонями, мысленно молясь, чтобы Стервятник вновь исчез. Потому что его появление разворошило старую рану, погребенную под вековыми песками самовнушения. Теплая рука легла на мое плечо. Я вздрогнула и инстинктивно отпрянула, но Стервятник мягко привлек меня к своей груди. Аромат осеннего дождя окутал меня. - Кира! Кира! Любовь моя! Послушай, успокойся. Кира! – Стервятник мягко встряхнул меня за плечи, но я была не в силах остановить рыдания. Как же горько осознавать, что та непробиваемая стена, которую ты годами выстраивала вокруг могилы своего сердца разрушена, кто-то, кто сам закопал твое сердце, сейчас вновь откапывает его останки. Для чего он это делает? - Почему ты здесь? – сквозь непрерываемые потоки слез прошептала я. – Почему ты здесь? Почему? Стервятник крепко прижал мою голову к своему плечу и мучительно, почти до физической боли зашептал: - Потому что не могу больше скрываться от тебя. - Скрываться, я что тебя преследую? - Нет, меня преследуешь не ты, а мои чувства к тебе. Они не оставляют меня в покое, но я и не хочу этого покоя, как оказалось. Я думал, что если буду вдали от тебя, то мне понемногу станет легче переживать разлуку, но я очень сильно ошибался. - Но почему сейчас? – я попыталась отстраниться, но Стервятник не отпустил меня. - Все эти годы я искал многое: ответы на старые вопросы, смысл жизни, путь, по которому я пойду ради своей цели, я искал себя. Когда я покинул Дом, я словно оказался в пустыне и передо мной была тысяча путей и миллиард возможных исходов. И я шел и шел, искал и искал, терял и терял. И вот я наконец-то что-то из себя представляю. Я пытался быть кем-то помимо угрюмого птичьего папаши, кем-то более человечным, кем-то более достойным. Я им стал и понял, что все это я делал не только ради себя, нет, я сам был далеко не главной причиной. Ради тебя, птенчик, я прошел этот путь, чтобы стать человеком и вместе с тобой жить в этом мире. Вот почему я так долго не мог прийти к тебе. Я хотел, чтобы в момент встречи ты увидела не то человекоподобное существо, которое обитало в Доме, а кого-то достойного, на кого можно положиться, кого ты, возможно, снова сможешь полюбить. - Боже, это какой-то бред. Ты оставил брата? Ты смог? Зачем? Я думала… - и вновь слезы помешали мне договорить. - Мне было очень больно его отпускать, еще больнее чем в день его смерти, но я должен был это сделать, Кира, ведь с каждым новым запуском я терял себя. А теперь у меня была очень веская причина прекратить попытки. Ты была права, Кира, мертвых нельзя вернуть, а вот живых можно очень легко потерять. - Разве я такое говорила? Он тихо усмехнулся. - Да, только ты, наверное, не помнишь... или не знаешь, что говорила, такое. Прости меня. - Столько лет прошло… - Почти десятилетие, - подсказал он и невесомо поцеловал мои волосы. - Все эти годы, я думала, что ты мертв. Как мне признать тот факт, что ты жив, а не тот, что я сошла с ума? - Посмотри на меня. Он мягко отстранился от меня. Его теплые ладони нежно обняли мое лицо. Легкий ветер игрался с его волосами. В глазах отражалось закатное солнце. Ничего красивее не видела в жизни. За его спиной была видна тоненькая полоса моря. На миг я пожалела, что не умею рисовать, ведь столь прекрасная картина точно бы не оставила равнодушными сегодняшних критиков. - Видишь меня? Я осторожно кивнула. - Слышишь меня? Я вновь кивнула. - Чувствуешь меня? Он осторожно взял мою руку и приложил к своей груди, туда, где беспокойно билось сердце. Я была уверена, что если бы Стервятник приложил свою руку к моей груди, то он услышал бы тоже самое быстрое почти запредельное сердцебиение. Если сравнивать ритм моего сердца с предыдущими днями жизни, то до этого момента оно не билось. Почему я чувствую себя такой живой? Почему все внезапно обрело смысл? Еще сегодня утром я рутинно собиралась на прием и успокаивала своих друзей. Днем проверяла готовность всего и отдавала последние указания. Вечером разговаривала с душными людьми и напивалась то ли от усталости, то ли от скуки. Почему одно его появление все перевернуло? Привычный ритм жизни сбился за секунду. - Я ненавижу тебя! Ненавижу, слышишь?! - А я люблю тебя. Очень сильно. - Я никогда тебя не прощу. - Я знаю, Птенчик, знаю, я и не заслуживаю прощения, просто позволь мне, разреши мне хоть немного загладить свою вину. - - Зачем тебе это? Зачем тебе я? - Ты заставила меня полюбить эту жизнь, показала, что есть иные пути, и я выбрал другой путь, но дальше без тебя я не смогу идти. - Когда это я успела это сделать? Ты уверен, что это была «я», а не «другая я»? - Ты, другая ты, я, другой я – это одни и те же люди. Которые просто существуют в разных пространствах, но мы части единого целого. Другая ты – это и есть ты. - Ничего не понимаю… - Я тебе потом как-нибудь более подробно расскажу о своей теории. Знаешь, наука – вещь загадочная, но такая манящая, прямо, как ты. - Вот только льстить не надо. - Ну что ты, я абсолютно серьезен. Он прижался свои лбом к моему и прикрыл глаза, словно наслаждался моим присутствием. - Ну так что? У меня есть шанс? - Ладно, так уж и быть, я дам тебе возможность загладить вину. И, может быть, в следующей жизни тебя прощу. - Мне этого достаточно. Стервятник помог мне подняться на ноги и заботливо вытер своим белоснежным носовым платком мои слезы. Я повернулась лицом к морю, давая ему остудить пылающее лицо. Стервятник прижался к моей спине о обхватил мои плечи своими большими руками. Никогда раньше не замечала, что он был таким большим. Молчание и шум моря, долетающий до галереи, немного успокаивали мое разбушевавшееся сердце. Мы слушали голос стихии. Мы вспоминали, какого это – вновь ощущать друг друга. Длинные пальцы Стервятника невесомо скользили по моим плечам, рукам, волосам. Он прикасался к каждому открытому миллиметру моей кожи и заново открывал ее для себя. Но я не чувствовала смущения или страсти, я чувствовала спокойствие и душевную теплоту, которые в последний раз я ощущала в далеком прошлом, когда мы смотрели на первый снег. Тогда Стервятник также обнимал меня ос спины, а мне хотелось, чтобы этот миг остановился. - Какой-то тривиальный финал у нашей истории получился. Она его ждала много лет и вот он вернулся, и сказал, что любит ее, - тихо сказала я. - Так в этом то вся и прелесть. Ей богу, хватит с меня оригинальных поворотов на жизненном пути. Мы и так через много прошли. А это - лучший момент в моей жизни. «И в моей тоже», - подумала я, но сказать вслух не решилась. Но у меня еще будет время сказать ему это и еще очень многое, что я на протяжении долгих лет хранила в себе, ведь теперь я знаю – он не исчезнет. И у нас есть еще очень много времени, чтобы наверстать упущенное. Где-то на периферии я услышала голоса друзей. Кажется, Чаки на всю округу голосила мое имя. Черный велел ей убавить громкость, а то кто-нибудь особо впечатлительный вызовет полицию. Эрик тихо посмеивался над ситуацией. Кажется, он немного успокоился и расслабился. Алиса о чем-то тихо разговаривала с пьяным в стельку Рыжим. Они приближались к нам. Солнце полностью скрылось за водным горизонтом. Стало прохладно и свежо. Стервятник нежно и трепетно поцеловал мою щеку и потерся об нее носом. Размыкать объятия никому из нас не хотелось. - Эй, так вот же они! – обрадовалась Чаки где-то совсем рядом. Все встало на свои места. Все было правильно. Все было по-настоящему. - Кстати! – воскликнула я. – Я ведь так и не знаю твоего настоящего имени. Стервятник мягко развернул меня лицом к себе и взял меня за руки. Первые звезды отражались в его глазах. Ничего красивее не видела в жизни. - Какая досадная ошибка. Прошу прощения, - он лукаво улыбнулся. – Приятно познакомиться, Кира…