Спящая красавица

      – То есть, этот демонский саженец успел распылиться по миру?       – Да.       – И теперь его семена растут в случайных местах, может, даже здесь, в Фортуне?       – Да, Нико.       – Где точнее?       – Не знаю.       – И вам, кучке охотников, придется с этим разбираться как можно скорее?       – Да.       – Звучит опасно. Типа очень опасно.       – Есть такое.       – А как вы это сделаете?       – Я не знаю.       – Окей, поняла... А откуда Данте известно все это?       – Нико, я не знаю. Еще вопросы?       Девушка скептично посмотрела на Неро, поджав губы. На всем обратном пути она донимала его одними и теми же вопросами, на которые он и сам хотел бы получить ответы. Но чем больше они вникали в ситуацию, тем меньше что-либо понимали, а белых пятен прибавлялось. Неро сверлил глазами спину Данте, но необходимых разъяснений не следовало. Действительно, как он узнал о семенах? И он уверен, что они имеют дело именно с Клипотом, а не чем-то иным? Внезапно открывшийся проход в Ад является последствием роста семян и может повториться? К тому же, он все еще не сказал, что за связь протянулась от него к Вергилию, позволяющая чувствовать того на расстоянии? И с чего он решил, будто протыкание его отца мечом является лучшим способом приводить в сознание?       Однако спина Данте оставалась глухой не только к заданным и неозвученным вопросам, но и к любым словам вообще. Он и Вергилий безостановочно перли вперед параллельно друг другу, не переговариваясь, не поворачивая головы и, кажется, намеренно игнорируя всех вокруг. Только одинаково кислые выражения лиц выдавали их недовольство. Неро ожидал очередной перепалки, как при выходе из Замка, но удивительная тишина, нарушаемая восклицаниями Нико, напрягала куда сильнее и не давала сосредоточиться на деле. Произошедшая ссора оказалась серьезнее, чем обычно? Парень закатил глаза: еще одна загадка, требующая разрешения.       Дома Вергилий впился взглядом в брата и показательно небрежно скинул Ямато. А после направился обратно к выходу.       – Так, ну, и куда на этот раз? – Неро попытался преградить дорогу, но был с легкостью задвинут в сторону.       – Вергилий! – тут же взъярился он. – Клянусь, если ты опять собираешься свалить...       – Оставь его, – бросил Данте, перехватывая катану, – он ничего не сделает. Пока – ничего.       – А потом?!       Обсуждаемый полудемон, хотя все слышал, стремительно отдалялся от их участка. Довольно скоро он скрылся за нависающими ветвями деревьев.       – Тем, что случится потом, ты займешься, когда оно наступит. Сейчас у тебя есть, о чем подумать, – Данте звучал твердо, но при этом выглядел рассеяно, словно мыслями был не здесь. – Я дам тебе, скажем, день. За это время уладь все свои дела и готовься. Клипот не ждет долго.       – Полегче на поворотах, я еще не сказал, что в деле, – Неро самому было нелепо слышать себя. И тем более Данте, который обжег его выразительным смешком.       В гостиной Кирие переговаривалась по телефону с кем-то крайне взволнованным. Трубку постоянно перехватывали, и разные голоса наперебой кричали, заставляя девушку морщиться. Когда охотники зашли в комнату, она хотела оторваться от нелегкого разговора, но Данте по-хозяйски махнул ей.       – Я так полагаю, Верджи все еще оккупирует мою комнату?       – Она не твоя.       – Теперь да, – он сбросил запыленный плащ и Ямато на низкий столик. – Поэтому вы не будете возражать, если я займу ваш диван. Наконец-то, сон, я грезил о тебе не один день...       – Ты же не думаешь, что я вновь позволю тебе улизнуть от моих вопросов? – Неро сцепил на груди руки с преувеличенной серьезностью, что не произвело никакого впечатления на мужчину. – Данте!       – Я сказал все, что тебе стоит знать, – он укладывал подушки в причудливые конструкции, никак не решаясь выбрать определённую позицию, – не забивай голову ненужными проблемами.       «В последнее время ты только и делаешь, что забиваешь мне ими голову. И, как обычно, ничем не помогаешь в решении».       – Лучше погуляй с Кирие, подерись с Нико или, наконец, поспи, как я. Сомневаюсь, что нам представиться возможность часто высыпаться в постелях.       Когда парень снова открыл рот для возражений, его прервали раздраженными звуками от подушки:       – Я буду отсутствовать до утра. Того, кто попробует меня разбудить, – Данте на секунду задумался, – я укушу.       Сочтя подобное предупреждение достаточно грозным, он повалился на диван. Его дыхание сразу же выровнялось и затихло, как у спящих. Неро не поверил, что он и впрямь так быстро заснул, но что-то подсказало ему: лучше не проверять. Он также сомневался, что Данте вообще нуждается во сне – казалось странным, что кто-то вроде него мог оказаться в настолько незащищенном положении. Но, видимо, даже на легендарных охотников находилась управа в виде многодневной бессонницы, вымотанности после длительной поездки и черт знает чего еще, ведь он, конечно же, не посвятил в подробности, а взял и уснул в самый критичный момент.       «Сдается мне, этих критичных моментов впереди больше, чем я рискну представить». Рядом со вздохом Кирие положила трубку, которая опустилась с излишней силой, громко звякнув. Девушка выглядела несчастной. Неро догадывался, по какому поводу ей названивали, но ему придется расстроить ее еще больше.       – Мы можем поговорить? – он преградил ей путь, когда она направилась к двери. – Стоило рассказать раньше, но…       – Это не подождет? – Кирие успешно скрыла сквозящую в интонациях утомленность, тем не менее, Неро знал ее признаки. Свалившаяся на хрупкие плечи гора забот все равно физически ощущалась посторонними. Она вновь взялась за ручку, но ее ладонь перехватили. – Мне правда нужно идти, Неро. Прямо сейчас десятки горожан ранены или убиты, другим некуда пойти из-за разрушений, и я должна…       – Мне придется снова уехать. Надолго.

***

      Горячая вода болезненно омывала руки и лицо, пестрящие ожогами, которые никак не сходили. Чертов Данте.       Свисающая с бортика нога напоминала о себе острыми вспышками в пробитой лодыжке, тоже медленно заживающей. Чертов Вергилий.       Возможно, ванна в его состоянии была не лучшим вариантом, но ему было необходимо смыть с себя следы этого дня хотя бы так. Неро опустился ниже в воду и застонал, когда место ожога проехалось по эмалированной поверхности. Судя по всему, они будут беспокоить его какое-то время. Идея засунуть дядю головой в сварочный аппарат смотрелась заманчивее с каждой секундой.       Неро побултыхал ладонью воду, чувствуя, как созданные волны бьются о грудь приятными теплыми наплывами. Впечатление, что он под домашним арестом, как наказанный подросток, крепло и вводило в странное состояние обиженности. Кирие ушла возглавлять легионы медсестер и смотрителей, мягко попросив Неро оставаться дома, вот только ее жесткая хватка никак не сочеталась с улыбками и фразой о том, как он устал, нуждается в отдыхе, лечении, нормальном приеме пищи, сне, проведении досуга, спокойной обстановке и прочими атрибутами содержания в госпитале. Интересно, таким образом девушка выражала свою сердитость на заявление Неро о предстоящем отбытии в самоубийственную миссию или это и впрямь лишь забота? Кирие была поразительно хороша в двух вещах, помимо всего остального: чтение мыслей Неро и сокрытие собственных, особенно от Неро. С одинаковым успехом она могла сейчас закипать от гнева, тайком вздыхать, гордиться им и абсолютно не думать о юноше, поглощенная работой. Или все сразу, ей не занимать эмоциональности.       Их спальня на втором этаже, к ленивому удивлению Неро, не пострадала настолько, чтобы тратиться на ее ремонт тоже. Он переживал, что пол обвалится под постелью в самый неподходящий момент, лишив его одного из способов прописанного "проведения досуга". К счастью, обошлось, и на ней можно даже спать. Но спать не хотелось.       Бесцельно блуждающий взгляд остановился на многочисленных фотографиях у "стенки", которую Кирие превратила в подобие алтаря: снимки были помещены в рамки, приколоты и приклеены, лежали и стояли. От них протягивались тонкие бисерные нити и гирлянды, рядом всунуты перья, монеты, какие-то цветастые клочки, гербарий, ржавые и блестящие ключики... большая часть из которых ни о чем не говорила Неро, но для Кирие это место было священным. Парню нравилось иногда фотографировать, как расслабляющее занятие, но Кирие относилась ко всему процессу с куда большим трепетом. Неро шутил, что если испортит готовый снимок, то она случайно уронит на него шкаф – возражений не получал.       Много раз они садились напротив, опираясь на кровать, укутавшись одеялом, и вспоминали. Сотни лиц, хорошо знакомых и случайно встречных, смотрели на них в ответ. Фортуна являла собой живописный остров с интереснейшими людьми и красивейшими видами, несмотря на разрушения. Неро подошел ближе и перевернул упавшую фотографию. На ней они с Кирие, еще детьми, пойманы в процессе учебной подготовки в библиотеке: взъерошенный и надутый мальчик отпихивался от упорно подсовываемых девочкой книг. Неро невольно усмехнулся. Он был умным ребёнком, но не терпящим нудной рутины. Если приглядеться, под столом заметен черенок деревянного меча, предшественника Алой Королевы. Девушка говорила, что данная картина идеально описывает их отношения в любом возрасте. И также Неро в любом возрасте.       Следующий снимок с приставшей пыльцой по краям показывал уже подросшую Кирие. В белом одеянии, с убранными "короной" волосами, она пела в пустом храме, раскрыв руки. Свет витражей преломлялся и цветными пятнами украшал белоснежное платье. Неро не знал, кто уловил момент ее распевки, но помнил, что через несколько часов зал был полон церковников в честь праздника Темного Рыцаря Спарды. А после с потолка обрушился Данте, который принес – в церковь и жизнь Неро – хаос.       Среди кадров изредка и почти незаметно проступали белесые макушки, но не принадлежащие Неро. Кто-то, скорее всего Неро, украдкой запечатлел Вергилия, с нахмуренными в растерянности бровями примеряющего, что называется, обычную человеческую одежду.       Они собирались за большими покупками, раз уж обитателей в "Медовом поместье" знатно прибавилось. Тогда же сам собой встал вопрос о Вергилии, точнее, о его внешнем виде.       Неро проверяет длинные списки, оглядывается в поисках возможного упущенного пункта. Их дом находится далековато от рынков, и возвращаться из-за кончившегося чеснока совсем не прельщало. Развалившийся на полу Данте то созерцает его метания, то, прикрыв веки, мычит под нос. Кирие заглядывает из-за угла, и по ее забавно-скорбной физиономии Неро понимает, что мерки со старшего Спарды взять не вышло, он не дался. К счастью, его близнец валяется без дела прямо под ногами. Неро велит Данте подняться, и с третьего окрика тот выполняет сказанное, пока Кирие выискивает что-то в наборе для шитья.       Парень изучающе осматривает фигуру расслабленного – "Стой ровно" – мужчины и спрашивает:       – Насколько у вас с Вергилием разные телосложения?       – Были одинаковыми, когда я видел его в последний раз в обычном виде. Но это было еще до твоего рождения, – скалится Данте. – Сейчас Верджи, пожалуй, поизящнее будет, хотя я бы сказал "подрыщявее". Он вообще что-нибудь ест, кроме травы с лужайки? Я переживаю.       Возглас оповещает, что Кирие нашла сантиметровую ленту, с которой подходит к полудемону с горящими глазами.       – Если переживаешь за брата, то поможешь ему обзавестись нормальной одеждой, раз он отказывается сотрудничать. Никаких дурацких плащей в моем доме.       Кирие секунду медлит, а после ястребом накидывается на полудемона, обхватывая его грудь сантиметром и стягивая как-то чересчур сильно. Неро надеется, что это от рвения скорее помочь его отцу приобрести приличный вид.       – Серьезно, в нем он как из игры вышел. И где только достал эти вычурные кожаные рейтузы? И нагрудник с заклепками?       На самом деле, Неро нравится стиль Вергилия. Более того, он считает его крутым. Не то чтобы он признается в этом хоть кому-нибудь.       – Пацан, ты себя в нашу первую встречу помнишь? Милый плащик был, куда ты его дел?       – Э-это обычная форма Ордена. Я обязан был носить ее постоянно.       – О, правда? А пушку ты тоже таскал с собой по указке сверху? – Данте слегка приспускает штаны с бедер, как ему указывают, чтобы не мешался ремень, и хихикает. – Милая, осторожнее с пальчиками. Я там очень чувствительный, знаешь ли.       Под испепеляющим взором Неро он примирительно замолкает.       Неро помнит, как они накупили различных вещей Вергилию, основываясь на размерах Данте и тысяче предположений, что мог бы оценить педантичный демонический мечник. Как выяснилось, ему было все равно, что носить, зато Данте расстроился, ведь они обошли короткие шорты стороной.       Другая фотография сделана пораньше и имеет особое значение. Неро прихватил ее из фургона Нико. На ней разместились помятые, но довольные близнецы, без сил упавшие на диванчик. Они вернулись из Подземного мира.

***

      Они с Нико еще неделю разъезжали по окрестностям Ред-Грейва, подчищая остатки демонического мусора. И ровно неделя потребовалась братьям, чтобы очистить Ад от корней Клипота.       Какая-то тварь поняла, что ей не тягаться с молодым охотником, и сделала все возможное для побега. Может, ей и довелось бы улизнуть, она была довольно быстрой для парня, но в ее когтях застряла нераскрытая пачка сигарет, которые трудно достать в развороченном городе. Нико сказала, что если они не догонят беса, она устроит охоту на Неро, и тогда бежать придется ему.       Верный фургон с взбесившейся девушкой за рулем нес их по разбитым улицам вслед за удирающим демоном. Они то отставали, то нагоняли его, парочку раз даже серьезно прижали, всадив обойму в шкуру. Спустя минут двадцать погони Неро показалось, что для бессмысленного спасения своей жизни, неизбежно закончившегося бы Алой Королевой между глаз или в брюхе, демон держал курс слишком определенно. Парень предложил проследить за тем, куда он их выведет, и не прогадал.       Когда демон стал замедляться, юношу обдало покалыванием по всему телу. Подобное он испытывал лишь в одном случае – при размытии мира людей и материализации иной реальности, для людей не предназначенной. Его инстинкты оправдали себя извивающейся полосой тьмы в метре над землей.       – Скорее пристрели его, пока он окончательно не смылся! – прорычала Нико пострашнее демона, круто разворачиваясь при торможении так, что Неро швырнуло к окну.       – Приоритетнее будет дать ему сбежать, чтобы портал закрылся, – сказал Неро, потирая плечо и рассматривая подрагивающий контур "царапины". Насколько он знал, мало что способно закрывать проходы в Ад. Но он видел, как они схлопываются после поглощения иномирного гостя.       – Но у него мои сигареты! – механик отстегивала ремень и собиралась вылезти наружу, чтобы самолично прикончить невольного похитителя ее редкого в здешних местах сокровища. Если потребуется, она сразится с ним голыми руками и победит.       – Черт, сделай уже что-нибудь со своей зависимостью! – Неро перехватил ее за талию и втащил обратно в салон. Девушка упиралась и с ненавистью смотрела на то, как демон сантиметр постепенно скрывается в портале. – Я достану тебе новые, угомонись!       Проход затянулся ровно в тот момент, когда кончик хвоста твари исчез в его глубинах. Чистое пространство, как ни в чем не бывало. Нико со злостью отпихнула Неро и по привычке начала шарить по приборной панели на предмет оставшихся сигарет. Пусто. И вряд ли появятся.       – Не вариант было сначала его убить, а потом швырнуть в дыру?       – Не вариант было тебя отправить вместо него? – Неро засмеялся на неудачный тычок железкой вслепую по его лицу. Нико предприняла еще несколько попыток и продолжила бы, неважно, придуши Неро ее любимого кролика или съешь последнее печенье. Парень веселился, уворачиваясь от несерьезно-порывистых махов одной рукой – второй девушка приводила старую машину снова в рабочее состояние, чтобы ехать дальше.       – Ничего, подышишь чистым воздухом впервые за несколько лет, – охотник явно радовался подобной перспективе больше подруги.       – А не выкинуть ли мне тебя в окно подыш… Твою ж мать!       Нико нырнула под сиденье, спасаясь от брызнувшего стекла – демон свалился на капот фургона и врезался в раму лобового окна. Неро прикрылся крылом, но его часть не так сильно пострадала. Он схватился за Синюю Розу и направил дуло на неподвижную тушу. Среди черной шерсти проглядывались багровые потеки, стекавшие из мелких отверстий.       – Что за черт…       Тот же самый демон, которого они отпустили, теперь лежал мертвым перед ними, и если Неро понимал хоть что-то, то демона пристрелили. Внизу застонала Нико, держась за голову, так как один осколок прошелся по ее затылку. Она медленно выползла и расчистила сиденье от стекла валявшейся тряпкой.       – Да, спасибо, что спросил, как я – просто замечательно. Если что, то окно открыто, можешь дышать своим свежим воздухом…       – Смотри.       Неро указал вперед, поверх поверженного демона, уже начавшего рассыпаться. Портал был на месте, но в этот раз шире на добрые два метра. Завеса тьмы колыхалась и переливалась красным и фиолетовым, иногда проявлялись неясные очертания другой стороны. Охотник приоткрыл дверцу и наполовину выглянул из-за нее, револьвер крепко зажат и готов к нежданным посетителям.       Темное покрывало подернулось, и наружу стали выдвигаться фигуры двоих. Неро до скрежета смял дверцу, распахнув глаза. Грязные, побитые, залитые кровью и истрепанные, но это были Данте и Вергилий, живые, вернувшиеся из Подземного мира. Младший Спарда крутил свои известные пистолеты и, очевидно, зубоскалил с братом. Лежащая все это время в бардачке книга с позолоченным вензелем "V" на обложке даже на расстоянии обожгла Неро, стоило ему увидеть своего отца.       «Отец, ну надо же», – промелькнуло в сознании. Знание данного факта отдавалось каким-то странным зудом от кончиков пальцев до колен, и Неро не мог решить, приятно это или нет. Словно смотря на высокую фигуру мечника, он получал множество ответов, которые еще не осознавал и, возможно, не хотел бы осознать. Когда вы говорите, что давно хотите съесть сэндвич, и он падает из ниоткуда прямо с неба вам в руки, вряд ли бы появилось моментальное желание распробовать его на вкус как следует, особенно если секундой ранее в вас прилетело с десяток лезвий вместе с ним. Но сэндвич по-прежнему остается заманчивым, и вы ничего не можете поделать, чтобы не тянуться к нему. Так и Неро тянуло, как магнитом, немедленно оказаться там, рядом с ними, убедиться, что происходящее не фантазия, а явь, причем весьма располагающая к себе. Но его тело онемело, он не был способен сдвинуться ни на дюйм и только смотрел.       – Чего ты сидишь? – почему-то шепотом вопрошает Нико. – Пошли!       Скорее на рефлексах, чем осознанно, Неро подчиняется указу, спрыгивает на землю и бесшумно захлопывает дверь, так и не оторвавшись от представшей картины хлопающих друг друга по спинам полудемонов. Секундой позже Нико хлопает с другого бока и выходит к парню, вместе они направляются встречать прибывших.       «Они еще не заметили нас», – спонтанное желание скрыться за углом пронзило насквозь, но было с раздражением отметено. – «Мне незачем прятаться от своей… от своей семьи».       Семья. Семья.       Это слово, такое непривычное в своем самом буквальном и реальном смысле, которое, казалось, можно пощупать, било в висках и разгоняло кровь до температуры лавы. Его недвижимый вес обрушивался, а тепло дразняще ласкало гораздо ярче, больше, сильнее, чем при откровении Кирие или после, на верхушке Древа, когда он воочию видел их двоих вместе и останавливал от взаимного убийства. Неро никак не понимал, откуда в нем тогда взялась выдержка, это рассудительное спокойствие думать здраво и поступать правильно, ведь сейчас он трясся, как мышь над разинутой пастью – вот-вот проглотит, а дальше полная неизвестность. Он признавался себе, что боялся этой неизвестности.       – Подходящий момент для слез, не находишь? – вполголоса сказала Нико и пихнула плечом. Неро шел, почти полз, и она подстроилась под его неспешный ритм.       – Не мечтай. Никаких слез, я говорил тебе, – удивительно, но у него не отнялся голос.       – Какое трогательное воссоединение без слез? А ну, живо выдавил из себя пару-другую слезинок! Хотя бы улыбнись, трупы смотрятся более живыми, чем ты сейчас.       В этот раз Неро не смог ничего сказать, сосредоточившись на шуме в голове. Они подошли так близко, как их еще не увидели?       – Как будто тебя не разрывает от неудержимого желания устроить сеанс семейных обнимашек! Скажи честно, герой, тебе ведь хочется?       – Это не…       Данте жмурился от смеха, а когда открыл глаза, Неро готов поклясться, что видел в его зрачках отражение себя. На смену улыбки от уха до уха пришла другая, сдержанная и тонкая, с затаенной шуткой или, быть может, благодарностью. Но Данте молчал. Разделявшее расстояние не мешало им смотреть точь-в-точь друг другу в глаза, голубые и чистые, словно небо в водной глади. Неизвестность под толщей этих вод не казалась пугающей, когда солнце роняло лучи и освещало все сияющие кристаллы на дне.       – Ненавижу, когда ты оказываешься права.       – М-м? – Нико повернулась к нему, но парня уже след простыл.       От прибавившейся тяжести Данте оступился, но удержал равновесие, когда Неро с разгона прыгнул на него, обхватывая ногами и руками. Он засмеялся так громко, что у юноши заложило уши.       – Неужто скучал, пацан? Я тоже, я тоже. Бо-оже, какая нежность, и чем я заслужил ее?       Вергилий с любопытством наблюдал за ними, чуть отойдя. Близость двух родных ему существ, пришедших из разных времен, миров и его собственных жизней, рождала неизвестное доселе чувство где-то под ребрами. Вергилий не мог дать ему определения, но подумал, что оно достаточно хорошо, чтобы позволить ему раскрыться. Радостное лицо Неро отвернулось к нему и застыло, поймав непроницаемый взгляд. Парень несмело улыбнулся. Вергилий дернул уголком губ.       «А он красив, пожалуй».       Оставив позади голосящих Данте и Неро, Вергилий пошел дальше. Нико смахнула с земли освобожденную от когтей пачку сигарет и надорвала упаковку. В молчании они добрели до фургона. Нико закурила. Табачный пепел сыпался на капот, смешиваясь с останками демона.       – Твои привычки остаются неизменными, как я посмотрю.       Девушка с удивленно вздернутыми бровями посмотрела на прозрачно ухмыляющегося Вергилия. Она не думала, что он первым нарушит тишину между ними.       – А насчет Ваших…твоих привычек ничего не могу сказать, – серое облачко закрыло собой профиль мечника. Одним взмахом он разогнал его.       – Ах, ну да, сигаретный дым, бич демонов, – Нико помусолила фильтр, раздумывая, нужно ли продолжать их диалог, вроде бы не неловкий. – Вергилий, ве-ерно?       – Ты можешь продолжать звать меня V, если хочешь, – он скосил к ней глаза.       – Нет-нет-нет, это не одно и то же. V был тощим стихоплетом с вечной книжкой под рукой, а еще в сандалиях. Ты же зверушка куда загадочнее, занимательнее, – Нико захлопнула рот, поняв, что сказала лишнего. И с напряжением ждала реакции.       – Но ведь ты просишь звать себя "Нико", Николетта Голдштейн. Разве не аналогичный случай сокращения имени? – похоже, Вергилию было все равно на прозвучавшую фамильярность, он не заметил ее или пропустил мимо.       – Потому что "Николетта" звучит отстойно. В отличие от "Вергилия". Симпатичное имя, кстати, – ладно, теперь этот разговор становился неловким.       – Благодарю. Хотя не я выбирал его.       – Ну, да. Твои родители выбрали.       – Да. Жаль, что они мертвы.       – Ага, мои тоже.       «Интересно, если я проглочу пачку сигарет, он спросит, не хочу ли я запить их?».       Неро что-то прокричал им, но было не разобрать из-за смазанности от смеха. Данте толкнул его, изображая кого-то с растопыренными лапищами, предположительно, растущими из-за спины и имеющими синий цвет.       – Так что, больше не V, только Вергилий во всей своей красе? – Нико взмолилась о том, чтобы снова заткнуться. Полудемон оценил употребленное "только" по отношению к нему в сочетании с упоминанием его половины.       – Хотелось бы надеяться, однако "тощий стихоплет" всегда со мной.       – Да? Было бы неплохо передать ему привет, что ли.       «Когда там наглый мальчишка натискается уже? Неро, чтоб тебя, спаси меня от своего отца».       – И ты можешь. И даже получишь ответ.       – Правда? – сигарета подошла к концу как-то уж чересчур быстро – плохой знак. Если Нико нервничала, то курила быстрее, а когда она нервничала, то автоматически становилась не такой крутой.       – Правда.       – Тогда привет.       – Привет.       Нико моргнула с задержкой и всем корпусом развернулась к Вергилию. Он не смотрел на нее, смотрел на бесящуюся родню, но его чертовские глаза. Ребяческое лукавство плескалось в них. У Нико появилось острое ощущение, что ее выставляли дурой, причем с самого начала.       – Так… – она с силой затянулась. – Ладно. Ладно. Это было смешно, ха-ха. Тебе никто не говорил, что ты…       Ее ответную остроту загубил рванувший слух рев Неро:       – Пять лет! – парень со спины до треска костей сжал грудь Данте, что у того выбило дыхание. – Пя-я-ять!       Не прекращая кричать, Неро перекинул через себя Данте, вставая на "мостик". Голова его жертвы ушла в землю минимум наполовину. Нико скривилась – выглядело больно. Зато Вергилий разулыбался. Юный охотник выпрямился, пока его пострадавший коллега приходил в себя.       – Пять. Сраных. Лет. Ты молчал!       Данте пришлось постараться, чтобы не попасть под раздачу пинков по лицу. После пережитого броска у него расплывалось перед взором.       – Фееричный суплекс, пацан. Почему ты решил, что я больше всего подхожу быть твоим партнером?       – Пять лет! – чем чаще Неро повторял это, тем разъяреннее становился. Еще немного, и он вспомнит про наличие у себя огнестрела.       – Понял я, что пять лет, успокойся! – Данте не удавалось подняться под градом втаптывающих ударов, и говорил он, катаясь между обрушивающихся, как небесная кара, ног. – Что случилось-то?       Внезапно парень остановился с задранным коленом, Данте тихо выдохнул и отполз подальше. Неро опустил ногу и склонил голову. Что-то промямлил.       – Повтори-ка, мне песок в уши забился от валяний по земле.       – Ты не говорил, что ты…ну…       – Что.       – Что ты мой…       – Кто.       – Мой… – Неро тысячу раз пожалел, что состриг длинную челку, за которой было так удобно прятаться. – Ты не говорил, что ты мой… дядя.       «Он все-таки сказал это, хах».       Крайнее смущение парня умиляло до слез, но Данте закусил губу, чтобы не засмеяться в голос. Момент не тот, а новых пинков словить не хотелось.       «Наверное, я должен сказать что-то эмоциональное и мудрое, как и полагается мудрым и добрым дядям».       – Ох, пацан, – и все-таки он не мог не умилиться этому робкому выражению на обычно нахальном лице, – как говорится, я поступил так, чтобы защитить тебя. Но стоило рассказать сразу, не спорю.       – Вот именно, стоило, – Неро хмурился, но его смущение было все так же очевидно, – но вместо этого ты забил на меня и сидел в своей паршивой конуре, не удосужившись сказать ни единого слова о… обо всем! Я ждал, что ты хотя бы раз проведаешь… Ямато!       – Так ты хотел моего внимания? – Данте наконец принял более-менее сидячее положение. Мысль, что он действительно мог в чем-то ошибиться, ковырнула череп, принося с собой предвещание неудобного чувства вины. Он терпеть не мог испытывать вину, и потому предпочитал этого не делать.       Неро исподлобья взглянул на него. Данте показалось, или тот кивнул?       – В таком случае, я весь твой! – руки в пыльном плаще приглашающе раздвинулись. – Иди сюда и получи свою компенсацию родственной любви, которой я лишил тебя на все эти годы! И да, прости.       Лицо Неро было очень интересным. Та ситуация, когда эмоции сменяли друг друга с такой быстротой, что сливались в единую нейтральную маску.       Нико отвернулась. Будь фургон целым, она бы залезла в него. В отличие от нее, Вергилий наблюдал за разворачивающимся действием с таким живым интересом, что белки его глаз должны были вытечь.       – Ну, обнимемся? – Данте по-своему трактовал медлительность племянника и решил подбодрить его обезоруживающей улыбкой. Через мгновение он пожалел об этом.       – Не хочу!       Неро не вспомнил про Синюю Розу. Но рукоятка Алой Королевы некстати для Данте оказалась в руке парня, а ее лезвие – практически в глазу охотника. Затем – почти в шее. В плече. Следующей целью Неро отчего-то выбрал пах, но снова промазал.       – Если бы мне было известно, что здесь нас ждет такой теплый прием, я бы поторопился с возвращением, – Вергилий оперся о капот машины, блаженно улыбаясь. Нико передернуло. Красный клинок со звоном встретился с неровной поверхностью меча Данте.       – Чем бы я тебя не оскорбил, мне правда жаль, пацан! Прости!       Искры скользящего оружия опаляли лица. Полудемон утомлен и с ранами по всему телу, ему меньше всего влекло снова драться, только выбравшись из Ада. Но Неро не собирался успокаиваться.       – Заткнись!       – Прос...       – Не извиняйся!       – Но я…       – За-мол-чи! – синяя лапа сложилась в кулак и ударила в открытый бок, отчего Данте свалило с ног.       «Опять эти спинные отростки, чтоб их», – мысленно чертыхнулся Данте, поднимаясь и уходя от широких взмахов, – «Он мечтал избить меня с момента нашего ухода? Раньше?».       Неро атаковал бестолково, но не шутя, отвлекаться особой возможности не возникало.       Мужчина запрыгнул на перевернутую машину и крикнул без особой надежды:       – Вердж, твой отпрыск пытается убить меня! – получив на свой позыв о помощи спокойное "Я вижу", Данте попробовал еще. – Сделай что-нибудь!       – Не знаю, Данте, – Вергилий выдохнул через нос, сдерживая смешок. – Что я могу сделать? Он сильнее, это его право.       – Твои навыки воспитания – дерьмо полное! – автомобиль разрубило надвое, соседним тоже досталось от пока молчащей Королевы. Пацан злился и бесился, как сущий ребёнок, так что утихомиривать его он будет, как ребёнка. Обвалившиеся куски зданий служили прочным, но ненадежным укрытием, однако вполне достаточным для выдачи раздражающего подначивания.       – Ты еще с Фортуны затаил на меня обиду или как?       – Нет! – бетон крошился, подобно сахарной корке, а железо рвалось тканью.       – Мог попроситься в гости, я бы приютил тебя на время.       – Не хочу тебя видеть! – они стали бегать вокруг колонны, никак не сокращая дистанцию, будто в идиотском мультфильме.       – А я думаю, что как раз наоборот – очень даже хочешь быть поближе.       – Только не ты! – Неро решил проблему с колонной предельно просто, срубив ее. Данте оказался с ним один на один. Неудобная ситуация.       – Ты столько хандрил по своей семейке, чтобы загнать ее обратно в Ад, а?! – Нико сложила руки рупором и заорала так громко, что Неро споткнулся, но устоял. Когда он обернулся к ней, чтобы высказаться обо всем, Данте дернул его за руку.       Перед Вергилием и Нико предстало весьма занимательное, но не очень эффектное состязания в физической силе двух охотников. Неро несколько уступал, сдавленный в тисках мускулов Данте, и яростно пыхтел, брыкаясь и изворачиваясь.       – Ну-ну, малыш, я не рассчитывал обидеть тебя, – Данте несильно сжал локтем шею парню и пальцами за подбородок развернул его лицо к своему. Неро до скрипа зубов сомкнул челюсти, глядя молча и распаленно. – И не возьму назад ничего из сказанного мною, как и не жалею о принятых решениях, уж прости. Но я действительно сожалею о том, что ты остался один. Но теперь мы здесь, так чего ты задираешься? Ну? Неро?       В такие моменты голос полудемона звучал на грани присущего его образу легкомысленности и чего-то более глубокого, скрытого под красочным рисунком усмешки. Все, кто знал его достаточно близко, испытывали на себе влияние этой блуждающей улыбки, когда Данте и не извинялся по-настоящему, и шутил, но был уязвим. Словно не был уверен до конца, что его чувства воспримут положительно, и предпочитал сглупить вместо честного ответа, чтобы не заставлять страдать себя и других. Смутная мысль подсказала Вергилию, что брат слишком часто так улыбался ему. Возможно, всегда. И это не вина Данте.       Неро притих. Он тоже интуитивно догадывался об этой нечеткой грани.       – Конечно, если хочешь подраться, мы можем и дальше валяться в грязи. Но лично я устал. Я шел сюда по гниющим трупам демонов, воображая, как утоплюсь в ванне, горячей и пахнущей клубничной пеной.       – Ты ее ешь?       – Что?       Как только Данте ослабил хватку, ему врезали коленом в живот и опрокинули на спину. Неро навис над ним, пригвождая когтями, искрящимися синим и собственными, удлиненными. Несмотря на проступившую демоническую форму, он не выглядел до сих пор рассерженным, смотрел внимательно, с нахмуренными бровями. Вергилий отметил, что подобной частой сменой настроения отличался Данте в юности. И то, как он похож на них обоих, не только внешностью, но темпераментом – вспыльчивым, резким, легко идущим на поводу у прихотей. С возрастом близнецы научились по-разному скрывать свою неуравновешенность, но мальчишка, похоже, ей наслаждался. Затем пришло осознание, что Вергилий сравнивает Неро, примеряется, оценивает, изучает с удивляющим его самого голодом.       «В таком случае, стоит присмотреться к нему, а на это потребуется время. И близкий контакт», – дал себе обещание Вергилий. В конце концов, он так же неуклонно следовал своим желаниям. Рядом неспокойно переминалась с ноги на ногу девчонка-механик, ее взвинченность была очевидной и, смешиваясь с удушающим табачным дымом, била в нос. Мечник отфыркнулся и продолжил вслушиваться.       Тем временем Неро раскрывал и с клацаньем зубов захлапывал рот. Ему столько сейчас нужно было сказать, но большинство из этого, как таковое, не имело смысла, было грубым или излишним. Слова никогда не были его силой, и порой он жалел об этом. Юноша повесил голову, сдаваясь, и прошептал:       – Я вырву твой проклятый язык.       – Он заживет, – голубые глаза Данте оттеняли спадающие спутанные пряди, придавали им мягкий и интимный блеск.       – Вырву снова...       – Ну, ладно, – Данте высвободил руку и положил ее на спину Неро, – не буду ничего говорить.       Он демонстративно сжал губы.       – Так-то лучше, – Неро с облегчением выдохнул и плюхнулся на чужую грудь, зарываясь в шею. Лучше не думать, как он себя повел, и просто вот так лежать. К тому же, под ним не возражали, лишь слегка подрагивала грудь от беззвучного смеха. Гораздо проще, когда говорить никому не требуется.       – Так они закончили? Мы можем уже ехать? – проворчала Нико и закурила. Огонек зажигалки дернулся в стеклах очков и скрылся под крышкой. – Его вечно приходится ждать, тц.       Какую бы видимость хладнокровия не пыталась создать Нико, выходки Неро не могли не беспокоить ее. От Вергилия не укрылось, как она до этого мяла сигарету, а после стискивала зажигалку.       Но вместо анализа очевидных эмоций девчонки Вергилий предпочел бы понять, что творилось с ним самим. Он думал, Данте и Неро продолжат сражаться, хотя назвать их нелепую потасовку так – все равно что оскорбить оружие, удерживаемое ими. Он думал, они перейдут к более решительным действиям, и ждал зрелища. Он думал, они быстро разойдутся, одинаково неудовлетворенные друг другом. Он думал, они, возможно, успокоятся как ни в чем не бывало. Именно это и случилось, но совершенно неясным образом. Почему Неро, несмотря на задетость, внезапно прекратил свои попытки вбить Данте в песок? На что в словах брата он среагировал так остро? Почему Данте улыбался ему такой улыбкой? Что он говорил ей? Они мирно лежали рядом, уставшие, но счастливые, начинали понемногу подниматься. Почему они были несчастны и чему радуются сейчас? Вергилий знал: он не мог понять этих и многих других вещей не из-за долгой разлуки, либо же полной неосведомленности об отношениях тех двоих. Тут было что-то иное, что-то, что шло вразрез с его сутью и опытом. И осознание беспомощности в раскрытии этой загадки вытесняло то недавно появившееся у сердца сладкое чувство. Приносило медленную злость, ведь больше всего на свете Вергилий не выносил быть бессильным. Если он не мог что-то победить, он отгораживался от этого. "Здесь опасно". "Оно губительно". "Не заслуживает внимания".       Демон внутри ощерился. Пребывание в мире людей делало его слабым, вводило в заблуждение, оголяло недостатки, в другом месте бывшие превосходством. Так есть и было. Вергилий не предназначался людям, и они были для него ничем. И теперь, смотря на бредущих бок о бок Данте и Неро, Вергилий думал лишь о том, что их сияющие лица ему непонятны и оттого неприятны. Ямато – его ключ к миру, который он заслуживает, – мрачно оттягивала руку, просилась из ножен, готовая увести его куда угодно, где ему было бы лучше и правильнее находиться. Вергилий с досадой царапнул по черной сае. Он только вернулся, а уже разочарован в себе.       Неро махнул рукой в их сторону. Наверное, его жест был адресован Нико, как и взгляд живых глаз. Но они задели и Вергилия, словно кончиком пальца провели, словно махнуло перо перед лицом или лизнул спокойный огонь замершие руки. Такой легкий и при этом сильный взгляд. Под ним хотелось задержаться дольше, как под солнцем. И Неро посмотрел точно на него.       Этот мир не для Вергилия, но он мог попытаться стать здесь не чужим для кого-нибудь.

***

      «Так почему ты ушел?».       Вергилий скривился. Его не оставляли наедине даже собственные мысли. Единственным способом избавиться от них было снести себе голову, но Ямато осталась в доме детей, и он улавливал дразнящие отголоски ее энергии. Без катаны под рукой Вергилий чувствовал себя предельно голым и беззащитным. Если бы с него содрали кожу, и то было бы лучше. Он мгновенно пожалел о решении сбросить оружие, но иначе за ним обязательно кто-нибудь увязался бы.       «Но ведь это не совсем верно? Ямато там, чтобы твой сын не переживал о возможных... инцидентах. И ты также не сможешь уйти далеко без открытия порталов».       Если он захочет, то его никто не найдет, прячься он хоть под носом. Но прятаться не в его стиле. Таиться, скрывать присутствие, выжидать, чтобы нанести удар. Но не бежать и прятаться. И он слабо надеялся, что его не вынудят ударить ради минуты покоя. «Данте найдет тебя. Всегда находил. В детстве он был хорош в прятках, помнишь? Нет, не помнишь».       Все-таки уединение плохо сочеталось с его желанием побыть действительно одному, как бы абсурдно это ни звучало.       «Но почему ты хочешь остаться один? Ты ненавидишь одиночество».       Отвратительно признавать, но общество людей поможет ему забыться, очистить голову от лишнего мусора. Суетливые, цепляющиеся за короткие жизни, немощные люди как нельзя кстати приходились для секундного отвлечения. Такие предсказуемые и глупые, с ними можно не ждать подвоха, не бояться, не сомневаться в правильности сделанного выбора. Людей можно бросить, и они найдут тебе замену. Демоны не задумываются о сковывающих привязанностях, и он не должен.       «Тебе не станет легче среди них. Только не с ними».       Сухая ветка хлестнула по лицу, и Вергилий зашипел. Эфемерный смех заполнил сознание. Впереди нарастало бурление простого человеческого быта с оживлением обыденности и вечным движением. Он направился прямиком в центр этого котла Ада на Земле. Испорченная одежда демонстрировала засохшую и почерневшую кровь на его спине и груди, заставляя прохожих бросать настороженные взгляды. Плевать. Они ничего не сделают ему.       Улица, по которой он шел сквозь расступающуюся толпу, была, пожалуй, красива. Невысокие здания отличались симпатичной композицией из узких окон, нависающих башенок и покатых красных крыш. Искусная лепнина украшала каждое строение, начиная от одной из множества арок и заканчивая колоннами у некоторых особо богатых домов. Выступающие балконы обвивали стебли чего-то похожего на виноград, они же свешивались над дорожками, подсвечиваемые вплетенными фонариками. Вергилий заметил, что в Фортуне любили необычное освещение, и всеразличные фонари повсеместно горели даже в дневное время суток.       В своих путешествиях по миру, казалось, таких далеких, он повидал много мест, но мало где встречал настолько светлые и… приземленные города. Еще в первый свой визит острова его жители, несмотря на наличие благ современной цивилизации, создали в его глазах образ навечно застрявших в сказочной версии Средневековья. Он бы не удивился, проедь мимо него тележка с впряженной лошадью или застучи молотки в душной кузнице окнами наружу. Люди здесь были верны своим привычкам и спустя двадцать лет: их лица скрывали капюшоны – белые, синие, красные, – а одежда по большей мере четко делилась по возрасту и полу носителя, напоминая мотивами вышивки и покроя церковные одеяния. Но вряд ли теперь у бывших прихожан было время и желание посещать церкви, посвященные их Богу, который, по слухам, правил в Фортуне в давние времена. Вергилий ставил под сомнение идею, что он вообще когда-либо ступал на земли острова.       Вразрез с мыслями он наткнулся на стойку с выставленными книгами религиозного содержания. Здесь были и экземпляры распространенной Библии, и экзотичные Коран с Танахом, и что-то потрепанное, неизвестное Вергилию. На почетном возвышении были выложены тонкие тома, обитые белой кожей, с красно-золотым тиснением. Посеребренный символ мечеобразного креста с прилегающим крылом невозможно ни с чем спутать. Горожане обходили старушку-продавшицу и ее товар стороной, и, может, поэтому полудемон подошел ближе. Религия не интересовала его в ни одном из проявлений, но он с уважением относился ко всему, что связано с его отцом, какой бы смехотворной ни была природа этих вещей. Длинный палец коснулся символа на белой обложке, кроме него других обозначений не наблюдалось.       В этом диковинном городе каждый ребенок узнавал о Легендарном Темном Рыцаре Спарде раньше, чем учился ходить, не догадываясь ни о его земных увлечениях, ни о его расхаживающем по соседним улицам наследии, ни банально о том, что единственно известная, невыдуманная легенда о нем – и та переврана. В сказках на ночь не рассказывают о бесчинствах, творимых Спардой задолго до предательства истинной родни, или о кровавых жертвах, принесенных им для закрытия прохода между мирами. В глазах людей он представлялся благороднейшим хранителем человеческого рода, без грехов и всей той грязи на доспехах.       Вергилию становилось смешно от вида изящно сделанных изданий, он не представлял, что на их страницах, но заранее был уверен в недостоверности и фанатичной бредовости содержимого. Ему были смешны люди, поклоняющиеся демону, как Богу. Весь их городишко был смешон.       – Вам нравится, господин? Вы улыбаетесь.       Подслеповато щурящаяся старуха обратилась к нему, когда он взял в руки одну из книг и бегло пролистал ее. И тут же захлопнул ее на первых звуках прозвучавшего комментария. Положил обратно, отходя назад.       – Я смеюсь с глупости составителей сего творения. Ваши люди безоговорочно верят всему написанному в красивых книжках? – ему было неинтересно. Абсолютно безразлично на живущих в Фортуне последователей Ордена Меча и их заблуждениях. Но скапливающаяся надменность, беря истоки в пережитом недовольстве, требовала выхода, пускай и в такой примитивной форме, как насмешка над фанатиками. Он стоял несоизмеримо выше всего обитающего в Фортуне сброда, да кого угодно из их вида, это было очевидно, это приносило темное удовлетворение. Но другая сторона твердила ему, что он заблуждался. И оттого высокомерие росло вдвойне.       – Людям всегда хочется во что-то верить, мой господин, – приветливо говорила пожилая дама и поглаживала кожаные обложки, как спины кошек, – это дает им великие силы.       Вергилий неприязненно сморщился. Ему следовало пройти мимо и не поддаваться на уловки гордыни. Но теперь он не мог просто развернуться.       – Силы обретают, жертвуя. Страхами, сомнениями, статусом, доверием, любовью, рассудком…       – Если кто-то привык жертвовать, не значит, что другие не приобретают своего, искренне веря, – в словах женщины подразумевалось дружелюбие, может, участливый совет. Но Вергилий слышал в них режущую насмешку.       – Ваша вера не более, чем самообман. Я, – он не сдержал тихого рыка, – не приму ее.       Он больше не видел перед собой горожанки. А то, что видел, ослепляло его.       Старуха подняла на него прозрачные, полуслепые глаза.       – В таком случае, зачем Вы здесь?       Священные писания остались позади, и он пошел дальше с чувством обманутой тоски на душе.       Проставленные на дороге горшочки с горящими цветными светильниками внутри привели его к тихой и еще более узкой улице, чем та, что осталась позади. Тонкий нюх уловил смешение вкусных запахов, среди которых проступали горечь пряностей, щекочущая нос сладость выпечки и что-то травяное, душистое. Следуя тропинке из каменной кладки, Вергилий прошел череду кондитерских магазинчиков, попеременно сменяющихся то бакалейными лавками, то палатками с напитками. Заинтересовавший его аромат исходил лишь из одного заведения, но вывеска не читалась по прошествии лет. Колокольчик над дверью оповестил хозяев о новом посетителе.       Девушка за прилавком, смотрящая куда-то вниз, затараторила, не поднимая глаз:       – Да-да, сейчас, подождите. Посмотрите пока меню… – ее слова сопровождало повторяющееся журчание, как от переливания жидкости по емкостям, к лицу поднималась струйка пара. Она была настолько увлечена своим делом, что не заметила заглянувшего за стойку Вергилия. Как выяснилось, плеск шел от разлития заварочного настоя из чайника в сосуд и обратно. Хозяйка действовала быстро и ловко, не проливая ни капли, и Вергилий засмотрелся на успокаивающий процесс заварки. Ему нравился запах. А еще эти ухоженные руки.       – Итак, что Вы выбра… ой, – вежливая улыбка пропала, стоило девушке увидеть наклонившегося к ней гостя. Взгляд метнулся к расплывшемуся темному пятну на груди и вернулся обратно к лицу. Улыбка вновь сверкнула, обнажая на краткий миг белые зубы, но натянуто и приторно. Девушка избегала смотреть Вергилию в глаза. – Чего желаете?       Вергилий нахмурился, чем вызвал новый наплыв искусственных улыбок. Он выглядел настолько отталкивающе? Как бы то ни было, он пришел сюда лишь за одним.       Продавщица проследила, куда указывает палец странного посетителя – точно на заваренный чайничек, в ручку которого она неосознанно вцепилась. И смутилась. Маска услужливого работника сошла на нет.       – Простите, но мы не подаем чай, – теперь ее фразы звучали куда тише скомканного приветствия. Было видно, что ей в новинку говорить неуверенно, так что ее голос просел в середине. – Возможно, Вас заинтересуют наши пироги? Мы приготовили их недавно, очень вкусные пироги и должны быть еще горяч…       – Я хочу чай.       – Я не могу дать его Вам.       – Я возьму сам.       – Простите, но… простите, – она не могла выдавить из себя ничего, кроме бесконечных извинений.       Испуг человека стал действовать Вергилию на нервы. Положительное впечатление об этом месте блекло, как и его желание находиться тут. Но напряженные руки были по-прежнему утонченны, а манящий аромат чая с десятком травяных ноток так просто не отпускал. Или руки не отпускали, а аромат был утонченным. Вергилий обратился снова, попробовав смягчиться.       – Послушайте, я прошел целый ряд ресторанов с вонью подгоревшего мяса и шипящего масла, потому что чай, который Вы заварили, более чем хорош, – он на секунду замялся, подбирая подходящие слова, – я считаю его аромат изумительным. И если бы Вы были так добры, что поделились со мной напитком, я бы честно отплатил за Ваше радушие.       «Если эта… юная особа проигнорирует меня, я не стану впредь тратить на нее свое время и уйду подальше отсюда. Вместе с чайником». Но его опасения не оправдались, наоборот, удивленное восклицание последовало после вымученного комплимента.       – Но как Вы учуяли запах с такого расстояния? – теперь девушка вовсю рассматривала фигуру посетителя, впрочем, еще немного робея. Вергилий решил, что смог избежать конфуза, и облегченно выдохнул.       – У меня превосходное обоняние. Так что я смогу по достоинству оценить Ваши таланты, – он наклонил голову к плечу, – если Вы позволите, конечно. Прошу Вас.       И улыбнулся. Не знакомым с ним личностям не понять, насколько чужда ему такая открытая улыбка. Однако на девушку она подействовала самым располагающим образом – та заулыбалась в ответ, перестав подвергать сомнению возможность существования подобного нечеловечески развитого обоняния.       – В Фортуне днем с огнем не сыщешь любителей чая, все как-то больше по кофе, – девчушка не переставала улыбаться, демонстрируя порозовевшие щеки. Широкая кружка была извлечена из шкафчика стойки, а после щедро заполнена до краев. Чай имел приятный глазу зеленоватый оттенок, полупрозрачный, отливающий желтым на свету. Несколько скрученных листиков закружились, когда напиток придвинули ближе. – Надеюсь, Вам понравится не только то, как он пахнет.       – Благодарю Вас, – Вергилий взял чашку в руки, не обращая внимания на исходящий от нее жар, – Сколько я должен?       – Для ценителей – за счет заведения. Раз уж мы не подаем чай, – похоже, ему удалось окончательно расположить к себе девицу. Что хорошо, ведь у него в карманах не нашлось бы и гроша – деньги были ему ни к чему до этого момента.       Во избежание лишнего контакта Вергилий отсел в дальний угол, к продуваемому окну, и поднес кружку к губам, греясь. За нее ему пришлось серьезно посражаться. Горячий пар увлажнил лицо, глаза стали слипаться. Всюду сопровождающая сонливость вновь дала о себе знать, и не было никаких сил прогонять ее.       Звякнул колокольчик: в закусочную вошла группа молодых людей, и девушка за стойкой приветливо защебетала, разнося шумы кофеварки и бряцанья посуды. Как и в библиотеке того замка, голову Вергилия потянуло к столу.       «Если заснешь в подобном месте, кто знает, что из этого выйдет?».       Веки медленно раскрылись. Он контролировал себя. Он был уверен, что ничего плохого не случится. Дрема за столом кафе еще никого не убивала.       «Прошлая вспышка случилась совсем недавно. Благоразумным решением будет найти безопасное место для сна. Подходящим вариантом является дом Неро и никакой иной».       Демонам требуется малое количество сна, кто-то и вовсе не нуждается в кратковременной передышке. К сожалению, Вергилий к таким не относился, хотя многое делал для устранения столь досадного изъяна. Но преимущественно отдыха его лишал не он сам, а сложившиеся жизненные обстоятельства. Он помнил не многое, воспоминания будто шли помехами при попытке воспроизвести события, но привычка закрывать глаза исключительно в безопасном месте осталась. Не то чтобы они часто попадались ему.       «Не пытайся вспомнить. Там нет ничего, кроме тьмы и боли».       Аккуратно состриженный ноготь закружил по краю чашки. Отдаленному смеху вторили голоса людей, живых и ни о чем не тревожащихся.       Память таила в себе смертельные ловушки, предостерегала на поворотах и заманивала в чернейшие закоулки худших минут и часов, стекающих в непрерывный жизненный поток. Они сделали его тем, кем он являлся, и не было никакого смысла сожалеть об обратившихся пеплом днях. Но в каждой утерянной секунде содержалась крупица его личности. Неполноценность давала начало недостаткам, а они, в свою очередь, порождали несовершенство, что влекло к недопустимой слабости.       «Но стоит ли оно того? Чем плохо то, что ты имеешь в настоящее время? Сокровенные детские впечатления навечно с тобой, во мне, они воплощаются в твоем брате, их отсветы видны в твоем сыне. Оставь кошмары прошлому себе».       Целостность. Ее он лишился задолго до того, как совершил ошибку насильственного разделения. Внутренняя гармония, душевное равновесие, согласие с самим собой... все это было пустым звуком для него, не более, чем оправданием стоять на месте. Такие установки больше свойственны Данте. И вопреки или как раз благодаря им он в итоге выходил победителем. Так похожий на него Неро зависим от буйства крови, но не свыше того, он нисколько не разделял отцовских стремлений, как дал отчетливо понять в первый же приватный разговор. Возможно, если бы Вергилий смог постичь все свои стороны, обретя единство, он бы смог приблизиться к их уровню.       «Их сила не единственное, что удерживает тебя с ними, не так ли?».       Нельзя отрицать, что он не испытывал некоторых... специфических ощущений при опыте близкого взаимодействия с теми, кого он называет семьей.       «Много слов, мало честности».       Его брат, его сын – те понятия, которые подразумевают нечто откровенное, оголяющее разум, что приносит облегчение и порой невольную улыбку. Ему нравилось быть с Данте и Неро. По большей части. Само их присутствие в одной с ним реальности было приятно, оно вдохновляло, оно расправляло крылья без перехода в демоническую форму. Он чувствовал подобное очень давно, вечность назад.       «Почему бы не сказать им?».       Он попробовал чай. Обжигающий, пряный, ароматный, именно такой, какой он любил когда-то и какой предпочитает сейчас. В остальном – непроглядный, засасывающий в страдания провал, о котором он ничего не знал, будто его самого вырезали из мироздания. И эти черные дыры в его сознании множились, незаметно, безболезненно, он утрачивал себя. Становился кем-то другим. Или кто-то другой приходил вместо него. И потому однажды ему придется с головой окунуться в темные воды своего прошлого. Он обреченно надеялся, что на другом конце его руку будут крепко держать и не отпускать несмотря ни на что.       Молчание в сознании ничем не отличалось от обычной тишины, но Вергилий всем существом чувствовал эту многозначность, когда молчат, если слов слишком много. Керамическая поверхность кружки пестрила объемными узорами, которые он царапал ногтями.       «Знаешь, одиночество вредит твоей природе. Ты способен погубить себя мыслями хуже меча».       В конце концов, он увеличивает расстояние, намеренно тянет себя за волосы туда, где его растерзают – призраки, события или он сам, но троекратно чудовищнее, наслаждаясь, со слезами на рассыпающемся лице. Ад был идеален. И, лишившись его, он водружает вокруг новый, как скорлупу, состоящую из толстой корки отрицания, в тайне рассчитывая, что ее разобьют.       «Если бы ты спросил меня, то я не одобряю столько жалости по отношению к одной своей персоне. Она инородна мне. А ты так упивался ей из года в год, что отныне не можешь иначе. Ненавидишь, но продолжаешь».       Потянуло глубоким запахом молотого кофе и чего-то печеного, фруктового. Должно быть, хваленые пироги, которые ему хотела подсунуть девушка за стойкой. Вергилий огляделся и с удивлением отметил, каким людным стало кафе, пока он был погружен в свои мысли. Рабочие после трудового дня, группы друзей, семьи с детьми и всего одна кассирша, выполняющая также роль официантки. И все терпеливо ждали своей очереди, не кричали и не ругались, были приветливы и радушны, как с давними знакомыми.       (На фоне их столов и оговоренных заказов одинокая кружка чая Вергилия выглядела весьма скромно, но он и за нее не заплатил ничем, кроме лживых улыбок и лести. Возникал вопрос, а так ли сильно ему хотелось пить?)       Подобная организованность заведения многим напоминала обстановку в доме Неро, когда все собирались за столом. Конечно, никто из них не блистал высокими манерами приличия, и уж тем более воспитанными нельзя было назвать детей, для которых несколько раз в неделю устраивались пикники на участке. Вергилий не принимал в них участия, хотя его там и не ждали, но прекрасно слышал из своей комнаты ребяческие перепалки за больший кусок или пирожное послаще, или как Николетта и Неро ругались друг на друга и на детей, когда Кирие отходила на кухню. Стоило ей вернуться, как маленький рай для сирот расцветал с новым размахом, всем доставалось добавки и внимания, и делался вид, что взаимных оскорблений возлюбленного и его подруги Кирие не слышала. Для всех них было празднично и, более того, естественно сбиваться вот так кучей, чтобы… поесть? Как-то Вергилий спросил у сына, ради чего все их старания, и получил растерянный, но уверенный ответ: "Показать, что у них есть семья, несмотря ни на что".       Почему-то он думал, что Данте там, в шумном и беспорядочном мирке, самое место. Однако тот ни разу не объявлялся на сборищах. Более того, он бесследно исчезал незадолго до пикника и показывался только за полночь – Вергилий улавливал его шаги, прогибающие половицы.       Где-то прозвучало:       – Ничего, если Вы не переносите орехи, думаю, я смогу чем-нибудь заменить их. Что насчет меда или какао? Вы похожи на заядлого сладкоежку, я таких за версту чую.       В памяти Вергилия всплыло относительно недавнее воспоминание. Он только обживался в доме Неро и дергался на малейший шаг в его сторону, не выпускал Ямато из рук ни на секунду. Его сын пробовал вежливо и не очень отобрать катану, но быстро понял, что "с игрушкой отцу спокойнее", и бросил просьбы не заявляться хотя бы в столовую с мечом наперевес.       – Почему ты не притронулся к еде? Она у нас, знаешь ли, не задерживается подолгу благодаря кое-кому. Двум кое-кем. Да, я о вас, троглодиты! Оставьте что-нибудь на завтра!       – Хорош еду зажимать, ты тут не хозяин! Кирие сказала, есть, сколько хочу!       – И ты нацелена сожрать все? А ну, положи вилку!       – Заставь меня!       «Шумные».       – Не злитесь на них, Вергилий.       «Я не злюсь, с чего она решила?»       – Они не всерьез ссорятся, хоть и часто. Но им вправду не помешало бы вести себя за столом потише. Потише, хорошо? Хорошо? Спасибо. Но я тоже хочу спросить, почему Вы ничего не едите? Вам не нравится?       «Меня тошнит».       – Я отвык от еды. Не хочу есть.       – Что значит "отвык"? Чем-то же ты перебивался все время, что шнырял… где бы ты ни был. Не одними невинными демонами питался, надеюсь? Стой… Что, реально демонами?..       «Раздражает».       – Нет, Данте. Если тебя это волнует, я не ел демонов.       – Это радует, ты не поверишь насколько. Может, ты вообще стоишь выше всех примитивных нас, нуждающихся в пище?       – К сожалению, еда мне нужна так же, как и вам.       – Ну, и-и? Удалось заморить червячка в Аду? Бросить на зуб парочку хрустящих наггетсов?       – Данте!       – Что.       – Рот закрой, вот что. Ему неприятно.       – Неприятны наггетсы? Его проблема.       – Так как же Вы утоляли голод? Если Вам не трудно говорить об этом.       «Это труднее слышать. Или лично переживать».       – Мне действительно приходилось думать о пропитании. В те моменты, когда я был в состоянии связно думать. Но Ад – не место с обилием… чего угодно, пригодного для употребления. Там нет ничего. И чтобы не умереть жалкой смертью от банально пустого желудка, я убивал демонов. И пил их кровь. Она была моей водой и моей едой.       – Черт, Вердж...       – Ох…       – Звучит отвратно.       – Но это не все.       «Замолчи. Зачем им слушать?».       – Порой демонов поблизости не оказывалось, сколько бы сил я не тратил на поиски. Тогда было хуже всего. Я кусал себя. Сильно кусал. Не могу вспомнить, переходил ли я грань. Но, в любом случае, облегчения мне это не много приносило. Нисколько.       «Их лица…».       – Мне нужна была энергия, чтобы двигаться дальше. Большая ее часть уходила на регенерацию. Я никогда не чувствовал себя отдохнувшим или выспавшимся. Кажется, я не спал, но замечал, что приходил в себя, как после сна. Забвение было спасением от вечного голода.       – Верджи! Вердж-и-и, эй, тихо. Отныне открывай свой рот только для того, чтобы класть в него сочные куски говядины, окей? Или начищенное яблоко. Или фисташки, ты же трескал их постоянно когда-то. Так уж и быть, я готов сделать исключение и делиться с тобой пиццей в любое время.       «Я должен быть польщен?».       – Эм, знаете, я не очень-то голодна.       – Неужто? С чего бы это?       – Да-да, отвали.       – Если хочешь, мы можем поговорить... о чем-нибудь... потом, вдвоем. Если вдруг что-то...       – Вот еда. Ешь.       – Мне интересно, а ты пиццу-то ел хоть раз? Со мной у тебя будет впервые, а?       – Мы хотим сказать, что Вы всегда вправе поделиться со всеми нами накопленными переживаниями. Особенно с Неро. А пока – бульон подойдёт?       – Да. Да, благодарю.       Человеческие эмоции и запахи еды вились под потолком, запутывались в клубок из гостеприимства и радости, после чего оседали на лице теплым снегом. Вергилию было странно. Как было странно дома, где пылко-юные вихри сносили с ног – иногда буквально, – расшевеливали и неустанно смеялись под ухом. Дома его втягивали в водоворот сладко-соленого, жёлтого и медового, восторженного, крикливого, мягкого, воздушного...       Все было хорошо, пока он не захлебывался вязкой завистью к самому себе. Пока не разрушал комнаты и не кидался на обычных людей. Становился объектом разочарования о сделанных выборах. Ему было тесно и душно из-за страха сделать что-то не так и снова все потерять и снова – по своей вине.       «Тем не менее, тебе дают шансы. Так оправдывай их надежды».       По какой-то причине, его прощали, что бы он ни сделал. Закрадывалась дикая мысль: как далеко он мог зайти, прежде чем разворотит шрам окончательно? Когда желанным выходом станет ампутация гниющей конечности, отказ от того, что приносит такую боль. Долгожданное избавление бы принесло облегчение и здоровому телу, и откинутой гнили.       «Тебе не позволят отсечь умирающий побег, пока корни крепко цепляются за почву. "Создание маленького цветка есть работа веков "».       Перехватывало дыхание от вида упорствующих детей, усаживающих его вместе с ними, зажимающих с боков и спины, а после подобной наглости смущенно спрашивающих взглядом: "Так нормально?". И Данте – Данте, который должен, обязан иметь обид двадцатикратно больше остальных, – не затачивает меч, чтобы в тишайший момент обагрить лезвие неприглядным содержимым брата, состоящим не столько из крови и костей, сколько из отвратительного прошлого и ошибок, ошибок, ошибок…       «Захочешь сгинуть в очередной темной дыре – не шли весточку. Подходящее для тебя место. Может, там тебя никто не будет доставать».       Виски пробило резью, и Вергилий со стоном схватился за волосы. Кто из них двоих больший идиот? Они так слепы к чувствам друг друга, замечают их слишком поздно, пробуют быть рядом и обжигаются на до сих пор тлеющем пламени негодования. Их история обладала поразительной цикличностью. Они приходили к тому, с чего начинали, сколько бы времени ни прошло, сколько бы невинных жертв ни пало за спинами. Но только один не забывал о падших жизнях, слишком привязчивый и совестливый, и кровь, не принадлежащая ему, покрывала плащ под цвет и руки по плечи. Почему отдавая, он приобретал? Все дело в какой-то абсурдной вере?       «Подумай об этом».       Рядом прошла та самая официантка-кассирша, балансируя с множеством подносов, которые умудрялась удерживать тонкими пальчиками и острыми локотками. У нее были мягкие на ощупь волосы, а также жемчужная улыбка, прилагающаяся к каждому заказу от чистого сердца. Видимо, ее улыбку способны стереть исключительно подозрительные посетители-чаеманы с заляпанной кровью одеждой. Стоит отдать должное, она быстро оправилась от нелегкого разговора с Вергилием.       Внезапно посреди разговора с клиентом она слегка повернулась, скашивая глаза на него. Вергилий до этого рассматривал ее, так что бедная девушка столкнулась взглядом прямо с его, пронзительным и изучающим. Он усмехнулся, отчего девушка ойкнула, дернувшись и уронив ложку. Вергилий без труда поймал ее, не задумываясь, что делает, и зачем-то встал, чтобы положить ложку на заставленный поднос. Прежде чем сесть на место, он смерил ее еще одним насмешливым взглядом. Для него промямлили благодарность, на что клиент, видимо, завсегдатай, посмотрел с оттенком удивления: в закусочной неуклюжую новую знакомую Вергилия знали как бойкую говорунью.       «Неловко признавать, но твои мысли сейчас далеки от Данте».       Чем-то она напоминала Кирие, эта улыбчивая и подвижная девчушка. Они обе источали ауру тех, в чьих объятиях ты оказываешься, не замечая этого, или с кем начинаешь болтать о неважной будничной ерунде... В общем, такие люди по-своему уникальны на пути Вергилия, как минимум тем, что уж от кого, но от них он не будет ожидать подвоха. Характер или судьба полудемона таковы, что абсолютно неопасные люди ему встречаются исчезающе редко, можно сказать, она вторая на его опыте. Могло показаться неправильным судить о человеке, даже имени которого он не знал, так, будто знаком с ним не меньше десяти лет. Но эта… эта девочка выглядела и ощущалась инстинктами совершенно предсказуемым и безобидным детенышем оленя, имея и во внешности схожие черты с этим животным.       – Господин, – видимо, в Фортуне процветал официоз в самой поверхностной форме, – очень советую Вам взять тот, что с грибами и курицей, я сама готовила, честно, лучше всех получился! А дочке возьмите клубничный. Тебе нравится клубника? Ну, конечно, кому не нравится клубника, ага?       Избавившись от, казалось, сотни подносов, она с легкостью колибри парила среди столиков, переговариваясь с посетителями, а иногда урывками обсуждая что-то известное только фортунцам. И всегда с сияющей физиономией непререкаемого счастья.       «А ее тут любят», – подумалось Вергилию, когда девушке пришлось, смеясь, отказываться от предложения целой компании посидеть с ними. Ему было интересно, чувствовала ли она его взгляды, ведь он никак не таился, любуясь ее движениями и ловкими руками.       Личности, подобные ей, не вызывали у Вергилия интереса. Но с ними несложно и во многом даже приятно обходиться. Ко всему прочему, она обладала славной наружностью. Как и Кирие, да. Сквозь тернии бессердечия Вергилий сохранил некоторую тягу к прекрасному, на что кривил губы в ироничной усмешке. Он почти утратил себя, но не свой эстетизм, берущий начало откуда-то с детства. Красоте сражения его научил отец, и ее он ставил превыше прочей. В выверенном до секунды ритме боя, во всегда взаимном танце двоих – меча и его хозяина, в остроте холодного металла, нагревающегося под кровью и огнем, и даже в вызывающем обаянии пистолетов. Он любил сражаться и был более чем хорош в своем деле.       Но существовала и другая красота, которую он не силился игнорировать, понятная для каждого, в том числе и для Вергилия. Ее проявление он находил в Кирие. Кто-то сказал бы, что она сущий ангел, или отличается бриллиантовой душой, или добрее любого из всех, кого он знал. Вергилий с подозрением относился к так называемой мягкосердечности, к гуманности, к человеколюбию, тем более, когда они на глазах трескались под гнетом пережитого. Но он смотрел и видел ее лучистые глаза, блестящие волосы, светлую кожу, мягкие губы, изящные руки, стройную осанку, чувствовал ее природный цветочный аромат. И ему нравилось то, что он видел. Живя в одном с ней доме, часто пересекаясь и переговариваясь, Вергилий бросал на Неро веселые взгляды, которые тот, скорее всего, не замечал или не сознавал посыла.       Робкая красота привлекает почитателей, словно бабочек на сладкую пыльцу. Однако нектар притягателен и для летучих мышей. Изгиб локтя восхищает тонкими линиями или волнующим звуком, слышным, если сжать его достаточно сильно. Идеальная кожа нежна на ощупь, особенно восхитительна она струящейся между пальцев, подобно шелку. Аккуратность ступней руки могут удержать намного дольше, чем длится мановение лодыжки. Красота способна стать четче, до рези ощутимее, ближе, если дать волю клыкам, и чешуе, и неспокойному хвосту, и когтям, острым, что бритвы, и позволить упасть одной яркой капле, а за ней другой и третьей, пока до слуха не дотянется влажный вздох, и опьяняющее железо не коснется языка, заставив вспыхнуть зрачки в смутном желании…       Вергилий моргнул. Навалилась усталость. Мысли запутывались в безобразный комок. Он снова хотел спать. Ему определенно надо поспать.       «Сон не решит проблемы. А я могу».       Присутствие Ямато успокаивало. Он чувствовал ее даже отсюда. Поверхностно, но старый меч укреплял если не сознание, то волю. Совершенно случайно он уловил ее развеянную остаточную энергию в том замке, где его нашли днем. Туда он направился, когда всего вокруг стало слишком много. Прошлым вечером его словно сжало в горсть и вывернуло наизнанку, оставив без чего-то важного. Всего на секунду, но он сам целиком был кем-то другим, чем-то бесконечно меньшим, агонизирующим духом. Он испугался утратить связь с реальностью окончательно.       «Оно не было обычной вспышкой. И меня тогда тоже не было. Совсем».       Этот Орден Меча скопил за время своего существования солидную библиотеку, на которую ему довелось наткнуться в бесцельном расхаживании по замку. Более половины содержащихся там трудов при попадании в невежественные руки могли послужить началом катастрофы. И именно они были наиболее любопытны для него. В них он искал ответы, способные помочь в его неудобной ситуации.       «Твоя ситуация выходит из-под контроля все чаще и будет ухудшаться. Если бы ты позволил, я избавил бы тебя от мучительной неуверенности. Я избавил бы от тебя самого. Это лучший исход для тебя и твоей семьи».       Он ощущал себя привязанным к стае диких собак, рвущихся во все направления. Звери рычали и норовили разорвать его во мраке разума в минуту слабости. Он мог смириться и сдаться, позволяя им решать, кому достанется кусок посытнее. Но отныне ответственность ложилась на его плечи не только за него одного. Долг не отпустит его, а он стольким задолжал.       «Ты можешь быть сколь угодно сильным, но сила не имеет значения, если враг внутри».       Вергилий отвернулся к окну. Начало смеркаться. На небо из далеких земель заползало темное пятно, унося с собой свет умирающего солнца. Веяло холодом, но все-таки не таким. Воздух опускался и леденел, изо рта выходило облачко пара. Неживую землю тонкими трещинами покрывал иней, впиваясь коготками в кожу. Звуки затихали и взвивались где-то в отдалении, похожие на крики.       В молчании он смотрел, как тусклые лучи проходят сквозь шатающиеся серые фигуры. Одни рассыпались в прах, другие сливались с длинными тенями, заполняли все пространство непроглядной чернотой. В лицо ударил порыв колкого ветра, заставив на миг зажмуриться. Когда он открыл глаза, то тысячи тварей уставились на него в ответ. Он не видел их, но знал их повадки. Их зловонные шкуры, изъеденные злобой и кислотой, дрожали в предвкушении. Они чуяли в нем особую красоту, обещание, удовольствие, сородича, кусок плоти, дитя. В подступающем огне красных глаз он перестал чувствовать себя. Он был ими.       «Проснись».       Вергилий заморгал, щурясь на свет. Глаза пересохли и слезились, видимо, они держались открытыми. Вставший в горле ком хотелось выкашлять, и он судорожно сглотнул. Глубоко дыша, он заозирался. Улица Фортуны значительно потемнела, сумерки сменились ранней ночью, разгоняемой фонарями. С оторопью он осознал, что людное кафе опустело, а его практически нетронутый чай давно остыл.       Девушка за стойкой протирала стаканы и со странным выражением неотрывно смотрела на него через весь зал. Затем отложила свое занятие, сняла передник и уверенно подошла к столу Вергилия. Полудемон напрягся, когда ножки стула напротив проехались по полу. Он ничего не сделал, верно? Он не был уверен.       – Мы скоро закрываемся. Вообще-то, – она терла руки, – мы уже закрыты. Но Вы так глубоко задумались, я не хотела Вас беспокоить.       «Или боялась».       – С Вами все в порядке? – после повисшей паузы девушка с налетом волнения заглянула ему в лицо. Вергилий не знал, что точно ответить.       – Нет, – он выбрал простую истину. Он закрывал на нее глаза все время, а сейчас вдруг решил признаться. И кому – девице из закусочной? Нужно было скорее уходить, он был не в себе. С самого начала далеко от себя.       На предпринятую попытку покинуть место его руки крепко перехватили. Вергилий, поджав губы, с недоумением взглянул на нервно улыбающуюся девушку. Она не отпускала его руки и продолжала строить эту приветливую гримасу, хотя ее ладони определенно вспотели. Что, даже здесь его держат?       – Что тебе? – он мог бы с легкостью вырваться, но у него закралось подозрение, что в него вцепятся клещом или повиснут всем весом, сделай он шаг к выходу.       – Вы так и не сказали, как Вам чай, – она глупо хихикнула, смущаясь неловкого положения, – и почти не пили его.       – Если ты просишь плату…       – Нет-нет, я же говорила, чай бесплатно, мне только в радость угостить им.       – В таком случае, я могу идти? – Вергилий приподнял руки, потянув на себя официантку.       – Нет! – она упорно не расслабляла хватки и не вставала, несмотря на то, как ее вынудили повиснуть над столом. Что за нелепый ребенок.       – Нет? – Вергилий вздернул брови. Ему было смешно, хотя раздражение давало о себе знать.       – Нет. То есть, – она замялась, смотря по сторонам, будто не она, а ее насильно удерживали ночью в пустом заведении, – останьтесь, пожалуйста. Если Вас не ждут, конечно.       – Не ждут.       Он сел, и его руки поспешно освободили. Вергилию отчасти стало интересно, зачем он понадобился работнице кафе, которую впервые видит, в поздний час. Он вопросительно ждал, что ему еще скажут.       – У Вас есть кто-нибудь?       Ох.       Ясно.       – Не надейся, что у тебя есть шанс стать этим "кем-то" для меня, – он планировал выразиться мягче. Однако его нисколько не прельщала перспектива романа ни с глупой молоденькой официанткой, ни с кем-нибудь поумнее ее, ни как подобный род отношений в принципе.       Девушка замахала руками, и Вергилий невольно засмотрелся на них.       – Нет, нет! Вы не так поняли! Боже, – ее лицо представляло собой изумительную смесь из смущения, улыбки и какого-то возбуждения, сходного со злостью. Очень эмоциональная. За ней забавно наблюдать.       – Я имела в виду, есть ли кто-то, к кому Вы можете пойти?       – Зачем тебе это знать?       Засохшую кровь на груди выразительно оглядели, отчего кожа под жилетом почти защипала под столь пристальным взглядом. Окровавленные люди обычно не разгуливают по Фортуне, и они точно не сидят неподвижно, уткнувшись в окно пустыми глазами на протяжении часов, пока их вытребованный чай остывает, и отвечают на вопрос о самочувствии отрицательно – эти и другие мысли наверняка пролетали в голове девушки. К ее смятению, он не был человеком, потому кровь не казалась Вергилию чем-то из ряда вон выходящим, вот только доказать это людям не просто. Но заговорили с ним о другом.       – Ну, девиз нашего заведения гласит: "Как дома". А у Вас вид очень…       – Бродяжный? – фыркнул Вергилий.       – Одинокий! Все сюда приходят с кем-то, а Вы целый вечер просидели одни. И выглядели грустно.       – Ты считаешь, мне грустно?       – Да. Очень. Я права?       Прежде чем ответить, Вергилий опустил веки так, чтобы со стороны его глаза смотрелись закрытыми. Удобно, когда хочется различить малейшие изменения в выражении собеседника и секундные жесты. Девушка притянула к себе его кружку и начала крутить ее, как скучающий ребенок или нервничающий взрослый.       – Возможно, – он не думал, почему разговаривает – беседует – с незнакомкой, не следил за эмоциями, отображающимися на лице, не продумывал линию поведения. Вряд ли сейчас в том была необходимость. От него определенно не требовали взамен той или иной выгоды, будь это деньги, хорошее настроение или симпатия. У него не водилось денег, а от негласного обязательства проявлять привязанность, которого от него никто не требовал, но все же подразумевали, он, если честно, утомился с непривычки. Прошедший месяц был сплошным испытанием для него.       Странное чувство, но хоть он являлся гостем, его решениям уделяли повышенное внимание, стараясь если не угодить, то вызвать приязнь. Что ж, он все еще здесь и готов слушать дальше. И, только возможно, но ему действительно было немного грустно.       – Хотите, я составлю Вам компанию? – тут же засияла его собеседница, почуяв, словно хищник, колебание цели, методично загоняемой в лапы. Полудемон вспомнил, как недавно сравнивал ее с оленем, и подавил улыбку. Ее неуклюжие старания подружиться очаровывали, и он ничего не мог поделать с собой.       – Из меня не лучший собеседник.       – Поверьте, не страшно, я могу говорить за двоих, – девушка тихо засмеялась. Он заранее знал, как она отреагирует, и все же это было приятно. – Ваш случай не самый тяжелый, насколько я могу судить.       – Твой.       – Договорились. Тогда как тебя зовут?       – Вергилий. А ты, – он проглядел закорючки на криво прицепленном бейдже, – "Мими"? Какой-то псевдоним?       – Вообще-то это мое настоящее имя, – Мими сделала вид, что обиделась, вышло довольно неубедительно, – оно значит "волевая". "Любимая" тоже. «Можешь сделать ей комплимент, видно, что она гордится своим именем».       – Глупое имя, – смешок отразился в его сознании, как эхо в пещере.       – Зато не такое пафосное, как "Вергилий".       – Обычное.       – Да? В этом веке ты встречал хоть одного Вергилия? Очень сомневаюсь.       «Тебе бросают вызов, обыкновенный Вергилий, прими его с достоинством и проиграй».       Мечник откинулся на стуле, вступая в бессмысленный, но по-своему уморительный спор.       – Ни одной Мими на моей памяти. Значит, это фальшивка.       – Может, дело как раз в несовершенстве твоей памяти? Не буду спрашивать про твой возраст, но… – Мими с невинным видом накручивала прядь на палец, до этого она игралась с браслетом, переплетала пальцы, барабанила по столу. Ее руки отличались удивительной подвижностью, не задерживались в одном положении и беспрестанно мелькали то у ног, то поднимались к лицу, что отражало ее неусидчивость.       «А девочка необязательно ошибается, кстати. Твоя память все равно, что решето».       – Ты достаточно легкомысленна, чтобы называться в обществе "Мими". Или другим таким же "именем".       – У меня есть удостоверение личности! Старые именные записи! И честное слово порядочной леди! – она звонко рассмеялась на последнем выражении, а после потрепала бейдж, проверяя его далеко не идеальное состояние. – Ношу его каждый день не первый год, и никто не усомнился в правдивости написанного, одни Вы не верите, господин детектив. Чем я вызвала Ваше недоверие? И в чем меня обвиняют? Я звоню адвокату!       Вергилий принял посланную ему улыбку "типичной порядочной леди" с иронией. Мими походила не на порядочную, но все же леди, и принимать ее шутливые выпады серьезно было решительно невозможно. Но у него оставался еще один довод.       – Когда-то я много путешествовал. И уверенно заявляю, что ни одной Мими в мире нет, – он не хотел сдаваться без борьбы за признание детского имени девушки выдуманным, наверное, ею же. В то же время Вергилий не сомневался, что затертая бумажка на форменном платье называла реальное имя его юной знакомой.       – Одна Мими сидит перед тобой. Видимо, ты мало где был, раз не знаешь, что на одной только этой улице живет сразу несколько Мими. И мою бабушку так звали, а еще мою подругу и соседку. Ми-ими-и, – пропела она.       – Ты врешь, – Вергилий прищурился.       – Вру, – кивнула официантка и ухмыльнулась на удивление нагло, – и признаю это. Признаешься мне тоже кое в чем?       «Желание победителя – закон».       – Что ты хочешь узнать?       – Эм, вопрос немного странный, появился у меня сразу же, как я увидела тебя, – Мими медлила по непонятной для Вергилия причине, ведь сейчас это он должен сказать, вероятно, личную вещь.       – Ну?       – У тебя необычные волосы. Я знаю одного парня, у которого такие же. Его зовут…       – Неро.       – Да! Неро. Так вы знакомы? – она нервно терла большой и указательный пальцы друг о друга, словно заранее прощупывала правдивость его слов, и пристально смотрела в глаза без малейшего стеснения.       Вергилий прикусил губу, чтобы скрыть улыбку.       – Не молчи, ты обещал, что ответишь мне, – требовательные нотки проскользнули в голосе девушки, как будто она имела право что-то требовать от него. Она ошибалась, но можно было поддержать ее заблуждение маленькой игрой.       – Я ничего не обещал, – он прервал зарождающиеся возражения и выдал скупую, но правду, – и, пожалуй, мы немного знакомы с Неро.       – И-и? Какие у вас отношения?       – Не лучшие друзья, но видимся более-менее регулярно.       – А насколько вы близки? – обсуждаемая тема волновала фортунку, по всей видимости, сильно. Может, она и подсела к нему исключительно для того, чтобы вызнать необходимое, а после с удовлетворением выпроводить вон.       «У нее много вопросов о моей связи с Неро. Или просто о Неро. Она интересуется им?».       – Есть простор для сближения. На почве необычных волос, например, – уголок рта неумолимо полз вверх от вида детской надутости Мими. Вергилий давал ей не те ответы, которые она ждала услышать.       Девушка скосила взгляд и пробубнила.       – Значит, вы вроде как приятели, но редко встречаетесь.       – Не совсем так. И все-таки мне приходится часто видеть моего сына.       – Сына… что?       – Неро – мой сын. Я живу с ним.       Замешательством Мими Вергилий любовался, как величайшим произведением искусства. Опять же, он выдал не то, что она ожидала, зато предельно откровенно "признался", как она и пожелала. Почему-то кидать ее по разным сторонам эмоционального спектра оказалось веселее, чем он предполагал. И теперь растерянная девушка на время затихла, не зная, что сказать.       Вергилий решил, как ему показалось, помочь ей.       – Ты расспрашивала о Неро, потому что он тебе, – он сделал торжествующую паузу, так как, да, подобные разговоры о его сыне приносили долю гордости и для Вергилия, как родителю Неро, – нравится?       – Я с ним никогда и не встречалась лично. На смену мгновения замешательства, на этот раз Вергилия, пришло неуверенное подозрение.       – Это не ответ на мой вопрос.       – А что, хочешь признания с моей стороны? – Мими снова нащупала твердую почву и шла по ней, задрав голову. – Но мой ответ по-прежнему "нет". Я знаю его только по городским слухам. И по разговорам с Кирие – она любит рассказывать о своем парне едва ли не больше, чем любит его самого.       – Кирие бывает здесь? – Вергилий находился в странной отстраненности после неудачного разоблачения. "Господин детектив" прокололся в чтении людей, в чем никогда не был силен. Если бы он не был собой, ему стало бы неловко. Издали он удивлялся, каким образом речь зашла о теме, в которой он максимально некомпетентен.       – О, да, она часто заглядывает ко мне, – Мими расплылась в мечтательной улыбке, – на самом деле это Кирие помогла мне устроиться сюда работать. Если бы не она, наверное, я подалась бы в барахольщики. Не самое почетное занятие. А так я могу кормить разных мрачных парней вроде тебя. И поднимать им настроение, конечно.       Она попросила его рассказать про пережитые приключения в путешествиях. Какая-то часть его слов была чистой правдой, но другая – фантазиями, заменяющими пробелы в памяти. И то, и то было встречено с одинаковым воодушевлением.       Он попросил ее рассказать про жизнь в Фортуне. Выяснил, что один небольшой остров таит в себе злоключений поболее остального мира. Наверное, она снова привирала ему, но оттого ему было не менее интересно слушать.       Непослушная прядь упала на лицо девушки, щекоча нос, отчего она мило поморщилась. Тонкие пальцы вплелись в волосы, чтобы заправить выпавшие пряди, оголяя ухо, и остались там, пока веретено из повседневных историй и небывалых происшествий плелось дальше. Вергилий мог рассмотреть бледные венки на ее запястье в мельчайших подробностях. Он спросил себя, были ли ее руки действительно так красивы, как ему казалось. С первой минуты встречи с девушкой с нелепым именем Мими он хотел ощутить в собственных руках нежность кожи, скрывающую беззащитные сухожилия, отмечал аккуратность ногтей, догадывался о хрупкости костяшек, смотрел на ее маленькие девичьи ладони и не мог оторваться.       «Возможно ли, что из всех рук ты ищешь те самые, ее?».       Мими еще что-то щебетала о визитах Кирие, и о знакомствах с первыми покупателями, и как она училась печь пироги, но Вергилий больше не слышал ее. Освещение закусочной померкло для него. В глазах потемнело до черных пятен, и в этих пятнах заскользили неуловимые образы чего-то незнакомого, но к чему он потянулся всем естеством, распахивая глаза шире и шире. А затем резкий свет ударил по сузившимся зрачкам. Он не понял, что видел, если видел хоть что-нибудь, а не мираж или игру воображения.       «Ты не помнишь даже ее лица. И я тоже. Наша память причиняет боль не одними кошмарами».       Руки. Теперь он понял.       – ...илий. Вергилий. Вергилий! Эй, что, что? Что произошло?       Он обнаружил себя сидящим в неизвестном ему месте, рядом кричала неизвестная женщина, схватив его за голову. Яркий свет ослеплял. Без оружия, без брони, без укрытия. Как он мог допустить подобное? Но тут его волосы встали дыбом, сердце замедлилось на миг и начало бешено выбивать грудную клетку. Он почувствовал, нет, увидел Ямато – утерянный дьявольский меч, его спасение и его душа, совсем близко, протяни руки и холодное острие вспорет ее до крови. Как он здесь оказался? Откуда исходит энергия Ямато? Это не может быть фальшивкой, катана действительно рядом. Его сила трепетала в нем, как никогда, а враг определенно слабее. Не было времени на раздумия. Он убьет его быстро. Убьет и вернет Ямато.       – Ты начинаешь меня пугать, детектив, – ее лицо нависало так близко к его, что в темной радужке он различал свое отражение. Если он пугал ее, то почему она еще тут, с ним? Почему не атакует? Что ей от него надо? Она знает, где Ямато? Где, где Ямато?       – Ямато... – хрип вырвался из горла, прорезав его, как застрявшая проволока. Дыхание рвано покидало легкие, причиняя боль при вдохах и выдохах. В чем дело, он ранен?       Он ощупал грудь, но ничего не нашел. Почему так больно?       – Не знаю, кто такой Ямато, но это я, Мими, а ты должен быть Вергилием, ага? Мими, твоя обворожительная собеседница! Я хрупкая девушка, сама тебя до госпиталя не дотащу. Не теряй сознание, а? Ну, Вергилий…       Теплое дыхание у его рта и мягкость волос.       Его лицо обхватывали чужие руки. Руки Мими. Руки официантки из закусочной Фортуны и чьи-то еще – он не знал, кому они принадлежали, попытки понять отдавались вспышками в черепе. Он отложит это на потом. Сейчас он напомнит одной назойливой девице о личном пространстве.       – Брысь.       – А?       – Я сказал, что не заинтересован в твоем становлении моей парой.       Вергилий отнял ладони Мими от своих скул – он все-таки коснулся их, и, как и думал, они были по-детски гладкими. Смотря в ее пораженное лицо, он оскалился в ухмылке.       – Меня не привлекают девушки без капли приличия, запомни это.       Под аккомпанемент гневного рычания, обрываемых восклицаний и вздохов, выражающих чистейшее негодование, Мими отогнулась от него, встала и шлепнулась обратно на стул. Метаморфозы женских эмоций Вергилий переносил с невозмутимостью выученного самурая периода Камакура. Впрочем, внутренне наслаждаясь красными щеками и сдвинутыми бровями. В своей воинственности девушка соперничала со злейшими тварями Преисподней.       – Сидел, выпучившись, будто готов помереть прям тут, в моем ресторане, в мою смену! Я трясла его, молясь всем богам, чтобы не окочурился, сидя за столом, беспокоилась, переживала, приводила в себя. А он! А ты! – видя, что ее возгласы не имеют эффекта, она применила последнее средство. – Я на тебя Кирие нажалуюсь!       – Она простит меня.       – А я – нет!       «Эта угроза звучит пострашнее предыдущих».       – Тебя не запугать меня, милая.       – Никакая я тебе не милая! – взвилась Мими с новой силой. Вергилий и не поморщился.       Так же быстро, как разозлилась, Мими успокоилась, перевела дух и прокомментировала ровным голосом:       – Похоже, ты не преувеличивал, говоря, что не в порядке. За тобой нужен глаз да глаз, – она вернула ту открытую улыбку, бывшую прекраснейшим украшением ее образа.       – Мой брат того же мнения, – полудемон ответ взгляд и замолчал особенно красноречиво.       – Что, братские дрязги? Понимаю, – девушка с важным видом кивнула, будто правда что-то понимала, – я раньше с семьей часто ругалась в пух и прах. Веришь или нет, но стены тряслись от наших криков! И так каждый день, как бы мы не каялись друг другу и не просили мира.       – Ты? Ругалась? – ему согласно промычали. – Больше не ругаешься?       Вергилий бы ни за что не согласился, заяви кто, что он хочет услышать окончание истории Мими про ее семью, совершенно не знакомую и не важную для него. Но она производила впечатление кого-то, кто разбирался в вещах наподобие родственных отношений. Однако Мими погрустнела.       – У меня больше нет семьи.       Прозвучавшие слова заставили его замереть. Тема семьи была для него острой, как никогда. Он прислушался. Тем временем Мими продолжала:       – Это не моя вина и ничья тоже. Ну, разве что тех жутких кукольных штук, которых я никак не могу назвать, разве что "демоны".       Она не переставала улыбаться, пока говорила.       – Странное дело: я всю жизнь молилась одному демону, не задумываясь, зачем и почему это делаю, слышит ли он меня или нет. А потом я выясняю, что у меня больше никого нет из-за других демонов.       Ее голос на секунду дрогнул.       – Стоит ли говорить, что моя вера в могучего рыцаря-защитника сильно пошатнулась?       Волосы вновь спали ей на глаза, но Мими не придала неудобству значения. В ситуациях, подобных этой, принято утешающе сжимать плечо или гладить по голове, может, говорить мало значащую ласковую ерунду. Вергилий не мог дать ей ничего из того.       – Сочувствую.       С печальной улыбкой, так не подходящей ее детскому лицу, Мими покачала головой.       – Нет, не сочувствуешь.       Вергилий молчал.       – Но тебе и не надо. Твоя семья в порядке, вроде как, вот и славно. Хотя стал бы ты вечерами отсиживаться в безымянном кафе тогда?       Сначала он решил не отвечать. Затем сразу же открыл рот, чтобы что-то сказать, закрыл и снова открыл, не проронив ни звука. По крайней мере, радовало, что не было слез – в таком случае он бы не выдержал и ушел. Просто не знал бы, что сделать с плачущей девушкой.       – С моей семьей все хорошо.       И все же слезы были где-то там, упрятаны под вуалью приветливости, Вергилий чувствовал это. Но понимание чужой души не возвращало Мими ее семью. Но гнало мысли далеко отсюда, к домику в медовых цветах, в котором всегда шумно и полно народу. Его ждали.       – Это радует. Значит, тебя все-таки ждут, верно?       Мими словно прочитала, о чем он подумал. Или вправду узнала его до кончиков волос за то малое время, что остывшая кружка чая стояла между ними.       – Приличные господа, предпочитающие приличных дам, не заставляют себя ждать допоздна.       Она подмигнула ему с легкостью взмаха крыла бабочки, без тени слез. Такая не будет горевать над одним и тем же, когда можно идти дальше. Теряя, она приобретает что-то новое в другом месте, верно?       – Наверное, мне самому недостает приличия, – проговорил Вергилий с налетом ласковой грусти. Ясная пара глаз огладила его, подобно мягким рукам.       – Так чего ты ждешь? Иди.       Он должен идти? Покинуть это место и попрощаться с забавной девчушкой Мими? Разве их беседа не может продлиться дольше? Он бы попросил ее сделать новый чай, на двоих, и в этот раз он бы убедился, что выпил все.       Когда Вергилий собрался обратиться с предложением провести больше времени за одним столом в компании друг друга, Мими неожиданно твердо сказала:       – Иди.       И неловко засмеялась, болтая без умолку:       – Черт, ты знаешь, который час? Не знаю, как ты, но некоторые работают в полную смену с утра до вечера – я скоро засну на этом же стуле, честно! И что Вы будете делать со спящей Мими, господин? Страшно подумать, а ведь тут тихий район!       Вергилий проглотил несказанные слова, не успевшие оформиться на языке, и неслышно выдохнул.       – Сколько тебе повторять, ты не интересуешь меня в интимном плане.       Неполноценная улыбка высветилась на губах, отразив вызывающее фырканье.       – Приму за отличную новость, дорогой. А теперь иди, ну, ну, кыш! Иначе тут закрою! Будешь всю ночь полы подметать. Что ты смотришь на меня? Я не шучу, неразумный Вы господин!       – Ваш сервис мне не по душе, юная леди, – манера общения Мими незаметно заражала присущими ей особенностями и естественно вживалась в речь, заставляя выдавать нетипичные для него формулировки. Но Вергилий не замечал странностей и улыбался почти так же откровенно, как и этот болтливый ребёнок.       – О нет, это большая трагедия для нас, господин! – причитала Мими, подталкивая его в спину к выходу. – Свяжитесь с менеджером в следующий раз.       «Она высунула язык?».       Уже стоя по разные стороны двери, они посмотрели друг на друга. По их выражениям лиц было понятно, что они не отказались бы обсуждать ужасное обслуживание и ужасных клиентов до наступления следующей недели. Но было поздно, некоторые работают полную смену с утра до ночи, кого-то звали древние мечи – или уют медовых домов – обратно, или другие причины расстаться именно в этот час. Откуда-то Вергилий нашел в себе силы развернуться и пойти прочь. Ему смотрели вслед.       Место, где его ждут.       Завтра – скорее всего завтра – он оставит Фортуну, чтобы столкнуться с последствиями совершенных им ошибок. Их будет много, по сотне на каждый промах, на каждый миг отречения от чего-то важного, на каждое обманчивое желание. Вернуться на остров ради чашки чая ему предстоит не скоро.       Вергилий остановился.       Ведь дело было не в чае. И даже не в симпатичных руках, неумолимо напоминающих что-то, что не дает покоя и царапает, грызет, бьётся в сознании. Что-то, что лучше бы ему осознать, пока не поздно.       Обратный путь казался несоизмеримо длиннее, и этому не находилось никакого объяснения, как бы он не ускорял шаг.       Порядочных леди провожают до дома с наступлением темноты. Он мог бы пройти с ней по освещенной цветными фонариками тропе до места, где леди живет. Возможно, еще раз прикоснувшись к ее руке, он вспомнит, что же терзает его. В ином случае, леди отшутится, и неловкость будет улажена.       Дома и магазины с потухшими вывесками проплывали мимо призраками себя невыносимо медленно, хотя он почти бежал. Лампочки подмигивали, пуская свет низко от земли, шуршали ночные цветы на ветру. Дневной запах специй и сладостей до сих пор витал в воздухе и забивал нос. Еще пара шагов...       Заведение Мими располагалось на конце улицы, он точно это помнил.       Но он не мог его найти.       Вергилий обошёл череду закрытых прилавков несколько раз, отыскивая дверь небольшой закусочной, из которой он вышел не более десяти минут назад. В которой еще должны были светиться окна. В которую днем ходили толпы народа за кофе и ароматными пирогами с курицей и чем там еще. В которую официантка-кассирша приходит каждое утро, по ее словам. В которой девиз, по ее словам, "Как дома"…       Он нашел.       Но это было не то, что он хотел бы найти.       Вергилий встал перед напрочь затертой вывеской, что висела над покосившейся дверью. Грязь с той стороны окон неопрятными комками облепила стекла. Краска на стене трескалась, лепнина осыпалась, не давая понять задумку автора, превращая ее во что-то неприглядное. Листья устилали подход к месту, которое давно было или никогда не было кафетерием. Вергилий прошел по ним и сдвинул дверь.       Почти пустой зал, засыпанный листьями. Редкие столы с поставленными к верху ножками стульями. Иногда стулья сломанными лежали, погребенные в листьях. Пустая стойка. Аромата чая он не чувствовал, лишь пыль и затхлость. Не было смысла заходить на кухню или в подсобные помещения – только больше пыли и листьев.       Старая дверь не вставала ровно, но он все равно потратил минуты на ее аккуратное закрытие. Словно никто не заходил и не выходил из этого давно заброшенного места.       Синий с розовым фонарики бросали на сапоги смазанные блики. В их свете лучше бы смотрелся цветок или, например, драгоценный камень. Хотя бы упавшая с подноса ложка.       – Скажи что-нибудь.       Вергилий закрыл лицо руками. Цветных фонарей стало не видно сквозь темную завесу.       – Процитируй очередной стих или...       Когда он взывал, ни один из проклятых голосов в его голове не давал о себе знать, оставляя в долгожданном одиночестве. Никто не мог бы дать ему успокаивающего объяснения, тем более он, когда действительно был только он. Вокруг ни прохожего, ни беглой кошки. Ни Мими. Ни места, где ждут, как дома. Воспоминания и он.       Вергилий убрал руки от лица.       Уже было слишком поздно. Он пошел обратно.

***

      Ворох фотографий плотным цветастым ковром ложился под ноги. Лица – улыбки и брызги воды, рынок, цветы и еще раз цветы, лицо и бездомный зверек с ним, подготовка к пикнику, отремонтированный фургон, строгие лица, река в лесу, где на берегу видно таящегося демона, беседка за углом с детьми, напряженная спина, принадлежащая ему, Неро…       Побледневшее солнце засвечивало некоторые снимки, горсть других скрывали уплотнившиеся тени, предвещающие скорый вечер. Время пролетело ветром в лицо: секундный шквал, перехватывающий дыхание, а стоит открыть глаза – и остаётся ловить его невидимый хвост, за которым лентой следуют старые и свежие воспоминания. Их тут десятки, а кажется, что многим больше, что окна в другие жизни раскроются, протяни к ним руку. Может, ему взять с собой камеру? Судя по всему, доведется побывать в разнообразных местах, повидать мир. Дети были бы в восторге, они ведь не выбираются с острова…       Неро сгреб цветные листики в кучу и перенес ее на тумбочку, надеясь, что Кирие не убьет его за разведение беспорядка в "алтаре". Порой она была неоправданно беспощадна, на его взгляд.       Проснувшийся голод повел его вниз по лестнице, к кухне. Проходя мимо столовой, он заприметил застывшую в дверях гостиной Нико. Ее редко можно было поймать дома не во время приемов пищи, но в данный момент она явно не за едой вылезла. Стоя к нему спиной, механик крутилась и что-то высматривала в гостиной, прячась за дверью и не решаясь войти. В гостиной валялось спящее тело Данте, Неро точно помнил. Если так взглянуть, то поведение Нико становилось предельно ясным. Он хмыкнул про себя. Девушки...       С минуту Неро поглазел на метания подруги, а после громко спросил, отчего Нико подбросило от неожиданности:       – Не желаешь перекусить, сталкер?       Она рывком развернулась, хлопнув дверью, и увидела нахальную ухмылку парня, тут же взбесившую ее.       – В следующий раз я прижму тебе пальцы этой дверью, что новые отрастить не получится, – прошипела она кошкой, принимая прежний вид "крутого оружейника".       В следующий раз? – переспросил Неро, продолжая ухмылять на злую гримасу Нико, –Ты можешь просто взять и... войти? Можешь даже потыкать его, вряд ли заметит. Более того: сделать фотку его небритой морды на память.       Бывали редкие, исключительные в своей неповторимости моменты, как этот, когда Нико вела себя весьма... забавно, даже мило, что характеризовало ее в последнюю очередь. О, Неро обожал их, и потому не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы подразнить подругу. Хоть ему и достаётся от нее за свои крамольные фетиши.       – Ты что-то говорил про перекус, вот и иди, жри, – она толкнула его плечом и сама направилась на кухню. Не в смущении – она никогда не смущается, только не от тупых шуточек всяких сопляков, – не-а, просто Неро огласил предложение, от которого, по ее меркам, не отказываются, да еще и компанию составит. Тут становилось ужасно скучно, а сидение днями напролет в гараже утомляло и лучших из лучших.       Неро обогнал ее и приглашающе раскрыл недра шкафов, сравнимые с рогом изобилия или волшебной скатертью. Возможно, что и с тем самым платяным шкафом. Набрав быстрой снеди, они сгрудили пожитки на стол без опасения хозяйкиной кары; обстоятельства в городе оставили их и детишек без ужина. Благо, "Медовое поместье" («Вот ведь прицепилась фразочка Данте») – их надежнейшая крепость и ковчег. Но скоро оно опустеет.       Жалко думать, что эти уютные комнатки с бесчисленными картинами, мягкими тканями на всех поверхностях и льющимся золотистым светом он променяет на безвременную неизвестность с вылезающими отовсюду демонами. Так что его негласное заключение было не настолько уничижающим, как он сначала воспринял его. Нельзя захватить с собой целый дом, но уж он постарается не забыть ни единой детали: чашку с отколотой ручкой (Джулио, просто Джулио), букет лилий в прихожей (через несколько дней Кирие меняет его по утрам), ступени, ведущие на второй этаж, в количестве пятнадцати штук (о, он никогда не забудет их число), тарелку с фруктами в каждой гостевой спальне (в основном их подъедал Вергилий), бардак в гараже (его и Нико)...       Относительная тишина пресеклась вопросом Нико.       – Так и не зажило? – механик запихивала в рот монструозный бутерброд из несочетаемых продуктов и указывала на обоженную кожу Неро, начавшую чернеть и шелушиться.       – Данте и его кривые лапы, – при прикосновении кожу щипало, и Неро цыкнул, поморщившись. – Чтоб ему эту Ямато в...       – Можешь просто взять и войти, потыкать его, – спародировала Нико. Он проигнорировал. Она не отставала. – А если не заживет?       – Куда денется, – отмахнулся Неро. Его регенерация уступала близнецам, но руку-то он отрастил? Ожоги и страдающая лодыжка не волновали его. В бытие на четверть демоном находилось множество плюсов, что ни говори, а ему нравилось.       Нико жевала, наблюдая за сдвижением шершавой кожи – поверхность потрескавшаяся, местами бугрящаяся, частички отслаивались и кололись, принося зуд на добрые пол лица, если не заодно на окружную область. Отнюдь не заманчивое зрелище во время еды, если честно. Руки еще терпимо, но шевеление челюсти вызывало дискомфорт не одному парню, до того болезненно выглядело. Помнится, у него еще нога продырявлена была?       – Нет, так не пойдет, – Нико не выдержала и отложила бутерброд. Неро с непониманием уставился на нее: прерывающая трапезу Нико? Вау. Чудеса реальны.       – В чем дело? – оружейница что-то искала на полках и в ящиках, попутно чертыхаясь, предположительно, на юношу и весь его род. – Зачем ты там роешься? Нико?       Ответом ему послужила грохнувшаяся на стол аптечка. В ней не находилось ничего особого, только необходимое и общедоступное. С некоторых пор такие медицинские наборы первой помощи рассованы в каждом помещении дома, несмотря на факт, что половине из живущих в нем примочки ни к чему. Нико яростно смотрела на него.       – Давай сюда, – она протянула ладонь. Требовательно потрясла, когда реакции не последовало. Неро с сожалением подвинул к ней надкусанную булку.       – Руки давай! – прикрикнула девушка.       И нехотя пояснила:       –Я займусь твоими ожогами.       «А?».       – Мне не нужно.       – Нужно.       – Нет.       – Еще как нужно.       – Я и сам могу, знаешь.       – Именно потому, что ты не собираешься что-нибудь сделать с ними, это придется делать мне! – Нико все-таки сграбастала одну пострадавшую руку и неприятно сдавила, чтобы он не убирал ее, пока она изучает содержимое аптечки. На фоне ее южного загара кожа Неро смотрелась совсем белой, если бы не потемнения на тыльной стороне ладоней.       – Да оставь. Я ящерица, помнишь? – неожиданное проявление заботы («Если это не повод помучить меня напоследок») от Нико сбивало с толку. Обычно, вспоминая, что они друзья, она показывала свое небезразличие менее прямо и более грубо, в излюбленной манере шутя и приравнивая к неразумному ребенку. Хотя не сказать, что сейчас она нежно сжимала его кисть.       – Ты месяц с лишним проходил с обрубком вместо руки. Ничему тебя жизнь не учит, мальчик, – какая-то мазь была вытащена на свет, тщательно обнюхана и откручена после одобрения.       – Это другое, – возразил Неро без особого рвения. Густая масса щедро плюхнулась ему на руку, и Нико, не церемонясь, стала втирать ее. Он узнал этикетку. Ладно, предположим. Позволим творить ей, что вздумается.       – Человеческие штучки полезны и для крутых демонов, – проворчала Нико, оттирая нос от непонятным образом оказавшейся там мази, сильнее размазывая и в итоге бросив попытки, – еще спасибо мне скажешь.       – Спасибо.       На него оценивающе посмотрели поверх очков. Он выдержал проверку. Благодарность принята. Мазь дальше ровным жирным слоем покрывала пальцы и запястье, постепенно поднимаясь выше.       – Другую, – когда настал черед терзать вторую конечность Неро, тот с грустью опустил яблоко. Он умудрялся есть при благородном оказании лечения, что раздражало Нико, но она терпела. Теперь ему придется сидеть без дела и голодным в придачу, что несколько поднимало ее дух, так как, похоже, они оба будут по локти в склизкой жиже, которая смываться не намерена ближайшую сотню лет. Но, говорят, лечение и не должно нравится, и вообще ценится внимание, а не "подарок", вот пусть ценит.       – Если я расшибу коленку и позвоню, то ты примчишься спасать меня, где бы я ни застрял? – скучая, спросил Неро. На самом деле он нисколько не сомневался, что случись что серьезное, Нико пересечет океан и проснувшиеся вулканы, чтобы опутать его табачным дымом и дать парочку едких комментариев вперемешку с неоценимыми советами гениального инженера, великого механика и хорошего друга. И попросить потом плату, естественно. Как и сказал, Неро благодарен ей за одно то, что она может сделать, и в особенности за то, что сделала для него уже. Пускай он и не богат на дружеские проявления в ее обществе, но в том не нуждались ни Нико, ни Неро.       – Никотиновый пластырь подойдёт для твоей коленки? Надеюсь, да, потому что других у меня нет.       – Оставь себе, – хмыкнул Неро. Господи, эта девчонка...       Он наклонил голову, приглядываясь к трудам Нико. Выходило не так уж плохо. Она старалась. В меру своих познаний.       – Мне будет тебя не хватать.       – Ха-а?       – Нет, правда. Уже скучаю.       – Не говори как в дешевых мелодрамах. Это означает, что ты не вернешься. Что я тогда скажу Кирие? – на взгляд Неро, проходится по одному и тому же участку кожи не имело никакого практического значения, но на Нико ее монотонное занятие действовало умиротворяюще или типа того. – Потому лучше заткнись.       Неро подавил улыбку. Язык определенно не его сильная сторона. Он считал правильнее и понятнее молча отдаться рукам... или отдать руки, как в его случае. И ничего не говорить по поводу бесполезного втирания смеси на неповрежденную сторону ладони. Да-а, он будет скучать по этим мозолям и веснушкам под очками.       – Теперь лицо.       Шмат мази прилетел ему под нос. Она сделала это специально, он вполне уверен.       – Упс, мои извинения, – вытянув губы, пробормотала Нико, задев глаз грязным пальцем. Кхм.       – Ужасная оплошность, – на этот раз рот. Так, хватит.       Кухню огласил девчачий визг, когда Неро пальцами в растопырку накрыл лицо Нико. Отплевываясь и мотая головой, одной рукой она снимала оскверненные очки, второй дралась с зазнавшимся пацаном с целью пихнуть ему эту мазь в глотку или, под конец, замазать одежду.       «Какого он еще ржет?!».       – Я так и знала, что все твои "скучашки" – вранье собачье!       Ей почти удалось протолкнуть палец ему в пасть. Почти-и...       – С чего ты взя... – тпфу, Нико! – взяла, что я врал? Я предельно честен!       Вьющиеся волосы так и просились быть хорошенько дернутыми. Он не устоял и выполнил свое предназначение.       – Ай! Мамку свою за патлы дергай! Не много в тебе уважения к старшим товарищам!       Если он думал, что, имея короткую стрижку, избежит кары пары выдернутых клоков, он ошибался.       – Я старше!       – Продолжай кичиться этим, больше-то нечем!       – Звучишь, как завистливая плакса!       – Чему завидовать? Без моих малышек ты ничто!       В маленькой, по-кукольному уютной кухоньке их "драка" смотрелась вдвойне нелепо. Чем сильнее распалялась Нико, тем меньше Неро хотелось продолжать перекрикиваться и отбиваться от тычков. У него было странное ощущение, что что-то не так, не как у них бывает. Он на пробу кинул:       – А ничего, что у меня сила демона? Я с ней неплохо управляюсь, – отныне Неро внимательно следил за тем, что отвечала Нико.       – Твоего "неплохо" недостаточно! – упрямствовала она и снова пихалась. Неро давно прекратил. – Посмотри на себя! У тебя сейчас задница вместо лица, а когда пройдет, неизвестно! И что, пригодилась твоя могучая сила черта?       – Это была случайность, Нико. Я не намерен повторять...       – Случайность? Ты используешь мои протезы при малейшей опасности! А что ждет тебя впереди без них?       – Твои протезы у меня постоянно ломаются, – заметил Неро. Ну, по большей части, это вина воина, а не мастера. Но делать их она могла бы покрепче.       – Именно поэтому я должна ехать с тобой! – заорала Нико и ударила по столу. Парень вздрогнул, но не от удара.       Она вперила взгляд в саднящие ладони – покраснели. Глупо. Больно. А ведь она всего лишь хлопнула по дурацкому столу, не более.       Пару секунд Нико, как завороженная, рассматривала руки, а Неро – ее. Кажется, он догадался, в чем проблема. Затем девушка опомнилась и попыталась снова в какой-то ребяческой злости кинуться на парня, но он ловко перехватил ей руки и на всякий случай прижал к груди, все равно футболка испорчена.       – Послушай меня.       Взвинченная Нико не вырывалась, неподвижно и притихше смотрела на свои пальцы, скользящие в его. Какая мерзость.       – Ты должна остаться здесь, – не убирая от груди, Неро положил на тыльные стороны ее ладоней свои. Не очень утешающе выходило, но, эй, так она чувствовала его размеренное сердцебиение. Что-то да значил его жест. Она не могла не понять.       – Я знаю. Я и остаюсь. А ты угоняешь мой фургон, чтобы ехать непонятно куда неизвестно насколько.       «Ну, взгляни на меня, дуреха»       – Наш фургон.       – Без разницы. Меня там не будет.       – А ты бы поехала со мной?       Неро добился того, чтобы она посмотрела на него. Взгляд волчонка, такой колючий и одинокий. Она не должна так смотреть.       – Да. Поехала бы. Но ты высадишь меня при первой же возможности.       – Я не тронулся бы с места, проберись ты внутрь. А я найду тебя где угодно. Как и ты меня.       «Так что мне лучше не теряться».       Нико хмыкнула. Сжала ткань его футболки, мелко подрагивающую от сильных ударов сердца. Дважды глубоко вздохнула. Достала салфетки.       – Ну и срач ты тут устроил.       – Ты тоже в нем участвовала.       – Не тычь в людей, сколько тебе говорить! – по пальцу Неро шлепнули, и он убрал его. – Ну-ка нагнись. Ниже, я не шпала типа тебя.       Они до сих пор сидели за столом, но для невысокой Нико было несподручно тянуться к нему. Он пригнул к ее выставленным рукам лицо.       – В общем, слушай сюда, – девушка оттирала лишнюю мазь салфеткой, с осторожностью огибая поврежденные участки, – разберись с этим поскорее. Не вздумай устроить себе внеочередной отпуск и помереть где-нибудь во льдах Антарктиды – твою застывшую тушу будет запарно вывозить.       – Да ладно тебе, я хер знает сколько буду заперт с двумя нудными стариками. Сомневаюсь, что они дадут мне хоть полчаса продыха, – улыбался и щурился Неро, когда салфетка снимала липкую гадость с его век. Вот почему он терпеть не мог всю эту медицинскую фигню и прятал аптечки подальше: пока Кирие сетует на его безалаберность и ищет "крестовой" набор, все болячки успевают затянуться.       Неро и Нико еще немного пообсуждали предстоящую миссию, пришли к выводу, что Данте – старый («Но крутой!» – Нико) хрен, который ничего толкового не сказал, только напугал всех и завалился дрыхнуть, оставив гадать, что, как и где будет. Неро заставили вслух трижды проговорить все телефонные номера, на которые он обратится, если дела пойдут паршиво... паршивее, чем сейчас, и дать обещание регулярно созваниваться.       – Ну все, красавчик, – Нико кинула очередную салфетку к куче переведенных, попутно она тоже вытиралась, – готово. Ничего лишнего. Свободен.       Оружейница давила довольную лыбу.       Неро ощупал лицо, изучил конечности, пошкрябал ожоги и получил по рукам за это. Затем еще раз поблагодарил и принялся влажным полотенцем неистово стирать все старания подруги.       – Эй! Эй, нет! Не смей, ты что творишь?! – запричитала Нико, но парень резво убирал мазь до победного, пока она вся не оказалась на ткани.       – Напомни мне впредь даже не заикаться о помощи тебе, – кипела от негодования до пара из ушей девушка после неудачных попыток прервать акт сущей неблагодарности. Надо было машинной смазкой ему руки натереть...       – Крема на масляных основах противопоказаны при ожогах, – криво усмехался Неро на опешившую физиономию Нико, протирая кончики пальцев, – Кирие использует его для массажа. Он разогревает, а не увлажняет.       Его слова встретили безмолвным раскрытием рта. Неро отсчитывал секунды до...       – Если такой умник, почему сразу не сказал?!       Ох, это было громко. Ему дорогого стоило не засмеяться.       – Не хотел прерывать тебя. Ты была так увлечена... Приятно, когда о тебе заботятся, – Неро не выдержал и все-таки засмеялся, звонко и весело, не обращая внимания на вспыхнувшую боль. Нико злилась, да еще как злилась! Ему удалось добиться ее смущения – ее щеки определённо порозовели, это победа.       – Ладно, прости, – силясь отдышаться, Неро хватался за стол. Нико со вздыбленными волосами смотрела на него неистовыми глазами и молчала. Ох и получит он от нее, когда вернется. – Ценю твою помощь, но не лучше ли тебе заниматься тем, в чем ты хороша?       Стул со скрежетом отодвинулся. Нико вскочила на ноги.       – Да, ты прав, пойду рыться в шасси твоей рухляди – я же лучшая в этом! – то и дело оборачиваясь, она стремилась покинуть кухню, а затем и дом, чтобы закопаться в гараже и не видеть несносной гогочущей морды этого паршивца до наступления очередного конца мира.       – Нико!       – Что еще? – выглянув из-за угла, спросила механик. Если он выдаст хоть одну идиотскую подколку...       – Хочешь, я пойду с тобой? – у Неро было тепло на душе. Ему не терпелось как-то выразить этот наплыв эмоций, как-то показать, что его отношение к подруге не сводится к привычке пользоваться ей при удобном случае, а после отмахиваться. Смех еще жил в нем, щекотал грудь, как пузырьки шампанского, и рвался наружу глупостями и спонтанными решениями. Неро улыбался. – Будем вместе рыться в нашей рухляди. Если повезет, то мы не прикончим фургон с концами, и мне будет, на чем ехать завтра. Что скажешь?       Наверное, он заслужил скептичного взгляда с ее стороны. Их разделяли пара метров, но, Неро был готов поклясться, Нико обнюхивала его, примериваясь и взвешивая перспективы одиночного ковыряния в железках и активного безделия с кем-то сбоку. Долго она не размышляла.       – Без хавки ко мне не суйся, – ее вздернутый нос быстро скрылся за поворотом. Неро поспешил схватить первые попавшиеся снэки и выбежал вслед за Нико.       Они шли по отлично известной им двоим дороге, ведущей в темную, дребезжащую обитель, полную механических монстров и чудес, железных лесов, черного дождя, а также прокуренных ветров, – королевство имени Николетты "Золотые руки" Голдштейн (его бывший правитель, Нерон Недоумок, был добровольно изгнан и допускался по приглашению и дерзкой настойчивости в некоторых случаях).       – Эй, – Неро поднял свалившуюся упаковку крекеров из общей горы, которую ему пришлось нести самостоятельно, – ты в детстве в принцесс не наигралась?       – В детстве я предпочитала куда более опасные игрушки, – Нико открывала гараж, заскрипевший и занывший, как умирающий динозавр, – и превратила их в свое призвание. А ты все играешь в честных рыцарей, а?       – Не играю, – буркнул парень, пролазя под навесом и бросая закуску в сравнительно чистое пятно, – я и есть он. Рыцарь.       – О-о-о, прости мое неуважение, сир Недоумок, ты еще больший сопляк, чем я боялась, – будь у нее сигарета, Нико точно дыхнула бы ему дымом в ухо или глаз, а так она натягивала защитные перчатки с видом полного хозяина этого места. Предстояла грязная работенка. – Давай, рыцарь, реще, реще! Ты уматываешь с двумя драконами завтра, а этот кусок металлолома едва "на ногах" держится.       Неро скривился. Ха.       По капоту фургона ласково прошлась укрытая широкой перчаткой рука девушки. Нико могла что угодно говорить про "рухлядь" и "метталолом", но за более, чем год, взаимодействия со стареньким фургоном – сначала вывоз со свалки и длительный ремонт, а после виртуозное вождение, – она прикипела к нему слоем ржавчины, что не сотрется никаким растворителями. Если пацан угробит фургон, она угробит его. При наличии того, что можно будет уробить, есть такая загвоздка.       Перчатка Нико и ее взгляд зацепились за глубокую тройную царапину, появившуюся от знакомства с лапой шального "туриста". Его когти вспарывали камни и металл, будто пенопласт. И такие, как он, и многие хуже поджидают где-то там, в мире охотников, ежедневно мрущих чаще самих демонов.       Мертвец вряд ли позвонит ей, попивающей чаи в Фортуне, когда возникнет нужда в простом человеке, умеющем делать всякие штуки. К сожалению, средство по удалению адских семечек она не успела изобрести, а Неро – конечно же, этот Неро с шилом в заду – спешит спасать и жертвовать, подобно этому самому рыцарю, мать его. Лучше бы плотником был – пользы больше.       – Ну, и кто теперь тормозит, моя пещерная принцесса? – Неро облачился в рабочий костюм, валявшийся здесь же, и взирал на подругу в минуту меланхолии с нарастающим нетерпением. Если уж пачкаться, то в машинной смазке, а не в креме для массажа.       – Будешь стоять там до утра?       – Вам точно не нужен водитель?       Они спросили одновременно. Нико трогала царапину на кузове («Еще одна») и не смотрела на него.       Взбудораженность Неро утихла. Перед ним снова был одинокий волчонок. А должен быть безумный механик. Фитиль сигареты вспыхнул от похабной зажигалки, он подал ее девушке.       – Нико, – Неро понизил голос до шепота.       Чувство, похожее на вину, разрасталось в нем...       Изо рта вырвался причудливый серый зверь и растворился в душном воздухе.       – Ты ужасный водитель.       ...будь он с кем угодно иным, но не с самой безбашеной оторвой двух миров.       Неро закашлялся от пущеного дыма в лицо. Не ухо, но глаза и нос.       – Я охрененный водитель. Повтори.       – Ты охрененный водитель.       – Эта самая правдивая вещь, которую твой малышовский рот мог выдать.       – Он не...       – Готов подпалить белоснежные реснички? – Нико ногой выдвинула подкатку из-под машины, взглядом шаря в поисках завалявшегося домкрата. – Будешь работать с огоньком. Я приведу этот мусор в порядок снизу. Станешь мешаться – полетишь отсюда.       Похоже, ему стоит волноваться не за Нико, а за самого себя, ведь та серьезно настроена провозиться до восхода и не отпускать его на свободу и того дольше. Неро удовлетворенно хмыкнул: он "за".       – Только не зови меня так.       – Как, "малышок"? Посмотрим, малыш, посмотрим, – раздалось из-под фургона самоуверенное донельзя, – дай мне кекс, я видела, ты нес кексы, они обязаны быть там.       – Не хватай грязными руками.       – Ага, – пыльная перчатка высунулась и забрала кекс, – не руками.       Заиграла музыка – он включил радио. Торчащие носки сапогов тут же закачались в под бодрый ритм.       – Еще, – опять голодная перчатка.       «На крайний случай, я могу задобрить ее лакомствами и втихую сбежать», – подумал Неро, разрывая сразу несколько пачек с шуршащим и хрустящим и откусывая от последнего кекса. Вечер обещал быть занятным в той же мере, что и занятым.

***

      Ночь приходила c густыми, словно тучи, снами и скрывала облик луны, как до этого забрала солнце. Совсем ничего не разглядеть. Неро на ощупь пробирался в дом сквозь темноту, стараясь не шуметь. Руки коснулась знакомая ткань с пуговицами в форме четырехлистника. Куртка Кирие.       «Значит, она не ночует в лазарете. Хорошо».       Разлившаяся в округе сонливость сморила и неусыпную Нико, настигнув ее под фургоном. Неро вытащил девушку из-под машины и пристроил к стене, завернутую найденным одеялом в кокон и лишенную жестких инструментов в карманах. Они неплохо поработали, им стоило отдохнуть, особенно ему.       Поднимаясь на второй этаж, Неро с тенью беспокойства вспомнил про давно ушедшего Вергилия. Ступенька тревожно скрипнула под ногой. С ним все будет в порядке. А утром он еще наорет на него за создание лишних проблем и проследит, чтобы тот больше никуда не исчезал.       Тусклый светильник оставлял комнату во тьме, кроме местечка на диване. На уголке сидела Кирие с покрывающим колени плащом Вергилия и орудовала иглой. На его появление она устало повернулась и по привычке улыбнулась. Она была рада его видеть, но после дня, полного волнений, спешки и ожидания, у нее не было сил встать и поприветствовать его поцелуем в щеку, как она делала обыкновенно. Неро сам подошел к ней и оставил невесомый след на губах, сел подле нее.       – Тебе бы поспать, – Неро смотрел на затягивающуюся дыру, на месте которой был меч Данте и кровь Вергилия, – порченой одежды всегда будет хватать, а тебя – нет.       Кирие покачала головой.       – Я почти закончила. Гляди, – она за ворот подняла плащ, выглядящий чистым и практически целым. – Если есть мелочь, которую я могу сделать, то мне нетрудно пройтись ниткой с иголкой. От вас требуется гораздо большее.       – И, тем не менее, мы не способны и дыру зашить, в отличие от тебя.       – О, в таком случае я могущественнее всех вас! – тихо рассмеялась Кирие. От звука ее голоса все в Неро приятно сжалось. Казалось, впервые за этот долгий, долгий день он расслабился и свободно дышал. Аккуратный стежок за стежком выходил из-под руки Кирие, и неторопливость процесса вводила в Неро в дрему.       Он игрался с кончиками ее волос, когда она спросила:       – Как думаешь, сколько вас не будет?       – Не знаю. Дело может затянуться. Я даже уверен, что затянется. Насколько я вижу, все серьезно.       Кирие промолчала. Неро снова задремал с каштановыми прядями между пальцев. Минуты ползли неторопливо, с задержкой, словно вязли в рассеянном свете зарождающейся ночи. Искусственный полумрак ложился на плечи невесомым, но усыпляющим покрывалом, так что открывать глаза совершенно не хотелось.       – Если бы решала я, то я не пустила бы тебя с ним.       Сначала Неро подумал, что ему что-то снится. Но затем он все же открыл глаза, моргнул и понял: ему не послышалось. Кирие отложила иглу и водила пальцем по завивающейся вышивке с ничего не выражающим лицом. Неро не стал заверять, что легко управится и объявится дома уже на следующей неделе, живой и целый – он просто не знал, ничего не знал. Может, целый, может, не вернется вовсе, и это знание грядущей неизвестности единственное, в чем они оба были уверены. Неро не любил давать пустые обещания и тем более лгать. Поэтому он только уточнил:       – С кем – Данте или Вергилием?       Кирие неопределенно махнула, на что Неро понимающе выдохнул.       – Да я бы сам не отпускал себя с ними, с кем угодно, но не с ними. Но не могу, я должен пойти.       Подкрадывающееся до этого момента осознание, что он все решил с самого начала, как услышал о семенах Клипота, настигло его как-то лениво и не то чтобы неожиданно. Он мог сколько угодно цепляться за комфортный дом, за город и его жителей, остающихся без его присмотра, за злящуюся на беспомощность подругу и волнующуюся любимую, наконец, за собственное нежелание вновь подвергать себя опасности. Ничто не способно удержать его вдали от беснующихся демонов, подбивающих скорее хвататься за рукоять меча, чтобы на собственной шкуре ощутить их горячую кровь, пьянящую сильнее чего бы то ни было. Возможно, потому что он сам на четверть демон, его так тянет к ним. Возможно, он всю жизнь мечтал оказаться среди таких же, как и он, и теперь не мог позволить им ускользнуть. В любом случае, это его природа, судьба, и у него нет воли противиться ей, да и не хочется. Рыцарь, действительно рыцарь – честь для него на первом месте. Крещенный мечом и закаленный огнем, он сам стал ревущим пламенем, горящим тем сильнее, чем ближе Ад.       Волосы выскользнули из его пальцев – Кирие уложила их на одну сторону, дальнюю от него. Такой говорящий жест для нее.       – Нет. Не должен, – освещение сделало ее глаза прожигающее черными, не упускающими ни единого движения, проникающими вовнутрь горьким дымом, тягучей смолой. Тьма на улице была менее непроглядной и не такой всепоглощающей. Неро не смел пошевелиться или отвести взгляд. Разверзшийся унылый обрыв быстро потух, как свечка. – Но так думаю лишь я. Твои убеждения сильнее моего мнения.       Кирие не предложит ему сопровождать его в роли водителя или ходячего сборника бытовых умений. В конце концов, и водить, и штопать одежду Неро умел, пускай и не так ладно, как она. Ее дело – малость, помогать по мере возможностей. И ждать его в их доме. Но порой самостоятельно отбиваться от армии Люцифера легче, чем ожидание, кажущееся вечным. Он дважды бросал ее: ради мести и ради долга Данте. Когда Вергилий выглядел так, будто собирался покинуть его, Неро сходил с ума и кидался на стены обезумевшим от страха зверем. Так что да, Кирие может и есть сильнее его – в стойкости духа и безграничной вере в тех, кого она любит. Неро не принесет ей жертву себя, а вернется, как после всех предыдущих передряг.       – Не подумай, что я вынуждаю тебя остаться, – ее мягкая ладонь легла на обожженную щеку Неро, даря облегчение, – я уверена, иначе и быть не может. Ты и неприятности созданы, чтобы всегда пересекаться.       Они отразили улыбки друг друга. Немного сонные улыбки, значит, ночь окутывала и их своим дыханием невидимых звезд. Неро сполз на пол, умостив голову на коленях Кирие.       – Я посижу так немного, хорошо? Обещаю не заснуть, – закрыв глаза, выговорил он.       – Не давай обещаний, которые не сдержишь, – прошептала Кирие и накрыла кажущимся посыпанным пеплом затылок своей рукой.       Неро спал и не видел погасшего светильника.

***

      Когда он ступил на порог, все уже спали. Ночь не мешала ему отчетливо видеть очертания предметов, и он без труда пересек дом, не издав лишнего звука.       Его спальня находилась в дальнем конце, и путь к ней лежал через гостиную. Еще на подходе он почувствовал, что Данте – там был Данте, а еще Ямато – не спал. Затворив дверь, Вергилий молча взглянул на его спину. Он мог дотронуться до его лопатки и пожелать сладких снов, а мог одним движением выхватить Ямато, чтобы следующим вонзить ее в сердце, через ребра и дальше, "навылет", так что Данте не успеет дернуться. Но он прошел дальше, к двери, с каждым шагом ступая все тяжелее, словно невидимые руки тянули его к земле неподъемным грузом. Ничтожное расстояние вымотало его, и он повис на косяке, стараясь неслышно отдышаться. Зрение подводило его, он больше не видел ничего вокруг, но острее слышал. Например, звуки, которых здесь быть никак не могло, голоса, сливающиеся в один, лязг металла. Вздох Данте.       – Отдохни уже, – судя по всему, он перевернулся на спину, – если что, зови. Я тут валяюсь.       Очертания дверной ручки проступили достаточно, чтобы он безошибочно ухватился за нее. Он медлил.       – Диван узкий, и… разве что у тебя.       Новый выдох Данте, смахивающий на смешок. Щелчок. Дверь приоткрылась.       – Нет.       нет       Вергилий не понял, сказал он это вслух сам или услышал со всех сторон. В следующую секунду корябающий сознание скрежет повторился, и в нем выделялся голос, идущий, будто издалека.       нет       Это был когда-то принадлежащий ему голос. Теперь он не думал, что принял бы его за свой. Шелест поэта заполнял мысли привычнее и не так болезненно. Но лучше всего была полная тишина.       Запирая за собой дверь, Вергилий не сомневался, что не заснет.