Флорентин

      Юри расчёсывает хвосты замшевого флоггера и осторожно укладывает на стол одной плавной линией. Он критически осматривает кожаные полосы, ищет любые недостатки, которые могут оставить неожиданные следы или порезы, или пряди, которые совсем оторвались. Пока всё выглядит хорошо, но некоторые хвосты растянулись, кожа немного потёрлась, поэтому он подрезает их острыми ножницами для кожи, прежде чем повесить флоггер в шкаф, чтобы он обсох.              Он рассеянно размышляет, захочет ли Виктор, чтобы рядом висел флоггер потяжелее, и воображает, всего на мгновение, как на спину Виктора обрушиваются более длинные и тяжёлые хвосты, и как затем, медленно трахая его, целует прекрасный изгиб позвоночника, кожа под губами горячая и влажная.              Юри не может перестать думать о том, что было бы, если бы он поцеловал Виктора в воскресенье, если бы поддался тяге, прижался бы ртом к Виктору, попробовал бы его на вкус, кусал бы его губы, пока они не станут красными, распухшими и блестящими. Он был близок к этому, но в самую последнюю секунду громко и ясно прозвучали предупреждения, которые он сам дал себе.              «Ты не можешь этого получить».              В игровой у него может быть всё, что он хочет, но ничего снаружи, и ему нужно безжалостно потушить тот огонёк надежды, который продолжает разгораться в груди, когда он видит улыбку Виктора.              — Можно позаимствовать в среду твою распорку? — спрашивает Пхичит, отрывая его от мыслей.              — Зачем, свою сломал? — спрашивает Юри, вытаскивает распорку из ящика и отдаёт.              Пхичит осматривает распорку и проверяет крепления.              — Да, один из наручников перекрутился в прошлые выходные. Вообще-то, я немного расстроен из-за этого.              Юри кивает, понимая. Их вещи дорого заменять, но люди непредсказуемы.              — Говоря о заимствовании вещей, у тебя остались какие-нибудь свечи?              Пхичит открывает ящик своего шкафа и вытаскивает одну белую свечу из коробки.              — Предпоследняя. Закажу ещё. Я так понимаю, ты планируешь что-то особенное на пятницу?              — Да, он добавил «огонь и лёд» в свой список «да», так что да. — Юри вытаскивает ошейник с поводком-цепочкой из ящика и кладёт его в верхней секции шкафа, чтобы в пятницу можно было легко найти его.              Пхичит сдерживает смешок.              — Хотел бы я это увидеть. Он будет так ругаться. И ещё, ты будешь здесь в среду? Если сможешь, то мне понадобится наблюдатель.              — Конечно, нет проблем. — Юри наблюдает, как Пичит вытаскивает длинные красные шёлковые шарфы, из тех, которые предпочитает использовать в связывании при подвесе, и Юри кажется, что ему лучше подготовиться к долгой сессии. — Кто-то, кого я знаю?              — Нет, мы познакомились в мае. Мы немного поболтали, но, кажется, репутация меня опережает. — Пхичит поигрывает бровями. — Это будет потрясающе.              Юри только посмеивается и продолжает уборку. Он заканчивает и наблюдает, как Пхичит выкладывает все свои шарфы, чтобы потом сложить их в разворачивающиеся розочки. Он любит все эти продуманные детали, думает Юри с любовью, садится на скамейку с шарфом в руках и пробует сложить сам. Его роза немного однобокая и разваливающаяся, и Пхичит смеётся и забирает розочку из его рук, чтобы сложить правильно.              — Пич, ты думаешь, мы странные? — спрашивает Юри.              Руки Пхичита замирают.              — Нет, а что?              Юри ложится на скамейку. Он смотрит в потолок, на созвездия крючков, сияющих со стропил.              — Я не знаю. — Он вздыхает. — Посмотри на нас, вот так. Мы планируем мероприятия и торгуем принадлежностями для нашего сексуального подземелья, будто... я не знаю. Будто все так делают.              — Забей на всех остальных, — говорит Пхичит. — И я знаю, ты думаешь так же. Так почему ты срашиваешь?              — В воскресенье Виктор спросил меня, был ли у меня когда-нибудь постоянный саб.              — И? — говорит Фичит, тон его голоса очевиден. — Так что?              Юри поднимает ноги, пока колени не дотягиваются почти до подбородка, а от растяжения не щёлкает позвоночник.              — Ну, я имею в виду, я знаю, что это не важно, но за последние пять лет у меня даже парня не было.              — У меня тоже, и что?              — Да, но ты та ещё шлюха, так что...              — Эй, пошёл ты, ты и сам не святой.              Юри от беспокойства пытается отшутиться.              — Я шучу. Но ты знаешь, что я имею в виду. Что если я никогда не найду парня? Что, если всё это… — он обводит рукой игровую комнату, — означает, что я должен выбрать между этим и отношениями?              Пхичит кладёт шарф и подходит, чтобы заглянуть Юри в лицо.              — Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь о Викторе, Юри.              — Я не думаю о Викторе, Юри.              — Я серьёзно.              — Я тоже. Я почти поцеловал его в воскресенье, — шепчет Юри, и это похоже на признание.              Пхичит резко садится на пол, и Юри поворачивает голову, чтобы посмотреть на него.              — Ты шутишь, — выдыхает он.              — Просто он был… там, и так прекрасен, а я просто хотел его поцеловать. И я уверен, что он хотел, чтобы я это сделал.              — Это потому, что Виктор — сладенький ванильный стручок, мне всё равно, сколько сессий у вас уже было.              — Четыре.              — Хорошо, четыре. Он привык целоваться. Как и большинство людей. Дело не в правиле о поцелуях, а в твоём влечении.              — Знаю. Я хочу знать, какой он вне игровой. Я хочу просто... говорить с ним. И проводить с ним время.              — Кацуки Юри, ты ещё не рассказал ему о своей карьере фигуриста. Или, знаешь, о своей нелепой одержимости им на протяжении всей жизни. Ты сумасшедший, раз думаешь о чём-то большем, пока не рассказал правду.              — Я знаю, — говорит Юри, закрывает глаза и бьётся затылком о скамейку.              И он понимает. Он до глубины души верит, что пока он всё ещё скрывает самый значительный факт своей жизни, даже обдумывание чего-то настолько нелепого — путь к разбитому сердцу. Это и то, что Виктор пробудет в Нью-Йорке только до августа. Ещё два месяца.              Его время на исходе.              ............................................................................              9:48       Мы попробуем кое-что новое в пятницу.       <Image.jpg>              Виктор 9:50       Ух ты. Да. ДА. Это тот огонь и лёд, о которых ты мне рассказывал?              9:51       Да. Перед этим сделаю тебе масляный массаж, чтобы воск не прилип к коже.              9:55       Если я буду хорошим мальчиком, что я получу после? ☺              9:59       Жадный. Ты уже получишь массаж и удивительное ощущение горячего воска и льда на своей коже. Что получу я?              10:08       Мою вечную преданность. Сэр.              ............................................................................              В пятницу, в 18:55 Юри закрывает дверь в свою спальню и практически припускает вниз по длинной лестнице в холл, кружится вокруг деревянной стойки перил внизу и делает два шага в подвал. Он прихватил зажигалку, тщательно уложил волосы назад, где случайно не подпалить прядь, а в руке зажимал маленький подарок для Виктора. Сегодняшний вечером будет восхитительным.              Подходя к нижней подвальной лестнице, он видит прядь платиновых волос и замедляет шаги. К его полному шоку, Виктор стоит перед дверью в игровую, полностью одетый, и их взгляды встречаются, когда Юри делает последний шаг, чтобы встать перед ним.              — Виктор? — спрашивает он обеспокоенно. — Всё в порядке? — Юри уверен, что это не так, потому что Виктор практически в ужасе.              — Да, я просто… я надеялся поговорить с тобой минутку заранее. — Он теребит пальцами подол футболки, и от вида этого нервного тика у Юри сводит живот, его всего будто придавливает весом этого неожиданного разговора.              — Конечно. Хм. Что я должен знать, прежде чем мы начнем? У тебя изменились планы на сегодня? — Юри бросает на ступеньки маленькую коробочку, которую держал в руках, и переключает всё своё внимание на Виктора.              Виктор качает головой.              — Нет, не в этом дело. Я только... Мне было интересно... — Он глубоко вдыхает-выдыхает, затем подходит, чтобы взять Юри за руку. Прикосновение наполняет тело Юри теплом, а беспокойство начинает нарастать, готовя его к грядущей катастрофе.              Но Виктор только улыбается и прикусывает губу.              — Ты пойдёшь со мной завтра на ужин?              Юри тяжело выдыхает и чувствует, как разрывается между двух огней. Это плохо, но на совершенно другом уровне. Он борется с собой. Сказать «нет» — значит сделать, что должно, когда все остальные инстинкты кричат «да».              — О, я не... я не знаю, хорошая ли это идея, — наконец выдавливает он.              — А почему бы и нет? — спрашивает Виктор и обнимает Юри за талию, притягивая так близко, что тот чувствует его дыхание на своей щеке. — Я знаю, что между нами есть искра, Юри. Я знаю, ты тоже её чувствуешь.              Тоска начинает овладевать другими чувствами Юри. Прошла почти неделя с тех пор, как он видел Виктора, и теперь, когда он здесь, прижатый так близко... он недостаточно силён, не может сопротивляться руками Виктора, лежащим на его спине. Их пальцы переплетаются, и Виктор нежно целует костяшки пальцев Юри.              — Я не собираюсь лгать тебе. Я чувствую... большее, к тебе, — говорит Юри, отчаяние и неуверенность звучат в его голосе. Он сам их слышит и знает, что Виктор тоже.              — Тогда почему бы и нет? Я думаю... я думаю, нам было бы хорошо вместе. То, что ты сказал, о желании быть с кем-то внутри и снаружи игровой. Я могу быть таким. Позволь мне показать это тебе.              — Виктор…              Виктор заглушает его, прижимая палец к губам, и открывает дверь в игровую комнату. Юри следует за ним внутрь и молча наблюдает, как Виктор раздевается и складывает всю свою одежду на стул. Затем он грациозно подходит к красной подушке в центре комнаты и одним плавным движением опускается на колени, положив руки на бедра и красиво выпрямив спину.              Юри около минуты наблюдает за ним, почти не в силах осознать едва уловимую перемену в поведении Виктора, когда он ждёт, то, как напряжение покидает его плечи, как лицо расслабляется в нежной улыбке. Он наблюдает за перевоплощением, происходящим прямо перед его глазами, когда Виктор погружается в подчинение, и собственное тело Юри реагирует на это как на главную задачу.              У него захватывает дух.              Когда он, наконец, подходит ближе, то чувствует, как тревога иссякает, как приливная волна. Он скользит пальцами от затылка Виктора к талии. Он чувствует, как начинают гудеть нервы, и он стоит перед Виктором и делает то, что, как он думал, никогда не сделает в своей игровой комнате.              Он отдаёт этот с трудом завоёванный контроль другому.              — Тогда покажи мне, — говорит Юри низким горловым голосом, — свою вечную преданность.              Виктор судорожно вздыхает, прежде чем наклониться и запечатлеть благоговейные и легкие, как перышко, поцелуи на ступнях Юри, а затем скользит руками по его икрам и бёдрам. Виктор целует бёдра, его ресницы, как крылья бабочки, касаются кожи Юри. Виктор скользит губами над тазовыми кочками, обнаженными над поясом низко сидящих штанов.              Юри опускает подбородок на грудь и вздыхает, глядя на макушку Виктора, серебряные волосы блестят, а щека любовно прижата к животу Юри.              — Я могу быть таким, Юри. Я могу быть даже лучше. Позволь мне доказать тебе это. Пожалуйста. Дай мне шанс.              Юри падает на колени и прижимает их груди друг к другу, понимая, насколько он ниже Виктора. Он вздёргивает подбородок, и глаза Виктора вспыхивают желанием. Юри придвигается ближе, задерживая дыхание на губах Виктора. Виктор тянется к его губам, но Юри отстраняется, склоняется под челюстью Виктора, чтобы поцеловать его там, а затем вниз по шее, к изгибу плеча.              Всё тело Юри наполняется ртутным жаром, гудящим в венах и оставляющим его неспособным сосредоточиться на чём-то еще, кроме этого: что Виктор может сделать с ним, и что он сделает в ответ. Юри снимает штаны, а Виктор смотрит на него горящими глазами, и, встав на колени, он заставляет Виктора повернуться, чтобы Юри мог встать между коленями Виктора и прижаться к его заднице. Виктор задыхается, когда член Юри прижимается между ягодиц.              В Викторе пробка, и Юри отодвигается, чтобы медленно и осторожно вытащить её. Стекло прилипает к коже липкими остатками смазки, и Юри тянется к одной из многочисленных бутылей, припрятанных в игровой комнате, чтобы выдавить ещё больше смазки в руку и смазать себя.              — Можно без презерватива? — спрашивает он, и по спине Виктора пробегает дрожь. — Я не был ни с кем другим.              — Пожалуйста. У меня тоже никого не было. Пожалуйста, я тебя умоляю.              Одна рука Юри обвивается вокруг талии Виктора, другая — у основания его шеи, и он осторожно вжимается в податливое тело Виктора медленным толчком, сдержанность обжигает его бедра, а пульс Виктора бьётся под кончиками пальцев. Виктор всхлипывает, когда Юри погружается полностью не может удержаться, чтобы не зарыться лицом между лопаток Виктора и не осыпать его кожу поцелуями.              — Цвет?              — Зелёный, чёрт, да, зелёный, — рычит Виктор и толкается назад к телу Юри, глубоко насаживаясь на член.              Юри хлопает его по ягодице, и Виктор ахает, потом стонет.              — Да, мой прекрасный. Получай удовольствие, — шепчет Юри, когда Виктор снова толкается назад. Юри встречает его на полпути, их тела сталкиваются снова и снова с похотливым звуком ударов кожи о кожу. Виктор туго сжимает его, сводя с ума, и Юри вздрагивает от ощущения нарастающего оргазма.              Юри снова шлепает его по заднице, а затем тянет их вниз, пока Виктор не оказывается у него на коленях, и Юри может только использовать свои бедра, чтобы толкнуться настолько, насколько позволяет тело Виктора. Виктор качает головой, а затем резко с шипением отстраняется, и пока Юри пытается разобраться в том, что пошло не так, Виктор поворачивается и толкает Юри вниз, пока тот не укладывается на пол. Виктор садится на него верхом, насаживается обратно на член Юри и начинает двигаться на нём, Юри сжимает в руках его бёдра.              — Можно мне потрогать себя, пожалуйста? — просит Виктор, и после кивка Юри так и делает.              Он похож на это видение: грудь раскраснелась от возбуждения, волосы падают на глаза, бантик его рта розовеет и округляются от удовольствия. Он издаёт гортанные вздохи и стоны каждый раз, когда их тела встречаются, звуки секса, которые Юри будет счастливо воспроизводить в голове до самого дня смерти.              — Это можем быть мы, пожалуйста, Юри, — говорит Виктор. — Боже, да, я кончаю. Ты близко?              Тело Юри искрится от собственного имени, произнесенного в задыхающемся, бессмысленном тумане похоти Виктора, и он цепляется за какой-то рычаг на полу, чтобы толкаться сильнее, срывать тихие стоны и крики. Когда тело Виктора начинает зажиматься, неметь, Юри садится, прижимается ртом к соединению шеи и плеча Виктора и сильно кусает.              Член Виктора пульсирует в его руке, и он кричит — протяжная песня удовольствия, которая подводит Юри к оргазму за один удара сердца, заставляет распадаться на части и задаваться вопросом, станет ли он когда-нибудь прежним Юри.              Когда их губы, наконец, встречаются в дрожащем, мокром, отчаянном поцелуе, в который вложено томление последних недель, тяжесть всех предыдущих лет. Юри знает, что прежним уже будет.              ………………………………………………              Они не прекращают целоваться; как только шлюзы открыты, табу снято, они не прекращают целовать друг друга, даже когда брызги душа омывают их обоих, делают их вялыми от жара и перевозбуждения.              Юри тонет в поцелуе: в ощущении небольших пощипываний и облизывании губ Виктора, в том, как Виктор слегка посасывает его нижнюю губу или проводит языком внутри рта Юри. Обе его руки заняты идеальной задницей Виктора, его рот занят языком Виктора, и он хочет остаться здесь навсегда.              — М-м-м. В конце концов, горячая вода закончится, — говорит Юри и быстро чмокает Виктора в уголок рта. — Надо было воспользоваться ванной.              — Плевать, — бормочет Виктор. Он наклоняется, чтобы лизнуть и чмокнуть Юри в ключицу, и Юри вздыхает, выгибаясь назад в сильные руки Виктора. Прошло много лет с тех пор, как он доверял любовнику собственное тело, и это опьяняет.              — Встань на колени, милый, — говорит он, и Виктор ухмыляется.              — Разве тебе не достаточно? — он фыркает, даже когда опускается на твёрдый пол душа. — Время игр закончилось.              — Игра так и не началась, — говорит Юри и слегка поворачивает флакончик в сторону. Он наливает себе в руку шампунь и начинает мыть Виктору голову. — Потому что некий человек решил взять на себя ответственность за вечернюю повестку.              Виктор фыркает, но потом вздыхает и расслабляется под медленным массажем головы, терпеливо ожидая, пока Юри сполоснёт волосы и похлопает по плечу, чтобы он смог встать. Юри поворачивается, чтобы помыть свою голову, но в этот момент руки Виктора опускаются на его бедра. Виктор осторожно поворачивает его и моет волосы Юри так же, как тот ухаживал за ним. Юри улыбается, наслаждаясь этой роскошью.              — Спасибо, — говорит он и наклоняется для еще одного поцелуя. Виктор обхватывает ладонями его лицо и целует осторожно, затем более настойчиво, поцелуй из милого и целомудренного становится всё более влажным и многообещающим в тот момент, когда Виктор открывает рот и его язык скользит по расщелине губ Юри. Юри чувствует, что твердеет, прижимаясь к телу Виктора, как и в ответ о его бёдра всё более настойчиво давит член.              — Господи, я хочу тебя, — бормочет Виктор себе под нос. — Как будто я не могу насытиться. Я прихожу домой после вечером пятницы и дрочу всю неделю, думая о тебе. Я дрочу за час до приезда сюда. Через час после моего приезда. В душе. Перед тем, как лечь спать. И это ты, всегда. Ты.              Юри вздрагивает, услышав это, идеальный рот Виктора говорит, как сильно он отвлекается на мысли о Юри, и внутренняя тревога Юри кричит.              «Ты не можешь этого допустить».              «Ты не можешь этого допустить».              Юри опускается на пол в душе, принимает в рот идеальный член Виктора Никифорова и сосёт, долго и настойчиво, пока Виктор не сдаётся, кричит и кончает, Юри глотает каждую каплю.              «Чёрта с два, я не могу», — думает он и вытирает рот тыльной стороной ладони.              ………………………………………………………              — Ну, по крайней мере, я не порвал кожу, — говорит Юри и наносит немного антисептической мази на синяк на шее Виктора. — Но я оставил след. Я надеюсь... я не спрашивал, и надеюсь, что ты не против.              Виктор целует Юри в щёку.              — Я с удовольствием буду его носить. Это значит, что ты потерялся в нас, и я в восторге от этого.              Юри чувствует, как краснеет. Он пометил множество людей, но только намеренно, никогда в пылу страсти, как в этот раз. Господи.              — Эй, Юри. Не расстраивайся. — Виктор снова натягивает халат на плечи, садится на диван в игровой и берёт Юри за руку, увлекая его за собой.              Юри устраивается в углу дивана, лицом к нему.              — Я не расстроен, правда. Просто это немного необычно для меня.              — Значит, тебе нужно, чтобы я тебя обнял? — Виктор дразнит. — Я хорош в обнимашках.              Юри смеётся.              — Тогда ладно. Обними меня. Это будет интересная перемена.              Виктор улыбается и раскрывает объятия, а Юри прижимается к его груди. Виктор обнимает его и целует в макушку. Он прав, честно. Он чемпион по обнимашкам, и Юри чувствует, как его пульс замедляется.              — Ты так и не ответил мне, — шепчет Виктор ему в волосы, — насчёт завтрашнего вечера.              Юри вздыхает.              — Я не могу тебе отказать, понимаешь? Это станет опасным прецедентом. Ты можешь начать манипулировать мной.              — Так это значит «да»?              Юри смотрит на него и чувствует собственную невольную улыбку.              — Да. Я говорю «да».              Руки Виктора сжимаются так крепко, что Юри на мгновение кажется, будто он не может дышать.              — Просто подожди, — говорит Виктор, и в его голосе слышится явное ликование. — Я сделаю тебя таким счастливым, Юри. Я обещаю.              Юри улыбается и безжалостно подавляет крошечную волну беспокойства, расцветающую в его животе. Он может это получить. Может.              И когда Виктор оттягивает воротник халата Юри у шеи, чтобы рассыпать под ухом горячие поцелуи, Юри твёрдо решает, что так и будет.              ………………………………………………………              00:46       Я собираюсь поужинать с ним завтра вечером.              Пхичит 00:46       Какого хрена, я посреди клуба, ты не можешь объявлять мне такое сейчас              Пхичит 00:46       Ты ему рассказал?              00:47       Нет. Я не думаю, что буду рассказывать. В августе он возвращается в Россию.              00:48       Всё кончено, ещё до начала.              Пхичит 00:49       Ты уже взрослая задница. Веди себя как взрослый и скажи ему. Ты всегда так стыдишься того, что является одной из самых невероятных вещей в тебе, и это бесит меня, честно.              Пхичит 00:49       Тебе нечего стыдиться. Ты был профессиональным фигуристом. В соревновался в серии Гран-при. Кроме того, ты потрясающий танцор и хореограф. ПЕРЕСТАНЬ СТЫДИТЬСЯ.              00:50       Я знаю. Но если я скажу ему, что он посмотрит Скейт Америка, а я лучше залезу в яму и умру.              Пхичит 00:51       Вздох. Ты поцеловал его или что?              00:52       Да. И «или что». Много поцелуев. Много «или что». Много чего.              Пхичит 00:53       Удачи, мой друг. Она тебе понадобится.              Юри бросает телефон рядом с кроватью и вздыхает. Сцены, впечатления от его свободной программы в Скейт Америка шестилетней давности мелькают перед его глазами, унижение падения, падения, снова и снова, а затем кульминация — разорванный шнурок, из-за которого и последняя поза вышла шаткой и неуверенной, слёзы текли по его лицу и полный ужас от того, что Виктор Никифоров — единственный человек, на которого Юри надеялся произвести впечатление, мог стать свидетелем самого катастрофического проката в его карьере, результатом подавляющего беспокойства.              Но, похоже, Виктор этого не видел, так как Юри выступал со свободной программой вторым в группе, сразу после последних выступлений спортсменов с короткой программой, и Виктор даже не был рядом со льдом, когда всё это произошло. Он даже не был в раздевалке после того, как Юри оставил остатки своего достоинства перед камерами, сломавшись в уголке слёз и поцелуев. Он не был там, где Юри ожидал увидеть фигуристов, которые все еще ждали выступления, и он благодарил свою счастливую звезду с того дня, что во всем этом осталась хоть какая-то доля изящества. Когда он распрощался с Челестино Чальдини, когда уехал из Детройта — он навсегда отбросил эту жизнь — всё, что олицетворял Виктор.              До тех пор, пока Виктор не появился в Нью-Йорке, и всё, что он когда-либо чувствовал, думал или испытывал к Виктору Никифорову, было снова разорвано и обнажено; каждый восхищённый взгляд на журнал отдавался реальности того, что тело Виктора блестело от пота под ним, над ним, вокруг него. Что вместо того, чтобы быть просителем, покорным у ног Виктора, он учит его, доминирует над ним, даёт ему то, чем он действительно гордится. Это возбуждает, и кажется, Виктор находит это таким же опьяняющим, как и он сам. Он не может потерять это.              Они поужинают. Они будут наслаждаться жизнью. Юри бросит Виктору забавный вызов, и притворится, что никогда не думал о Викторе всерьёз до прошлого месяца, и познакомится с человеком, с которым у него был невероятно опьяняющий секс, они будут разговаривать и ходить на свидания, как обычные люди, и у них будет два месяца фантастической жизни, прежде чем Виктор вернётся в Россию, и, возможно, Юри получит таинственное упоминание о себе в книге.              Всё будет хорошо.              Юри переворачивается на другой бок и смотрит в потолок, а в голове возникает видение, как он прощается с улетающим Виктором в аэропорту, и у Юри щиплет глаза.              Всё никак не может кончиться хорошо.              Но он всё равно кидается в омут с головой.