Флорентин

      У Виктора сердце поет от прикосновения губ Юри. От того, с какой нежностью он сцеловывает слезы со щек. Виктор слышит рваный вздох Юри, его нервный смешок, поэтому обнимает его и крепко прижимает к себе.              — Я скучал по тебе, — шепчет Виктор.              Юри согласно кивает, утыкаясь Виктору в грудь.              — А ведь прошла всего неделя. Так глупо, что я тоже так сильно по тебе скучал, — соглашается Юри.              — Не хотел бы я повторения такой недели. Никогда. — Виктор переминается на протестующих коленях. — Мой милый Юри, нам, наверное, нужно встать. Я уже слишком стар, чтобы вот так стоять на коленях.              Он слишком поздно понимает, что сказал.              — Позволю себе не согласиться, — иронизирует Юри, вскинув бровь.              Виктор заливается смехом и помогает Юри подняться на ноги. Они не отпускают рук друг друга ни когда скользят к бортику, ни когда сходят со льда. Виктор наблюдает, какими уверенными и отработанными движениями Юри вытирает лезвия коньков и надевает чехлы.              Юри замечает взгляд, и, краснея, опускает глаза.              — И все равно я виноват, — бормочет Юри.              Виктор тут же обхватывает залившееся румянцем лицо и нежно целует.              — Знаю-знаю. Нам нужно все обсудить. Но видеть, как ты катаешься… честно говоря, я так рад нашему общему прошлому. Ты гораздо больше можешь понять о моей жизни и опыте. И кажется, я тоже тебя понимаю.              — Нам нужно поговорить. Не думаю, что... Может, пойдем выпьем кофе и прогуляемся, просто... поговорим. Если хочешь.              Да, нейтральная территория, вероятно, лучше всего подходит для таких разговоров. Где Виктор привыкнет к осознанной правде, где Юри не будет чувствовать себя загнанным в угол.              Где Юри сможет контролировать ситуацию.              Итак, Виктор ведет Юри в кофейню неподалеку, на которую сам наткнулся в одну из прогулок до катка. Они потягивают кофе, медленно бредя к дому Юри и Пхичита.              Прекрасный вечер: ветреный и теплый. Тротуары заполоняют люди, группами или поодиночке, радуются пятнице после долгой недели. Вокруг гудит светящийся огнями город. Виктор уже не в первый раз думает, что мог бы сюда перебраться насовсем.              Виктор краем глаза наблюдает за Юри. Он выглядит даже красивее, чем в прошлый раз, когда он был растрепанный и теплый, с размазанной подводкой для глаз и любовным укусом на плече. Он спокоен и грациозен, уличные фонари отбрасывают яркий свет на его кожу, темные глаза практически непостижимы. Наверное, им так много нужно сказать, объясниться за все, что они сделали и сказали за это время, но Виктор видит только морщинку в уголке глаза Юри, когда тот улыбается.              — Что? — спрашивает Юри. — Ты уже пять минут как уставился на меня.              Попался.              — О, хм. Прости. Просто я, честно, не знаю, с чего начать. — Виктор делает глоток, чтобы выиграть время.              Юри глубоко вздыхает.              — Думаю, ты видел «Скейт Америка 2010».              Вот. Прямо к делу, как обычно.              — Видел.              — Тогда ты понимаешь, почему я ушёл из спорта.              — Не стану отрицать, что это было не лучшее твое выступление, — начинает Виктор, и Юри резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. — Что? Конечно, я посмотрел и другие. Юри, один прокат не отражает всю карьеру. И ты это знаешь.              — Нет, но я не собирался продолжать. Это я тоже знаю. — Юри отпивает кофе со льдом и больше не произносит ни слова. Виктор сомневается стоило ли просматривать каждое доступное в интернете видео с катанием Юри. Но он ничего не мог с собой поделать и каждое оценил профессиональным взглядом. Каждая великолепная дорожка шагов, каждое идеально центрированное вращение приводили его в восторг, а каждое падение пугало. Но он видел проблески гениальности: неограненный талант, ожидающий своего часа, чтобы засиять.              Чем ближе к дому Юри, тем меньше они друг другу говорят. Виктор гадает, что же дальше. Что если он скажет больше? Или меньше? Уйдет совсем? Юри останавливается посреди тротуара и выбрасывает кофейный стаканчик в ближайший мусорный бак. Его плечи напряжены, губы сжаты, и Виктор обхватывает себя руками.              — Все, чего я когда-либо хотел, это кататься с тобой на одном катке, — говорит Юри и вызывающе смотрит Виктору в глаза. — Показать тебе, из чего я сделан. Произвести на тебя впечатление, может быть. И это было мое худшее выступление, а я даже не представился тебе. У меня был срыв. После этого я несколько недель отсиживался в своей комнате, пока Пхичит не вытащил меня и не отправил к психологу. И через некоторое время, после долгой терапии, я почувствовал себя лучше и понял тому простую причину — я больше не участвовал в соревнованиях. Катание на коньках больше не контролировало мою жизнь. Наконец-то я вырвался.              Сердце Виктора разрывается от красоты, которую он видел на этих видео, от грации, с которой Юри танцевал на льду.              — Но у тебя талант. Я вижу. Может быть, с лучшими условиями или лучшим тренером…              — Нет. Я не могу пойти по этому пути. Не могу думать обо всех «если». — Юри подходит ближе и изучает лицо Виктора, пригвождая своим пристальным взглядом к месту. — Чтобы справиться с тревогой, я научился контролировать то, что мне по силам, и отпускать все остальное, и со временем я понял, что хочу контролировать почти неуправляемое. Хочу подчинить все переменные, подбрасываемые жизнью. Вплоть до того, с кем я делю свое тело.              Виктор кивает, и проблески понимания, которые он осознал за прошедшие несколько часов, сливаются в полную картину человека напористого и талантливого, но также и тревожного. Кого-то, кто смотрел на Виктора как на идеал, но вынужденного за какие-то несколько месяцев переосмыслить работу всей своей жизни. Юри заново открыл себя, создал жизнь, которая принадлежала только ему. Жизнь Виктора, вплоть до его ухода из спорта, была одной прямой линией от соревнования к соревнованию без отклонений на этом пути, и он не может себе представить, сколько сил потребовалось, чтобы сделать то, что сделал Юри.              Виктор качает головой.              — Юри, я злюсь, что тебе пришлось пройти через то, через что ты прошел. Я действительно восхищаюсь тобой за это, но злюсь, что ты чувствовал себя в ловушке.              — Я, бывало, расстраивался из-за случившегося, но больше такого не случается. — Юри поднимает лицо Виктора за подбородок. — Если мой извилистый путь привел меня к этому моменту с тобой, я никогда не изменю этого. Ни за что на свете.              Виктор чувствует, как его глаза горят от непролитых слез, он обнимает Юри и притягивает к себе для поцелуя — нежного, размеренного, заставляющего сердце Виктора трепетать. Он еще крепче прижимается к губам Юри, ощущает жар его дыхания, футболка Юри мягкая и теплая под пальцами.              — Наверное, мне пора домой, — шепчет Юри. — Я не хотел отрывать тебя от планов на вечер.              Виктор целует его в макушку.              — Юри, я бы бросил все ради единственной минуты с тобой.              — Прекрати.              — Нет. Я серьезно. И я до сих пор не извинился как следует. — Виктор отступает на шаг и заглядывает Юри в глаза. — Я был зол, напуган и набросился на тебя. Я знаю,что ты не использовал ситуацию. Это было чистое совпадение, что мы нашли друг друга. Ты давал мне возможность самому решать, чего я хочу, и я всегда выбирал тебя. — Виктор прижимается лбом ко лбу Юри. — Я все еще выбираю тебя, — шепчет он.              Тогда Юри теряет самообладание, и Виктор чувствует вкус слез, когда они снова целуются, смеются и обнимают друг друга. Виктор наконец-то чувствует, как напряжение в груди спадает. Впервые за неделю он может свободно дышать и чувствовать тепло прикосновений Юри, провозглашающих его возвращение туда, где ему суждено быть.       ……………………………………………………………………………              Входная дверь Юри вырисовывается в ночи, как барьер между ними, который Виктор не уверен, что они должны попытаться преодолеть прямо сейчас. Они прижимаются друг к другу, и восхитительный жар тела Юри просачивается сквозь одежду Виктора, заставляя потеть.              — Мне... э-э... мне, наверное, следует пожелать тебе спокойной ночи и отпустить домой, — бормочет Юри, заливаясь румянцем. — Но хотелось бы увидеться завтра.              Виктор кивает.              — Да, конечно. Я могу прийти утром же, к завтраку. Может быть, снова поедим блинчиков? — Он слышит, как на последнем слове собственный голос слегка срывается, и вздрагивает. Он чувствует, как под кожей разливается возбуждение, но поднимать эту тему рано. Не сейчас, когда они наконец-то выговорили все то, чего не понимали раньше. Все кажется таким нежным, таким новым, и Виктор не будет делать ничего, что может все испортить.              Но... возможно, еще один поцелуй не повредит. Виктор наклоняется и прижимается к губам Юри в долгом поцелуе, который постепенно становится все глубже и горячее, пока Юри не облизывает его нижнюю губу. Виктор быстро втягивает воздух, но не сдается, поддразнивает Юри и неохотно отстраняется, пока ситуация не вышла из-под контроля.              — Ух ты, — говорит Виктор и хихикает. — Наверное, мне действительно пора идти. Хм. — Сердце Виктора колотится в груди, потому что он чувствует нарастающее между ними напряжение, притяжение, закипающее от каждого касания. Виктор сглатывает и целует Юри в лоб. Юри закрывает глаза и глубоко выдыхает.              — Спокойной ночи, — говорит Юри и отступает назад, медленно проводя пальцами по талии Виктора. Он мило улыбается Виктору, поднимается на крыльцо и отпирает дверь.              Пульс Виктора зашкаливает.              — Пока, — повторяет Виктор. Юри проскальзывает в дом, но не сводит глаз с Виктора, пока дверь медленно закрывается. Виктор вздыхает, разворачивается и идет по тротуару. Если повезет, он поймает такси, если нет — пойдет пешком. Наверное, следует пройтись, чтобы стряхнуть возбуждение, обжигающее вены воспоминаниями о пальцах Юри, скользящих вниз по позвоночнику, об удерживающем сладком давлении на плечах, когда Юри медленно трахал его.              Нет.              Виктор останавливается, пройдя не больше половины квартала. Это безумие. Что, черт возьми, он делает? Он не может отпускать Юри сейчас, не хочет отпускать. Он хочет всего, что Юри может дать ему, и если каким-то признаком считать нежелание Юри перестать прикасаться к нему, то у него в голове вертятся те же мысли, но он пытается сдержаться ради Виктора. Точно так же, как Виктор пытался сдержаться ради Юри.              Черт, они оба идиоты. Виктор разворачивается на каблуках и бежит обратно к дому Юри так быстро, как только может, бросается вверх по лестнице и колотит в парадную дверь.              Дверь почти сразу же распахивается, и в проеме появляется Юри с выражением крайнего облегчения на лице. Виктор бросается к нему, обхватывает лицо и соединяет их губы в яростном поцелуе, который, он почти уверен, назавтра расцветет синяками. Юри втаскивает его в дом, сжимая футболку Виктора в кулаке, и пинком захлопывает дверь, прежде чем прижать Виктора к ней. В бедро Виктора упирается уже твердый член.              — Черт, — ругается Юри. — Слава богу, ты вернулся, я уже собирался бежать за тобой.              Виктор ртом спускается вниз по шее Юри, наслаждаясь его судорожным вздохом.              — Господи, хочу тебя. Скучаю по тебе.              — Ага, — соглашается Юри, опускается на колени и через мягкие спортивные штаны утыкается носом в пах Виктора, одной рукой обхватив его за талию и крепко прижимая к двери. Виктор переполнен возбуждением, все его тело дрожит от предвкушения прикосновения Юри. Юри приподнимает футболку Виктора и нежно целует его в живот, а потом обводит языком пупок, и Виктор, задыхаясь, откидывает голову назад, больно ударяясь затылком о дерево. Он игнорирует вспышку боли, предпочитая наблюдать, как глаза Юри вспыхивают жаром.              — Можно? — спрашивает Юри, проводя пальцем по резинке штанов. — Боже, пожалуйста, позволь тебе отсосать.              У Виктора подкашиваются колени, и он начинает сползать по двери, но Юри удерживает его.              — Пожалуйста, — хнычет Виктор. Он запускает руки в волосы Юри, пока Юри стягивает с него штаны вместе с нижним бельем, член Виктора почти смущающе тверд в прохладном воздухе прихожей. Юри моргает, глядя на него, и грязная ухмылка — это все, что Виктор получает, прежде чем Юри скользит губами по головке члена и заглатывает его почти до основания одним движением.              — Охренеть, — выдыхает Виктор, потому что фантазии в момент становятся явью прямо на глазах. Он пытается опереться рукой на маленький столик рядом с дверью, но фарфоровая ваза, на нем стоящая, скользит по дереву и разбивается.              — Блядь, прости. Господи. Продолжай, — стонет Виктор, но Юри не обращает внимания на вазу и сосет еще глубже. Виктор толкается ему навстречу и чувствует, как горло Юри сжимается, когда он сглатывает. Рот Юри ласков и влажен, и Виктор не может удержаться, чтобы снова не толкнуться в этот гостеприимный жар.              — Так нормально? — спрашивает Виктор, и Юри отстраняется.              — Зеленый, — отвечает Юри и подмигивает, прежде чем вернуться к минету, и Виктор, черт возьми, почти кончает на месте.              Но затем, ох, затем Юри скользит костяшками пальцев за яйца Виктора и нажимает. Оргазм, который Виктор так старательно пытался отсрочить, поражает его, как взорвавшаяся звезда, его стоны эхом отражаются от высокого потолка прихожей.              Юри отстраняется, не отводя взгляда, и Виктор вдруг понимает, что у него спермы полный рот. У Виктора отвисает челюсть, когда Юри стягивает с себя штаны, сплевывает сперму в ладонь и скользит ею по своему члену. В тишине дома звук оглушающе непристоен.              — Повернись, — хрипит Юри, — и держи бедра вместе. Виктор ошеломленно кивает и делает, что велено, уперевшись лбом в руку. У него есть довольно хорошее представление о том, что произойдет, но это не подготовит его к шоку от горячего, скользкого члена Юри, толкающегося между его бедер, скользящего вдоль промежности и упирающегося в яйца. Виктор уже чувствителен после оргазма, и от этих толчков вздрагивает.              — Прекрасный, — бормочет Юри. — Такой великолепный. Такой хороший для меня.              Похвалы льются на тело Виктора, как водопад, и он хочет большего. Гораздо большего.              — Только твой, Юри, — выдыхает он и напрягает бедра так сильно, как только может, Юри ритмично толкается, отчего искры пробегают по нервам, заставляя Виктора взрагивать. — Я хочу быть таким хорошим для тебя.              — Уже хороший, — говорит Юри, безжалостно впиваясь в бедра Виктора пальцами. Его кожа соприкасается с кожей Виктора, и Виктор чувствует между лопаток горячее и влажное дыхание Юри. — Мой прекрасный Виктор.              Виктор стонет, возбуждение начинает нарастать. Он почти уверен, что больше не кончит, но, боже, это так приятно. Быть окруженным, ошеломленным страстью Юри. Они не в сцене, но это не имеет ни малейшего значения, потому что то, что они чувствуют, выходит за рамки границ, которые они установили в прошлом, интенсивность их отношений размывает границы между игрой и реальностью, каждая ситуация наполняет другого заботой и любовью…              «Виктор, в которого я влюблен», — слышит он голос Юри.              Юри вскрикивает, и Виктор чувствует дрожь его оргазма, большая часть спермы остается на бедрах Виктора, стекает по его ногам на штаны.              Юри мягко отстраняется, затем поворачивает Виктора к себе, положив руку на бедро, и медленно целует, всем телом прижимаясь к нему.              — Пожалуйста, повтори, что ты сказал раньше, — шепчет Виктор, когда отстраняется, чтобы перевести дыхание. Глаза Юри в темноте коридора кажутся огромными, а лоб вопросительно морщится. — Тогда, на льду. Когда сказал, что влюбился в меня.              Брови Юри поднимаются.              — О, да. Боже, да, Виктор, — отвечает Юри. — На самом деле я не хотел говорить тебе об этом, но, боже, это правда. — Он поднимает взгляд на Виктора и улыбается. — Я люблю тебя. Хочу тебя. Я настолько без ума от тебя, что только что трахнул тебя прямо в прихожей, и в процессе мы разбили чашу Арита* семнадцатого века, а мне все равно.              Виктор смотрит на осколки бело-голубого фарфора на полу и пытается забеспокоиться об этом, но безуспешно. Он откидывается назад, но продолжает обнимать Юри за талию и пытается собрать в уме слова, которые хочет сказать. Они стоят на открытом месте посреди дома Юри и Пхичита, штаны спущены до колен, а бедра Виктора липкие от спермы, но он не может представить себе ситуацию для них более совершенную.              — Юри Кацуки, я так влюблен в тебя, что едва могу соображать, — говорит Виктор и смотрит, как лицо Юри расцветает великолепной, смущенной улыбкой. — Ты владеешь мной целиком: телом и душой. Всем. Все твое, пока ты хочешь меня.              — Значит, навсегда, — отвечает Юри, целуя Виктора в уголок рта. Виктор кивает, и они крепко обнимают друг друга, руки Виктора обвиваются вокруг спины Юри, а руки Юри лежат поперек ключиц Виктора, его большой и указательный пальцы обхватывают основание шеи.       ……………………………………………………………………………              Просыпается Виктор в голубом облаке.              Голубые простыни, голубое одеяло, голубые подушки и копна иссиня-черных волос рядом. Но стоит присмотреться и увидишь сливочный изгиб обнаженного плеча, нежный изгиб бедра. Виктор подползает ближе, идеально вписываясь в этот паззл, губами едва касаясь нежной кожи шеи Юри.              Из тепла постели Виктор слышит, как в окна барабанит дождь. Уже пришло утро, мрачное и прохладное, а Виктор остался бы в постели навсегда, если бы мог. Но ему нужно в туалет. Виктор вздыхает, признавая предательство собственного тела, осторожно выбирается из-под одеяла и натягивает штаны.              Комната Юри большая, в углу оставшийся от старого дома камин с ярко-зеленой мозаикой и замысловатой резьбой по дереву. Но лишь Виктор оглядывается, понимает, что склонность Юри к антиквариату и чутью начала века уступает углу комнаты напротив, как показывает огромный стол, занятый ноутбуками, не меньше трех, и большим плоским монитором. Должно быть, именно здесь Юри работает, потому что столешница заставлена чайными чашками и кружками, а на уголке стола лежит наполовину развернутый плакат с очень знакомой копной длинных серебристых волос. Виктор подходит ближе.              Виктор, юниор, лет десять-двенадцать назад. Плакат старый, помятый и многократно сложенный, с пожелтевшим скотчем, приклеенным к углам. У Юри, очевидно, он уже давно, но похоже, уже долго не выставлялся на всеобщее обозрение.              Сердце Виктора сжимается, когда он понимает, что Юри, вероятно, откопал его на прошлой неделе. Он смотрит на любовно потертые края плаката и понимает, что чувствует одну лишь благодарность за прожитую жизнь, которая привела их к этому моменту, что нет ничего, кроме любви и почтения в старом восхищении Юри им как фигуристом, и ничего, кроме любви теперь в том, как он крепко обнимает Виктора, дразнит и хочет его, уважает и любит жизнь, которую сам выбрал сейчас.              Юри ворочается во сне, и Виктор тут же кладет плакат и выскальзывает за дверь.              Длинный коридор. Закрытая дверь напротив, вероятно, ведет в комнату Пхичита, следующая дверь — ещё одна спальня, а последняя дверь, скорее всего, ванная. Виктор крадется по коридору и обнаруживает, что да, он прав, поэтому проскальзывает внутрь, справляет нужду и моет руки в старомодной раковине с двумя кранами.              В зеркале видны копна взлохмаченных диким сексом волос и распухшие от поцелуев губы, и если бы у Виктора с собой был телефон, он бы сделал селфи и отправил бы Крису. Может, даже и в «Нью-Йорк Таймс», просто потому, что он так счастлив, что едва может сдерживаться. Да, он с Юри Кацуки, да, это с ним Виктор танцевал дождливым вечером, да, это Юри оставил его в полубессознательном состоянии, опьяненного любовью и глупого, готового перенести свою жизнь через полмира, чтобы остаться рядом с Юри.              Виктор моргает, глядя на свое отражение. О. Ну, конечно.              В конце концов, книги писать можно где угодно.              Виктор чувствует себя неизмеримо легче после этого довольно неожиданного решения, поэтому он абсолютно не готов к столкновению с Пхичитом, прислонившимся к стене напротив. Он скрестил руки на груди и задумчиво смотрит на Виктора, в панике отступающего назад. Виктор почти уверен, что получит либо угрозы, либо по морде.              — Да ладно, прекрати, я ничего тебе не сделаю, — совсем неприветливо говорит Пхичит.              — Что? Нет, я просто... Хм. Привет? — Виктор заикается и, когда тянется к подолу, не зная, куда деть руки, запоздало понимает, что на нем нет футболки. Приходится спрятать руки в карманы.              — То, как ты заставляешь всех верить, что ты некий обходительный, сексуальный спортсмен, выше моего понимания, — говорит Пхичит. — Без разницы. Я не речь пришел толкать. Вы оба взрослые люди. Но вот что я скажу: я знаю Юри уже много лет, и он никогда никого не подпускал так близко. Ни разу. Вероятно, он — комок тревог — будет прокручивать худшие сценарии, а затем притворяться, что ничего не случилось, пока однажды ты не поймешь, что от страха он спрячется за семью печатями. Не позволяй ему так делать.              Виктор ошеломленно кивает. Да, это он понимает.              — Я буду очень стараться такого не допустить, — отвечает он со всей серьезностью, на какую только способен.              — Ну, на самом деле, задача непосильная для тебя, — задумчиво говорит Пхичит. — Но продолжай поощрять его высказываться и выслушивай без осуждения. Ты знаешь, что он сильный, ты это видел. В игровой в его руках власти столько, что ты и представить себе не можешь, но будь осторожен с его сердцем вне игровой, хорошо?              Виктор кивает.              — Понимаю. Пхичит, я сделаю его таким счастливым, насколько только смогу. Он... для меня все.              — Хорошо. Тогда возвращайся к нему, потому что он уже много лет не трахался вне сцен, так что я годами сдерживаю язвительные сообщения, которыми не смог его подразнить. Не подведи меня. — Пхичит подмигивает, и Виктор, запрокинув голову, заливается смехом. Черт возьми, что ему оставалось?              — Я завтракаю с Крисом, так что ты знаешь, что мы вам устроим, — добавляет Пхичит, направившись вниз. — И ты должен мне чашу Арита, придурок.              — Я куплю тебе две, — обещает Виктор и возвращается в комнату. Юри слегка шевелится, когда Виктор открывает дверь. — Доброе утро, — шепчет он, сбрасывая штаны и снова забираясь в постель.              — М-м-м, — бормочет Юри и поворачивается к Виктору. — Не люблю утро. — Он прижимает поцелуй к груди Виктора, и тот слегка вздрагивает. — Но это утро мне нравится. — Юри снова целует его грудь, прежде чем прижаться горячим, влажным языком к соску. Виктор хватает ртом воздух, член дергается.              — Я вытерплю любое утро с тобой, если оно будет таким, — отвечает Виктор и выгибается под губами Юри. — Черт, Юри.              — М-м-м. Таков план, — говорит Юри и скользит вверх по телу Виктора, переворачивая его на спину и устраиваясь в колыбели его бедер. Он твердый, пульсирует в складке паха Виктора, и когда он двигает бедрами, Виктор громко стонет.              — Скажи, что у тебя здесь есть смазка, — говорит Виктор и проводит пальцами вниз по позвоночнику Юри и по его заднице.              Юри замирает как вкопанный, и Виктор растерянно моргает.              — Ну... — начинает Юри, затем опускает голову на грудь Виктора и краснеет.              — Ты шутишь, — стонет Виктор. — Все в игровой, так?              — Ну да, — отвечает Юри. — Не похоже, чтобы смазка понадобилась мне здесь!              Виктор переворачивает Юри и прижимает к кровати. Юри извивается и хихикает, а Виктор нависает над ним, пока не может дотянуться рукой до его зада. Он отстраняется и шлепает его один раз, не очень сильно, но, тем не менее, приятный звук разносится по комнате.              — Эй! — возмущается Юри, хихикая. — Все должно быть совсем не так!              — Нет, извини, ты получишь три шлепка за невыполнение плана, — говорит Виктор и снова шлепает его. Юри молотит руками и ногами, и Виктор едва не теряет хватку, потому что, черт возьми, Юри сильный. Он щекочет Юри до тех пор, пока Юри не становится беспомощным от смеха, и шлепает в третий раз, прежде чем отпустить, смеясь и задыхаясь. Юри на мгновение задерживает дыхание, а затем молниеносным движением, которого Виктор действительно должен был ожидать, переворачивает их и прижимает Виктора к кровати, закинув руки за голову и сжимая его запястья.              — О, ты заплатишь за это, Никифоров, — мурлычет Юри, и глаза у него темнеют от желания, а в глазах пляшут искорки.              — Да, пожалуйста, — стонет Виктор и тонет в поцелуе Юри.       ……………………………………………………………………………              Следующие две недели проходят как в тумане. Виктор проводит почти каждый вечер с Юри, спит в его постели, а утром идет домой писать, пока Юри работает, а потом возвращается к ужину, либо ест с Пхичитом перед их смехотворно огромным телевизором, либо идет на свидание с Юри, либо вчетвером, с Крисом и Пхичитом, они веселятся в баре. Однажды вечером Виктор задерживается в прихожей и наблюдает, как Крис кротко следует за Пхичитом в игровую, подмигнув Виктору.              Что ж. Вот и ответ на этот вопрос.              — Я вроде как хочу посмотреть, — говорит Виктор Юри, когда они поднимаются наверх, — но мне так страшно.              Юри затаскивает Виктора в спальню и закрывает дверь.              — Ну, зрителей они не звали, так что все еще не настолько далеко зашло, — говорит Юри и снимает рубашку, прежде чем лечь поперек кровати и посмотреть на Виктора из-под ресниц, в тусклом свете лампы оттеняется смутный рельеф его груди. Он знает, как по-настоящему завести, черт возьми, Виктор чуть не спотыкается. Но даже когда они вместе кончают, и голос Юри становится задыхающимся в ночи, Виктор не может не чувствовать легкую тревогу на задворках сознания. Все было замечательно, и он был невероятно счастлив, но чего-то… не хватает.              — Юри, — зовет он позже, когда они вспотевшие обнимаются. — Можно вопрос?              Он чувствует, как Юри слегка напрягается, и наклоняет голову, вероятно, чтобы посмотреть вниз, туда, где Виктор лежит, прислонившись к его груди.              — Конечно. Любой.              Виктор глубоко вздыхает. Это почти сложнее, чем пригласить его на свидание в первый раз, но он должен знать.              — Последние несколько недель были просто потрясающими. Я действительно счастлив, честное слово. Но... почему ты не позвал меня обратно в игровую? Разве ты больше этого хочешь? — Он ненавидит, как тихо звучит его голос, но, боже, ему нужно знать.              — О. О, Виктор, — произносит Юри и поворачивается, чтобы посмотреть Виктору в лицо. — О, любовь моя. Конечно, хочу. Я просто не хотел давить на тебя. Хотел убедиться, что ты готов, что ты доверяешь мне. Что ты все еще хочешь этого.              — Боже, да, — отвечает Виктор с облегчением. — Да, пожалуйста. Я действительно хочу этого. Вы мне нужны, сэр. Ты мне нужен.              Виктор видит, как в уголках глаз Юри блестят слезы.              — О, мой… мой прекрасный, — говорит он, и голос цепляется за прозвище, которое Виктор так долго жаждал снова услышать. — Я так рад. Просто дай мне пару дней, чтобы все устроить, и я позабочусь о тебе. Обещаю.              Юри обхватывает его руками и крепко прижимает к себе, и Виктор чувствует, как тугой узел беспокойства, пробравшийся в его желудок, начинает расслабляться.              — В пятницу, мой прекрасный, — говорит Юри и проводит рукой по волосам Виктора, нежная ласка согревает до самых кончиков пальцев. — В пятницу ты будешь весь мой.       _____________       Арита* — японский фарфор. Зародился в 16 веке в городке Арита в префектуре Сага на острове Кюсю.