Per fas et nefas

– А почему вы предположили… – Погодите! Что это? – резко прервав собеседницу, Гоголь прислушался.       Сперва из-за поворота донесся приглушенный шум, а затем показалась галдящая процессия: пять вооруженных казаков вели перед собой человек восемь связанных мужиков, то и дело подгоняя их то окриком, то крепким пинком. Оборванные, грязные, с озлобленными лицами, они медленно волочили ноги по размытой дороге, то и дело норовя соскользнуть и повалиться в мутную жижу.       Охочие до новостей селяне высыпали на улицу. Со всех сторон доносилась отборная брань да тревожное бормотание: «У, сучье племя! Креста на них нет! Ироды! Вздернуть их и дело с концом. Сколько люда сгубили, окаянные».       Довольные своим триумфальным возвращением, казаки широко скалились и подмигивали поглядывающим на них дивчинам. Возглавлявший процессию Тесак, светился точно начищенный самовар. Завидев скачущего навстречу начальника, он обернулся и шикнул на казаков, дабы заставить угомониться и поторапливаться, а те в свою очередь принялись с двойным усердием подгонять арестованных.       Сия сцена захватила всех без исключения. Околачивавшиеся на постоялом дворе мужики разом оживились и загалдели. Николай Васильевич с профессиональным интересом писателя принялся рассматривать хмурые, озверевшие лица, в то время как его собеседница совершенно беззастенчиво разглядывала ладно сложенную фигуру полицмейстера.       Александр Христофорович был еще достаточно далеко от постоялого двора, когда произошло то, чего он опасался более всего. Один из арестованных как подкошенный рухнул на землю, сбивая с ног двух впереди идущих казаков. Покуда незадачливые конвоиры сообразили, что к чему, упавший мужик каким-то чудом избавился от веревок, выхватил у одного из казаков саблю и буквально разрубил свою жертву пополам. Началась паника.       Перед постоялым двором завязалась настоящая бойня. Еще пятерым пленным удалось освободиться и теперь они озверело бились с оставшимися в меньшинстве казаками. Николай Васильевич вместе со спутницей как по команде вскочили на ноги, но покинуть постоялый двор не успели: посчитав по столичному одетых господ легкой добычей, бандиты ринулись к ним, на бегу переворачивая лавки и опрокидывая столы.       Все произошло слишком быстро. И вот уже Николай Васильевич с отчаянием осознал, что стал живым щитом. И ежели дознаватель рисковал быть разрубленным остро заточенной саблей, то его подруге по несчастью приходилось и того хуже. Широкоплечий, коренастый мужик, мертвой хваткой вцепившийся ей в горло, был готов в любой момент попросту переломить тонкую шею. В другой руке он сжимал окровавленный клинок. – Все назад! Не то я ей шею как куренку сверну! – заорал он, для пущей убедительности встряхнув свою жертву.       От омерзительно кислого запаха мужицкого пота у барышни перехватило дыхание и защипало в глазах.       Бинх взмахом руки велел казакам отступить: бандитам, только что зарубившим двоих человек, терять было уже нечего. Александр Христофорович сжимал в руке револьвер, но стрелять не решался: боялся навредить заложнице. Державший ее детина, хоть и был крепок, однако ростом не на много превосходил девушку.       Все присутствующие замерли, то и дело нервно косясь друг на друга. – А ну отпустили моих людей! – рявкнул Бинх, обводя сгрудившихся беглых внимательным взглядом, на ходу прикидывая, как освободить заложников. – Да катись ты к черту, – заорал рябой мужик, державший Гоголя. – Вот этого можешь забрать потом, он нам без надобности, а с бабой мы еще развлечемся.       Как бы в подтверждение сих слов, детина, до сего момента державший Островскую за шею, одной рукой приставил к ее горлу клинок, а другой принялся беззастенчиво лапать свою добычу, жадно оглаживая бедра и грудь.       От увиденного Александра Христофоровича охватила бешеная ярость. – Если хоть один волос упадет с ее головы, я тебя на столбе повешу! В землю закапаю! Живьем!       Мужик лишь зло оскалился и начал пятиться назад, к лесу, угрожая своей жертве клинком. – Пусти, сама пойду! – огрызнулась барышня, одной рукой хватаясь за кисть, сжимавшую саблю. – Пусти, зарежешь ненароком. – Отпусти господ, не бери грех на душу! – встрял Тесак. – Грех? – насмешливо отозвался рябой. – Да нам все одно в адовом котле вариться, так хоть не одни будем! Так шо все назад! Живо!       И дабы придать своим словам больше убедительности, надавил острием клинка на шею Гоголя. Тонкая струйка крови тут же обагрила белоснежный воротничок.       Казаки невольно попятились.       Александр Христофорович понял, что освободить обоих заложников могло помочь только чудо. Как ни прискорбно было осознавать, но больше шансов на спасение было у Гоголя. Тщедушный писарчук интересовал беглых лишь в качестве живого щита, а потому в худшем случае его ждала бы быстрая, легкая смерть. А вот о том, что душегубы могли сделать с Островской, ежели бы им удалось бежать, Бинх предпочитал не думать. Он еще раз обвел толпу мрачным, внимательным взглядом. И тут… Нет, ему не могло показаться!       Девушка выглядела испуганной, но сосредоточенной, в правой руке она сжимала рукоятку ножа. Заметив устремленный на нее взгляд полицмейстера, указала глазами на револьвер. Решаться нужно было немедленно: другого шанса могло не быть. Александр Христофорович чуть заметно кивнул. Осознание того, что если он не вмешается сию минуту, то барышню будет ждать жестока расправа, заставило отбросить сомнения. – Остальных тоже извольте развязать, – оскалился рябой, кивая в сторону пленных, валявшихся в грязи. – Хорошо, – хрипло отозвался Бинх, – но сперва отпусти моих людей.       Он сделал шаг к связанным бандитам, осторожно подавая знак Тесаку.       В этот момент Гоголь нервно дернулся и как-то разом обмяк: от запаха крови и напряжения, буквально застывшего в воздухе, ему сделалось дурно. Островская, безотрывно следившая за происходящим, затаила дыхание. На долю секунды произошедшее с Николаем Васильевичем отвлекло преступников – этого было достаточно.       Удостоверившись, что Бинх ждет ее сигнала, она со всей силы вонзила лезвие ножа в пах державшего ее мужика. От невыносимой боли тот завопил и ослабил хватку. Пригнувшись, она вывернула его кисть с зажатой саблей. Душераздирающий вой моментально оборвал раздавшийся над головой выстрел, и спину девушки окатило чем-то горячим и липким.       Отшвырнув Гоголя на метнувшегося вперед Тесака и тем самым сбив его с ног, рябой бросился на одного из казаков. Бойня завязалась с новой силой –преступники не собирались сдаваться живьем.       Женщине не место в мужской драке. Но как известно, благоразумие отступает перед лицом опасности. Выхватив саблю из еще не окоченевшей пятерни покойника и привычным жестом сжав рукоять, Островская развернулась, и как раз вовремя: один из бандитов ринулся к ней. Мышечная память никогда не подводит, а остро заточенный клинок даже в руках женщины – смертоносное оружие. Не задумываясь, она отразила один удар, уклонилась от второго и, пригнувшись, полоснула нападавшего по животу. Кровь хлынула фонтаном.       Оказавшись в самой гуще событий, Бинх решил было, что барышне наверняка требуется помощь, но пробиться к ней не мог. Из-за спин сражавшихся казаков мелькнула и пропала рыжая шевелюра. Черт! Взбешенный, он так сильно полоснул бросившегося на него мужика, что разрубил его наискосок: от живота и чуть ли не до самой шеи.       Пришедший было в себя Николай Васильевич с ужасом осознал, что находится прямо посреди двора и окружен отчаянно сражающимися людьми. Если бы не героические старания Тесака, он уже давно был бы мертв. Заметив, что барин очухался, хлопец ухватил его за шиворот, и бесцеремонно вытолкнул из импровизированного круга куда-то в сторону столов. Обнаружив, что помощник более не занят спасение дражайшей жизни дознавателя и может занять его место, Александр Христофорович стал пробиваться к туда, где последний раз видел госпожу Островскую. Он заметил ее меж уцелевших столов. – Вы не ранены? – Пригнись!       Инстинктивно повинуясь окрику, Бинх метнулся вниз, когда над его головой раздался свист. Перехватив саблю двумя руками, девушка отразила удар, тем самым дав мужчине время опомниться. Не ожидав такого исхода, нападавший опешил.       Этого было достаточно, чтобы развернуться и нанести ответный удар. Ранение пришлось куда-то в бок, здоровенный детина качнулся, крутанулся на месте, но клинка из руки не выпустил. Бинх полоснул его под коленями и опрокинул на стол. Выбив из рук саблю и для верности загнав в ладонь нападавшего длинный кинжал чуть ли не по самую рукоять, он пригвоздил свою жертву к столешнице аккурат пред изумленным и вполне готовым к новому обмороку Николаем Васильевичем.       Все как-то разом стихло. Только растянувшийся поперек стола мужик вопил дурниной. Поморщившись от нечеловеческого воя, Александр Христофорович схватил со стола первый попавшийся кувшин и со всей силы шарахнул им мужика по голове. Тот дернулся и затих. Невозмутимо выдернув стилет из руки жертвы и брезгливо отерев его о забытый кухаркой рушник, полицмейстер огляделся.        Зрелище оказалось не из приятных: двор был усеян окровавленными, изломанными телами убитых. Выбравшиеся из своих укрытий селяне со страхом и каким-то нездоровым любопытством глазели на отрубленные конечности и вывороченные кишки. Подле лестницы, осторожно поддерживая раненых товарищей, несмело переминались с ноги на ногу казаки, а таращившийся куда-то за спину начальника Тесак крестился точно ошалелый.       Бинх обернулся. Его недавняя спасительница стояла посреди двора растрепанная, с неестественно прямой спиной, совершенно остекленевшим взором и бурыми пятнами на лице. Ее когда-то бежевое платье сделалось бордовым от крови, а перепачканные руки все еще сжимали эфес сабли. Осознав, что взоры присутствующих стали обращаться к ней, Островская выпустила из рук клинок и, сотрясаясь от мелкой дрожи, обессиленно рухнула на лавку.       Первым от шока оправился Николай Васильевич. – У вас кровь на лице, – он неловко протянул барышне платок.       Придя в себя, Александр Христофорович собрался было накинуться с бранью на казаков, но заметив их оторопевшие, испуганные лица, решил, что сие может и подождать. Он быстро подсчитал потери: двое убиты, двое ранены. Предаваться переживаниям было некогда, следовало распорядиться относительно тел, сообщить родственникам, доставить в участок оставшихся в живых пленных. Но был еще один вопрос, занимавший полицмейстера более остальных.       Быстро отдав необходимые распоряжения, собственноручно обыскав задержанных и выслушав короткий, сбивчивый рассказ Тесака, он направился к тому месту, где не более десяти минут назад оставил Гоголя и Островскую.