По велению сердца

      Леви ощущал себя школьником, не выучившим урок. Он стоял на перроне, держа в руках свою спортивную сумку с вещами. Мимо проходили люди, держа в руках кожаные портфели либо рюкзачки. Жители Троста были какими-то напряжёнными, уставшими. В нос ударил стойкий запах отходов. Недалеко от перрона располагалась помойка, куда скидывали мусор со всего города. Иногда власти грузили мусор на корабли и увозили куда-то вдаль.       Доки, место где чинят корабли и прочие суда, выглядели плачевно. Всё ржавое, пахнет человеческой мочой, в некоторых закутках валяются использованные шприцы. Конечно, доки были излюбленным местом для наркоманов и прочего сброда, который прятался в пустых, огромных, грузовых контейнерах.       Аккерман неуверенно зашёл в небольшой деревянный домик, расположенный возле доков. Внутри пахло рыбой. Очень сильно пахло морской рыбой. Запах не очень резкий, но стойкий и сразу прилипал к одежде.       Рыбацкий домик был небольшим: коридор и две комнаты. Леви прошёл в дальнюю комнату. За столом, стоящим спиной к окну, сидел светловолосый мужчина, который что-то писал.       — Можно? — спросил Аккерман, остановившись на пороге.       — Да, проходите, — Эрвин, не отрываясь от бумаг, указал рукой на деревянный стул со спинкой.       — Я вам звонил, насчёт работы, — Леви присел на стульчик, который сразу издал неприятный скрип, Эрвин отложил бумаги и посмотрел на пришедшего.       — Да-да, помню. Леви, кажется?       — Да…       — Вот, прочтите, если согласны, то подпишите.       — А то что у меня судимость, это вас не смущает? — Аккерману вдруг стало страшно. Вдруг его сейчас не возьмут на работу, а ведь за билет до Троста он отдал почти все свои деньги.       Эрвин как-то отрешенно отреагировал на судимость. В доки мало кто хотел идти работать. Платили гроши, правда давали небольшую комнату в общежитии и оплачивали обед раз в сутки в местной столовой, где обедали рыбаки.       — Если вы согласны на условия работы, то подпишите, — блондин ткнул пальцем в договор о принятии на работу, в то место, где была черта «подпись».       — Согласен. — Аккерман поставил свою подпись. Стало как-то легче на душе. Он в Тросте не больше получаса, а уже нашёл работу, жильё и кормёжку в обед. Всё идёт как надо. Глядишь и жизнь наладится.       — Что ж, добро пожаловать на работу. Надеюсь, что вы задержитесь у нас надолго, — сказал Эрвин и достал из своего стола ключ от комнаты в общежитии и небольшой аванс.       — Я тоже на это надеюсь. Спасибо. — Леви взял ключ и аванс. На ключе был пристёгнут брелок с цифрой: «15». Значит, это номер его новой комнаты. Неплохо…       — Обустраивайтесь. Сегодня в семь вечера вам первый рабочий день. — Эрвин задумался. — Точнее ночь. В любом случае, старик Харви вам всё покажет и расскажет.       — Хорошо, — Аккерман кивнул и пошёл в общежитие.       Общага была серой, облезлой пятиэтажкой. До доков нужно было идти по набережной минут пятнадцать. Окна общежития выходили часть на небольшой канал, часть во двор. Что там, что там жить было шумно. Во дворе вечные крики детей, их мам по утрам, а по вечерам пьяные разборки их пап, бьющих бутылки об головы друг друга. Возле канала же постоянно собирались бомжи и купались там, спали, пили, ели. Запах, конечно, был так себе.       Консьержка Рина, увидев Леви, сразу пожалела его и угостила его пирожками с капустой. Мужчине стало немного неудобно от этого жеста доброты, но гостинец он взял.       — Слушай, милок, ты теперь в пятнадцатом живёшь, да?       Аккерман кивнул.       — Ох, рядом с Киркой жить будешь, а она та ещё шельма, — Рина хихикнула, — но ты там не обижайся на неё, если ворчать начнёт.       — Ворчать? — мужчина вообще не понял, о чём говорила эта миловидная, добродушная бабулька в синем халате и с цветастым платком на голове.       — Да, Кирка бывает ворчит на людей. Заступается за себя и подруг.       Увидев, что Леви не понимает о чём она, Рина махнула рукой.       — Иди давай, устал нечай в дороге!       Аккерман кивнул и поплёлся в свою комнату. Он действительно устал: и физически, и морально. Хотелось забыть всё прошлое. Просто взять и стереть последние лет шесть из своей жизни.       Поднявшись на второй этаж, Леви вставил ключ в замочную скважину. Послышался характерный щелчок для открытой двери и дверь приоткрылась. Внутри было довольно чисто. Да, на деревянном полу было немного пыли, но это уже мелочи.       Кровать была застелена коричневым, клетчатым одеялом. Сама кровать располагалась у окна. Под окном висело три секции чугунной батареи, на такую площадь тепла должно хватить сполна. Занавесок на окне не было, висели только клетчатые, коричневые ночные шторы, висящие на трёх кольцах, поэтому основная часть штор, валялась на полу. Стены в комнате были выкрашены в светло-зелёный, такой спокойный, ненавязчивый, приятный цвет. Ещё в комнате был небольшой шкаф и небольшой деревянный столик, с двумя стульчиками со спинками.       Кинув спортивную сумку на кровать, закрыв дверь на щеколду, Леви упал на кровать лицом вниз. Кровать на сетке зашаталась. Сразу стало необычно, что вместо цельного каркаса у кровати натянута сетка, ходящая из стороны в сторону и издающая необычный звук, соприкосноветия металлических колец друг о друга. Сам каркас был металлическим, массивным, прочным.       В дверь робко постучали. Аккерман устало поднялся с кровати и поплёлся открывать. Баба Рина стояла на пороге, поправляя свой платок.       — Ты отдыхаешь? Сонный какой-то.       — Нет, мне не хочется спать.       — А, ну тогда пошли. Попьём чайку, познакомимся. Я всех тут знаю поголовно, пошли давай, — консьержка махнула головой в сторону лестницы. Леви закрыл комнату и пошёл за ней.       Небольшая каморка с большим стеклом, чтобы видеть кто пришёл в общежитие, а кто ушёл, была очень уютная. В ней стоял малюсенький, низенький чёрный диван с коричневыми подлокотниками, такие обычно ставят в прихожих, чтобы было удобно обуваться. Небольшой раскладной столик кремового цвета и какие-то коробки, очевидно, с бумагами. Рина уже включила греться электрический чайник и накрыл свой столик.       — Так, давай знакомиться, меня все называют бабой Риной. Я здесь консьержкой промышляю, — бабушка рассмеялась, — живу я в первой комнатке, вон в том крыле, — она показала в правое крыло, с массивной, коричневой дверью.       — Меня зовут Леви, — мужчина тяжело вздохнул, — Аккерман. Я в Трост приехал на работу, в доки.       — А, доки, да, старику Харви нужно помощь, — Рина похлопала Леви по плечу и начала говорить почти шёпотом, — предыдущего-то охранника зарезали. Полиция так и не нашла того, кто зарезал. Говорили, что наркоман какой-то, в этом, как это называют, это, ну…аспект, артек…       — Состояние аффекта, — сказал Леви и сразу вспомнил своё личное дело. Стало как-то грустно, нехорошие воспоминания нахлынули и начали прокручивать в голове судебный процесс.       — Точно, точно! — бабушка улыбнулась. — Веришь нет, даже выговорить это не могу. Намудрят вечно с названиями, а нам, старикам, выучивай это.       Чайник закипел и Рина заварила зелёный чай с малиной. Пахло, конечно, вкусно. Ещё вкусно пахли булочки, посыпанные сахарной пудрой. Булочки были такие пузатенькие, небольшие, светленькие, запеклись равномерно.       — Ты не стесняйся! Угощайся, я сама эти булочки пеку. Их мои внуки любят, правда видимся с ними очень редко. Дочка, как вышла замуж, сразу уехала в другой город. А то и верно, чего здесь прозябать? — Рина поставила на столик вазу с конфетами. — А тебя какой ветер в этот городишко занёс?       — Понимаете, — Леви не очень-то хотелось делиться своей жизнью с чужим человеком, но видя, как добродушная бабушка рассказывает ему про себя, про других, почему-то захотелось поделиться с ней всем, что накопилось на душе, — я пару суток назад из тюрьмы вышел. Меня никто на работу брать не хотел, а в доки взяли, вот и приехал.       — За что сидел? — Рина заметно напряглась, услышав такое.       — Убийство в состоянии аффекта. Застрелил любовника жены. Понимаете, я полицейским до этого работал, в тот день…в банке ограбление было, я… Не хочу об этом. — Аккерман отвернулся и пожалел, что сказал и это. Стало как-то стыдно, неприятно от самого себя. Если жена ему изменяла, значит в этом виноват он сам? Возможно, не устраивал её, мало времени проводил с ней, мало подарков дарил. На уме была одна работа, работа, работа… А теперь? Ни жены, ни работы, ни квартиры, которая ему так нравилась, где прошли счастливые годы его супружеской жизни. Он ведь так и не побывал в ней, с того момента, как ушёл в тот день на работу, поехал в банк, арестовывать грабителей, а потом сразу тюремная камера.       Леви задумался, а ведь в той квартире остались их…его фотографии, его награды, его воспоминания. Куда это всё делось? Неужели Петра продала это всё вместе с квартирой? Может стоило заехать на эту квартиру перед отъездом и, если новые хозяева не выкинули эти вещи, забрать?       — Да, не повезло тебе в жизни, сочувствую, — Рина похлопала в который раз по плечу мужчину.       — Ладно, что было, то было, — Леви взял кружку с чаем, — давайте чай пить, да я начну на работу собираться.       Посидев ещё полчаса за чашкой чая, Леви увидел несколько своих соседей. Они все здоровались с бабой Риной, улыбались ей, иногда перекидывались с ней парой фраз ни о чем. О погоде, бездомных животных, которые опять забрались в подвал, или о каких-то девицах, поговаривая, что их лучше выселить. Леви ещё задумался, что это за девицы и почему их хотят выселить?

***

      Микаса открыла глаза. Она лежала в какой-то палате. Во рту было сухо и горько. Рука очень болела от капельницы. Девушка попыталась вытащить иглу из руки, но потекла кровь и стало ещё больнее. Игла слишком глубо была всунута под кожу, а руки пронзала тупая, неприятная боль.       Кровать в Микасе была окружена занавесом. Девушка ногой попыталась отодвинуть светло-голубую занавеску, но материал был слишком тяжёлым, что-ли. Хотелось кричать, но голоса не было, да и мало ли кто прибежит на крик?       Голова сильно гудела, болела, а глаза сильно слезились. Микаса не могла встать из-за капельницы и это очень сильно напрягало и пугало. Увидев красную кнопку над кроватью, девушка попыталась дотянуться до неё. С трудом, огромными усилиями, ей удалось нажать на кнопку.       В палату вошла Бейкер. Она распахнула занавеску и Микаса увидела, что в этой палате находятся ещё три аналогичных кровати, задёрнутые светло-голубыми занавесками.       — Где я? Кто вы? — дрожащим голосом шептала Микаса, тяжело дыша.       — Успокойся. — Бейкер посмотрела на напуганную девушку. — Меня зовут Памела Бейкер, я твой лечащий врач. Тебя нашли бессознания возле доков и привезли сюда. Мы сделаем тебе небольшую операцию и отпустим тебя. Хорошо?       — Что со мной? — стал Микасы сковал девушку ещё сильнее, ведь она ни разу не лежала в больницах, да ей даже уколов никогда не делали, только плановые прививки. Услышав про операцию, Аккерман вся сжалась, ей стало ужасно страшно за свою жизнь и осознания, что её будут резать.       Бейкер молчала пару минут, придумывая девушке на ходу диагноз.       — Кишечная палочка, — сказала Бейкер уверенным голосом. Ни один лицевой мускул врача не дрогнул. Ей сейчас бы поверил даже самый недоверчивый человек на планете.       — Да? А что, оперировать очень нужно? Лекарствами никак? — Микаса сглотнула, не разбираюсь в этих непонятных палочках. Да и как эта палочка попала в кишечник? Странно…       — Медикаментозно — никак. Только хирургическим путём. Ты не будешь чувствовать боли и видеть саму операцию. Всё будет происходить под наркозом.       — А после наркоза будет больно? — обычно безэмоциональная Микаса, сейчас была вся испуганной. Было видно, что девушка полностью доверяет своему врачу, но всё равно нервничает, боясь боли.       — Нет. Тебе вколят обезболивающее. — Бейкер ещё раз посмотрела на девушку. — Не волнуйся. Операция будет быстрой.       Но как можно было не волноваться, когда операция происходит в первый раз? Это всегда страшно, непонятно, но Микаса решила взять себя в руки. Раз операция необходима, то нужно собираться. Девушка даже не знала, что кишечная палочка это инфекция, которую лечат медикаментозным способом.