Сборник зарисовок по MDZS и The Untamed (RPS)

Цзян Чэн возвратился в свои покои с последними лучами закатного солнца. После хорошей тренировки и вкусного ужина он пребывал в редком состоянии покоя. Приподнятому настроению способствовали отнюдь не физическая нагрузка и вкусная еда, и даже не выпитое за ужином сладкое вино, привезенное гостем из далеких краев, знакомых Цзян Чэну с юношеской поры. Дорожные одежды гостя, вычищенные и приведенные в порядок, были аккуратно развешаны; недавно пошитый наряд ордена Цзян так же был приготовлен слугами по приказу Цзян Чэна. Аккуратно свернутая белая лента, украшенная вышивкой из облаков, лежала на невысоком столике подле кровати. Точно такую же Цзян Чэн носил во внутреннем кармане ханьфу, аккурат рядом с сердцем. Переступив порог, за которым отец обзавелся собственными детьми, сам Цзян Чэн обзавелся лишь любовником, возрастом годившимся ему в сыновья. Возможно, не будь у него столь грозной репутации и магического хлыста, доставшегося от матери, осуждающих и обсуждающих его выбор было бы больше, чем молчаливо принявших, хоть и несогласных. Появление Лань Сычжуя в отягощенной заботами о клане жизни неожиданно скрасило дни. Цзян Чэн не изменился каким-то неведомым образом, нет; но в присутствии Лань Сычжуя он улыбался чаще, чем хмурился при остальных. В Пристани Лотоса знали, кто скрашивает ночи господина, как знали в Облачных Глубинах, почему Лань Сычжуй зачастил с визитами вежливости в Юньмэн Цзян, но, что удивительно, никто не пытался им помешать. Если пылкие чувства Лань Сычжуя можно было списать на возраст, то что делать со своей влюбленностью, Цзян Чэн все еще не понимал до конца. Юнец. Мальчишка. Тот, кто в изнеможении шептал имя Цзян Чэна, беззащитно раскрытый и такой желанный на сбившихся простынях; тот, кто умело играл на струнах чужой души, одной лишь улыбкой пробуждая трепет в зачерствевшем сердце. За широкой перегородкой, ведущей в комнату для омовений, раздался плеск. Цзян Чэн двинулся на звук, на уровне инстинктов зная, кого там обнаружит. Лань Сычжуй пробовал кончиками пальцев температуру воды. Шелковый халат, накинутый на плечи, был небрежно запахнут, а распущенные волосы вились у концов — приходилось то и дело откидывать их назад, чтобы не намочить. Густая пелена белесого пара поднималась вверх от поверхности воды. Заметив, что больше не один, Лань Сычжуй склонил голову в приветственном поклоне и поднял ее, лишь когда Цзян Чэн обхватил ладонями его светлое лицо, вынуждая посмотреть в глаза. — Мой господин, — молвил Лань Сычжуй, шагая в крепкие объятия. Цзян Чэн припал губами к обнаженной шее, полной грудью вбирая в себя запах чистоты и непорочности: сладкий аромат полевых цветов и свежей травы, — что всюду носил с собой Лань Сычжуй. — Я приготовил для вас воду, и если позволите, то хотел бы помочь, — коротко вздохнув, Лань Сычжуй отступил назад. — Раздеться ты мне тоже поможешь? — усмехнулся Цзян Чэн, но тут же выражение его лица смягчилось. Забавно, что Лань Сычжуй до сих пор смущался от столь простых вещей. Быть может, он умело играл собственным телом и эмоциями, и всякий раз Цзян Чэн принимал его правила. — Если вы не против, — ясный и прямой взгляд угодил в цель. Цзян Чэн бессознательно облизнул пересохшие губы, позволив Лань Сычжую неторопливо раздеть себя. Кожа покрывалась мурашками в тех местах, где ее касались подушечки пальцев. Плавные движения Лань Сычжуя походили на танец, зачаровывающий Цзян Чэна. Когда горячая вода коснулась груди, а умелые пальцы вплелись в волосы, распуская прическу, Цзян Чэн зажмурился от удовольствия. — Нравится? — шепотом спросил Лань Сычжуй, наклонившись и обхватив губами мочку уха. От этого простого действа Цзян Чэна прошило острой вспышкой желания. Если бы не недели разлуки и воздержания, что они были разлучены, Цзян Чэн бы поиграл по правилам Лань Сычжуя, но после множества ночей в одиночестве не хотелось отказывать себе в простых и приятных вещах. Резко поднявшись из воды, он притянул к себе Лань Сычжуя за распахнувшиеся полы халата и выбрался из бочки. Цзян Чэн запечатал покорно приоткрывшиеся губы глубоким поцелуем и, не озаботившись тем, что с него стекает ручейками вода, подхватил Лань Сычжуя на руки. Пусть Лань Сычжуй был благородным заклинателем, а не девой, нуждающейся в подобного рода проявлении чувств, он не сопротивлялся, за что Цзян Чэн всегда был благодарен, прекрасно осознавая, кого удерживает на руках. Удивительно, но то, от чего он бежал годами, настигло его нежданно и негаданно, и, быть может, не с самым подходящим человеком, если задуматься о будущем клана и наследнике, который так и не родится. Опустив Лань Сычжуя на заправленную постель, Цзян Чэн замер, разглядывая сверху, как соблазнительно и в то же время невинно тот развел колени и приподнял бедра в приглашающем жесте, разметавшись на покрывале. Намокшая от воды ткань второй кожей облепила мускулистые бедра, полы халата разъехались в стороны, демонстрируя ответное желание. Лань Сычжуй обхватил себя и, не сводя с Цзян Чэна горящего взгляда, неторопливо задвигал рукой, второй ладонью проехавшись по груди и сдвинув в сторону ткань. Баночка с мазью, заранее приготовленная смышленым Лань Сычжуем, стояла на прикроватном столике. Взяв ее с собой, Цзян Чэн забрался в постель и, обхватив запястье Лань Сычжуя, взглядом попросил того остановиться. Он поднес раскрытую ладонь к своему лицу и поцеловал ее в центр, ощущая запах и вкус Лань Сычжуя, а после все-таки открыл баночку и, погрузив пальцы в мазь, зачерпнул побольше, размазав содержимое вдоль собственной возбужденной плоти, чтобы обеспечить менее болезненное проникновение. Темнеющее на светлой коже пятнышко соска привлекло внимание, и Цзян Чэн, сомкнув вокруг него губы, ощупал Лань Сычжуя между ягодиц, с легкостью проникнув внутрь двумя пальцами. — Я уже готов, — пробормотал Лань Сычжуй. На его щеках вспыхнул румянец, который Цзян Чэн находил очаровательным. — Так долго ждал, пока ты вернешься… — И времени даром не терял, — улыбнулся Цзян Чэн, устраиваясь между разведенными ногами. Лань Сычжуй протянул к нему руки в попытке скрыть смущение, и Цзян Чэн послушно склонился, покрывая поцелуями плечи и выпирающие ключицы. Они могли бы долго целоваться, обходясь лишь смазанными прикосновениями и взаимными ласками, но желание после разлуки было столь велико, что не хотелось более сдерживать порыв ни секунды. — Цзян Чэн, — позвал по имени Лань Сычжуй, прекрасно зная, какая последует за этим реакция. Цзян Чэн взял его, как любил: всего, полностью, заполнив до краев. Лань Сычжуй вскрикнул, громко застонал и дернулся навстречу, скрестив лодыжки за спиной. Они знали, как нравится друг другу; знали, как доставить больше удовольствия. Мало брать или принимать без ответной реакции. Цзян Чэн двигался то стремительно и резко, то входил мучительно медленно и плавно. Лань Сычжуй подмахивал бедрами, сжимался внутри, закусывал губы, стонал в поцелуи и звал, все время звал Цзян Чэна по имени, ведь ему можно, ведь в этом они равны, и Цзян Чэн не раз напоминал ему об этом. Когда взаимное напряжение достигло пика и выплеснулось, Цзян Чэн рухнул на затихшего Лань Сычжуя и, придя немного в себя, стянул с Лань Сычжуя халат, вытерев им красноречивые разводы с них обоих, после чего оставил бесформенную кучку ткани на полу. Лань Сычжуй завозился, пытаясь встать, но безуспешно рухнул обратно на спину, болезненно поморщившись. Заметив явно встревоженный взгляд, он ласково улыбнулся и погладил щеку Цзян Чэна. — Не переживай. Эту мазь передал нам господин Вэй, так что к утру я буду чувствовать себя превосходно. При упоминании Вэй Ина Цзян Чэн непроизвольно нахмурился. Заметив смену настроения, Лань Сычжуй ласково улыбнулся и разгладил пальцами появившиеся складки, после чего привстал на локте и прижался к губам Цзян Чэна в успокаивающем поцелуе — таком легком и почти невесомом, словно прикосновение крыльев бабочки. Прервав поцелуй, он открыто встретил изучающий взгляд Цзян Чэна. — Это всегда был мой выбор, — напомнил Лань Сычжуй. — Ты меня не принуждал. Что до пересудов… Цзян Чэн прижал указательный палец к губам, не давая Лань Сычжую закончить фразу. Он сел в постели, и Лань Сычжуй, хоть и поморщившись, сел следом. Обхватив юное лицо ладонями, Цзян Чэн покрыл поцелуями румяные щеки, прильнул глубоким поцелуем к припухшим губам, ощутив, как сердце зашлось в бешеном ритме. Что до пересудов… Пока Лань Сычжуй разделял чувства и постель с Цзян Чэном, до пересудов не было никакого дела.