Сборник зарисовок по MDZS и The Untamed (RPS)

После нескольких часов непрерывного занятия любовью мышцы тянет как от хорошей тренировки, внутри же расползается всепоглощающее тепло, никак не связанное с высокой температурой воздуха и июньским зноем. Лань Сычжуй переворачивается на живот, непроизвольно поморщившись, и зарывается носом в покрывало, погружаясь в аромат, напоминающий о родном теле. Когда чужая ладонь проезжается по пояснице, слегка сжав бедро, и скользит вверх вдоль линии позвоночника, погрузившись в волосы, Лань Сычжуй прячет улыбку за завесой челки. Цзян Чэн знает, как и где прикоснуться, чтобы доставить удовольствие. Ему так же известно точное расположение тех точек, легкого нажатия на которые хватило бы, чтобы отобрать человеческую жизнь; или — завладеть одним юношеским сердцем. — Спишь? — раздается над ухом. Цзян Чэн уже знает, что Лань Сычжуй бодрствует; иначе бы не нарушил интимную тишину, все еще царившую в покоях. Вместо ответа Лань Сычжуй переворачивается на спину, встретив ясный и внимательный взгляд. Протянув руку, он почти невесомо скользит подушечками пальцев от щеки к губам Цзян Чэна и обратно, прижав ладонь к лицу. — Доброе утро, мой господин. В спальне никто не заставляет соблюдать правила этикета, да и о какой субординации может идти речь, когда раскрываешься, отвечая на самые откровенные ласки, и принимаешь чужое возбуждение, призывая тело и сознание расслабиться. Лань Сычжуй все еще растянут с ночи, однако даже не пытается удержать стон, который срывается с губ, когда Цзян Чэн проникает в него пальцами — немного, на пол фаланги, но и этого достаточно. Шелковый халат, в котором заснул Лань Сычжуй, распахивается; легкая ткань соскальзывает с плеч, обнажая светлую кожу, покрытую красноречивыми собственническими метками — каждая из них после будет служить напоминанием о ночах, в которые Лань Сычжуй ощущает себя самым счастливым человеком в Поднебесной. Он юн и влюблен, и отчаянно надеется, хоть и не показывает снаружи, что это взаимно. Приподняв бедра в попытке продлить ощущение наполненности, Лань Сычжуй натыкается на взгляд, будто подернутый облачной дымкой. Все его существо против воли наполняется неясным трепетом и тяжелой, скопившейся в груди сладостью. Ему знаком этот взгляд. Так Ханьгуан-цзюнь смотрит на учителя Вэя, когда думает, что никто не замечает. Или Вэй Усянь исподтишка поглядывает в сторону Лань Ванцзи за общим завтраком в Облачных Глубинах. Такой взгляд Лань Сычжуй часто видит в отражении, разглядывая собственное лицо в водах древнего источника, уже и не надеясь, что низкая температура талых вод выбьет дурь из головы. Он принимает Цзян Чэна, выпутавшись из шелковых рукавов халата, и приподнимается на локтях, прижимаясь к сильному телу. Пальцы впиваются в широкие плечи, бедра подаются вперед и вверх, не уходя от проникновения, а, наоборот, встречая его на половине пути. Жарко. Хорошо; до дрожи в коленках. Цзян Чэн умело использует личный опыт на практике. А может и нет — не то, чтобы Лань Сычжую было с чем сравнивать, но он громко стонет в поцелуй, растеряв всякий стыд, когда ощущает чужую духовную силу в том месте, где соприкасаются их тела. Внизу. Это самое прекрасное, самое откровенное действо, которое позволяет себе Цзян Чэн. В такие моменты Лань Сычжую кажется, что они чувствуют друг друга целиком и полностью. Будто чужие желания и помыслы открываются и становятся предельно ясными, кристально чистыми. Если Цзян Чэн многое не произносит вслух, с годами научившись ценить поступки, то Лань Сычжуй иногда нуждается в обратном, и когда Цзян Чэн берет его как сейчас: разделив ложе, дыхание и духовные силы, Лань Сычжуй все понимает. Он лежит распластанный на постели, придавленный сверху чужим весом, с разведенными в стороны ногами, и приходит в себя, не решаясь пошевелиться. Непрерывный поток духовной силы Цзян Чэна все еще наполняет нутро, собственное семя белесой пленкой стягивает кожу. Осознание опустошает, а затем разлетается сотнями бабочек в животе. Лань Сычжуй жмурится, с удовольствием прикрыв глаза, когда Цзян Чэн влажно целует его, не размыкая объятий. В губы, в щеку, щекочет дыханием за ухом, а потом ворчит: — Доброе утро. Его ждут важные дела: адепты, построение, бумаги, простой люд, нуждающийся в помощи; но он не уходит, помогая Лань Сычжую скорее восстановиться. Широкое спальное ложе, которое прошлой ночью Лань Сычжуй не впервой разделил с главой ордена Цзян, измято и теперь хранит запах взаимной страсти. От осторожного прикосновения подушечек пальцев к губам Цзян Чэн улыбается. В Пристани Лотоса начинается лето.