***
Мельница «Бес Джиги»
Какую радость доставляли Алёнке эти энергичные движения танцев, ритмичная музыка множество веселых людей вокруг! Каждый отплясывал, как умел, не беспокоясь о мнении других, и от этого пляска наполнялась искренним счастьем, которое светилось в глазах танцующих. Алёнка, быстро перебирая ногами, четко отбивала ритм, кружилась, выполняя замысловатые движения. Щеки раскраснелись, дыхание сбилось, нутро приятно скручивало жаром. Из-под платка выбилось несколько прядей, но Алёнка даже не заметила этого, продолжая отплясывать с незнакомым светловолосым парнишкой. Она заливисто смеялась, кружась вместе с ним, пока его не увела какая-то девушка, а Алёнка стала танцевать с Сашей, который неожиданно возник у неё под носом. — Я думал, ты вообще пляшешь как медведь, — съехидничал он. Девушка фыркнула, но ответить не успела, как ею завладел худой, смуглый паренек с лохматой черной шевелюрой, и она этому была только рада. Выскочка Абрикосов портил ей всё веселье. — Как тебя зовут, красавица? — сбивчиво дыша, поинтересовался брюнет. — Алёна, — не удержавшись, она демонстративно похлопала ресницами. — А тебя? — Влад. Очень приятно… Скажи мне, цветочек, почему у тебя такое недовольное лицо? Тут же здорово! Девушка тихо засмеялась и ответила: — Просто не выношу типа, с которым до тебя танцевала. Даже не спрашивай, он меня бесит и всё. — Понятно, — он тоже засмеялся и добавил: — Не устала еще, детка? Аленка помотала головой, и они продолжили танцевать со счастливыми улыбками на лицах. В это время мимо проезжал квизитор и его стражи на мускулистых гнедых конях. Процессия пронзительно оглядела толпу, оставаясь незамеченными из-за громкой музыки и бурного веселья. И вдруг квизитор пронзительно вскрикнул, очевидно, заметив что-то странное и неподобающее. — Ведьма! Схватить ее! Музыка мигом стихла. Веселье как ветром сдуло. Жители испуганно обернулись, но их глаза, наполненные животным страхом, чуть смягчились, когда они поняли, что многих сегодня ждет помилование. Стражи направлялись лишь к одной девушке, чьи волосы выбились из-под платка и ярко сияли на полуденном солнце. Не помня себя от страха, Аленка метнулась в сторону, но сильные руки схватили её чуть повыше локтя и поволокли в сторону квизитора. — Нет! — с губ сорвался хриплый крик, а из глаз брызнули злые слезы. Она не хотела. Не хотела умирать вот так, будучи сожженной на костре. Да и кто захочет? Никого не радует погибнуть мучительной смертью без чести и достоинства; остаться в памяти людей как ведьма, несущая только беды и потери… Аленка заметила в толпе Владика и Сашу. Они стояли столбом, не предпринимая ничего. Но злости на них не было. В этой жестокой игре за жизнь должно быть меньше жертв, меньше загубленных жизней. А она в скором времени сгорит на костре, и её прах развеет встречный ветер. Она исчезнет из этого мира, как исчезали сотни других. Навеки вечные.***
Там, далеко за закатом дня Царство Небесное ждет меня… Марко Поло «Тамплиер».
Казалось, Саша слишком много чего ненавидел на этом свете. Ненавидел продавать ткани и одежду, сшитую отцом, в жаркий знойный день. Ненавидел тех бездомных и хулиганов, нападавших пару раз на него в тёмном переулке. Ненавидел волноваться за своих друзей, с которыми часто проводил время… Аленка, в принципе, не являлась ему подругой, но он знал её уже достаточно долго, чтобы вот так просто стереть из своей памяти. Четыре года — немалый срок, и если часто пересекаться с человеком и общаться (назовем это так) с ним, он станет неотъемлемой частью жизни, тогда поверить, что он умер, станет практически невозможным. А все решает какой-то ничтожный миг. Маленькая-маленькая единица времени. Человек жив, пусть не в порядке и борется со своей будущей участью, но жив! А потом… в какую-то долю секунды что-то обрывается в нем, он умирает и уже ничего нельзя сделать. Не изменить. Не повернуть вспять. Приходится терпеть боль, от которой на глаза наворачиваются слезы, мириться с опустошением какой-то части своей души. Конечно, если с этим человеком нет особой связи, осознание потери будет не так ощутимо, но если этот человек дорог сердцу, то всё будет именно так. Саша почему-то чувствовал, что больше склоняется ко второму варианту. Он не сможет, не сможет это спокойно воспринять. На площади устанавливали столбы и расстилали солому. Несколько дней назад Алёнку арестовали прямо на глазах сотни людей и приговорили к казни. Нет, суд, конечно, был, но это так, для виду. Все знали, что квизитор щадить Алену не собирался. Этой ничтожной глыбе льда нравилось смотреть на мучения людей. Нравилось смотреть, как горит плоть и трещат их кости. Редко, когда под арест попадалась настоящая ведьма, которая действительно умела навести порчу на людей, в основном это были невинные жертвы, которые по случайности попадались под придирчивый взгляд квизитора. Как, например, Алена. Ведь она не сделала ничего, лишь полыхнула своей рыжей гривой. Разве не глупо? Из повозки стали выводить приговоренных и вести к костру. Сердце Саши сжалось. Тут были как старые сморщенные старухи, так и молодые девушки, осунувшиеся от горя. Все они кричали, вырывались и плакали. Сумевших освободиться тут же ловили и стегали кнутом. Лицо Алёнки выглядело изнеможенным: под глазами пролегли темные круги, кожа болезненно побелела, веснушки выцвели, а губа оказалась разбита. Сашу так и подмывало броситься к ней, но за этим строго следили стражи — горожанам, собравшимся на площади, подходить к осужденным категорически запрещалось. Слово взял священник. Говорил он что-то об осознании ошибок, вечных муках, очищении черных душ… Саша, может, и верил в очищение ведьминских душ, но многие осужденные явно не были ведьмами, а значит, всё это сплошное убийство — сильнейший смертный грех. Квизитор и его приспешники! Вот кого следовало сжигать на кострах! Саша отвернулся, чтобы не видеть, как кусающуюся Аленку привязывают к столбу и разжигают огонь. Последовали душераздирающие крики. Это было невыносимо. Саша огляделся. Многие рыдали, падали в обморок, бились в истерике от такого ужасного зрелища. Мало кому удавалось держать себя в руках. Неожиданно звенящую тишину, нарушаемую лишь барабанным боем, прорезал стук копыт по мостовой. На площадь выехала дюжина людей в дорогих одеждах. — Именем короля! — вскричал мужчина, скачущий впереди остальных. Саша узнал его. Это был герцог Цербский, заведующий делами правопорядка. — Немедленно остановите казнь! — Как вы смеете прерывать Великий обряд Святой инквизиции! — возмутился квизитор и вскочил на коня. — До меня дошли вести, что в этом городе уже много лет проводится несправедливое убийство мирных граждан. — Церковь одобряет. Все эти семь человек — ведьмы, что отравляют нашу жизнь. Мы обязаны очистить им душу, чтобы они не горели в аду после смерти! Саша скривился. Казалось, квизитор сам уже начинал верить в эту чушь. — Назовите хоть три причины обвинять их в черной магии. — Необычная внешность, — квизитор указал на Алёнку, которая потеряла сознание от болевого шока и связанная повисла на столбе, как мешок с углем. — Занятие целительством. Свитки с записями и рисунками, которые подозрительно смахивают на заклинания и пентаграммы. Квизитор говорил, гордо вскинув голову, но Саше почудилась некоторая неуверенность в его голосе и движениях. Неужели он сам считает свои доводы нелепыми? Герцог раздраженно вздохнул. — Церковь, может быть, и держит вверх над правительством, но король не позволяет просто так убивать народ. По стране ходит чума, население сокращается. Нам не нужны лишние смерти. Вам ведь надоело терпеть это, граждане? Никто не шелохнулся. — Я разрешаю говорить вам, всё, что думается по этому поводу! Не бойтесь! И тут поднялся невообразимый гвалт. Люди кричали наперебой, увлеченно жестикулировали, потрясая кулаками. — Вы разрешаете, Ваше преосвященство? — обратился герцог к стоявшему рядом епископу. — Что же, я думаю, решение правильное. Убийство — самый сильный грех, который можем совершить мы, смертные. — Благодарю, ваше преосвященство. Залить костры! Инквизитор был очень недоволен, просто в ярости! Он подскочил к герцогу и обнажил меч. Тот в долгу не остался и обнажил свой. Завязалась драка. Саша, опомнившись, подбежал к ближайшему столбу. Аленка сильно обгорела. Тело её было покрыто сажей, а на руках и ногах пузырились жуткие ожоги. Он выхватил нож, которым обычно оборонялся от хулиганов, и перерезал верёвки. Потом взвалил девушку на плечо и помчался к реке неподалеку. Только бы успеть! На полпути он услышал душераздирающий крик и обернулся. Инквизитор упал в костер. Пламя охватило его с ног до головы и чуть позже совсем скрыло от глаз человеческих. «Одной проблемой меньше», — подумал Саша на бегу и как мог облегчённо вздохнул. Добравшись до речки, он осторожно уложил Алёнку на берег и, набрав воду в ладони, выплеснул ей на лицо. Это сработало. Со стоном, морщась от боли, она медленно открыла глаза. Они были затуманены му́кой. Кажется, ожоги приносили ей ужасные страдания. — Я жива… — с трудом вымолвила девушка. — Конечно, жива, — слегка улыбнулся Саша, склонившись над ней. — Всё кончено. Теперь не будет несправедливой инквизиции. Квизитора арестуют. — Это правда?! — оживилась Алёнка и даже приподнялась, упираясь на одну руку. — К счастью да, — он помог ей принять сидячее положение и сам сел рядом. Они немного помолчали, погруженные в свои мысли. С реки дул прохладный сырой ветер, разгоняя прохладу надвигавшихся сумерек. На западе догорал закат, хотя это золотистое зарево вряд ли напоминало им о костре. — Спасибо, что спас меня. Большое спасибо, — вдруг сказала Аленка, подняв голову. В её глазах плескалась бескрайняя благодарность. — Но знаешь, — она вытерла струящиеся слезы тыльной стороной ладони, — не спасись я, ничего бы не сделалось от этого. У меня все равно никого нет. Р-родителей убили разбойники, а бабушка… я даже не знаю, жива ли она ещё и где сейчас находится. Я осталась одна на этом свете. Мне нечего терять. — Ты, правда, думаешь, что одинока? — после некоторого молчания спросил Саша. — Знаешь ли ты, что такое одиночество? — и посмотрел прямо в глаза. — Это когда тебе не с кем разделить радость и печаль; не с кем поговорить, обменяться мнениями. Но ты не одна, понимаешь? У тебя есть друзья. Это, конечно, совсем не то, по сравнению с кровными родственниками, но всё же… И да, тебе есть, что терять — моменты жизни, за которую мы все так отчаянно цепляемся. Что ты думаешь по этому поводу? Хочется ли тебе жить? Алёнка задумалась на минуту, и Саша заметил, что её лицо просветлело. О чем бы не думала эта девушка в данный момент, несомненно, это было что-то доброе и хорошее. — Ты прав, — вымолвила, наконец, она. — Жизнь — это самое драгоценное, что у нас есть.