Демонический принцип

Юнги переступил с ноги на ногу, обхватил себя руками, ёжась от холода и чего-то ещё. Торопливо оглянулся — такси, на котором он приехал, уже уезжало. Пути назад нет. Он издал истерический смешок. Он сам загнал себя в ловушку. Такую, из которой сам не выберется. Пошёл в логово, где погибнет. И пополнит ряды пропавших девушек, которых так отчаянно пытался спасти. Погибнет. Точно погибнет. Мин ущипнул себя за предплечье, шикая. Больно ущипнул. Ну же, блять, Мин Юнги. Детектив ты там, или кто? Ну и что, что твоего демона нет рядом? Ну и что, что тот, кто, как ты думал, будет с тобой до конца, бросил тебя. Разве от этого ты стал другим? Стал не-собой? Нет. По крайней мере, не должен. Он ещё раз усмехнулся, всё же пропуская в этот смешок истерические нотки. Чего он боится, раз уже всё решил? Смерти? Боли? Того, что окажется на смертном одре вместе с похищенными девушками? Того, что через какое-то время его охладевший труп найдут его друзья; того, как больно им будет? Или, может, его вообще больше не найдут. Никогда. На этот раз он дал себе ощутимую затрещину. Панику такого масштаба он ещё не разводил. Вспомнил, как без каких-либо сомнений выбросился из окна второго этажа вместе с Паком. Ну, так что же пугает его сейчас? Больше, чем возможность того, что он сам может разбиться, а Чимин и вовсе не выжить в таком состоянии. Он слышал, как ломаются его кости. Всмятку. Там, на асфальте, через пару секунд после того, как почувствовал встряхивающее все органы чувство невесомости, и пока ещё сам приходил в себя. Как из груди парня резко выходит воздух, как тело с хлопком приземляется на твёрдый зернистый асфальт, о который он так часто разбивал колени. Слышал, как хрустит каждая косточка, просто расщёлкивается о землю. Как побледневшее лицо Чимина смотрит в небо, некоторое время медленно моргая, словно в последний миг. Слушал, как сращиваются его кости. Как в грудную клетку возвращается понемногу — всё быстрее, — живое дыхание. Чувствовал руками, ладонями. Ощущал щекой и бёдрами, которыми сидел на нём. Сам боясь дышать и шевельнуться, потому что это страшно. В самом деле страшно, жутко, до настоящего ужаса. Сотни мысленного, с замирающим сердцем: «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», до того, как Пак пошевелит пальцами руки, а потом, сделав первый полноценный, глубокий вдох, резко схватит его руками и рванёт вперёд, за секунду перемещая его в переулок подальше от Агентства. Да, точно. После такого, после всего, что пережил, войти в какое-то старое поместье для него не должно составить труда. Раз плюнуть. Именно. Юнги дал себе мысленную оплеуху. Взбодрился, сжимая кулаки. И сделал шаг вперёд. Стараясь не оглядываться, не сомневаться, стараясь не думать о том, что будет делать после. Есть только сейчас: он и этот дом. Он и этот мудак, что творит подобное, ублюдок, который всё это время водил их за нос, крутясь под ним же. Который играет с ними, считая, что может остаться безнаказанным. Ступенька скрипнула под его ногой. Мин ещё раз посмотрел вверх, оглядывая старинный особняк, казавшийся жутким в ночной темноте. Вздохнул, ущипнул себя за голую ляжку чуть под юбкой и сощурил глаза так резко и сильно, что почувствовал сильное напряжение под веками. Сделал ещё четыре шага вперёд, вверх по лестнице, стараясь не думать, протягивая руку к увесистой двери. Давай. Не смей трусить! Шаг. Ещё... Хлоп. Что-то холодное сомкнулось на его шее, обхватило и из-за неожиданности будто перекрыло ему дыхательные пути. Юнги выдохнул так хрипло и резко, словно стремился выбить весь воздух из своих лёгких. Схватил железо на своей шее, широко распахивая глаза и чисто по инерции стараясь вырваться вперёд. ... И не смог дышать, когда в свободное пространство на шее воткнули что-то острое и тонкое. «Иглу», — успел подумать он, перед тем, как обвиснуть, наблюдая, как перед глазами всё мутнеет, пока веки тяжелеют, и отключиться.

***

Дзынь! Звук звенящего железа. Под телом и головой что-то твёрдое. Неудобно и немного больно. Юнги резко открывает глаза. Дёргается, вскакивая и тут же подаваясь вперёд, когда воспоминания о том, что случилось, медленно, по кусочкам, возвращаются в мозг. Холодное железо, что впивается в тонкую кожу на шее, немного отрезвляет его и чуть остужает пыл. Он хватается за него руками, ощупывая, пытаясь найти способ его снять и будто бы сделать свободнее. Шипит и тяжело дышит, словно задыхаясь. — Эй, ты очнулся? — слышится чей-то хрипловатый голос справа, заставляя его резко повернуться и стать ещё осторожней. — Ты цел? Мину приходится приложить усилия, чтобы через некоторое время для его глаз очертания в темноте приняли форму светлого лица. Чёрные волосы, небрежными волнистыми прядями обрамляющие лицо, пирсингованные мочки ушей, немного поблескивающие в слабом свете, большие тёмные глаза и полностью чёрная одежда, заставляющая парня сливаться с практически беспросветным окружением. Тонсен Чимина. Какого хрена? Что он здесь делает? — Где я?.. — прохрипел Юнги, отпуская ошейник на своей шее и пытаясь нащупать что-нибудь в пространстве. Клетка. Железная, металлическая и очень крепкая. Судя по тому, что он стукнулся головой обо что-то, когда хотел приподняться, — всего в половину человеческого роста. — В логове страшного крокодила, похищающего симпатичных брюнеток, — пошутил Чонгук, театрально приподнимая руки и шевеля пальцами, будто рассказывал детскую страшилку. — Таких, как ты, например. — Не смешно, — поморщился Юнги, всё ещё пытаясь разглядеть в кромешной темноте хоть что-то, помимо едва заметного лунного света, что просачивался сквозь прутья решётки. — Что ты здесь делаешь? Чон чуть сощурился, расслабленно прислоняясь спиной к решётке, подтянул к себе ногу коленом и закинул на него руку. Начал, свободной рукой слегка ероша волосы на затылке и на секунду отворачиваясь: — После того, как вы рассказали Тэхёну правду, он не смог усидеть на месте. Он ночевал у меня, так что предупредил перед тем, как отправиться к этому своему нанимателю, чтобы расставить всё по полочкам и узнать правду. Но, он слишком долго не возвращался, поэтому я забеспокоился... И, вот, в общем — я тут. — Понятно, — поморщился Мин, чуть закатывая глаза и почему-то не удивляясь. Чимин был прав насчёт своего тонсена: этому парню не терпелось найти на свой зад неприятности, и они, похоже, очень удачно шли за ним по пятам. Впрочем, теперь понятно, почему Паку так удачно удавалось уследить за ним самим — опыт имелся. Только вот, навряд ли он спасёт их задницы и на этот раз. — Аа-а... Э-э... Юнги. Ты же Юнги, верно? — небрежно проговорил Чонгук, задумчиво отводя чуть рассеянный взгляд в сторону и снова привлекая его внимание. — Для тебя «хён». — Ясно, — обиженно надулся младший, снова отворачиваясь и откидываясь затылком на решётку. — Как обычно... Так, Юнги-хён, а где Чимин-хён? Юнги дёрнулся, как от оплеухи. Сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу, отвернулся и поджал губы до побеления. Так сильно, что они начали ныть от напряжения, поэтому он укусил себя за внутреннюю сторону щеки и нервно прошёлся ладонью по бедру, поправляя плиссированную юбку. Воспоминания снова ударили в голову. Скрыть свою реакцию самому не удалось, поэтому он надеялся лишь на темноту, окутывающую всё пространство. — Он... Бросил меня. Говорить о подобном оказалось чертовски тяжело, даже тошнотворно, сквозь силу. Но держать это в секрете всё равно не имело смысла. Оставалось только радоваться, что чиминов тонсен не знает, что он натворил вчера ради этой призрачной и тёмной неизвестности, которая ждала его, останься он рядом с Чимином. Не знает, сколько глупостей он сделал. Может, от этого он будет выглядеть чуть менее жалким. Исповедоваться он уж точно не собирается. — Что? — удивлённо захлопал большими глазами Чон. Значит, он — первый, кого Чимин бросил... Молодец, Юнги, ты смог заебать даже демона. Просто заслужил овации. — Он бросил меня, — уже твёрже и раздражённее повторил, дёргая уголком губ. Так, чтобы младший понял и отвязался с глупыми вопросами. — Оставил одного. Отказался от контракта, ясно? Или, что там ещё можно у него сделать?.. — И ты пошёл сюда один? — Чонгук, похоже, посылов не понимал, подаваясь к нему и неверяще изгибая брови. — Ты сумасшедший? Совсем больной, самоубийца-хён? — Ты на себя посмотри, — шикнул Мин, резко дёргая головой и звеня тяжёлыми цепями. Он не терпел, когда его учат жизни. Тем более мелкие придурки, которым самим на жопе не сидится. — Чего сюда припёрся, а? На кого ты надеялся, что твою задницу опять спасут? На Чимина? Чонгук замолчал, отвернулся, как бы небрежно поджимая губы и глядя куда-то в маленькое окошко в стене за пределами клетки, куда просачивался лунный свет. Подловил. Подцепил, блять, за правду. Чон привык, что кто-нибудь постоянно вытаскивает его обнаглевшую задницу из передряг, и слишком мало думал, чтобы подумать о том, что когда-нибудь никто на помощь ему не явится. Привык. Они оба. И Юнги тоже ничем не лучше. Такой же тупой. — Значит, мы оба здесь в положении «дам в беде»? — спустя некоторое время усмехнулся младший, хмыкая себе под нос. Видимо, все почему-то принимали происходящее легче, чем сам Юнги. У него, вон, чтобы принять факт своей неизбежной смерти ушел целый месяц. Да и то, не смог смириться даже с тем, что смерть по неожиданным обстоятельствам отменяется, как отменяется и то, к чему Мин себя мысленно так подготовил. С таким трудом принял. А потом сам отправил себя на эшафот. Потому что всё разрушилось. А Юнги никогда не был достаточно силён, чтобы выстроить всё заново. Чтобы выстроить себя заново. — Что ж, раз так, — видя, что старший ушёл в мрачную задумчивость, тяжело вздохнул и ободрился Чон, подаваясь вперёд. Слегка пропыхтел, ощупывая решётку, — то нужно быть сильными женщинами. Кончай хандрить, глупый нуна-хён. Если Чимин-хён не придёт, то нужно самим что-то придумать. Нужно найти Тэхёна и убираться отсюда. Я не собираюсь здесь умирать. Юнги чуть скривился и собирался проговорить что-то саркастичное, уныло теребя тоненькие ниточки чулок на содранном колене, но его перебила тонкая полоска света, просочившаяся где-то со стороны, видимо, дверного проёма. Он был далеко. Кто-то открыл дверь, проскальзывая в неё специально так, чтобы они заметили, а потом почти сразу закрывая её и заставляя их снова погрузиться в темноту. «Что-то» подошло почти беззвучно. Потом достаточно звучно повалило (почти бросило) что-то тяжёлое на землю. И исчезло так же неожиданно, как появилось, удостаивая их только звуком пары шагов, бьющих подошвами по керамическому полу. Второй раз дверь даже не открылась. Но они оба знали, что остались одни. Оба парня вздрогнули и на пару секунд замерли, от той же неожиданности не сразу сообразив что-то сделать. Когда Чонгук отмер и глубоко вздохнул, широко раскрытыми глазами глядя перед собой, «что-то» уже исчезло. — Тэхён! — хрипло крикнул он, скалясь зубами и прижимаясь к прутьям решётки. Просунул между ними руку, пытаясь дотянуться. Сквозь темноту проглядывались точёные черты тэхёнова лица, наполовину скрытые растрепавшейся упавшей на глаза серой чёлкой. Парень лежал не двигаясь, никак не реагируя на крики и шипение младшего. Его запястья и босые ноги были связаны плотными верёвками. «Кто-то» хотел подтолкнуть их к отчаянию ещё больше. Как смешно. Ха-ха. Как будто бы Юнги и так не находился на самом дне. Он издал весёлый, почти истерический смешок, который заставил парня, повёрнутого к нему спиной, застыть. — Почему ты смеёшься? — вкрадчиво спросил брюнет, едва не прорычал, медленно, почти не поворачиваясь. — Ну, нашёл своего Тэхёна? — проговорил Мин, каким-то только чудом не давая хрипоте и подкатывающей к горлу истерике разрушить саркастический тон. — Что теперь? Вместе отправимся на алтарь? — Ты не можешь перестать быть сукой хоть на минуту и сделать хоть что-то, что бы помогло нам выбраться? — прошипел-прорычал младший, искренне яростно и непонимающе буравя его тёмными глазами. — Почему ты стал настолько слабым, что сдался, даже не попытавшись? — Потому что жизнь жестока, малыш, — хрипло усмехнулся Мин, прислоняясь затылком к решётке. Как-то неестественно для себя проигнорировав то, что его назвали «слабым». — Она жестока не только к тебе, — уголок губ Чонгука раздражённо и яростно дёрнулся, когда он повернулся к нему. — Она жестока ко всем. Жизнь вообще не справедлива. И что теперь? Cидеть, опустив руки и затаив обиду на весь мир, и ныть, как ты? Если бы все действовали по такому сценарию, то мир состоял бы из жалких трусов и неудачников, которые только и могут, что жаловаться на жизнь. Если бы все думали так, как ты, то мир бы не простоял и дня, а человечество заменяли бы обезьяны да дикие звери. Младший смотрел прямо в миновы широко раскрытые глаза, оказываясь напротив и в нехорошем смысле сжирая его тёмными зрачками: — Ты не первый, кому Чимин-хён разбил сердце, и наверняка не последний. Но за все те несколько лет, что я знаю его, за тот десяток, что знает его Намджун-хён и за всё то время, что Чимин-хён (если верить его собственным словам, которые не врут без надобности), пока он пребывал на земле, ты — первый, с кем он расторг контракт. Если контрактёр ему надоедал — он просто ускорял процесс и съедал его душу. Но тебя он почему-то выделил. Поэтому просто прими это как какое-то выдающееся достижение и перестань распускать сопли. Юнги смотрел на него, чувствуя, как белки глаз защипало от напряжения. Что это было? Он что, пытался его приободрить? На секунду ему показалось, что в тёмных, словно чёрные дыры, глазах младшего сверкнуло что-то красное, но это только показалось. Это не Чимин — это Чонгук. Просто. Его. Тонсен. Человек. Да и Чимин никогда не сказал бы такого. Чимина здесь нет, и стоит перестать на него надеяться. Да, раньше он никогда не сдавался. Он всегда, сколько себя помнит, пытался строить из себя сильного. Но раньше и было легче: раньше рядом с ним всегда кто-то стоял, кто-то, кто прикроет спину: родители, Юнджи, друзья, ну а после — Чимин. Быть сильным всегда намного легче, когда за твоей спиной кто-то стоит. Но, наверное, ему стоит всё-таки учиться верить именно в себя, без прикрытия. Голой спиной стоять перед врагом. Почувствовать — что это, и научиться рассчитывать именно на свои силы. После грубых, разжигающих по большей части именно упрямую злость, приободрений, некогда сказанных Паком, ободрения Чонгука показались столь умильными, что Юнги чуть не прослезился. Нет, серьёзно: даже прикусил губу, чтобы не выдать себя. Судя по тому, что младший всё ещё хмурил брови и непонимающе серьёзно смотрел, отражая всё своё недовольство тем, что старший сдался, — то с проницательностью у парня было неважно. Хорошо, что тут темно. Мин хмыкнул и смахнул слезу с уголка глаза, максимально делая вид, что просто чешет щёку. Вообще-то, его совсем не просто зацепить, вообще не просто. Он редко выносит свои слабости на глазах у людей. Но сейчас... Сейчас, он... Просто, сейчас... Он поморщился, окончательно смахивая дымку сентиментальности, а заодно и влажную пелену, из-за которой в глазах на пару секунд помутнело. — Влипать в неприятности у тебя получается лучше, чем утешать, — проговорил Юнги, вытирая рукавом щёку. — Хотя, лучше бы у тебя так же хорошо получалось из них выбираться. Чонгук скривил губы и недовольно фыркнул, всё ещё при этом каким-то образом не выходя из раздражённого состояния, где — он был уверен — что если Юнги продолжит себя так вести, то он действительно не удержится и что-нибудь с ним сделает. Он отвернулся, всё ещё тяжёлым взглядом уставившись на лежащего на полу бессознательного Тэхёна. Даже в темноте можно было заметить, как на щеках у парня от злости и беспокойства ходят желваки. Мин отвернулся примерно в тот же момент, тяжело вздыхая, прикрыл на секунду глаза и перевернулся на колени. И принялся ощупывать всё, что находится в пределах его досягаемости — от куска керамического пола до длинных толстых прутьев металлической решётки. — Что ты делаешь? — удивлённо спросил Чон, заметив его нехитрые манипуляции. — Клетка должна как-то открываться, тут должен быть замок, — ответил он, не отрываясь от своего занятия, сдирая о холодный пол и так содранные колени и порванную сетку чулок. Чонгук кивнул, понимая, о чём он, и, время от времени всё ещё поглядывая на Тэхёна, начал ощупывать решётку с другой стороны. Примерно через пять-десять минут слепых поисков, замок обнаружился. Он был вплавлен в верхний правый угол решётки, и посередине в нём нащупывалась небольшая замочная скважина. — У тебя есть что-нибудь, чем можно взломать замок? — обратился к младшему. Чонгук развёл руками. — Нет. — Чёрт, — Мин выругался, отстраняясь и несильно прикладываясь спиной назад к железной решётке. — И что теперь? Юнги пожевал губу, не спеша отвечать Чонгуку, который вопросительно уставился на него. — Чонгук-и?.. — слабо послышалось где-то недалеко. Оба вздрогнули, поворачивая головы в сторону, где до этого лежало бессознательное тело. Тэхён слегка двинул головой. Чонгук тут же припал к решётке. — Тэхён?! Тэхён, ты в порядке? — Что? — Ким всё ещё плохо соображал. — Где я?.. Почему ты здесь?.. Что... происходит?.. — Ты в особняке этого урода. Там же, где вырубился, наверное. Что он с тобой сделал? — Что? — поморщился, как от головной боли. Видимо, ему досталось больше, чем им двоим. — Я... Я добирался до этого места целый час. Я ни разу не делал столько для того, чтобы поговорить с клиентом. А этот выблядок вырубил меня, когда я узнал правду и проявил сопротивление. Вообще-то... Странно, что не убил... Юнги чуть прищурился, опустил глаза и прикусил ноготь большого пальца, — задумался. Зачем безумному серийному убийце оставлять кого-то настолько опасного, как Ким, в живых? Чтобы убить их всех вместе? Чтобы доказать, что он, как и все они, не представляет для него опасности? Ну, ясно. Точно. Юнги хмыкнул. У него же есть собственный демон, который ему помогает. Он сам до сих пор помнит то пьянящее чувство безграничной силы, которую давал ему Чимин. Она ослепляет. Под её яркостью быстро перестаёшь замечать мелочи, которые могут выскользнуть из-под огня или так же незамеченно быть раздавленными. И это может быть фатальной ошибкой. — Можешь двигаться? — он приподнял голову, обращаясь к Тэхёну, замечая, что тот хоть и практически дезориентирован в пространстве, понемногу приходит в себя. Тот поднял на него глаза, наконец стряхивая с них серебристую чёлку. Попробовал пошевелить связанными руками, приподнять голову и вытянуть шею, чтобы хоть немного осмотреться. Немного выпрямил и снова подогнул связанные на лодыжках ноги в коленях. — Вроде бы… — Можешь взломать чем-нибудь замок? — Мин кивнул на сплавленный железный квадрат с боку клетки. Так как в темноте даже привыкшим глазам было плохо видно, придвинулся и постучал по нему ладонью. Ким задумчиво кивнул, чуть нахмурив брови. — Думаю, да… Сейчас. Потребовалось некоторое время, чтобы он усилием перевернулся в вертикальное положение. Сел, подогнул ноги коленями к груди и дотянулся пальцами до металлического значка «Gucci» на ботинках с низкой подошвой. Оторвал его, не без жалости тяжело вздыхая. Прикусывая от старания и нетерпения уголок тонких губ, развернул несколькими тонкими железными креплениями на внутренней стороне, вытягивая. И подался вперёд, подтягиваясь к углу клетки. Через некоторое время после того, как Тэхён сунул в замочную скважину импровизированную отмычку, что-то внутри щелкнуло. — Почти получилось! — вспотевший от усилий парень радостно встрепенулся, едва отрываясь от своего дела. Юнги с Чонгуком тоже ожили, от нетерпения покусывая губы и теребя пальцами одежду. Когда все уже сидели в напряжении, мысленно молясь, чтобы получилось, Ким уже прижимался щекой к железным прутьям, старательно вертя в замочной скважине железками. Что-то отдавалось в ответ: чувствовалось, как до того, как замок щёлкнет, оставалось немного. Им чертовски повезло, что замочная скважина была не слишком глубокой. Ким высунул язык от напряжения, стараясь изо всех сил. Ещё. Ещё чуть-чуть… Удар. Неожиданный. Из темноты, словно из ниоткуда. Вскрик. Скрип ногтей, невольно царапнувших по железу. Глухой стук, затянувшийся уже в соприкосновении с полом и звон металлического значка с паетками, прокатившегося по кафелю. — Тэхён! Юнги увидел только тяжёлый ботинок, безжалостно пнувший Тэхёна по рукам, вот-вот открывшим бы клетку. Он подался вперёд. Чонгук тоже кинулся туда же, окликая наёмника и впиваясь злобным взглядом в человека, помешавшего их освобождению. Тэхён всё ещё шипел и корчился на полу, без возможности даже схватить болезненно покрасневшие от удара кисти рук и запястья. Чужие пальцы щёлкнули. Повсюду, в большом округлом помещении поочерёдно, словно куски домино, вспыхнули расставленные везде огоньки свечей. Человек отошёл на пару шагов, и Юнги смог, наконец, рассмотреть его лицо. Человек оказался высоким парнем со смуглой кожей и взъерошенным ёжиком высветленных волос на голове. Руки, сложенные на груди и открытые под драной модной майкой, были полностью покрыты татуировками. Он не то что бы подходил под стандарты красоты, скорее — необычно. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не эти глаза. Отвратительные. Красные глаза опаляли его, словно куски ядерного взрыва в вечном движении, с радиацией, просачивающейся сквозь глазницы. После горящих — настоящих огней, — глаз Чимина, этот цвет показался столь отвратительным, что у Юнги внутри завертелось неприятное чувство, будто кто-то пожирает его изнутри. Это он. Демон. Другой. Чужой. Но ведь, не он здесь главный. Значит, значит... Юнги вперился куда-то невидящим взглядом. Включая шестерёнки в голове на полную, так сильно, что они едва ли не звенели, задевая друг друга в движении. Где же. Где, где, где... Топ. Топ. Топ. Послышался ровный, мерный звук шагов, подошвой по кафелю. — Так, так, так... — почти пропел кто-то насмешливым слащавым голоском. — Мышка попалась в мышеловку?