Демонический принцип

Юнги шагал по тёмному асфальту, не отрываясь глядя себе под ноги. Округлые носы на его ботинках слегка пинали мелкий гравий. Было темно. Иногда он поглядывал на шагающего рядом Чимина, но только исподтишка: делая вид, что даже не ведёт глазами в его сторону и нагло поджимая губы. Потому что Чимин не смотрел. Во всяком случае, так казалось. Они шли рядом. Близко друг к другу. Настолько, что Юнги чувствовал тепло от чужой руки, которая периодично почти касалась его собственной. Однако, это «почти» было словно какое-то болезненное клеймо. Давящая стена, которая встала между ними. Это его убивало. Так близко, но одновременно так далеко, что хотелось сломать её одним мощным толчком. Однако, даже если бы их руки соприкоснулись, Юнги казалось, что это бы её не сломало. Он бы только ещё больше убедился в её существовании. Он не мог понять: чем Пак недоволен? Он соблюдает все условия контракта. Он не избавился от него, даже когда у него был шанс. Он играл честно, хотя не так уж часто это делает, если подумать. Теперь демона в конце всего ждёт награда. Ему уже было не так уж важно, что будет с ним после — он успел проститься с жизнью тогда, когда в одиночестве подходил к воротам в особняк. У демонов нет таких эмоций, как грусти, любви или жалости. Так что не так? Игра, которую Чимин так жаждал, не оправдала ожиданий? — Ну, и как ощущения? — всё-таки не выдерживая напряжённого молчания, спрашивает он, любопытно и практически требовательно заглядывая Чимину в лицо. — От чего? — чуть приподнимая бровь, спрашивает демон. — А ты не знаешь? Ну, от того, что всё закончится, и ты получишь свою долгожданную еду. Наверное, после некоторого воздержания, длиною в месяц это будет приятнее, чем происходит обычно. Чимин дёрнул бровью перед тем как снова начать смотреть вперёд, и ничего не ответил. Юнги так и не понял, что он хотел этим сказать. — А ты? — снова чуть повернул глаза в его сторону, почти незаметно. Мину показалось, что в этой его насмешке проскользнуло что-то сатирическое. — Ты же так не хотел умирать. Не страшно? Юнги хмыкнул. Как-то странно усмехнулся. Пожал плечами. — Какая разница? Ты не рад? Я ведь не позволил остаться тебе ни с чем. — И что же это тебе дало? — Я ведь не спрашиваю, почему ты бросил меня, — с ядовитой примесью фыркнул Мин. Но потом передумал — успокоился. Глядя какими-то пустыми глазами перед собой, всё-таки ответил: — Знаешь, что я понял?.. Там, в той клетке... слова этого ублюдка оказались истиной. Истиной, которую я знал, но которой всегда избегал смотреть в глаза. — Еле заметный вдох. — Это было не ради того, чтобы спасти этих девушек. Я делал это не ради мира и порядка и даже не ради друзей. Благородной цели как таковой просто не существует — даже в самых героических поступках есть доля лицемерия. — Едва заметно поджатые губы, прищуренные глаза. — Я делал это для себя. Я хотел это сделать ради себя. Я никогда не мог остановиться только ради себя и своего эгоизма, чтобы заполнить ту невидимую черноту, что называют Душой. Заполнить её корыстью, прикрываясь оболочкой героя и жаждой справедливости. Даже Демона я призвал не ради друзей, не ради того, чтобы они выжили или выжил я. Я сделал это, потому что не хотел оставаться одиноким. Ты понимаешь? — Приблизился, хватая демона за полы пиджака, чтобы он не смог отступить, почти касаясь его губ своим горячим дыханием. — Даже в то место я пошёл, чтобы либо умереть, либо чтобы заставить тебя появиться. Я хотел увидеть тебя. Или умереть. Ты понимаешь? Мне плевать, зачем ты меня оставил. Плевать на твои чувства. Я. Хотел. И всё... Всё, что я делал в своей жизни, я делал только ради того, чтобы потешить своё больное самолюбие. Как и все люди. Ты понимаешь, ты видишь, что я не знаю меры? Я не вижу краёв. Я эгоистичен. Я порочен. Я хуже, чем любой из демонов. Как и все люди... — Юнги, — демон взял его руку в свою, сжимая бледную ладонь; его лёгкая улыбка, показавшаяся слишком доброй и печальной для демона, заставила внутри кольнуть что-то, что по сути своей при виде демона колоть не должно. — Если бы люди имели внутри только то, что ты описал, то демонам было бы нечем питаться. — Что ж. Тогда сожалею, что тебе придётся довольствоваться мной. Сказав это с какой-то грустной, холодящей своей беспросветностью и смирением усмешкой, он забрал свою руку из чужих, снова продолжая идти вперёд. Чимин немного помедлил, прежде чем отправиться за ним. Всё равно он уже почти мёртв. — Всё равно ведь, где это будет? — снова обернулся Юнги. И, не дожидаясь ответа, взял демона за рукав и потянул куда-то в сторону парка. — Тебе так не терпится? — хмыкнул ему в спину Чимин, наверняка приподнимая бровь. Мин остановился. — Ну, если хочешь, можешь сам выбрать место. — Мне без разницы. — Конечно. Это ведь не свидание, чтобы так уж печься о подобном. Хотя Юнги фыркнул и издевательски закатил глаза, в его словах показалась слишком большая доля ядовитой иронии. Такой, в которой он сам растворялся. Казалось бы, зачем включать защитный механизм тогда, когда сам идёшь на верную смерть. Когда сам пожертвовал всем, что у тебя есть, только ради того чтобы увидеть существо, которое убьёт тебя. Звучит так безумно. Юнги ещё никогда не делал ничего столь опрометчивого. И глупого. И, хотя он и сам понимает, насколько безумно поступил, он всё равно собирается стоять на своём. Это важно. Он всё ещё останется собой. Он всё ещё останется сильным, или хотя бы будет таким казаться даже до самой смерти. Даже после. И не важно, ложь это или нет. Это помогает ему выжить, это помогает ему не позволить жестокому миру оборвать тонкую оболочку сарказма, надменности и грубости, не позволяет вспороть его и все его хрупкие чувства, которые находятся под ней; не позволяет сломать его. И неважно, если за всей этой оболочкой он всё же сломан и разбит на мелкие кусочки. Пока он шагает по этой земле, пока он может думать или чувствовать, он всё ещё существует. Даже если останется только что-то одно или же навалится всё вместе. А чтобы существовать, нельзя позволить старым истекающим кровью ранам загноиться от пыли. — Подожди, — практически не задумываясь и на миг сам удивляясь своему порыву, Юнги остановил Чимина. Встретился открытым взглядом с горящими угольками демонических глаз, но не подал виду. Чуть поджал губы. — Я хочу сделать кое-что для себя. Не дожидаясь ответа от молча стоящего Чимина, потянулся к нему. Немного замялся, снова встретившись с ним глазами, когда был всего на расстоянии пары сантиметров от его лица. Несмотря на внешнее спокойствие Пака и всего его взгляда, горячие угли глаз были такими обжигающими, что Юнги казалось, что они вот-вот оставят на его лице страшные ожоги. Поэтому он опустил глаза вниз — на губы — а потом и вовсе прикрыл их, прикасаясь к чуть сомкнутым губам своими. Увереннее, мягко скользнул ладонью на чужое плечо, одной рукой слегка приобнимая за шею, как бы не давая отстраниться. И слегка облегчённо выдохнул, когда чужие тёплые пальцы всё же оказались у него на спине, мягко прижимая. Редко проходящие на тускло освещённом тротуаре люди оборачивались на них, обходя по бокам. Юнги мягко двигал губами. Без языка, просто наслаждаясь общим прикосновением. К горлу против воли подступал горький комок, и он тянулся к спасительному теплу чужого тела, словно погибающий. Хотелось получить, взять и дать больше, но какая-то невидимая грань внутри останавливала, напрягала и отказывалась. «Разве этого даже не слишком много? Разве ты сможешь унести больше? Тебя разорвёт, Юнги. Да и что же демон может тебе дать, помимо красивой лжи перед смертью? Что ты можешь дать? Тебя слишком много, но ты обречён быть только для себя». — Вышло слишком грустно, — отстранившись, горько и как-то словно извиняясь усмехнулся Юнги, прикасаясь пальцами к губам. Медленно, с каждым выдохом чуть затихая. — Не так, как я хотел. И никаких слёз. Они не нужны. Он ведь сам этого хотел. К чему портить Чимину ужин излишней солью и горечью? Нужно уходить с пафосом, но без лишних соплей. К чему разводить драму? Тем более, когда единственным зрителем является бесчувственный демон. Хотя, он уверен, что Чимин смог бы по достоинству оценить представление. — Ты можешь сделать так, чтобы я... — бесцветно начал Юнги, присаживаясь на красивую деревянную скамейку в парке, но запнулся. — Хотя, нет. Сделай так, чтобы мне было больно. Так, чтобы я всё прочувствовал. Может быть, хотя бы вместе с жизнью и душой Чимин заберёт и всю его боль? Может, хоть сейчас он от них освободится. Должно же быть во всём этом хоть что-то хорошее. Ему достаточно того, что его жизнь заберёт Чимин — всё же, самая лучшая смерть, которую он только может себе предположить. Всё равно он никогда не видел себя, дожившим до старости. Да, но... Юнги, конечно же, не самый лучший или праведный человек во вселенной, но не может же быть, чтобы всё каждый раз заканчивалось для него на грустной ноте. Правда ведь? Конечно, на самом деле, ему должно быть без разницы. Юнги впервые по-настоящему полностью доверился кому-то, кроме себя. И, ну... Ведь это же Чимин. Он ведь доверял ему свою жизнь бесчетное количество раз за это время. Не будет удивительным, наверное, доверить и смерть. И неважно, что первое он соблюдал из-за контракта. Это же... Это... Где-то совсем рядом светил приглушённый желтоватый фонарь. И вообще, общая атмосфера располагала не к чьей-то смерти, а скорее к какой-то романтической драме вроде тех, что он смотрел с Юнджи иногда по вечерам. Поначалу отплёвываясь, а потом едва сдерживая слёзы вместе с уже заканчивающей пачку сухих салфеток сестрой. Не с чьей-то смертью, наверное, — но определённо с очень трагическим расставанием, от несправедливости которого безудержно щиплет глаза и внутри образуется пустота, которую невыносимо хочется заполнить. Просто пропасть. От которой избавит только время. Хотя, ну... ему уже будет без разницы. И нет. Не то что бы он так уж надеялся, что всё закончится «хэппи эндом». Скорее — наоборот. Ожидал того, что его работа не позволит прожить ему слишком долго и счастливо, а старые воспоминания сгрызут и съедят изнутри. И, в принципе, так и случилось. Только вот Чимин стал совершенно неожиданным сюрпризом. — Хочешь закрыть глаза? — присаживаясь перед ним на корточки и касаясь тёплой ладонью миновой щеки, спросил демон. Ха-ха. Какая забота. В принципе, совершенно ожидаемо. Скрывая своё удивление внутри и грустно чуть улыбаясь, Юнги покачал головой, печально слегка поджимая брови. Внутри что-то тихо выло. Что-то медленно умирало, хотя, казалось бы, умирать уже было нечему. И тусклый свет от фонаря, и тёмные парковые деревья, обросшие неровной стеной вокруг одинокой лавочки, казались ему каким-то таинственным сопровождением. Чем-то, что тоже словно вторило ему. Почти разговаривало, перешептываясь зелёными и пожелтевшими листьями, подвывая его одинокому и умирающему сердцу. Верно. Он уже был мертв. И, возможно, именно Чимин был тем, кто поселил в его душе какое-то подобие жизни. Придал ей более горячий, воспламеняющий смысл. Мелкая усмешка. — Я так и думал. Чимин потянулся к нему. И Юнги, забыв о своих словах, всё же не сдержался и закрыл глаза, чувствуя на своей щеке чужую тёплую ладонь. Он попытался сосредоточиться на ней, на её тепле, чтобы забыться, но не получилось. Всё его естество как будто было снаружи, неуправляемое, ожидающее неизбежное, одновременно смирившееся с этим и страшащееся. Когда отключить мысли тоже не получилось, он принял это и просто постарался успокоиться. Юнги слышал стук своего сердца. Словно где-то там — за гранью — слышал шум листвы и тихие разговоры редких прохожих, сливающиеся в один единый звук. Ему даже показалось, что он увидел под веками ночное небо, что виднеется между верхушками тёмных деревьев. Ощущая чужое присутствие напротив своего лица, чужое дыхание, еле слышное — своё и то, как зудят губы. Напористо. Напряжённо. Потому что ожидают чужого прикосновения. Ближе. И ближе… Чувствуя чужое дыхание, что почти невесомо обожгло губы. Прикосновение. Мягкое, почти неосязаемое. Словно его и не было, а Юнги просто слишком сильно забрёл в свои фантазии. И… И всё?

The Weeknd - Devil May Cry

— Я не могу… Хриплый выдох, чуть отстранившись. Негромкий, но с той самой интонацией, на грани отчаяния, что заставило по спине пройти мурашки, когда люди… Юнги открыл глаза, встречаясь не с горящими красными радужками, а с глазами тёмными настолько, что там едва просвечивался алый цвет, но зато без проблем отражалось ночное небо и удивлённый минов взгляд. На пару секунд задержав дыхание в лёгких, он коснулся бледной от темноты щеки ладонью, большим пальцем вытирая скатывающуюся слезу. Отбрасывая глупое и заносчивое «демоны же не плачут» к чертям, потому что ещё демоны и не чувствуют. Не беспокоятся. И не злятся, потому что обед сам идет им в сети. Потому что ну как-нибудь в другой раз, может и не один. Но… Чимин, кажется, и сам был растерян от подобной реакции своего тела. — Тогда…? — практически не дыша, тихо проговорил Юнги. Демон кивнул. И Мин, вдыхая побольше воздуха и поджимая губы в невольной улыбке, притянул его к себе, обнимая за шею. Чувствуя, как в него вцепляются так крепко, так отчаянно, словно боятся потерять. Как будто Юнги в любой момент может ускользнуть из рук. На всё божья воля? Бред. Неважно, есть Бог или нет. С какого хера Юнги должен с опущенной головой принимать все прихоти какого-то ублюдка с неба? Естественно, он не верит в Бога. Если он и есть, то он тот ещё надменный ублюдок. Плевать ему на нас и наши жизни, на добро и зло. Но Чудо, возможно, и есть. Если это «чудо» и Его рук дело, то ему даже не хочется задумываться, каким образом Он совершает отбор. Почему гибнут хорошие люди, а плохие так часто разгуливают безнаказанно по земле. И, он считает, если это «чудо» всё-таки было, волей ли случая или сделанное собственными руками, его нужно спокойно принять. Навряд ли у Бога, который по Библии должен быть на стороне света и ангелов, есть силы, чтобы заставить демона пролить слёзы. Но они есть у Юнги. У простого человека. И хрен его пойми кто знает, почему самым близким и дорогим существом для него стал тот, от руки которого ему суждено умереть. И почему всё сложилось так, что его чувства не односторонни. Везение сложилось так, что его демон оказался бракованным. Даже если они оба и отрицали это до последнего.