***
— Итак, ну и как это произошло? Сокджин — молодой школьный врач, устроившийся сюда работать ненамного раньше Намджуна, — ходил из стороны в сторону, отчитывая двух парней. Его стетоскоп на шее то и дело норовил подпрыгнуть и ударить хозяина по животу, а тёмные брови на красивом лице бесконтрольно хмурились. Эти два идиота сегодня умудрились пролить горячий кофе на директора. И ладно бы просто по неуклюжести — так потому что решили поиграть в убийственные гляделки, шагая по коридору. Точнее, кофе-то пролил Юнги, а вот Чимин просто оказался рядом под горячую (буквально) руку. И теперь их направили к Намджуну, чтобы тот придумал наказание, пока пострадавший директор сидел в своём кабинете в сменном костюме и слёзно обмахивался каким-то классным журналом. Намджуна они, правда, нашли только в медкабинете, и теперь чересчур ответственный доктор отчитывает их больше, чем сам учитель. — Ну... Мы, — начал Чимин, виновато запуская руку в светло-русые пряди на затылке. Ему не нужны были проблемы. А как сильно будет смеяться Тэхён, когда узнает! Особенно после их утреннего разговора. Его репутация безвозвратно испорчена, а всё этот придурковатый новенький виноват! — Мне не нужны оправдания!!! — громыхая, перебил его Ким, противореча сам себе. В этот момент он напоминал не взрослого человека с престижной профессией и тремя высшими, а злую мать, отчитывающую своих детей за то, что те хотели себе сфинкса и пытались побрить бедную кошку отцовской электробритвой. Юнги фыркнул и отвернулся, разваливаясь на стуле со сложенными на груди руками. Он не собирался ни признавать свою вину, ни отчитываться перед кем-либо. — Юнги, это к тебе относится, — строго заметил Намджун, поправляя свои очки (которые он, кстати, носил не из-за плохого зрения, а чисто для солидности) с тонкой оправой. Мин недовольно взглянул на него, прожигая взглядом, — тот даже не дёрнулся. Он отвернулся обратно: конечно, блять, — муж и жена — одна Сатана. Даже если они не женаты. Намджун предпочтёт принять сторону Сокджина — в принципе, из-за него он сюда и поступил. Влюблённые. Тьфу! Юнги скорее заблюёт весь дорогой линолеум в медицинском кабинете, чем... — Это он виноват. Мин отвлёкся от своих размышлений, чтобы многозначительно уставиться на окольцованный палец Пака, предательски указывающий на него. — Это беспочвенные обвинения, — показательно откинулся обратно на спинку стула, краем глаза наблюдая за реакцией парня. — Но ведь это действительно ты виноват, — напоминающе кашлянул в кулак Намджун. — Я не собираюсь разговаривать без адвоката. Ким еле удержался, чтобы не закатить глаза. Его хён действительно вёл себя как ребёнок, несмотря на то что был старше. А ещё в плохие привычки вампира входило использование умных словечек, чтобы вывести собеседника из строя (или из себя). И ведь не просто так использовал — знал ведь, что значит каждое слово и как его лучше применить. Когда ему надо было, тот мог и сложить дважды-два, и решить вполне себе такую задачку совсем не-школьного уровня. Или найти все психологические слабости противника. Пустяки! Но вот признать за собой вину — это сверх его сил! — В любом случае, наказание всё равно последует, — заключил Ким, спокойно отводя взгляд от вытянувшегося лица Мина. Чимин мысленно ехидно захихикал. — Чимин, ты тоже, — добавил учитель. Пак резко перестал смеяться. — Что? Но почему? — Потому что я не хочу получить нагоняй в первый же месяц работы, — пояснил Намджун. — Директор сказал: обоих. Теперь пришло время Юнги молча злорадствовать над возмущённо раскрывшим глаза парнем. — Вы останетесь после уроков, — закончил учитель, складывая руки на груди.***
— И чего он на тебя так взъелся? — недоумевал Тэхён, одновременно умудряясь и разговаривать, и делать разминку. Он уже успел вдоволь насмеяться над наказанием Чимина, и теперь уже просто пытался успокоиться, потому что от смеха у него буквально заболел живот. Пак своего не упустил, в отместку за издевательства припугнув его «от слишком сильного смеха может выпасть грыжа». Ким поначалу не поверил, но у Чимина определённо есть дар убеждения. Ну, или же просто Тэхён доверчивый, как ребёнок. Скорее всего — именно последнее. Но ему нравилось думать, что и первое тоже. Физкультура в начале года почти всегда проводилась на школьном поле, если погода позволяла. А сейчас она позволяла даже более чем, располагая учеников к занятиям в траве и бегу по стадиону. Чимин и Тэхён по-тихому сместились в сторону от остальных и старательно делали вид, что не сидят без дела, а разминаются. — Не знаю, — проговорил Пак, потянувшись к носку белого слегка затасканного кроссовка и без труда всем корпусом прислоняясь к ноге. — Может, потому что ты пытался к нему подкатить? Для Чимина никогда не существовало такое понятие, как «ненависть без причины». Она могла быть с первого взгляда, могла укрепляться с течением времени, но беспричинной не была никогда. Даже если сам ненавидящий считал, что она из ниоткуда. Такого не бывает. Просто. Не существует. Ненависть часто берёт свои корни из прошлого, и иногда даже сам человек, испытывающий её, не всегда может понять и проанализировать её природу. Этому его научила мать, работающая психотерапевтом. Он сам не очень любил всю эту тонкую психологию. Да и вообще слишком запористые размышления. Просто обычно брал и делал. Или принимал как есть. Но, в конце концов, когда живёшь с профессионалом в своём ремесле, то перенятия привычек не избежать. — Но тогда разве он не должен ненавидеть меня? — Ким сел на зелёную, немного пожухлую и примятую траву, расставляя ноги в стороны (получилось не очень широко) и пытаясь дотянуться кончиками пальцев перед собой. — Ну не мог же он возненавидеть тебя только за то, что ты случайно пролил его коктейль! А тем более, что теперь вы квиты. Тэхён откинулся спиной на землю, расставляя руки, сдаваясь. Чимин тяжело вздохнул, не забыв при этом противоречиво хмыкнуть, плюхаясь задом рядом с совершенно негибким другом и разглядывая голубое небо. А ведь и правда: они даже парой слов не перекинулись. А то, что было, и разговором назвать нельзя. — Я собираюсь подойти сегодня к Чонгуку, — Ким сощурил глаза от слепящего солнца. — И пусть Кьюнг-Сун идёт в зад. В самый глубокий. — Ну, а если он заядлый натурал? — Чимин плюхнулся рядом, подкладывая руки под голову. Только соломинки во рту не хватало. Вот это адреналин: если тренер заметит, какие они тут большие хуи пинают — влепит по самое не балуй. — Тогда мы это исправим, — Тэхён попытался прикрыть солнце рукой, чтобы не слепнуть. — Но ты же не можешь заставить его стать геем. — Посмотрим, — недовольно поджал тонкие губы Ким. Чимин хмыкнул. Действительно были парни, которые до встречи с Кимом считали себя «натуралами». Но это только до встречи с ним. Чимин первый раз сильно смеялся с того, что его друг лишил парня гетеросексуальности всего лишь одной своей смазливой мордашкой и проверенной техникой соблазнения. А когда их стало больше одного, ему стало не до шуток. И правда: Тэхён был красив. Даже очень. А поэтому (ну, и ещё и благодаря характеру, обаянию и умению сходиться с людьми), популярности он своей не утратил даже после громкого и вызывающего «каминг-аута» пару лет назад. Даже заслужил уважение многих. Хотя и ненавистников тоже прибавилось — да та же Кьюнг-Сун, к примеру. Но они есть всегда: если ты выделяешься и не плывёшь по течению, как все, — то всегда найдутся люди, которые будут тебя ненавидеть. Тэхён был чистокровным геем, — как он сам говорил. Сам Чимин не то что бы был против парней. Определённо не против. Он встречался и с парнем, и с девушкой. Но опыт был с обоими не очень удачный — в конце концов он просто боялся навредить человеку, который ему доверял. И сам этот человек, понимая, что Пак в отношениях ведёт себя слишком сдержанно — будто боится чего-то, — скрепя душой (потому что даже так Чимин был слишком уж лакомым кусочком) решали расстаться. После чего Пак решил, что лучше сосредоточиться на друзьях и учёбе — чем искать себе кого-то, кто тебя дополнит, не лучше ли просто осознать себя и стать полноценным человеком самому? — Чимин-а, смотри, — резко садясь, восторженно пробормотал Тэхён в сторону. Глаза у него резко загорелись, как у хищной кошки. У Тэхёна было собственное, авторское сравнение симпатичных парней со светофором. Есть зелёный, жёлтый и красный. Красный — лучше не подходить (точно натурал). Жёлтый — наблюдать и оценивать (скорее всего, как минимум — би). И Зелёный — определённо из своего круга, — можно смело идти напролом. У Кима на Чонгука пока что горел именно «жёлтый». Чимин всё-таки поглядел, на что друг так отчаянно пускает слюни. Ожидаемо... Как же ожидаемо. В отличии от Мин Юнги, Чон парнем оказался действительно приятным. За то недолгое время учебы он уже успел обеспечить себе как минимум половину репутации популярного парня. Сейчас он стоял в окружении других тяжело дышащих от забега парней. Тэхён определённо давился сейчас слюнями. Хотя энтузиазма Тэхёна Пак и не разделял, но даже он мог признать: пускать слюну действительно было на что. Парень выпрямился и откинул голову назад, приоткрывая рот в тяжёлой одышке и прикрывая глаза. Подставляя вспотевший лоб и сильную шею лёгким потокам тёплого ветра, потому что разгорячённому от бега телу он казался прохладным. Серая футболка в районе ворота прилипла к вспотевшей спине, прилегая и очерчивая почти каждую рельефную мышцу. Привычно закатив глаза на бзики друга, он обвёл взглядом всё поле, замечая болтающих в другой стороне девушек, среди которых даже было несколько человек из свиты Кьюнг-Сун. Проходя дальше, Чимин перевёл взгляд чуть в сторону, — туда, где стояли те, кто не бежали и, думается, не собираются. Мин встал на ноги, отряхиваясь от травы (наверняка чтобы слиться с остальными и не привлекать внимание тренера). Сложил руки на груди, отворачиваясь от остальных и провожая ленивым взглядом пробежавших мимо. В свете чуть слепящего тёплого солнца Пак ещё раз удивился бледности парня. Он скользнул по аккуратному, даже миловидному (если бы тот почти всё время не строил его то в кислой, то в злой мине) лицу с прищуренными от солнца глазами, по тонкой шее и выпирающему кадыку. Разглядел под широким воротом чёрной футболки острые ключицы и взглянул на сложенные на груди худые руки. В кроссовках, обутых на босую ногу, было видно узкие белые щиколотки. Его взгляд как-то незаметно для него самого задержался на тонких ногах в достаточно коротких шортах. Чимину вдруг в голову пришло, что его ноги выглядят лучше, чем у некоторых его одноклассниц... Именно сейчас, когда было оголено больше частей тела, чем обычно, было по-настоящему заметно, насколько миниатюрным и изящным был парень перед ним. Бляяя... Чем же он питается? Воздухом? — Эй, Пак и Ким, чего расселись! — заорал тренер с другой стороны поля, заставляя их вздрогнуть и отвлечься от своих мыслей. — Ваша очередь! Бегом сюда! Поднимаясь с травы и лениво отряхиваясь по дороге, Чимин поймал себя на мысли... он что, действительно завис на разглядывании этого упыревидного новенького? Хотя... Да нет, бред какой-то.***
Тем же днём, после того как Тэхён успел поругаться с какой-то девчонкой из параллельного класса за право первым подкатить к Чонгуку, Чимин — получил очередное «отлично» по паре предметов, Намджун — выставить пару двоек и ещё несколько раз зайти к Сокджину, Юнги и Чимин сидели одни в пустом классе. Одни — потому что у учителя, которому поручили следить за провинившимися, началась его любимая передача про животных. Пока парни сидели здесь, он сидел в пустой учительской и смотрел, как выживают в дикой природе львы. Кто-то должен был пошутить, зачем же ему животные в телевизоре, когда настоящие «животные» сидели прямо через стенку от него, если бы оба парня не сидели так тихо, будто взяли табу на разговоры. По крайней мере, друг с другом. Чимин послушно отрабатывал наказание, выписывая в тетради пятьдесят раз, что «он будет смотреть, куда идёт». Хоть это и была полностью вина Мина, но учитель просто решил не заморачиваться, руководствуясь правилом «застан на месте преступления, значит — виновен». Сам виновник произошедшего развалился на парте, даже не притрагиваясь к тетради с ручкой. Переписывая одну и ту же фразу, Пак, привыкнув к одинаковым словам, задумался: а почему он вообще повёлся на эту провокацию и начал эти странные «гляделки», что, в принципе, и послужило виной произошедшему? Просто, был тёплый солнечный день. Второй урок — алгебра. Он зевнул и потопал к своему шкафчику, ожидая в скором времени увидеть Тэхёна, опять смывшегося с нелюбимого урока. Но, зазевавшись, коснулся чьего-то плеча своим. Когда он сонно посмотрел на второго виновника столкновения, встречаясь взглядом с такими же недоумёнными глазами, явно не ожидавшими такой подставы, — то отпрянул в сторону, так же быстро, как и тот. Почему-то не получалось обогнать друг друга: когда один собирался пойти быстрее, то второй тоже ускорялся, когда первый замедлялся — второй не отставал. И они сдались, всем своим видом показывая, как им совсем не прельщает идти на одном уровне, почти что шаг в шаг — хотя и на расстоянии не меньше метра, — рядом друг с другом. Юнги шёл, то и дело то отворачиваясь, то надменно косясь на него, отпивая свой всё ещё пускающий дымку кофе в стаканчике. Чувствуя, что почему-то не может (или не хочет) его игнорировать (тут уж природной вспыльчивости спасибо) Пак с вызовом взглянул в ответ как раз в тот момент, когда Мин задержал на нём взгляд. Обмениваясь каким-то странным напряжением, они поджимали губы, неловко обходили людей в коридоре и иногда почти спотыкались, стреляя убийственными взглядами, но не отрывали друг от друга упрямых глаз, почти что не моргая. Директор встретился абсолютно случайно. И, замечая, что случилось это всё-таки из-за двух остолопов, гневно указал пальцем на свой кабинет, где их отчитали, а потом отправили к Намджуну, где отчитали вдвойне. Ещё и наказали! Поэтому, на самом деле он понимал, что тоже виноват. Хотя, это Мин начал! — Может, хватит? — раздался грубоватый раздражённый голос с соседней парты. Чимин немного застопорился, но потом удивленно посмотрел на свою ладонь, лежащую на парте по другую сторону от тетради. Не заметил, как начал постукивать по столу? Юнги лежал, зарываясь лицом в изгиб локтя, и только теперь соизволил недовольно высунуть сонную морду, как у недовольного кота, до этого прикрытую светлыми волосами. Кстати говоря, не вовремя, но во время спора, на этот раз он заметил, какой непривычный голос был у новенького. Басистый, но иногда переходящий на высокие и звонкие ноты. А ещё речь легко, в зависимости от ситуации и настроения варьировалась от быстрой и интенсивной — и до медленной, вкрадчивой. И шепелявость, что придаёт ему какой-то странной изюминки, — заставляет вслушиваться не только в слова, но и в интонацию. Сейчас это только больше бесило. Он не собирался его слушать. — Оу, извини, я тебе мешаю? — наигранно свёл брови вместе Пак, покручивая в правой руке ручку, которой только что дописывал тридцать четвёртое предложение. — Да, будь добр, — Мин сморщился. Так, что если бы он посмотрел в тот момент на молоко, то оно непременно бы скисло. — Между прочим, это ты виноват в том, что мы здесь торчим, — не выдержал Чимин, заставляя ручку застыть между пальцами, а потом сжал её в ладони. Его голос звучал уже чуть твёрже, чем обычно, но всё ещё спокойно. Мин чуть приподнял слегка растрёпанную после полусна голову, начиная недовольно хмурить брови. — Вообще-то, это ты первый начал пялиться на меня. — Я делал это, только потому что это продолжал делать ты. Кажется, это был самый длинный их разговор за всю недолгую историю знакомства. — Просто давно не видел таких простаков, — он гадко усмехнулся, чуть дёрнув в сторону головой. Чимин насторожился, пытаясь предугадать, насколько хорошо он может контролировать своё тело, чтобы и дальше поддерживать этот провокационный разговор и только разговор. — И с чего же такие выводы? — он изогнул бровь, чуть приподнимая подбородок. — Просто, видел я таких, — Мин чуть подался вперёд. Провокация. Настоящая провокация. Словно хочет взглянуть, на что Пак способен. — На первый взгляд хорошие, добрые, — всегда выручат в трудную минуту. А на деле, внутри... — ухмылка, — ты просто трус. Ты боишься чужого мнения. Я прав? Ну и каково это, делать добрые дела не ради добрых дел, а ради собственных целей? Чимин внимательно слушал, а Мин внимательно наблюдал за его реакцией, надеясь заметить и запечатлеть в собственной памяти, поставив в колонку его личных мелких побед. Каждую дрогнувшую мышцу лица, каждое движение выпрямленных пухлых губ, пробираясь в слабости чужой личности и узнавая когда, при каком именно слове он сумел надавить на больное. К его величайшему сожалению и провалу, черты необычного лица не дрогнули. Чимин просто сидел и слушал — только его глаза чуть сощурились. — И? — Юнги едва не вздрогнул, когда спокойный негромкий голос разрезал тишину. — И что? Ты действительно думаешь, что добрые дела можно делать только для того, чтобы потешить своё эго? — Вполне, — Мин еле заметно приподнял уголки тонких губ. — Тогда у меня для тебя плохие новости. Юнги заинтересованно чуть наклонил блондинистую голову вбок. — И какие же? — Люди не всегда ведут себя не по-человечески. Уголки миновых губ опустились. Это звучало так, будто Пак знал его секрет. Он присмотрелся: да вроде нет тут особого подтекста. А как бы он отреагировал, если бы узнал, что настоящий не-человек прямо перед ним? Позволил бы страху проникнуть в своё сознание? Большинство боялись. Большинство боялись до смерти. — Да ты у нас знаток, — его лицо снова вернулось в прежнее положение. — Не больше, чем остальные, — Чимин вернулся к выполнению своего наказания, вспоминая, что чем раньше закончит — тем раньше пойдёт домой. Коридоры опустели, и в школе остались только учителя, болтающиеся в учительской, те, кто задерживался после уроков по причине дежурства или дополнительных занятий в школьных кружках. Или такие, как они — провинившиеся. Юнги улёгся обратно на парту, понимая, что больше с ним разговаривать не будут. Но на этот раз он не пытался заснуть, а незаметно, выглядывая из под опустившихся на глаза волос, разглядывал парня, сидящего перед ним. У его друга с дурацким рюкзаком, который глупо пытался подкатить к нему, была совершенно другая внешность: более тёмная кожа, более высокий рост, более худощавое и хрупкое телосложение и более тонкие губы. Этот же в понятие идеальной красоты не вписывался, но взгляд цеплял сильно. Казалось, что его внешность была придумана художником, разум которого выходит из общих рамок и придумывает что-то абсолютно своё, что зависает в голове и памяти. Что-то намного сильнее, чем идеальный образ. Что-то странное и притягивающее: ты не знаешь, что именно, но что-то заставляет тебя смотреть. Скептически очертить взглядом довольно резкий профиль и острый подбородок, заметить небольшую горбинку на носу, что почему-то не делала своего обладателя уродливым, а скорее добавляла шарма. И взглянуть в мягкие на первый взгляд тёмно-карие миндалевидные глаза, что словно скрывали от большинства людей и острого взгляда Мина какой-то огнеопасный секрет. И этот голос. Такой странный. Непривычный. Приторный. Словно мёд на полке у Намджуна, который тот не ест — просто держит как антиквариат столько лет. Или как карамельная нуга. Когда слышишь его — кажется, что тебя оплетает какое-то спокойствие, или что-то ещё... Что-то, что было слишком трудно описать словами. Но, главное — его невозможно было не выделить среди других — более обычных. Но всё, наверное, зависит от эмоций самого парня в тот момент. Юнги взглянул на пухлые губы и вспомнил, как, случайно проходив мимо, услышал, как Пак шикнул на друга, хотевшего сделать очередную глупость, — кажется, подбросить той зарыпастой блондинке что-то в портфель. Когда это не сработало, командно прикрикнул на парня голосом, от которого даже Мин едва не вздрогнул. Ким послушно притих, как щенок, которому не позволили принести домой найденную на улице кость. Интересно, а где ещё этот добренький идиот может использовать свой властный тон? Не то что бы ему было интересно это. Его вообще бесил этот парень со слишком хорошей репутацией. Скорее, просто было любопытно, есть ли там, в этих пропитанных спокойствием, добротой и лёгким налётом сарказма мозгах что-то, о чём не подозревают другие? — Я закончил, а ты можешь оставаться здесь и продолжать спать, — Чимин положил ручку и, взяв тетрадку, встал из-за стола с целью положить её на учительский и свалить отсюда. А ещё, он не очень любил такую глухую тишину. Поэтому ему нужно хотя бы что-то сказать. Да хотя бы оставить за собой последнее слово. Хотя, этот новенький навряд ли позволит ему просто так это сделать. А поэтому он не удивился, когда чужой шепелявый баритон прилетел ему в спину, — он удивился его содержанию: — Твой друг гей. А ты? Чимин остановился. Юнги видел, как его спина в рубашке с коротким рукавом удивлённо напряглась. — А ты сам как считаешь? Вообще-то, он сам удивился своему вопросу. Юнги не то что бы было так уж важно это знать. И противно тоже не было — он не имел ничего как против парней, так и против девушек. У обоих были свои привилегии и физические особенности. Но в конце концов чем больше их было, тем яснее осознаёшь — все просто обычные существа из крови, костей и мяса. А поэтому со временем это чувство границы полов (которое и поначалу-то было такое себе, несмотря на эпоху) совсем притупилось и определялось только наличием члена или вагины. Но зачем ему это знать именно сейчас, он не знал. — Я считаю, что ты не показываешь людям всего себя, — проговорил Юнги, подложив ладонь под подбородок и не скрывая (всё равно тот спиной стоит) лёгкого налёта улыбки, что смог хоть как-то повлиять на слишком терпеливого и спокойного парня. — Тогда, лучше думай о моей ориентации, — Чимин слегка опасно улыбнулся, кладя тетрадь на стол и оборачиваясь. Он кинул ручку в портфель, и, закинув себе его на плечо, наклонился к уху наблюдающего за ним одними глазами парня, обдав его тихим, шершавым шёпотом: — Лучше оставь меня в покое. Наблюдая одними заинтересованными глазами за удаляющейся спиной с висящим на одном плече портфелем, за какой-то удивительно тяжёлой, яростной аурой едва ли не красного цвета и улавливая еле заметный шлейф одеколона с цитрусовыми нотками, Юнги растянул губы в кривоватой улыбке. Как интересно... Проблемы он очень любил.