***
Юнги стоял у входа, подпирая стену спиной и сунув руки в карманы красной лёгкой куртки. Из освещения были только уличный фонарь у тротуара, подсветка кинотеатра и его мысли, витавшие где-то далеко от всего этого. Он, честно, до последнего не хотел идти. Даже уже включил какой-то посоветованный Сокджином фильм, пока Намджун не заметил и буквально силком не запихнул Мина в ванную, заставив собираться. А потом выпнул из его же дома, не обращая внимания на любопытных соседей, выглянувших посмотреть на раздававшуюся на весь подъезд двойную вереницу из матов. Он ни на йоту не верил, что тот делает это из-за учителей. Скорее — просто нашёл повод поиздеваться. Потому что с каких это пор какой-то директор имеет такую власть над Кимом? Видите ли, раз решили жить нормальной жизнью — так и требования нужно соблюдать. Плевал Юнги на эти требования с самой высокой крыши! — Хэй, привет, — окликнули его где-то недалеко, резко выдёргивая из своих мыслей. Чонгук бежал навстречу, и его кроличья улыбка сверкала чуть ли не ярче фонарей. Н-да, вот это компания. — Давно здесь стоишь? Юнги молча кивнул, чуть поднимая голову и наблюдая, как в свете фонаря от его дыхания в прохладном воздухе исходит еле заметный пар. Он не собирался завязывать с кем-либо разговоры. — Понятно, — кивнул младший, ёжась от холода и тоже суя руки в карманы чёрной кожанки. Они постояли так ещё несколько минут, каждый думая о своём. Юнги заметил, что звёзды сегодня особенно хорошо видно, а подмигивающие городские вывески, огни и светофоры придавали этому даже какую-то особую энергетику ночного города. Он любил большие города. В них всё казалось таким неважным. Людей много, много событий, много жизней, много того, что большинство не знают. Много секретов. Как, например, их с Намджуном. Люди как букашки, как муравьи, — гонятся за невидимым счастьем, пока настоящие радости жизни от них ускользают, как желе из запрокинутой ложки. Не осознают, насколько в этом водовороте жизни их проблемы незначительны, мелочны и жалки. Кто-то мечтает стать известным бейсболистом, тренируясь дни напролёт, а кому-то достаточно и серой обыденности — быть офисным планктоном, просиживающим свои брюки вместе с запылившимся и посеревшим вкусом счастья на зашарпанном кресле, жить и умереть спокойно, как все. Но дело в том, что это «как все» было неправильным. Потому что единственное, что ты можешь сделать по-настоящему «как все» — так это только родиться и умереть. И это ещё не считая разносторонние варианты и того, и другого — только сам факт рождения и смерти. А поэтому, если этого «как все» в самом деле не существует, то зачем им становиться, когда ты можешь стать собой? Зачем вообще становиться кем-то ещё, если ты рождён уникальным? А поэтому, если выбирать, то Юнги определённо больше уважал первый тип личности, — великая и чистая мечта, что не является пустышкой, не может проиграть второму, если намерения и труд мечтателя тверды и решительны. Юнги просто знал, что всего можно достичь рвением и упорством. Для «невозможного» нужно просто работать чуть больше. — Каково это? — неожиданно спросил Чон, разрушая сложившуюся за несколько минут тихую идиллию. Юнги удивлённо вскинулся, отвлекаясь. Даже не разозлился на мелкого, что странно. — Что? — Идти на свидание с тем, кто тебе неприятен, — добавил он. Мин посмотрел в по-детски большие глаза младшего, пытаясь найти там какую-то каплю подковырки или подтекста, но ничего — только чистый, даже немного невинный тёплый взгляд с щепоткой озорства и наивности. Даже Юнги, привыкший к цинизму, подумал о том, как тяжело, наверное, будет сохранить эту доброту до конца. У того же Тэхёна глаза были более взбаламошенные, настроенные на ехидство и хитрость. А этот спокойнее. Намного. Те же самые глаза похожи на звёзды, как за его спиной. Почему-то про Чимина ему то же самое подумать в голову не приходило. Наверное, потому что взгляд значительно отличался. Правильно говорят: глаза — зеркало души. У Пака он, при всём его альтруизме, в ярости — горящий тем самым, каким-то более ярким, разносящим всё на своём пути огнём, частенько эффектно контрастирующим с ледяными чертами лица. Хотя при идиллии, когда его можно было заметить весело болтающего с Тэхёном или с кем-то из многочисленных приятелей, то он был довольно мягким. Нет, не таким, как у Чона. Не звёздным и наивным. Обволакивающим и приятным, как тёплый солнечный свет. Защищающим. — Это не свидание, — он недовольно скривил губы. Вот ещё, будет он думать так о каком-то школьнике. — Тэхён сказал, что свидание, — улыбнулся Чонгук. Юнги передумал. Его он тоже хочет прибить. — Твой Тэхён слишком много говорит. Чон тепло рассмеялся и дружески хлопнул его по плечу. Наверняка ему польстило это «твой». И Мин подумал, что последний раз это посмел делать только Джин, который вообще под защитой Намджуна — даже треснуть нельзя было. Такие вольности чаще всего позволялись только Хосоку. Да и то, давно они уже не виделись — последний раз тот был где-то на границе Японии, а предпоследний — в Лондоне. Намджуну же такое проявление эмоций по характеру было не свойственно, хотя тот и мог раздражённо пнуть его где-нибудь под столом или шибануть нарвавшегося хёна своим старым толстым учебником, — и отделаться только шипением и матами в свою сторону. — Почему вы так друг друга ненавидите? — спросил Чон, любопытно жмурясь и потягиваясь от любопытства. Так легко, будто спрашивал, с сахаром тот чай любит или без. — Почему ты так решил? — без энтузиазма, но уже с каплей любопытства спросил Юнги. Как тому, кто сплетнями не особо интересуется и вообще живёт как-то порознь от того общества, которое знает большинство людей, ему было интересно узнать, как всё выглядит со стороны. — Ну, так все об этом говорят, — пояснил Чонгук. — Что столько проблем доставляете им, сколько ещё ни один ученик не доставлял. Да и видно ведь. Юнги задумался. Конечно, помимо скумбрии в шкафчике и разлитого по всему кабинету моющего средства, были ещё случаи, как они сломали школьный стул, случайно задев его во время недо-драки; разбили окно кабинета информатики мячом, слишком серьёзно приняв простую разминку (были они, кстати, в одной команде). И случай, где пострадали шкафчики сразу обоих парней: у Юнги он почему-то больше не закрывался — на кодовом замке явно виднелась вмятина, а у Чимина поутру он оказался изукрашенным кривоватым «ХУЙ» на всю дверцу. Ну, может быть они всё же слишком мало внимания обращали на то, что происходит вокруг. Слишком... увлеклись? А вообще, во всём надо искать выгоду: за эти два часа и пятнадцать минут можно много как насолить Паку. Да, точно. Он решил. Он нашёл себе цель на вечер. — Меньше знаешь — крепче спишь, — отмахнулся Юнги от надоедливого младшего. Кстати, где эти два идиота шляются? Сеанс начнётся меньше чем через десять минут. Только Юнги решил, что если в течении этих нескольких минут они не появятся — он с чистой душой свалит домой — а Намджуну скажет, что те сами не пришли — как по закону подлости вдалеке замаячили две фигуры: одна — в ярко-красной толстовке, вторая — в джинсовке и очках. Мин заметил, как хорошо смотрятся ноги последнего в узких джинсах и чёрных ботинках. Нет, ну это если конечно вам нравятся загадочные побитые парни с пронизывающим взглядом. Юнги такие, конечно, нисколько не нравились. — Эй, Чонгук-и, соскучился? — Тэхён радостно подбежал к парню, который уже и думать забыл про обиду на Мина. Чимин рядом закатил глаза и устало прошёлся пятернёй по слегка зачесанными назад светло-русым волосам. Он встретился глазами с Юнги — и их взгляды резко стали враждебными. Они прошли за билетами к кассе. Грузная старушка-кассир косо посмотрела на них, прежде чем выдать четыре билета. Мину и самому бы определённо показалось забавным такая картина, если бы он глядел на это со стороны, а не являлся участником: двое из них идут чуть ли не рука об руку, оживлённо болтая о каком-то новом аниме-онгоинге, а ещё двое — то бишь он с Чимином, разбрелись друг от друга на расстояние не меньше, чем на пару метров и вообще стараются не контактировать, кроме как странно смотреть друг на друга исподтишка. — Не-а, — за шкирку остановил их Тэхён, когда они хотели разбрестись по разным рядам, чтобы не сидеть вместе. — Я обещал учителю, что прослежу за обоими. Так что... «Предатель» — явно виднелось в глазах Чимина, когда шатен силком утащил их куда-то на середину зала, посадив вместе. Тэхён нисколечки не чувствовал себя виноватым.***
Юнги меланхолично отпил из трубочки колу примерно в тот момент, когда на экране появился Пеннивайз в решётке сточных вод. Чимин рядом изредка хрустел попкорном, заняв оба подлокотника. Юнги сначала попытался отвоевать своё право на место для второй руки, выталкивая локоть Пака, но затем плюнул на это дело, потому что вспомнил, что обычно сидит либо сложив руки на груди, либо — скрестив их. В данном случае в этой руке была кола, а поэтому локоть только самым концом упирался ближе к середине подлокотника, почти не занимая места. А вообще, видел бы их Намджун — подраться из-за грёбанного подлокотника (серьёзно, Мину точно уже за сотню перевалило, или он так и остался где-то в периоде пубертата?). — Эй, ты занимаешь слишком много места, — послышалось сбоку, отвлекая от событий на экране, уже успевших более-менее захватить его. Лицо Чимина выражало всю глубину его недовольства. Будто он не подлокотник у него забирает, а родного брата продаёт в рабство. В самом же деле Юнги просто не заметил, как задумался и медленно и нагло занимал всё больше и больше пространства, слегка наклоняясь в сторону Пака. Вот, значит, как! Ну что ж, Намджуна тут нет... — Это ты расставил свои ебучие локти, — огрызнулся Мин в ответ, спихивая руку Чимина окончательно, наплевав на то, что ему это, в принципе, ничего не даст. Он быстро поставил стакан с колой в специальную подставку и навалился на подлокотник почти всем телом. На экране клоун раскрыл огромную зубастую пасть, отгрызая руку маленького Джорджи. Нет, не то что бы это было так уж и страшно: он видел много ужасных травм и увечий, многие из них даже испытав на себе. Просто противно. Жутко. Просто такой момент, когда даже его вампирье сердце сжимается от ощущения липкого, противного и холодного осознания, что подобное может быть и в самом деле. Под аккомпанемент истошных детских криков Чимин машинально чуть вжался в кресло, передергиваясь от гадкости происходящего на экране. — Может быть, отпустишь? — спросил Пак, приподнимая от недовольства бровь, когда картинка ползущего по воде ребёнка с кровавым месивом вместо руки сменилась на обычную будничную школу. — Мне, вообще-то, больно. Юнги фыркнул, отпуская до боли рефлекторно сжатую пакову руку и отстраняясь в другую сторону. Больно надо было. Чимин про себя хмыкнул: а Тэхён попал в самую точку. Он краем глаза взглянул на блондина, в этот момент немного нервно покусывающего нижнюю светло-розовую губу, наблюдая, как Билл находит в подземных стоках обувь пропавшей без вести девочки. Он взглядом поднялся до длинной серёжки в ухе, где виднелось ещё несколько проколов, и опустился к перевязанной бинтами бледной шее. Интересно: он правда её перевязывает, потому что раны не затянулись? Да и этот желтеющий у краёв синяк на скуле... Небольшой, конечно. У Чимина всё лицо после этих бледных кулаков подбито, но ведь если его ссадины на шее не затянулись — то это можно было считать равноценным обменом, нет? Тогда это, честно, было просто очередным порывом. Потому этот вызов он уловил в блестящих от азарта глазах цвета свежего чая. В едва проскочившей вызывающей улыбке. Этот вызов он не мог не принять. Ему в лицо будто кинули кожаную перчатку из интереса и допуска делать всё, что захочется, — лишь бы оправдать ожидания. «Лишь бы выбить из колеи» — добавил он уже от себя. Перед тем моментом в памяти сам по себе всплыл разговор с Намджуном. Вообще-то, именно того, что он сделал, ему посоветовали не делать. Но... уже поздно. Намджун-хён сказал, что лучше всего не обращать на него внимания — тогда он сам успокоится и отстанет. Но, похоже, он ещё недостаточно вырос, чтобы слушать умные советы. Он всё еще поддаётся на провокации и не умеет сдаваться даже для своего же блага. Он всё еще бросается в омут с головой, когда ярость бушует в венах. И если он хочет поиграть — то Чимин примет игру, изменит правила на свои и победит. Он не знал, как долго заживают раны у вампиров — судя по изумлённому взгляду Намджун-хёна — не так долго, как эти. Хотя, может быть, их организм просто не тратит лишние силы на такие незначительные ссадины, и они заживают медленней. Но, два дня уже как бы прошло, нет? В любом случае — Чимину должно быть плевать. Плевать. Нет дела до его боли или неприятностей. Но если так он сможет поставить вампира в неловкое положение, или хотя бы выбесить, то он не может устоять перед такой возможностью. — Почему твои раны не затянулись? — Чимин чуть наклонился в его сторону. Повисший на кончике языка с самого утра пятницы вопрос наконец-то срывается, и он будто переходит на новый уровень, теперь уже ожидая ответа. На этот раз игру начинал он. Юнги удивлённо вскинулся, но после быстро пришёл в себя. — Не твоё дело, — шикнул он, пробегаясь по нему одними глазами, при этом машинально дотрагиваясь бледными тонкими пальцами до бинтов и возвращая взгляд обратно на экран. Не хочет говорить, значит. — Разве у вампиров нет регенерации? — не унимался Чимин. Он не собирался сдаваться. — А разве у тебя нет мозгов? — передразнил его Мин. — Отвали. — Я хочу узнать. — Мы не всегда получаем то, что хотим, Чимин, — уже с какой-то ноткой злорадства проговорил Юнги. — Тебе пора понять, что уж так и устроен мир. Чимин только просверлил его взглядом. Даже если поначалу это была просто поверхностная идея, то теперь, когда он получил более, чем отказ — это стало его главной целью. Он не сдастся. Уже не сможет отступить. Когда-нибудь это его и погубит. — Ты это по себе судишь? — поднял он бровь, упрямо и саркастично кривя пухлые губы. — Нет, — Мин уверенно откинулся на спинку кресла. — Я всегда получаю то, что хочу. Так вот как! Ублюдок. Сказать подобное, только чтобы его выбесить. Назвать его неудачником даже не произнося это слово вслух! Он попытался незаметно для Мина сделать короткий вдох и успокоиться. Юнги заметил это и еле сдержал ухмылку. — Судя по тому, как ты задыхался просто потому, что я тебя укусил, это далеко не так, — опустил голову на бок Пак, оставаясь с таким же пренебрежительным, но пронизывающим насквозь взглядом. Выглядело это немного жутковато. — Ты испугался? — спросил он, искривляя губы в улыбке. — Ты испугался меня, обычного человека? — приблизившись и постепенно понижая тон. Юнги еле удержался, чтобы не сглотнуть, когда настырные глаза, выглядывающие из-под очков. Оказались совсем рядом, засасывая в этот странный водоворот эмоций, когда хочется ещё раз уебать в это подбитое лицо и одновременно с тем поддаться напору и встретиться чуть сухими губами. Встретиться и мягко, но настырно уткнуться, чуть прикрывая глаза и смачивая их языком. Он не сделал ни того, ни другого, хватая горсть чиминового попкорна в подставке и тыча наполненной сладкой кукурузой ладонью Паку прямо в пухлые чуть потресканные губы. Никаких подобных мыслей. Не выходить за рамки простого желания. Не поддаваться, блять, простому спермотоксикозу и, в случае чего, просто получить удовольствие и не более. — Ешь свой попкорн и заткнись, — раздражённо проговорил он, убирая руку и позволяя половине просыпаться тому на брюки, а затем отворачиваясь и отряхивая ладони от липких крошек. Чимин стряхнул кукурузу со своих колен, зло дожёвывая остатки и, повернувшись, грубо прижал его к сидению, нависая сверху. — Ты, блять, нарываешься, — прорычал он, оттягивая его за ворот футболки. Но, заметив что-то взглядом, медленно отпустил и потянул пальцы вверх. Сразу же сосредоточил внимание на его шее. Мин заметил, что так отвлекло Пака и куда он нацелился. Нет, не сметь! Не терять самообладание. Не подавать даже вида, что то, что Пак, нависающий над ним, хоть каплю его волнует! Оставить все слабости и попытаться надавить самому, как и обычно! Как обычно, сука! — И что ты можешь мне сделать, м? — задиристо зашипел Юнги, пытаясь отвести внимание от своей забинтованной шеи. Не получается! В кой-то веки он, блять, жалеет, что не может позволить событиям захватить его. В кой-то веки он теряет контроль над ситуацией настолько. — Заткнись, а? — поморщился Чимин, затыкая ему рот попкорном, как какой-то болтливой помехе. Будто накрыл клетку с говорливым попугаем тканью. Мин замычал и, с трудом дотянувшись до стаканчика через чужую довольно увесистую тушку, набрал горсть и ткнул её Паку в лицо. Под жутковатую вереницу фраз «Мы все летаем здесь внизу» из раковины Бэвви они неуклюже скатились на пол — под кресла.***
— «Идём со мной — и ты будешь плыть. По воздуху», — вещало в большом экране кинотеатра «Что-то», что приняло облик маленького Джорджи. Чонгук закинул в рот горсть попкорна и сказал: — Я всё равно считаю, что старый фильм лучше. — Знал бы, что ты будешь так много ворчать — предложил бы что-нибудь другое, — игриво поморщился Тэхён, не скрывая улыбки. Мыслями он старался не возвращаться к случившемуся в музее. Он не понял, что там произошло. Просто он испугался. И всё. Тому, что те фигуры отлетели, должно быть объяснение. Наверное. Но к счастью, Ким умеет избавляться от ненужных мыслей и заполнять головы именно нужными. Этот способ он довольно-таки часто использовал. Настолько часто, что многим и сам мог показаться легкомысленным. Но без этого ему было бы намного тяжелей. Намного. Потому что с самого детства он ощущал, что что-то с ним не так. С самого детства его голову заполняли кошмары, сны настолько странные, что другим они показались бы бредом сумасшедшего. Иногда они были реалистичные, прямые, — события в нём могли с лёгкостью случиться и в настоящем. Иногда они становились символичными — на первый взгляд они казались ахинеей, но потом, если разбираться в символах и тому подобному, как в гаданиях на заварке, только немного по-другому, — можно было расшифровать их. Всё варьировалось от случая к случаю. Чем страннее был сон — тем больше вероятность, что он сбудется. Самые запоминающиеся кочевали на страницы его альбома. Он знал, что что-то с ним не так. Знал. Чимин тоже знал. Догадывался. Они никогда об этом не говорили, но, может, именно поэтому они так сплотились? Именно поэтому стали лучшими друзьями — настолько близкими, что не впервой оставаться друг у друга и делить постель без всяких подтекстов. Чимин тоже не был обычным. Чимин тоже, несмотря на их общее качество — экстравертность — чувствовал себя иногда чужим среди других людей. Будто они — из одного мира, а Пак с Тэхёном пришли из совершенно другого. Конечно, других людей эта их аура (а он не сомневался — она была) «особенности» притягивала. Для других людей они были словно закрытая книга с яркой обложкой, что хранит в себе какой-то секрет, что открывается лишь избранным. Одновременно приковывающие внимание. Одновременно яркие, общительные и жизнелюбивые. Но одновременно, что-то с ними было не так. Те, кто не находит настоящего понимания в дружбе с людьми, пытаются создать связи, потому что никто не хочет быть одиноким. Вот и для него Чимин — дорогой друг, который может понять его как никто другой. Тэхён встряхнул головой, прогоняя все серьёзные мысли. А вообще, что-то слишком много жутких клоунов за последние несколько дней. Может, зря он выбрал всё-таки этот фильм? — Не помогло бы, — пожал плечами и усмехнулся Чон, возвращая его к разговору и заставляя вспомнить, что был за вопрос. — Мои друзья с другой школы отказались смотреть со мной фильмы после того, как я проболтался о концовке фильма, который они ждали несколько месяцев, а потом запорол несколько напряжённых моментов своими шутками. — Я их понимаю, — хмыкнул Ким. Он бы убил за такое. А Чонгука... тоже... наверное... — Что, теперь твоё первое очарование прошло? — И не надейся. — Хорошо. Да, Чонгук определённо отличался от тех парней, с которыми он встречался в прошлом. Всё так хорошо сложилось: когда он подошёл к Чону, тот с радостью согласился. Даже больше: признался, что на самом деле и сам на него засматривался. Слышал от одноклассников про него, даже сам собирался подойти к «вон тому милому парню с крутым рюкзаком», но не успел. Тэхён действительно был рад: с Чонгуком было легко, да и общие темы быстро нашлись — сошлись они на любви к аниме и фильмам с сериалами. Но всё-таки, что бы сам Ким не говорил, а реальную ориентацию не переделать. Даже те несколько парней, которые раньше считали себя «натуралами», и до него на самом деле незаметно ото всех засматривались на филейные части других парней. Вот Тэхён и создал видимость суперсилы «превращать натуралов в геев». Пару минут они сидели тихо, пока на экране просто огромного, даже по сравнению с тэхёновским плазменным телевизором дома — а оттого это всё и казалось страшнее — экрана, Джорджи окончательно не превратился в жуткого клоуна, по канонам большинства ужастиков выползая по залитому водой полу к убегающему Биллу. Тэхён молниеносно прижался к даже не вздрогнувшему Чонгуку, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться. Ужасы были хорошей идеей для свидания, но были плохой идеей для него. Однако, он не собирался только из-за этой пугливости упускать нечто подобное вроде приятных посиделок за хорошим фильмом. Даже если они и пугали его до смерти — он всё равно будет продолжать упорствовать. К примеру, находить плюсы в том, что сжимать руку Чонгука очень даже приятно. — Ты можешь отпускать, — улыбнулся Чон, когда картинка на экране сменилась на спокойно разъезжающих на велосипедах детей. — Уже всё закончилось. — А если я не хочу? — провокационно поднял глаза Ким, успокаивая частое сердцебиение. — Тогда можешь держаться за меня сколько захочешь. Тэхён почувствовал, как щёки непроизвольно начинает заливать краска. Чонгук просто продолжал спокойно сидеть, жуя попкорн с одного большого общего стаканчика и смотреть фильм. Похоже, он даже не осознавал, какую сладкую херню только что ляпнул. И хуже всего то, что на Тэхёна подобная сладкая херня всегда действовала. Ким поджал губы и улыбнулся, устраиваясь на чужой довольно крепкой руке поудобней и понимая, что у них впереди ещё целый час просмотра.***
— Блять, ну и что ты сделал? — зашипел Юнги, оказываясь на полу и пытаясь отползти подальше, чтобы встать (предупреждение Намджуна не злить Пака он, как ни странно, ещё помнил). Чимин схватил его за лодыжку и вернул обратно, грубо переворачивая. Мин оказался распластанный под ним на красной обивке между сидениями кинотеатра. Сидения были довольно высокими, со спуском, а они находились ближе к последним рядам, в то время как Тэхён с Чонгуком были на несколько рядов ниже — сами их на последние ряды отправили, предвидя, что шума от них наверняка будет немерено. В зале, несмотря на выходные, было совсем немного людей — да и те были довольно далеко. А поэтому то, что два парня на последних рядах скатились под кресла, никто не заметил. Юнги собирался вякнуть что-то ещё. Что-то колкое и противное, что наверняка разозлило бы Пака ещё больше. Но взгляд его случайно задержался на ямке между ключицами, выступающими через вырез футболки. Не удержался и невольно сглотнул. Поднялся наверх, чтобы прийти в себя, но тут же наткнулся на ранку на разбитой нижней губе, а потом и взгляд под очками. Тот самый. Раздражённый. Злой. Напористый. Тот, что заставил в прошлый раз его ноги стать ватными, а сознание слепо подчиниться приказному тону. Чимин прижал его за плечо к полу и потянулся. Юнги слегка стукнулся затылком о ковровую поверхность и отвернул голову, недовольно жмуря нос — сдаваясь. Всё равно правду долго не утаишь. Особенно теперь, когда Пак знает их с Намджуном секрет. — Почему они не затягиваются? — требовательно спросил Чимин, оттягивая размотанные несколько слоёв бинтов и прожигая взглядом покрытую расплывающимися пятнами синяков и следами от тупого укуса шею. — Я видел, как быстро затянулась та рана, которую ты получил на стадионе пару дней назад. Такие ушибы заживают неделями, а у тебя всё было в порядке уже меньше чем через час. — Разбираешься в таких вещах? — немного изумлённо приподнял брови Мин. — Часто бывал в больнице в детстве, — спокойно пояснил Пак. — Да и мать работает врачом. Но это не твоё дело, — он приблизился. — Ты скажешь мне, почему ты, вампир, который может сращивать грёбанные кости за какие-то сорок минут, до сих пор ходит с жалкими синяками? — Да не знаю я, — огрызнулся Юнги, недовольно вильнув подбородком. — Что? — удивился Чимин. — Не знаю я, блять, говорю. Ты какая-то ёбанная аномалия, понял, — нахмурив брови. — Никто не знает, почему они заживают с тем же темпом, как если бы я был человеком. Вот она — правда-матка. Может, хоть услышав её, он успокоится. Раны заживали медленно. Но заживали. Заживали, и это главное, что доказывает, что он не отравлен и не умрёт. Это та самая гарантия того, что он выживет, а не подохнет от какого-то жалкого укуса, кончая жизнь в страшных мучениях. Однако, в каком-то смысле, это заставляло и почувствовать себя человеком. Настоящим. Хотя он и при человеческой жизни почти никогда полноценно себя им не ощущал. — И тем не менее, ты не выглядишь таким уж недовольным, — саркастически заметил Чимин. — Что ты от меня хочешь, м? — склонившись. — Я вроде бы ясно показал, что тебе лучше держаться от меня подальше. Я не люблю причинять людям боль. В его сощуренных глазах читалась абсолютная вера в это. Действительно? Юнги захотелось рассмеяться. Чимин как-то странно посмотрел на появившуюся на его лице улыбку, а Мин, развеселившись, скорее рефлекторно чуть сдвинул разведённые вместе ноги, голыми коленями касаясь боков сидящего между ними Пака. Он допустил себе крупный вдох, как если бы сейчас не удержал громкого смеха, и уверенно и быстро выдохнул: — Врёшь. — М? — не понял Пак, глядя на притихшего парня под ним. Казалось, он выглядит озадаченным. — Ложь. Абсолютная, — всё же почти что рассмеялся Юнги. — Я видел гораздо больше садистов за свою жизнь, чем ты за свою получал ебучие «отлично»! И я абсолютно точно могу сказать, что ты не просто один из них. Ты — один из ярчайших представителей! — Что за бред, — зашипел Пак, приближаясь и расставляя руки с согнутыми пальцами по обе стороны от его пояса, впиваясь ими в пол. Чужие крепкие колени невольно раздвинули его ноги сильнее, теперь уже совсем — почти что вплотную — оказываясь посреди его бёдер, и Юнги не удержал громкого рваного выдоха ртом и еле заметного румянца, на манер самого Чимина впиваясь в пол пальцами, — только не от злости. Чимин, заметив такую более явную перемену настроения, остановился и слегка удивлённо выгнул брови. Он внимательно вглядывался в слегка одуревшие глаза старшего, пытаясь то ли дождаться ответа на свой немой вопрос, то ли сам найти его среди этого румянца на бледных щеках. Стараясь увидеть реакцию, он двинулся чуть ближе, коленом надавливая около внутренней стороны бёдер. Когда блестящие зрачки Мина резко расширились, а длинные пальцы вцепились в чиминовы запястья, озарение посетило его, и он почти что восторженно воскликнул: — Тебе это нравится! Юнги невольно нервно облизнул губы, не отвечая. — Тебе это нравится, верно? — едва ли не радостно ухмыльнулся Пак; его недоумевающий яростный взгляд сменился на почти что безумное озорство и победу. — Нравится мой, так называемый, садизм, да. — Ты только что признал, что ты садист. — А ты только что признался, что извращенец, — Чимин сел прямо, соскальзывая руками с пола чуть вверх, и Юнги почувствовал, как короткие пальцы слегка сжимают его бёдра в районе под выпирающими тазобедренными косточками. Отвращения нет. Не чувствует от него ничего подобного. Только вот, что думает Чимин на самом деле — для него загадка. Как необычно. Странно. Волнующе! Никто ещё не смотрел на него таким взглядом, и при этом Мин не мог прочитать его настоящие мысли и эмоции. — И что ты собираешься делать, раз тот, кого ты терпеть не можешь, оказался таким извращенцем? — с проявившейся вызывающей улыбкой, понижая голос до хрипловатого шёпота, спросил Юнги. Ему была интересна реакция. Собственная отвратительность его мало волновала, скорее, он просто никогда не считал это для себя особо ненормальным. Для других людей — да, но для него самого — нет. Пак не ответил, ещё раз окидывая взглядом распластанное под ним тело. Он подвёл ему руки за спину и неторопливо приподнял, подтягивая ближе. Мин издал удивлённый вздох, прежде чем оказаться бёдрами приподнятым на чужие сидящие на полу колени, а сам Чимин, оказываясь плотно прижатым у него между раздвинутых ног, снял свои очки и убрал их во внутренний карман джинсовки. — Я бы прибил тебя, — ответил Пак, скользя от голых тощих коленей в прорезях джинс и больно сжимая чуть ниже бёдер — в районе ляжек. Юнги не отрываясь, завороженно увидел, как и без того тёмные глаза совсем почернели, наливаясь пытливым огнём раззадоренной мести. И подумал, что это как показать льву аппетитного оленя. Или как котёнку — игрушку. Он ещё не решил. Но в любом случае для обоих — ценность одинакова. И суть тоже. — Так почему не прибьёшь, раз узнал, что у тебя есть возможность это сделать? — Юнги ещё раз острым языком слизнул сухость со своих губ. Намджун со своими нравоучениями подождёт. — Потому что я не убийца, — наклоняясь, одной рукой упираясь в пол, другой — поддерживая чужое тело, ответил Пак. Он неожиданно толкнулся бёдрами, имитируя настоящий секс, и Юнги забыл, что хотел сказать, задыхаясь. Чимин нависал над ним, наблюдая, как у старшего в такт с его движением сыпятся искры из глаз, а горячечная алость, что на бледном лице выглядит странно, но до безумия эстетично — как нарисованный румянец у фарфоровой куклы, наливает щёки. Наверняка упивается своей властью. Смакует эту неординарную месть. Потому что Юнги это нравится. Его самого даже он понять не в состоянии. И не пытается. Пытается сделать то же, что и всегда — принять собственные недостатки и ошибки и превратить их в свои сильные стороны. Сделать сильнее. Потонуть в них. Чтобы понять, наконец, что движет людьми, что они из нормальных становятся безумными. Ведь Юнги таким был изначально. Юнги откидывается назад, раскидывая свои руки на уровне головы. С интересом позволяет тому делать всё, что захочет. И ему хочется думать, что он так решает из-за любопытства к чужим действиям, а не потому, что сам не может ничего сделать. Ему не хочется принимать, что не он тут главный. Он загнанно дышит, чувствуя холодные руки на своей пояснице, сжимающие её до синяков, сминающие кожу. Смотрит на склонившееся над ним лицо, которое почему-то кажется слишком далеко. На загорелое, холодное, но с беснующимися чертями в тёмно-карих глазах. И эти губы. Огромные. Слегка потрескавшиеся и потемневшие, припухшие от ранки на нижней губе, оставленной им самим, и с какой-то крошкой от попкорна у самого края. И ему хочется прощупать, какие эти самые губы на вкус, смять своими. Зализывая ранку и смазывая крошки губами. Узнать, будут ли они со вкусом этого попкорна, который он только что ел. Даже если Юнги предпочитает не есть человеческую еду, всё равно — хочется. И прежде чем Юнги успел понять, что он делает, его тело само потянулось вверх. Заставив Чимина застыть. Его глаз он не видел. Не знал, что тот подумал в тот момент. Только губы и сомкнутое пространство между ними. — Нет, — холодно отрезает Пак, когда Мин протягивает руку вверх, пальцами путаясь в светло-русых волосах и резко приподнимается, чтобы безнадёжно мазнуть губами по краю чужих пухлых губ, но почти сразу же быть грубовато отстранёнными чужой загорелой рукой с парой серебряных колец. Юнги не ожидает такой подставы, а поэтому с налётом истинной ненависти смотрит на него, чувствуя себя голодной до одури собакой, которой дали одну кость и сказали «достаточно». Прижимается обратно затылком к полу, не препятствуя чужой небольшой, но крепкой ладони грубо зажимать его рот, а своей руке, что пыталась зарыться в волосах, едва ли не безвольно опуститься на плечо в джинсовке. Злость и эта грань принятия, что всё-таки не ему здесь можно делать что вздумается и устанавливать правила. Сам ведь позволил. Сам дал зелёный свет. Он буквально видит в чужих глазах, наливающихся чернотой, своё постыдное выражение лица. Но ему не стыдно. Не должно быть. Он не должен пустить подобные бесполезные, слабые чувства в своё сознание. Чимин вжимает его в тонкий потрёпанный ворс, ковром покрывающий весь пол между рядами кресел, поднимаясь второй ладонью дальше под футболку и задирая, чтобы помимо теплоты ладоней кожу охлаждал почти что уличной температуры воздух, давая новые поводы для мурашек. Юнги почувствовал, как под его плечом недалеко от торчащей лопатки что-то хрустнуло, похоже — рассыпанный им попкорн, и невольно обхватил неслушающимися ногами чужой крепкий торс, прижимаясь немного сильнее. Чимин склонился над животом, опаляя дыханием кожу около пупка и заставляя невольно втянуть живот в напряжённом ожидании хоть чего-то. Но он ни коснулся губами кожного покрова, ни лизнул языком, как Мин надеялся в своих лучших проскочивших за эти две секунды фантазиях. Он поднялся выше — к рвано вздымающимся чуть выступающим рёбрам, глазами смакуя каждую натягивающую бледную кожу тонкую косточку. Так, будто Юнги — это просто макет скелета в кабинете биологии. Не живое существо — манекен, показывающий, как выглядят внутри живые и мёртвые люди. — Я, конечно, понимаю, что мышцы у меня так себе, но может, блять, хватит уже рассматривать меня, — с неприкрытым раздражением проговорил Юнги сквозь ослабленную чиминову ладонь. С каким-то ужасом осознавая, что щёки начинает медленно заливать краска. Ему просто нужно было хоть какое-то действие, хоть какое-то слово, чтобы заполнить эту странную тишину, которая и тишиной-то не была. Наполненная какими-то криками и безумным смехом из фильма, его собственным шумным дыханием и редкими разговорами с других рядов вперемешку с шуршанием еды. Пак заткнул ему рот обратно, понимая, что расслаблять ладонь было идеей так себе. Подложил вторую руку под оголённую спину Мина, опуская её ниже (выше) под ремень, пробираясь под неё, скользя под каёмку брюк, касаясь кожи под бельём. И сильно впился зубами в мягкую кожу под самым ребром — даже заползая куда-то на торчащую косточку. Юнги откинулся назад и выгнулся, зажмуриваясь и осознавая, что невольно задержал дыхание. Так же резко запустил руку в светло-русые волосы, в замешательстве не зная, что именно нужно сделать: отодрать от своего эпидермиса или надавить сильнее — припечатать, чтобы пухлые губы сильнее притиснулись к тонкой коже вместе с зубами, скользя, зализывая туповатую боль от повреждённых мышц и оставляя влажный след после себя. Пока он думал, сильнее изламывая брови и, кажется, что-то даже невнятно пропищав в чиминову ладонь, почти что больно сжимая тёмные пряди, Пак отстранился с негромким чпоком, едва ли не довольно глядя на свою работу. Юнги с трудом скосился сквозь загорелую руку, разглядывая под своими рёбрами не такой глубокий, как на шее, но всё же крепкий укус, едва не прорвавшийся сквозь кожу. А внутри него не намного менее небольшое фиолетово-красное пятно от засоса, слегка поблескивающее в свете экрана от слюны. — Я хочу досмотреть фильм, — Чимин скинул с себя чужие стройные ноги, освобождаясь от них и привставая. Будто не было ничего. Смотрел на него так, словно Юнги слился с полом кинотеатра. Будто он — просто мелкая помеха. Часть интерьера, на которую не стоит особо обращать внимания. — Что? — в замешательстве проговорил Юнги. — Говорю — дальше сам, — ответил Пак, вставая с пола на ноги и отряхиваясь. Мин всё так же оставался растерянно лежать на полу в той же позе. Со стояком. С грёбанным, мать его, стояком в штанах, который образовался по вине того же самого Пака, что сейчас с абсолютно спокойной совестью плюхается в кресло. — Ты охуел? — только и смог ошарашенно процедить Мин. В ответ ему прилетела только очаровательная улыбка облокотившегося подбородком о ладонь Чимина. — Возможно. Это как посмотреть. Фильм интересный. — Да у тебя же та же проблема! — А ты проверял? — лениво осведомился Чимин. Юнги чуть не задохнулся, чувствуя, как внутренности скручивает от глухой обиды, а в горле застревает противный ком. Гордо поднимаясь и отряхиваясь, он заглядывает мельком в насмешливые глаза Пака, и в его голове пролегает мысль о том, как он плюхается перед ним на колени, вжикая ширинкой, чтобы добиться своего «закончить». Он сразу же отгоняет их, как стаю прокаженных пчёл — с опаской. А поэтому, поворачиваясь поперёк ряда, цокает языком и бросает холодное: — Мудак, — и гордо удаляется. Он не поведётся. Не в этот раз. Остатки фильма он проводит в туалете кинотеатра, снимая накопившееся напряжение и пытаясь оклематься от ощущения чужих касаний под правым ребром вперемешку с саднящим чувством в глотке.***
— Хорошо посидели, — потянулся Тэхён, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы и параллельно выходя из зала. — Да, Чимин-а? — Ага, — без энтузиазма кивнул Чимин, скрывая лёгкую ухмылку глазами за стёклами очков. — Надо будет как-нибудь повторить, — довольно вторил ему Чонгук, выкидывая пустой стаканчик из под попкорна в специальный бак у выхода. Юнги с силой сжал свой стаканчик из под колы, прежде чем выкинуть его туда же. И если Пак просто пытался скрыть своё хорошее настроение, выглядя нейтрально, то Мин буквально являл собой абсолютную противоположность остальных парней, так и сочившихся радостью. Напоминал он скорее не вампира, а озлобленную кучку ярости и чувства поражения. Он повернулся, чтобы молча уйти, оставляя за собой хотя бы что-то, вроде неприятной ауры, которая могла бы подпортить остальным настроение. — Эй, Юнги, подожди, — поспешно окликнул его Тэхён, когда Мин был уже на полпути к выходу. — Что?! — повернулся он с таким взглядом, что при желании мог бы пойти и с лёгкостью распугивать им местных бродяг. — У тебя попкорн на спине, — улыбнулся Ким, заботливо стряхивая пару прилипших бусинок сладости с красной миновой куртки. — Ты где валялся? Чимину пришлось отвернуться, пока никто не видит, чтобы сдавленно прыснуть себе в ладонь, сдерживая смех. Юнги не ответил, цыкнув зубом и зло потопав к выходу. Облачко ярости, резко увеличившееся после последних слов шатена в размерах, казалось, почти осязаемо плыло у него над головой. — Что это с ним? — удивлённо спросил Чон, становясь рядом с парнями. — Думаю, он в восторге от свидания, — заключил Тэхён, глядя, как большая пластиковая дверь кинотеатра захлопывается вслед за блондином.