На острие ножа

Сколько людей имеют смысл жизни? Юнги часто задумывался об этом. Смыслом жизни Хосока было спасать людей. Намджуна — познание себя и саморазвитие. Сокджина — любимые люди. А Юнги... Юнги же подолгу стоял у большого зеркала в своей ванной, разглядывая медленно заживающие отметины на своём теле, пытаясь понять, почему ощущать, как они жгут кожу, так приятно. Многие люди живут и без смысла. Просто живут. Смыслом жизни Юнги было познать её во всех красках. Адреналин, драйв, опасность, когда твоя жизнь на волоске от смерти, — всё это пьянило, как самое лучшее вино. Всё это было его жизнью — без этого он бы жить не смог. Люди, которые узнавали это, удивлялись: «да как же так? Ты что, хочешь умереть, так и не познав жизни?». А Мину в свою очередь хотелось ответить, что та лёгкая жизнь, которую он получит, если будет осторожничать, ему не нужна. Потому что сама жизнь в любом случае не может состоять только из счастливых моментов, так почему бы не сделать и моменты смертельной опасности счастливыми? Перед тем как позвонить Хосоку, Намджун вчера сказал: «Может быть, это сделаешь ты? Мне кажется, Чимин ожидает помощь именно от тебя», на что Юнги рассмеялся и ответил, что «Чимин может ожидать от меня только афродизиак в кофе», и был прав. Он так считал. Он не перестал так считать и не перестанет. Потому что ничего больше от него ожидать и не следует. В определённых кругах он был известен. Однако его имя произносили совсем не с тёплыми чувствами в сердце и улыбкой на губах, — его имя произносили с отвращением, ненавистью, с жаждой мести, говоря о том, как сладко будет свернуть его тощую шею своими голыми руками. У Юнги было два друга за всю его стодвадцатишестилетнюю жизнь. Вы спросите: «как?», и Юнги не ответит. Потому что для его характера и образа жизни, целых два друга — слишком много. — Ты уже позвонил Хоби? — Мин вышел из ванной, вытирая потемневшие от воды выбеленные волосы пушистым белым полотенцем. — Если ты так об этом волнуешься, то позвони сам, спроси, — Намджун отпил горячий напиток из большой белой кружки, на которой красовалась кошачья морда, — Сокджин, конечно же, подарил. Кровь это, конечно, хорошо, — без неё не выжить, — но кофе с утра бодрит лучше. — Я не волнуюсь, — пытаясь придать своему голосу как можно больше безразличия, Юнги достал из морозилки пакет донорской крови и сел напротив Кима, оставляя полотенце болтаться на шее (оно закрывало от младшего синяки, давая меньше поводов для подъёбов). — Мне плевать на мальчишку, мне просто интересно знать, когда приедет Хоби, чтобы успеть что-нибудь предпринять. Этот кретин любит лезть в чужой холодильник без спроса. — Ну да, — как-то меланхолично сделал ещё один глоток Намджун. Юнги вяло проследил, как тот слегка отстранился в сторону от глупого стакана. Поставил локоть на стол, подпёр щёку ладонью. — Дерьмовый же у тебя характер. — Но ты всё равно до сих пор со мной водишься, — пожал плечами старший, вставляя в пакет с необходимой для поддержания его жизни жидкостью трубочку. — Интересно, почему? А ведь действительно: Намджун был рядом с ним почти сколько он себя помнит. Юнги познакомился с ним за пару лет до того, как их обратили. Тот был ещё школьником, но вот мышление от сверстников отличалось. Разительно отличалось. Даже сейчас Мин бы заприметил более вдумчивого ученика среди остальных — в основном просто текущих по жизни. Мышление Намджуна было другим. Более глубоким и сильным. Он не сомневался, что если бы тот интересовался наукой, то обязательно получил бы какую-нибудь премию из списка самых престижных. Спустя пару встреч они уже обнаружили, как много у них тем для разговоров. Действительно много. Действительно ценная находка едва ли не равных по интеллекту разумов в этом мире. Их мысли были слишком нетипичными для того времени, а поэтому разность характеров не так уж препятствовала в общении. Обратили его, кстати, тоже по вине Юнги. Тот встречался с одной девицей. Обладательницей милого личика и больших голубых глаз, к слову, очаровавшей его своей любовью к чтению и острым язычком. Она оказалась вампиршей. Обратила Мина, а Намджун просто попался под горячую руку, пытаясь спасти хёна. Почему она не убила их — загадка даже для Юнги. Может, ей просто стало интересно, что с ними после станет. Нрав у неё был горячий, а любопытством она не уступала самому Мину. Но после они не видели её, а лет так через семьдесят узнали, что та нарвалась на охотников. — Потому что кто-то должен спасать твою шкуру? — поднял брови Намджун, свободной рукой обхватывая свой стакан, грея ладонь. — Или не дать загнать себя в собственную ловушку окончательно. — Пфф, не умничай, — фыркнул Мин, отводя глаза в сторону и пытаясь на ощупь ртом найти трубочку. Его мозговые импульсы, иногда граничащие с какой-то ахинеей для других людей, для Кима не были секретом. — Кстати, что это за глупая идея с походом? — Это не моя идея, — теперь уже была очередь младшего пожимать плечами на недовольную мину Юнги. — Я не пойду. — Нет, пойдёшь, — настоял Намджун, опуская брови. — И проведёшь на природе целые прекрасные сутки. А ещё мне нужно, чтобы сегодня ты рассказал Чимину о Хосоке. — Что? — округлил глаза Мин, от возмущения едва не выплёвывая всё содержимое рта на чистую футболку. — Почему это не сделаешь ты? — Потому что у меня сегодня только два урока, и пересечься с ним будет проблематично, — Ким ещё раз спокойно пожал плечами, наблюдая, как Мин звереет. — Ты можешь это сделать, если захочешь, — протестующе подался вперёд старший, едва не стуча кулаком по столу. — Я знаю, что можешь! Ты же это специально! — Ага.

***

— Эй, ты, — Юнги окликнул едва не шуганувшегося от его голоса шатена. Тот повернулся и растерянно начал озираться по сторонам своими какими-то слишком чистыми глазами для человека, перешедшего грань детства. Кажется, он не поверил, что Мин может позвать его. — Где Чимин? — Зачем? — замерев, растерялся Тэхён, понимая, что ему не послышалось. Кажется, за одну эту секунду он успел перебрать в своей голове сотню вариаций, почему Мин Юнги может искать его лучшего друга. И ни одна из них не являлась хорошей. Юнги хмуро посмотрел на него, думая, как такое шлюховатое и взбаламошенное недоразумение может являться потомком стольких величайших ведьм и магов своего времени. Может, дело тут было в преклонном возрасте предков парня, когда те уже как минимум переступили рубеж двадцатилетия, но этот — совершенно не был похож ни на одного из них ни поведением, ни мудростью. Правда, пара ведьмочек из его клана, встречавшаяся на довольно-таки долгом миновом вампирском пути была до чёртиков смазливой, — вот здесь сходство, может и было. Намджун скажет, что у него ещё всё впереди, но Юнги слишком скептик, чтобы так думать, — он живёт здесь и сейчас. — Учитель попросил меня кое-что ему передать, — соврал он, стараясь сохранять спокойствие. Хотя, не так уж и соврал. — А, тогда ладно, — мигом успокоился младший. Серьёзно, это всё, что потребовалось? — Он в танцевальной студии. Идём, я отведу. Мин почувствовал себя одной из тех девчонок, с которыми частенько таскается Ким, когда парень бездумно схватил его за руку и потащил куда-то по коридорам. В этом не было какого-то подтекста, страха или неловкости. Скорее, для Тэхёна это будто было привычным делом, — вот так, схватить человека с не очень хорошей репутацией, который наверняка если бы захотел, мог бы принести тебе кучу неприятностей; человека, который буквально враждует с твоим лучшим другом и грубо отшил тебя при первой же встрече. Вот поэтому Юнги и ненавидел таких людей — слишком добрые и легкомысленные. Нельзя вот так просто доверять кому-то — особенно ему. Юнги иногда и сам себе не доверяет. — Чимин всё тренирует какое-то навороченное движение, но я в этом ничего не понимаю. Насколько я понял, у него не получается полноценно вставить это движение в связку, — тараторил парень, таща его по пустым коридорам. — Когда я смотрю, как он его выполняет, мне кажется, что всё нормально, но этот всё равно стоит на своём: какие-то задержки — то, или нога соскользнула на два миллиметра дальше, чем должна была, — сё. Не знаю, как по мне — его движения идеальны, а вот сам он перфекционистичный придурок. Юнги следовал за ним, болтаясь на чужой смуглой руке, как наполненный гелием воздушный шарик. Он ни слова не понял. Но с каждой секундой его будто всё больше засасывало в какой-то водоворот. — Ну, вот он, — Тэхён затащил его в одну из дверей. Юнги, волочившийся за ним следом, едва не споткнулся. Танцевальной студией оказался довольно просторный кабинет, оборудованный под хореографический школьный кружок. Здесь было довольно яркое освещение. Одна из более узких стен была полностью зеркальной, а пол, в отличие от других школьных кабинетов, был покрыт довольно качественным ровным паркетом. Ну надо же — а ведь многие учебные заведения частенько скупятся на такую роскошь для обычных кружков. — Только лучше к нему не лезть, пока он тренируется, — предупредил его парень, кивая в сторону нескольких запыхавшихся человек в спортивной форме, среди которых можно было разглядеть Пака. Тот медленно повторял каждый фрагмент, придирчиво гипнотизируя зеркало. — Чимин-и злой, как собака, когда у него что-то не выходит. Лучше дождаться, когда он будет делать передышку: он делает её каждые двадцать минут где-то по три или тридцать по пять — чтобы мышцы не так сильно болели. А то, он говорит, когда тренируешься по несколько часов в день — если не соблюдать подобную последовательность, — то следующие несколько дней потом даже ходить невозможно. Кстати, следующий его перерыв будет меньше чем через десять минут. Подождёшь? Юнги, слегка дезориентируясь в пространстве от непривычной болтовни, кивнул, немного неуклюже плюхаясь к одной из стенок, где стояли бутылки воды и ещё валялись некоторые вещи вроде верхних кофт или футболок (некоторым, похоже, было особенно жарко). Тэхён, к его удивлению, притулился рядом, подпирая стену вместе с ним. Юнги едва ли не облегчённо вздохнул, что тот, вроде бы, не собирается продолжать разговаривать и эти ебучие десять минут, задумавшись о чём-то своём. Мин подвинул одно колено к себе, опираясь о него локтем и подпирая ладонью щёку, и попытался разглядеть танцующих получше. Цель «сосредоточиться на других танцорах» провалилась почти сразу. Взгляд упал на загорелую шею Чимина, по которой влажным блеском струилась испарина. Красная футболка в районе груди и спины частично промокла, прилипая к разгорячённой коже так, что сквозь них можно было увидеть перекатывающиеся мышцы. Русая чёлка местами потемнела от влаги, а поэтому каждые пару минут приходилось откидывать её назад. Тонкая ткань спортивных штанов натягивалась при малейшем движении, и Мин мог подробно проследить, какие именно мышцы напрягаются при том или ином затейливом выпаде, едва ли не прочувствовать, как каждое движение безошибочно, как стук часов, попадает в ритм и соответствует биту. Юнги никогда раньше танцами не интересовался, но даже он сейчас мог с уверенностью сказать (не вслух, конечно), насколько профессионально Пак двигается. Разве все школьники так могут? Нет, определённо нет. Под тонкой тканью футболки, когда та плотно прилегала к животу, он мог разглядеть рельефные кубики пресса. Руки жилистые. Напряжённые мускулы видны из-за короткого рукава. Наверное, сам Чимин выглядел сейчас настолько порнографично, что невольно засматриваешься на него всего. Оторваться сложно. Юнги невольно прошёлся острым языком по сухим губам. — Ты запал на него? Мин вздрагивает, когда слышит низкий улыбающийся голос почти что у своего уха, резко выпадая из транса. Когда через секунду до него, наконец, доходит смысл сказанного, он, поворачивая голову на девяноста градусов, как в ужастиках, убийственной для наглых сопляков интонацией проговаривает: — Что? — Ну, на Чимина, — как ни в чём не бывало, продолжает Тэхён, ни пугаясь проявившейся вдруг миновой ауры маньяка, ни краснея от своего же столь прямого вопроса. — Я же вижу, как часто ты кидаешь на него какие-то смутные взгляды, несмотря на так называемую вражду. Чимин-и тот ещё остолоп в таких вопросах, конечно, но у меня-то глаз на такое намётан. — Что за бред ты несёшь? — зашипел Юнги, как кот, которого поймали за использованием обоев как когтеточки. Естественно, он сам понимал, что это было больше похоже на лепет котёнка, чем на действительно устаканивающий ответ, достойный его репутации. Но парень с самых только первых слов в его сторону напирал так сильно, что он никак не мог взять себя в руки. — Да ладно, ты думаешь, я не заметил, как ты только что прожигал его взглядом? — продолжал Ким, не сдерживая какой-то гаденькой улыбочки и медленно с каждым предложением подаваясь вперёд. Юнги приходилось отстраняться куда-то вниз под пытливым и слегка ехидным взглядом шатена. — Я же не просто так тебя сюда привёл: кому как не мне знать, что по моему лучшему другу во время тренировок плачет любой порнорежиссёр. — Отвали, — Мин пытался успокоиться, напоминая себе об обещании Намджуну не убивать людей. Но с каждым словом парня всё больше и больше чувствовал себя в ловушке. Хоть бы только не начал краснеть. От стыда. Впервые за последние лет двадцать. А не то потом места себе не найдёт, когда своей реакцией он докажет Киму, что яйца у него окончательно исчезли. — Что он сделал с твоей шеей? Чимин-и мне ничего не рассказывает. — Иди в зад, — прошипел, напрягаясь. — А вы точно только дрались в тот день? — Я тебе сейчас уебу! — почти истерически. — А что случилось в кинотеатре? — Съебись от мен... Их отвлекли чьи-то довольно громкие шаги тогда, когда лицо Тэхёна было всего в паре миллиметров от его собственного. Они повернулись на звук. Шатен быстро отстранился от всё ещё разозлённого и опешившего Мина. — Что ты здесь делаешь? — Чимин довольно резким тоном обратился к Мину, протягивая руку куда-то вниз очень близко от его бедра. Юнги едва не дёрнулся, но Пак просто взял бутылку воды возле него, открывая крышку и делая жадные большие глотки. — Учитель попросил его что-то тебе передать, — ответил на адресованный Мину вопрос Тэхён, вытягивая ноги и откидываясь на ладони, любопытно смотря на него снизу-вверх. — Какой учитель? — Чимин, похоже, и правда был не в духе, чуть сильнее сжимая пластик. — Тот, о котором я думаю? — Думаешь, я могу читать твои мысли? — резко с его появлением переходя на какую-то гаденькую сардоническую интонацию, фальшиво улыбнулся Юнги. — Конечно же, он. Ты думаешь, я бы пришёл в эту обитель духоты и пота по собственной воле? Пора бы уже начать тренировать мозги, а не тело, а не то твои оценки, кажется, на твой интеллект не очень влияют, Чимин-и. Последнее слово он сказал таким отвратительно-сладким голоском, что вокруг, казалось, завитала какая-то атмосфера, будто гнилые фрукты посыпали карамелью и подали к столу. Чимин в ответ машинально одарил его точно такой же улыбкой, и они начали посылать друг другу молниеносные убийственные импульсы по воздуху. — Я чего-то не знаю? — почти что пропищал Тэхён, почувствовав себя третьим лишним. — Нет, ничего, — как-то слишком резко покачал головой Чимин, слегка сжимая пальцами бутылку воды, будто при взгляде на друга что-то вспоминая. — Идём, — обращаясь к Мину и кивая в сторону выхода. — Я скоро вернусь, — оборачиваясь к Тэхёну, едва ли не посеменившему за ними. Ким, обиженно поджимая губы, остался один. — Ты ещё не рассказал ему? — напуская безразличный вид, Юнги закрыл дверь одного из пустых кабинетов. Секунду подумав, он защёлкнул и на щеколду. На всякий случай. — Нет, пока что, — Чимин прошёл вглубь кабинета, поясницей прислоняясь к одной из пустых парт. Вообще, уже было довольно поздно, и только некоторые школьные кружки продолжали свой род деятельности. Да и то, даже в хореографическом осталось всего человек пять, не считая самого Пака. — Что сказал Намджун-хён? — Он позвонил одному человеку, который может помочь мальчишке, — Мин прошёлся чуть вперёд и легко уселся на одну из дальних парт у окон, болтая ногами. — Но что с этим делать и как рассказать — это уже твоя проблема. — Только Намджун-хён? — поднял бровь Пак, слегка иронично усмехаясь. — Только Намджун, — ухмыльнулся Юнги, заваливаясь на парту спиной, свешивая только ноги. Он будто провоцировал младшего, показывая, насколько его присутствие не мешает ему расслабиться. Такая легкомысленность пленила. Манила её использовать. — А ты думал, это нужно кому-то ещё? Или ты ждал помощи от меня? — Ну, да, от тебя ничего ждать не приходится, — мрачно хмыкнул Чимин, складывая руки на груди. Он быстро окинул (ему же не показалось?) распластанное на парте тело Мина тяжёлым взглядом. В его голосе мимолётно проскользнуло что-то разочарованное (?). И правда ожидал от него помощи? От него? Это осознание вдруг заставило на миг потупить взор, но он почти сразу же взял себя в руки, выветривая подобную мысль, как незванного жука. — Но ты, похоже, всё равно ждал, — издал смешок Юнги, играя на чувствах младшего. Никакой жалости и сочувствия. На нём он использует столько своего яда, что тот задохнётся. А Юнги посмотрит, как именно. Вот и всё, что ему от него надо. Пак, кажется, был сегодня спокойнее, чем обычно. Или же такое состояние для парня ещё хуже?.. — Нарываешься? — Возможно, — улыбнулся в потолок Юнги. — Или же просто насмехаюсь над доверчивым Чимин-и. Похоже, прозвище, которым в разговоре сегодня постоянно называл его Тэхён, из уст Мина Паку не очень нравилось. Судя по тому, как напрягалось тело младшего каждый раз, когда он это слышал, это его действительно раздражало. Юнги определённо запомнит это. — Твоя коммуникабельность оставляет желать лучшего, — Чимин отстранился от своей парты, не давая даже тени улыбки или расслабленности промелькнуть на лице. Честно, от него за версту несло плохим настроением. Но вроде сдерживался. Если не злить — не тронет. Но Юнги не был бы Юнги, если бы остановился только из-за этого. Если Пак собирается наорать на него или опять устроить драку — то это, наверное, лучше, чем большое ничего. — Как и болтливость твоего друга. — Не примешивай сюда Тэхёна, — Юнги вздрогнул от неожиданности, когда Пак быстро большими тяжёлыми шагами добрался до него, вставая напротив. Чимин собирался встать и до этого. Он собирался встать, чтобы хотя бы говорить с ним с глазу на глаз, а не с лежащей на противоположной стороне кабинета на парте тушкой. Но что-то помогло ему ускориться и подойти ближе, чем он планировал. Зацепил неприкасаемое. Мин взглянул на него снизу-вверх, медленно переводя глаза с потолка на хмурое чиминово лицо и стараясь не убирать со своего лица всё той же безмятежной улыбки. Не получилось. Он слегка оттолкнулся ладонями от парты, садясь прямо. Теперь его лицо было чуть выше, чем голова Чимина. Совсем близко. Неприемлемо близко. Как ему и надо было. — Я примешиваю кого угодно и когда угодно, — возвращая улыбку на лицо, прищуривая глаза, чтобы приблизиться к чужому, легкомысленно-дразняще слегка болтая свешивающимися потёртыми кедами на ногах. Он не отступится, не возьмёт свои слова обратно. Никогда. — В этом и состоит твоя проблема, — прорычал Чимин. Теперь Юнги пришлось чуть отстраниться назад лицом. — Возможно, — пожал плечами Мин, спуская ноги с невесомости и опускаясь на пол. Оказываясь совсем близко зажатым между партой и Паком. Теперь он явственней ощущал жар, исходящий от чужого тела. — Но кто сказал, что я хочу что-то менять? Зачем ему строить отношения с людьми, когда он может просто за ними наблюдать? Те для него как зверушки в клетке. — Потому что нормальному человеку сложно было бы жить, не имея навыка строить отношения с людьми? — опустил бровь Чимин, кривя губы. Юнги победно улыбнулся, когда он шагнул вперёд и тяжесть чужого тела частично втемяшилась в его собственное. Ну а кто сказал, что он нормальный? Пак крепко сжал края парты по обе стороны близко от его бёдер. Близко. Но не касаясь. В тех местах, около которых располагались его ладони, по телу каким-то зудом прошлась вибрация, не успокаиваясь. Так бывает, когда в затылок тебе очень пристально смотрят. Или когда предвкушаешь чьё-то прикосновение. — Я не фанат людского общения. — Ну да, но и не фанат одиночества. — Мне не чужды человеческие чувства, — кривовато улыбнулся Юнги, скрывая настоящие эмоции. Его это не задело. Нет, нет. Его это не может задеть. Он был человеком, но тот же Намджун, зарывавшийся в книгах, был человечнее его. — Я бы с этим поспорил, — Мин буквально услышал, как дерево под его поясницей заскрипело, едва не захрустев под чужой хваткой. По позвоночнику примерно с того же места прошлись мурашки, будто этим звуком он коснулся где-то до его нервного окончания. — Ты даже не человек. — Это обидно, — наигранно-приторно поджимая губы, будто вертлявая девчонка перед оппой. — Хватит паясничать, — твёрдо, будто приказывает. Раздражает. И веселит. — Или что? Юнги проследил, как на чётких скулах с каждым его словом, — нет, навряд ли его слова были важны, — с каждым звуком, выходящим из его, минового, рта, всё больше и больше ходят желваки. Пак будто готов снова вцепиться ему в глотку. Перегрызть. Жилка на загорелой шее пульсирует. Вены вздуваются. Юнги не может решиться посмотреть выше. Взглянуть в глаза, в которых тёмный крепкий коньяк плещется со свежей яростью. Боится, что этот самый медленный огонь поглотит его, как какую-нибудь случайно попавшую туда сухую ветку. Чимин резко прислоняется ближе, и его лицо совсем-совсем близко. Слишком близко. Разве он не этого хотел? Так почему он ощущает только слабость в ногах? Становится жарко. Юнги всё-таки медленно поднимает глаза наверх. И тонет. Тонет не в море. В чём-то более опасном, легковоспламеняющимся, как алкоголь с высоким уровнем спирта. Как горючее. Чужие губы близко. Близко настолько, что тело Мина само тянется податься вперёд, узнать, какого они вкуса, — может, тоже алкоголь? Проверить, насколько они сухие сейчас, после изнуряющей тренировки, потому что губы самого Юнги обычно всегда покусанные. Хотя и быстро заживают. Но губы Пака так просто не заживут. Интересно, сколько тот будет ходить с прокусанной им губой. Неделю? Две? Месяц? Он уже навряд ли сможет сказать, как долго заживают раны у человека. Когда на вопрос уже не было отвечать смысла. Когда он повис в воздухе и растворился, подпитывая злость младшего. Юнги без задней мысли, вообще без здравых мыслей, подался вперёд, продолжая держать в своём сознании только форму чужих пухлых губ. Успевает уловить у своего лица горячее дыхание и тут же наткнуться на пустоту, успевая губами мазнуть только по чужой скуле. Увернулся! Опять. Сука! Чувство досады противно стягивает все внутренности. Почему-то вдруг поцеловать Пака оказалось слишком важной задачей. Которую он провалил. Которую он себе по-глупости поставил своими же собственными капризами. А тот не позволил. Он кожей около бёдер почувствовал, как Чимин ослабил хватку на столе, одной ладонью соскальзывая вверх, — на шею. Он выдохнул от неожиданности, когда жилистая рука схватила плечо, резко переворачивая его спиной к себе, как какую-то марионетку, другая — легла на поясницу, чуть сжимая. Тело задом прислонилось к другому. Более мускулистому. Юнги, слегка выгнувшись, мог только сдавленно дышать, ощущая себя какой-то тряпичной куклой, с которой Пак может делать всё, что пожелает. Не просто ощущая. Будучи ею, потому что со странного основания в чужих руках он ей и становился. Бух! Его грубо припечатали щекой к столу, параллельно пальцами зарываясь в волосы. Чимин прижимается где-то сзади пахом и наклоняется. — Если уж я единственный, кто может тебя скрутить и выебать, — хриплый грубый шёпот какими-то лезвиями вонзается в его затылок, правое ухо и частично щёку, короткие пальцы специально путаются в прядях, сжимают и оттягивают, заставляя одну только голову приподняться навстречу; от колющей одуряющей боли Юнги слегка шипит, обнажая верхний клык. А Пак добавляет: — то почему бы мне это не сделать, м? Когда хватка на его волосах ослабляется, позволяя щекой упасть обратно на лакированное дерево, Чимин выпрямляется. Одна ладонь прижимает за затылок к парте, вторая — сжимает поясницу. Сжимала. Но сейчас скользит под свободную футболку. Тело не слушается, подаваясь в дрожь, слабея под горячими подушечками пальцев, слегка впивающихся в мягкую кожу над резинкой беспоясных брюк. Пальцы эти пробираются под неё, слегка стягивая вниз вместе с бельём. Рука Мина машинально дёргается в сторону оголяющейся кожи, но вторая рука Пака хватает её за запястье ещё до того, как та достигнет цели. Больно заламывает за спину, удерживая. Юнги смотрит, с опаской предвкушением следя за выражением лица младшего снизу. Так, как может отсюда. Он не совсем осознаёт всё, когда рука с его, миновой шеи пропадает и Пак поднимает её к своему рту. Потому что Мин завороженно засматривается, как мягкая пухлость чужих губ раскрывается, а потом принимает два пальца, — указательный и средний, — облизывая. Обильно смачивает их слюной. Интересно, он когда-нибудь сможет узнать, каковы эти губы на вкус? Нет? Да? Нет. Пак сейчас выглядит таким пугающе-притягательным. Развратным. Властным и дьявольским. Что всё, что Мин может, — это послушно наблюдать. — Чимин?.. Почти испуганно, боязливо, как загнанный в ловушку зверёк, — плевать, потому что это «почти» он всё-таки выдерживает. Внутри всё скручивается в узел и змеёй проползает по всему телу от паха и по позвоночнику, заставляя коленки подкоситься, когда чиминовы пальцы слегка мажут прохладной влагой по копчику, опускаясь по оголённой коже между ягодиц вниз холодящим шлейфом. Провал. — Смазки у меня нет, но думаю, тебе она не нужна, — холодно, как-то убийственно слегка улыбается младший, сильнее заламывая миново запястье за спину. Оно гудит от неудобства. Оголённая кожа на животе сильнее ощущает холод дерева. Остальное тело бросает в жар, как будто у него внутри встроен обогреватель. Пак будто пытается отомстить, сделать больно, наказать. За то, что не оправдал ожиданий. За то, что он тот, кто есть. За то, что он Мин Юнги — манипулятивный ублюдок, который смеет просить у него чего-то человеческого, чтобы растоптать. Чего именно? Он же не человек. Он не знает. Юнги издаёт судорожный вдох, когда чужие пальцы входят в него, растягивая сжимающиеся мышцы. Изнутри нелегко — из-за отсутствия настоящей смазки — скользя, потираясь о тугие стенки и заполняя всё там, где несмотря на боль через несколько минут всё будет молить об ощущении заполненности. Напоминая, каково это, когда тебя касаются там, где Мина в принципе, очень давно никто не касался. Пальцы проникают сразу на две фаланги. Юнги не сдерживает слегка хриплый вдох, а потом, когда они резко входят на всю длину, выдыхает его в почти что болезненный полувыдох-полустон. Смешивая в нём всё: боль от растягивания, остервенелое наслаждение, боль от слишком грубого и поспешного проникновения, боль от ускоряющегося темпа. Одурение от проявленной к нему грубости. В голову вдруг ударяет осознание: Если так продолжится, то Чимин порвёт его. Чужие пальцы практически насухую слишком быстро двигаются внутри него, и Мин выдаёт по интонации не очень синхронный аккомпанемент из стонов, смешанных с хриплыми полукриками и противоположными тому, появляющиеся в период особого остервенения, всхлипами. Юнги извивается, выгибается и снова падает щекой на парту. Свободная рука поджимает пальцы, царапая лакированную поверхность стола, будто пытается схватить что-то, — но безуспешно; вторая сжимается и разжимается за спиной, машинально пытаясь вывернуться. Схватить Пака за удерживающую её в ловушке руку, чтобы сжать. Или чтобы её сжали, до синяков. Тот просто прижимает его за его же запястье к пояснице, больно выворачивая. Пара особо остервенелых толчков, и без того раздражённые грубостью стенки окончательно повреждаются. Юнги издаёт особо громкий хриплый полукрик и затихает, прислоняясь разгорячённой щекой к холодной поверхности парты. Стук. Это его сердце, или... В закрытую дверь кабинета снова упрямо стучат. Дверь едва ли не скрипит. — Чимин, ты там?! Тебя Тэхён ищет! — кто-то с особо раздражающим громким голосом попытался покрутить ручку с той стороны. Безрезультатно. — У вас там всё нормально, я слышал какой-то крик? Чимин вынул пальцы с негромким хлюпающим звуком, и Мин, несмотря на боль, всё-таки почувствовал неприятное ощущение пустоты. Он окинул всё ещё лежавшего на парте парня, а потом взглянул на свои пальцы, на которых можно было разглядеть размазанную кровь. — Передай Тэхёну, что я скоро приду! — Я слышал Мина, это же он кричал?! — снова раздался голос за дверью. Юнги напрягся. — Вы же не дрались опять, Чимин-а?! Дрались? Если бы. — Всё нормально! — собравшись с силами, крикнул Юнги снизу. Под поясницей сразу же потянуло и болезненной змейкой пробежалось по позвонку. Голос хрипловатый, конечно, но почти не выдающий всё его положение и состояние. — Я просто ударился о ножку стола! Свали отсюда и не еби мозги! — Ээ... тогда ладно, — затихнув, наверняка не ожидав такой грубости, растерянно проговорил парень за дверью. Когда чужие шаги стихли, Чимин отпустил заломленную за спину минову руку, и та безвольно упала рядом. — Теперь все будут знать, что ты кричишь как девчонка каждый раз, когда «ударяешься о ножку стола», — хрипловато усмехается Пак, короткими ногтями слегка шкрябнув по миновой коже под поясницей у ягодиц. — Предпочитаешь, чтобы все знали, что их ангелочек Пак Чимин только что порвал меня? — раздражённо прохрипел Мин. Его дыхание сбито. Внизу больно. Под нижней частью спины сильно саднило. А он настолько отвык от обычного человеческого процесса заживления, даже не может предположить, как сильно там будет болеть после. — Ничего страшного, — равнодушно отпустил его поясницу Пак, — ты не принцесса. Переживёшь. Юнги слегка приподнялся на всё ещё трясущихся локтях, когда почувствовал, что ничего его больше не удерживает. Он было зашипел от боли, но что-то его отвлекло. Он вдруг обнаружил, что Чимин не собирается возвращаться. Или продолжать. Или вообще делать хоть что-то. Тот вытер пальцы о брюки и поспешил захватить со стола принесённую с собой бутылку воды. — Ты куда? — опешил Мин, натягивая бельё со штанами, чтобы хотя бы не выглядеть так нелепо, пока они разговаривают. Пак, уже повернувшийся к двери, обернулся. — К Тэхёну. Он же ждёт, — как самое элементарное, ответил он, убеждаясь, что бутылка воды пустая. Поставил её на одну из парт, двигаясь к двери, но краем глаз с лёгким интересом поглядывая на него. — А ты ничего не забыл? — с нарастающим гневом. — О чём это ты? — с таким недоумённым лицом, что ему и правда можно было поверить. — Ты ничего не хочешь закончить? — Не-а. Вот значит как. Ублюдок! Скотина! Поматросил и, сука, бросил! — Сука! Оставленная Чимином бутылка воды прилетела ровно в стену рядом с дверью, в которую быстро юркнул довольный парень. Юнги соскользнул вниз, плюхаясь задом на пол рядом с ножками парты. И тут же зашипел от боли, дёргаясь. Он снова проиграл.