На острие ножа

Впервые за последнее время Чимин проснулся не от будильника. Открыл сначала один глаз. Проморгался. Затем второй. Заметил оранжевый покров палатки и шуршащий мягкий спальный мешок тёмно-синего перед носом цвета. Вдохнул нотку утренней свежести, что пробралась в душное пространство и сморгнул последнюю пелену сна, что застилала глаза мутной завесой. Первым, что он увидел, были чьи-то босые ноги с узкими щиколотками и голые запястья. Те топтались и шарили по пространству палатки, сминая спальный мешок. Что-то искали, собирали вещи и, кажется, от утреннего холода тихо матерились себе под нос. — Ты куда собрался, нормальные люди ещё спят, — проснулся окончательно, поднимая глаза на копошащегося Мина в одной лёгкой футболке и спортивных штанах. — Не твоё дело. Ты спал, вот и спи дальше, — шикнул Юнги, ускоряясь в поисках. Не нашёл то, что искал. Цокнул языком, пиная свою сумку. — Как я могу спать, если ты так шумишь? — Пак приподнялся на локтях, уже окончательно просыпаясь. Теперь помимо раздражения в его мозг начало просачиваться и любопытство, хотя и тщательно скрываемое. Игнор. Мин ещё раз цокнул зубом, и, похоже, плюнув на поиски, психанул, вжикая молнией палатки. Чимину в нос уже открыто ударила свежесть улицы. — Ты куда? — он уже поднялся, когда старший уселся, натягивая снаружи кроссовки на босую ногу. Вместо ответа Юнги фыркнул и проигнорировал его, показывая, чтобы отвязался. Он завязал шнурки на второй ноге, встал. Слегка потряс ногой, привыкая, и вылез из палатки, застёгивая молнию. Серьёзно, куда собрался? — Эй, подожди! — сам не зная зачем, Пак подскочил, наспех протягивая руки в рукава своей кофты. Открывая палатку, быстро надел кроссовки и, шлёпая по слегка влажной от росы траве, догнал Мина. — Куда ты идёшь? Юнги раздражённо повернулся и шикнул на него, приложив указательный палец к губам. Он показал на остальные палатки. Не считая их разговоров, было тихо. Так, как бывает только ранним утром. Все ещё крепко спали. Должно быть, сейчас было совсем ещё рано, учитывая то, что даже «жаворонки» в их классе видели последний сон. Может, около шести-семи часов утра. В это время даже Чимин ещё досыпает свой последний сон перед тем, как начать собираться в школу, ну, или грозиться туда опоздать. Он кивнул, показывая, что понял, но Мин уже отвернулся и большими шагами направлялся дальше. Влажная от утренней росы трава противно била по голым щиколоткам, слегка покрывая их грязью и мокрым песком. Чимин смотрел на худую спину старшего, шагающую перед ним. Под хлопковой тканью мягкой серой футболки можно было разглядеть, как двигаются при каждом чуть хромающем шаге его выпирающие лопатки. Вверх-вниз. Вверх-вниз. На ночь он снимал бинты с шеи, а поэтому сейчас, ранним утром, не стал их надевать, и Чимин мог разглядеть собственный укус, на котором уже наполовину сошли синяки, да и сам он заживал. Медленно, правда, но заживал. — Так, куда мы идём? — спросил он, семеня следом, когда палаточный лагерь с их классом оказался достаточно далеко. — Мы? — усмехнулся Юнги, резко останавливаясь и оборачиваясь. Чимин еле успел затормозить, чтобы не налететь на него. — Мы никуда не идём. Это я иду, а ты зачем-то потащился за мной. Зачем? И правда. Зачем? Может, он просто в туалет собирался, а Чимин увязался за ним, как эта же влажная трава к шнуркам, которая его так раздражает. Пока он думал, упираясь кроссовками в землю, Юнги фыркнул недовольно ещё раз и, не дождавшись ответа, потопал дальше. Пак не то что бы испугался его — просто застопорился, сам не находя ответа на его вопрос. Зачем? Зачем он вдруг поддался внезапному порыву и пошёл вслед за Мином, хотя тот явно хотел, чтобы его оставили в покое? Подумал, что вчерашние события что-то значат? Да ни черта! Ни черта они не значат и не будут. Будто проявленная Юнги слабость и вырвавшийся в каком-то бреду такой странный вопрос могут что-то значить! Всё это. Ничего. Не значит. Всё как обычно: Юнги ведёт себя, как мудак. Пытается задеть его, и злится, потому что на Чимина ничего из его разряда глупых шуточек и грубости не действует. А если и действует, то... Юнги тогда не в выигрыше. Понимая, что навряд ли Мин скажет, куда идёт, он попытался найти выгоду в этой ситуации. Когда плечи вампира уже не так напрягались, спросил: — Так почему ты вчера выглядел так, словно сбежал с кастинга «Ходячих мертвецов»? Конечно, это всё он предпочёл бы разузнать у Намджуна, но кто знает, когда выпадет ещё такая возможность? Правда, может, с «Ходячими» он всё же загнул? Юнги, конечно, ужасно выглядел, но уж точно не как начинающий разлагаться труп. — Потому что благодаря тебе я позавчера выпил последнюю пачку крови, — раздражённо проговорил Мин, не останавливаясь. — То есть выпил две порции вместо одной, пытаясь восстановить силы. А это чревато последствиями. Ответил? Значит, удастся развести его на разговор, если не спрашивать про то, куда они направляются? — Не понял, — Чимин попытался догнать его, но зацепился ногой за какую-то особенно длинную траву, путаясь. Раздражённо выдернул её вместе с кроссовком, и, на ходу вытаскивая из шнурков, догнал и посеменил следом. — Из-за тебя я сбил режим, кретин, — пояснил Юнги, как невменяемому, повышая тон. — Если ты не хочешь убивать людей направо и налево, или воровать из больниц донорские запасы, нужно соблюдать определённые порции, чтобы не сойти с ума от голода, но потреблять максимальный минимум. Благодаря тебе я свой нарушил. Ещё и израсходовал все запасы. А Сокджин сможет достать новые только когда вернётся в город. — А я здесь причём? — не понял Чимин. — Потому что восстановить силы, — он резко развернулся на пятках, тыкая бледным пальцем прямо Чимину в грудь, — я пытался именно из-за тебя, идиот. Некоторое время они так и стояли. Юнги зло поджимал губы, щуря глаза. Его палец утыкался в пространство чуть ниже чиминовых ключиц. То, что было вчера, вдруг на миг заиграло новой силой, и Пак почувствовал, как саднит вчерашний укус на его плече. Через секунду до него наконец дошло осознание, в чём его обвиняет старший, ударяя в голову и заставляя чуть шире раскрыть глаза. — Ну и как, помогло? Осознал вдруг, что это его слова, а его губ касается нахальная улыбка. А ещё то, что находится ближе, чем находился до этого момента. Бледный палец на его груди никуда не делся, при приближении скользя чуть выше, а вслед за его кончиком приподнимается и ткань его чёрной мягкой футболки, в которой он спал. Раздражённое лицо Юнги было теперь на расстоянии меньше двух вытянутых ладоней. Но Мин оставался на месте. Потому что это он приблизился. Он — Чимин. А теперь улыбается на манер самого заправского щёголя: самодовольно и без капли сожаления. Нет. Господи, конечно же нет. Не помогло! А иначе прихрамывал бы Юнги сейчас при каждом шаге, а при сидении на пятой точке морщился бы, будто ему очень-и-очень больно? Что он творит? Юнги фыркнул, тем же самым пальцем надавливая на его грудь и отталкивая, и отвернулся, возвращаясь к дороге. Чимин пошёл следом. Теперь Мин как будто бы ускорился, пробираясь сквозь заросли травы, которая иногда доставала выше щиколоток. Через какое-то время тишины он заметил, что Юнги трясётся, покрываясь мурашками и потирая озябшие руки. От холода, похоже. На Чимине была довольно тёплая кофта поверх всего, а на нём — только тонкая ткань свободной футболки. Так значит, вампиры тоже могут мёрзнуть? Стараясь не концентрироваться на худой спине продрогшего парня, он поднял голову и спросил: — Кстати, так это правда, что ты раньше убивал людей? Спина Мина на секунду с толикой удивления напряглась, но он не останавливался. — Да, правда. Твёрдо. Довольно спокойно. Равнодушно. Чимин слегка поджал губы и задумался. Задумался о том, каково это, даже если в тебе нет жалости, нести груз чужих смертей? Наверное, тяжело. Наверное, тут не каждая душа выдержит, если она осознаёт всё, если она понимает, что сделала. Если осознаёт. Если она понимает, что на ней лежит груз смерти другого человека, то либо ломается, либо покрывается толстым слоем цинизма — потому что по-другому с этим нельзя жить. Чимин так считал. — А ты чувствуешь вину? — спросил, пожевав губу и уставившись взглядом в чужую спину. — Нет. — Почему? — А разве надо? — вампир равнодушно пожал плечами, будто говорил что-то слишком очевидное и неинтересное. — Они рождаются и умирают. Если бы я их не убил — убил бы кто-нибудь другой. Или они сами бы умерли. По-глупости, несчастный случай, маньяк, другой вампир или монстр. Этот круг смерти и жизни бесконечен. Люди рождаются и умирают, и так будет всегда. Я просто тот, кто проходит мимо и видит это. Так о чём мне сожалеть? Чимин прошёлся языком по нижней губе, замолкая. Тишина даже не неловкая, но и не комфортная. В голову лезли термины вроде симптомов Пограничного Расстройства Личности, но он их отогнал. Никакой психологии. Никаких научных терминов, которых он поднабрался от матери. Они его раздражают. Слишком муторные и сложные. Они уже ошибались насчёт него, так зачем им теперь верить? Он предпочитает разбираться во всём сердцем и интуицией. Как человек. Как живое существо, что может чувствовать, а не заучивать эти сухие науки от корки до корки. — Почему ты позволил мне себя укусить? — вырывается почти что против воли. Чимин от неожиданности собственного вопроса касается кончиком языка в нёбо, а потом решительно сглатывает, поднимая голову. Раз уж спросил, нужно узнать ответ. Свои слова он обратно не берёт. Если бы Юнги действительно был против любого контакта с ним даже тогда, то, ему казалось, хрен бы он к нему так подобрался. Юнги замирает. А потом, всё с той же усмешкой поворачивается к нему. На этот раз Пак успевает остановиться и упереться взглядом в его лицо. — А почему ты пытался спасти меня? — указывает прямо на него. Насмешливо. Пытливо. Правда хочет узнать, но делает вид, что это ничего для него не значит. «Спасти», потому что не знал, что он не умрёт. — Не знаю. Но знаю то, что причины и обстоятельства у нас были разные. Впервые за сегодня говорит по-настоящему спокойно и уверенно. Так, что сам Мин едва ли не тушуется. Палец, указывающий на него, уже не такой прямой и твёрдый. Дрожит, а поэтому Юнги сжимает его в кулак и убирает. От былой уверенности ни следа, но берёт себя в руки, всё-таки смотрит прямо в глаза. — Идём, мы почти дошли, — всё же отводит взгляд. Не выдерживает. Отворачивается и убирает противную зелёную ветку от дерева, чтобы пройти вперёд. Они уже не у подлесья, где находится их лагерь. Они уже довольно глубоко и далеко в лесу, что Пак даже беспокоится, что они не найдут дорогу обратно. Цвет листьев тёмно-зелёный, а птицы поют с самого их пробуждения, чем дальше в лес — тем громче. Здесь высокие и низкие деревья, что создают особую густоту, что Чимину кажется, можно легко спрятать даже какого-нибудь слона. Пахнет хвоей, а сухие ветки так и норовят шлёпнуть тебя по лицу или поцарапать. — Пришли, — Юнги останавливается около заброшенного здания. Оно двухэтажное. Не большое, но и не маленькое. Старое. Наверное, кучу лет здесь стоит. Не слон, конечно, но это даже превосходит все его ожидания. — Что это? — Лечебница для особых пациентов. Если по официальным документам. — А по неофициальным? — Лаборатория по изучению таких тварей, как я. Чимин было покосился на него. Хотел спросить ещё что-нибудь, но Юнги уже пошёл дальше. Они пролезли через старую ржавую решётку, огораживающую всё здание по периметру, находя в ней одну из больших пробоин. Здание то ли от старости, то ли от ещё чего-либо — грязно-коричневое. Повсюду гнилые сломанные доски и какие-то знаки. Стёкла выбиты и, как и всё здание, покрыты сантиметровым слоем пыли. — Намджун-хён рассказывал, что это был единственный раз, когда тебя поймали, — вслед за ним он осторожно вошёл в приоткрытую скрипящую дверь, которая, казалось, вот-вот развалится. Помещение встретило их неприветливой пылью в воздухе и на полу. И только внутри, совсем чуть-чуть — всё казалось менее трухлявым, но зато более захламлённым. — Это ведь то самое место, да? — Намджун слишком много болтает, — донеслось недовольное уже где-то с противоположной стороны. Юнги осматривал здесь всё внимательным прищуром, почему-то стараясь не поворачиваться к нему лицом. — И я пробыл тут не больше пары недель. — Но ты всё равно прокололся. — Завались. — Намджун-хён и это сказал, — усмехнулся Чимин. — Что ты именно так и скажешь. — Заткнись, меня подставил мой партнёр, — зыркнул на него. — И вообще-то я тебе тоже хён, маленький говнюк! — Раз тебя злит то, что я не называю тебя хёном, то я не буду тебя так называть, — вполголоса решил Пак. К счастью, Юнги уже не было до него дела. Он достаточно осмотрел центральную комнату и поднимался по старой скрипящей, но всё равно неплохо сохранившейся деревянной закрученной лестнице на второй этаж. Чимин бросил рассматривать граффити на стенах и поспешил за ним. Он всё ещё не узнал настоящую причину, почему старшему захотелось понастальгировать и вернуться в подобное место. Лестница вкруговую вела к двери, а та в коридоры с отсеками каких-то кабинетов и стальных дверей. Каменная кладка была изрисована надписями, граффити, а в некоторых была обугленной, будто её пытались поджечь и всё же неплохо в этом преуспели. — И много здесь было пациентов? — спросил он, любопытно оглядываясь и пытаясь как можно аккуратнее перешагивать мусор. За счёт того, что сейчас было раннее утро и солнце светило чуть ли не максимально ярко, в некоторые окна просачивался свет, и его было достаточно, чтобы обойтись без фонарика. — Не знаю, — без тени улыбки ответил Юнги, обходя какую-то открытую дверь, не забывая заглянуть туда и задумчиво пожевать губу, задерживаясь. — Нам ничего не говорили. Но из того, что я видел, им удалось поймать не меньше двадцати человек. А то и больше. Около одиннадцати оборотней, семи вампиров и двух ведьм. — А ты времени даром не терял, — удивился Чимин. Числа такие точные. — Я мог и ошибиться, — серьёзно. Слишком серьёзно. Да что это с ним? — А почему ведьм так мало? — спросил, не задумываясь. — Потому что их сложнее всего поймать. Даже почти невозможно. Похоже, тех двоих подставили. Да и они зелёные ещё совсем были — наверное, только-только научились поднимать перья в воздух. — Понятно. Тэхёна тоже будет сложно поймать, когда он научится управлять своими силами? Они шли молча ещё несколько минут, пока не дошли до какого-то помещения без дверей. Только с арками и обложенными кладкой окнами, забитыми старыми досками. Сквозь доски и прутья решёток просачивался яркий жёлтый свет, отливающий чем-то зеленоватым из-за обвитого их плюща. Юнги пнул какой-то хлам, чтобы зайти внутрь. Пока тот осматривался, Чимин заприметил кое-что очень, очень интересное. Идея закралась и захватила его сознание, как обвивающий окна лечебницы плющ. Это должно быть весело. — Эу, Юнги, взгляни на это! Мин, осматривавший что-то лежащее среди общего мусора, удивлённо обернулся. — И что это? — сложив руки на груди, он рассмотрел потрепавшееся железо, поручни, на которых частично держалось кресло, и крепкие ремни. Он знал это кресло, многим напоминающее кресло в кабинете стоматолога. В таком обычно проводили особо болезненные опыты. Естественно, без согласия пациентов. — А то ты не знаешь, — Чимин заметно повеселел. Он подошёл, чтобы похлопать его по железному основанию, а потом хитро сощурил глаза. — Рискнёшь? Или слабо? Юнги сначала нечитаемым взглядом глядел куда-то сквозь Чимина, пока до него начал доходить смысл сказанного. Но когда он дошёл, он... Он что, бросает ему вызов? Бросает ему вызов в его же игре? Он сощурил глаза, теперь уже уставившись напрямую на кресло, рядом с которым так невинно и одновременно дьявольски улыбался младший. Он не может проиграть, ведь так? Но... Нет! Он ни за что не вернётся в это обиталище пыток снова. Никогда. — Я бывал и в более опасных ситуациях. Я ничего не боюсь. Это совершенно не то, что он хотел сказать. — Тогда, залезай. Чёртов голос со стальными нотками, который заставил пробежать по его спине табун мурашек вклинился ему в мозг, будто не оставляя выбора. Под внимательным взглядом младшего Мин ещё раз оглядел кресло, еле удерживаясь, чтобы не сглотнуть. С опаской рассмотрел кожаные ремни. Специальные ремни, которые удержат любого физически схожего с человеком монстра. Облизнул пересохшие губы, слегка прикусывая, чтобы успокоиться, и наступил на специальный выступ внизу, перекидывая через него ногу и спиной укладываясь на железную поверхность. От холода его и без того продрогшее тело вздрогнуло и выгнулось, напрягаясь, пуская уже болезненные и холодные мурашки по всему телу. Пальцы рефлекторно вцепились в железные подлокотники, неотделимые от самого кресла. Чимин, воспользовавшись этим, быстро застегнул ремни на его запястьях, стягивая их толстой крепкой кожей. А потом, вставая у изголовья, опустил нижнюю половину сидения вниз с довольно громким щелчком, как конструкция позволяла. Теперь ноги Юнги болтались внизу, как на настоящем стоматологическом кресле, а Пак находился у его колен. Были ещё ремни для ног, но их он использовать не стал. От позвоночника вдруг вместе с холодом пробежала паника, взъерошивая старые воспоминания и засевший глубоко внутри страх, какой рождался у каждого существа, побывавшего в этом кресле. Он попытался успокоиться, сосредотачиваясь на той коленке, которая касается бедра Чимина. — Тебе уже доводилось бывать в этом кресле? — спросил младший, окидывая мимолётным взглядом всё миново тело. Юнги с мысленным недовольством заметил, как тот зорко уловил его напряжение и какой-то трепет. — Ровно тринадцать раз, — пытаясь сохранять свой обычный насмешливый тон, он чуть прикусил край губы, когда младший приблизился, и его колени развелись чуть шире, касаясь чужих бёдер. Волнение от этого чувства смешивалось с холодящим позвоночник воспоминанием прошлого, образовывая какой-то странный коктейль эмоций. — Шесть из них мне удалось выбраться прямо во время процедуры, после чего меня отнесли к особо буйным. — Почему-то не сомневаюсь. Юнги захлопнул рот раньше времени и выдохнул как-то слишком сильно, когда Пак чуть наклонился, опираясь ладонями о поверхность по обе стороны от его талии. Кресло скрипнуло от лишнего веса. Взгляд с беснующимися чертятами завораживал слишком сильно, а поэтому Юнги сглотнул и поспешил отвести его. — Как-то эти ублюдки решили просверлить мне голову, — проговорил он, стараясь придать своему голосу хладнокровного безразличия, будто не он зачем-то с этой насмешкой рассказывает младшему о том, как его держали за лабораторную крысу. — Тогда я нашёл лазейку: ремни на правой руке были слишком слабо закреплены... Типичная ошибка какого-то новичка в персонале, которому решили позволить впервые познать, каково это — вскрывать вампира. Я перегрыз перепуганному мальцу горло, и закончил бы начатое, если бы они не вырубили меня разрядом электричества. Знаешь такие хрени, как электрические ошейники. Только не для животных. Хотя, для них мы ими и были. Конечно же, сбежать было бы намного проще, если бы лаборатории не был открыт доступ к последним технологиям. Чимин внимательно слушал его, хмурясь. В его глазах помимо озорства теперь виднелось что-то нечитаемое. Навряд ли это жалость. Нет, точно не жалость. Ни к нему, ни к тому парню, которому не повезло попасть под раздачу миновых челюстей. — Они пропускали через каждого из нас около четырёхсот вольт, — продолжил он с лёгкой улыбкой серийного убийцы и прищуренными глазами, наблюдая за реакцией младшего, которой на первый взгляд почти не было. — Такое вполне могло бы умертвить лошадь. — Но не тебя, — мутно усмехнулся Пак, пальцами пробегая и слегка задирая тонкую ткань миновой футболки. Юнги попытался не дать своему голосу дрогнуть, потому что это ощущение забралось под кожу и запомнилось. — Но не меня, — холодно усмехнулся сам себе. — Ты знаешь, что на вампиров не действует наркоз? Хотя, думаю, даже если бы действовал, они бы не стали его использовать. Ты знаешь, какую боль испытываешь, когда тебе вскрывают грудную клетку, но ты сам не можешь даже пошевелиться? Знаешь, как поджимаются пальцы на ногах и дерёт от крика глотку, а в голове ещё очень и очень долго звенит, когда проламывают череп? Знаешь, каково это, слушать истошные вопли боли других подопытных через стены лечебницы, ожидая своей участи? — Нет, — так же спокойно ответил младший, будто это не Юнги только что рассказывал ему то, что не рассказывал даже Намджуну, — не знаю. Вот так просто. А на что он ещё рассчитывал? Что Чимин вдруг начнёт сочувствовать ему? Нет. Этого он не ожидал. И не хотел. Совсем. — Хах, я так и думал. — Что ты чувствуешь сейчас? — Чимин резко опустил его чуть вниз, за бёдра подтянув к себе, наклоняясь, опустил горячие руки за его спину и запустил под футболку. — Когда на том месте, где тебе причинили столько боли, занимаешься подобными вещами? Когда твои болезненные воспоминания окрашиваются в другой цвет? Юнги выдохнул, кусая себя за губу. Ощущение чужого тела между его раздвинутых ног ударяло в голову сладкой истомой. Горячие ладони оглаживали хребты его рёбер, задирая тонкую футболку. Сейчас Чимин был мягче, чем обычно. Или же просто дело не дошло. Это обман. Иллюзия. Это всё чтобы заставить его бдительность угаснуть. Но он поддаётся на это, попадает в ловушку. Не слушает предостережения собственного инстинкта самосохранения. Закусывает губу и проходит мимо знака «Опасно». Специально. Сам. Юнги честен в своих желаниях. А поэтому в ответ едва сдерживает сладкий стон. Чимин легко усмехается, склоняясь над его шеей. Мин сжимается всем телом и едва ли не кусает себя за язык, когда чувствует чужие тёплые губы на своём горле. На том самом месте, где не так давно смыкались чиминовы же зубы. Ему холодно. Но Чимин почему-то слишком горячий. От него веет жаром. Костром. Не смотря на то, что сейчас довольно прохладно. Небольшие ладони скользят, очерчивая изгибы его спины, вниз. Кожу там, где он дотронулся, обжигает и щекочет, позволяя мысленно ощутить каждую шероховатость ладоней. Они чуть сжимаются, надавливают на самой пояснице, замирая, а потом, поддевая пояс белья, проскальзывают внутрь, пальцами чуть сжимая мягкую кожу. — А ну не смей! — Юнги резко дёрнулся и зло зашипел, осознавая, когда они всей пятернёй проникли под легко поддающуюся резинку простых спортивных штанов. — Почему? — Чимин недовольно отстранился, хмурясь. Он явно не предвидел и не понимал отказа, а тем более, почему Мин, секундой назад охотно тянущийся к его прикосновениям, теперь зло шипит и скалится, как злой кот. — Только посмей взять меня, когда я в таком состоянии. Ты хоть знаешь, каково это? — Нет, не знаю. Очевидно. Ладони, словно игнорируя его слова, огладили мягкую кожу, а потом сжали ягодицы чуть сильнее, чем до этого. Юнги выгнулся и болезненно зашипел, откидывая голову. — Чимин, — отчеканил он сквозь зубы. — Если ты прямо сейчас же не придержишь свои звериные инстинкты и порвёшь меня ещё раз, то я клянусь, блять, клянусь всем своим естеством, что отомщу самым изуверским способом. Так нагажу, что ты будешь сам желать отправиться к ебеням к чёртовой-вампирьей бабушке. Какое-то время Пак упрямо смотрел на него, всё также оставляя свои руки на том же месте. Юнги стоял на своём, поджимая в ответ губы — ему совсем не прельщало хромать ещё больше, чем сейчас. Это и правда было больно. А еще он знал, что сам виноват в том, что случилось в прошлый раз, но всё равно вслух будет ныть и винить Чимина за то, что не сдержал себя в руках. Чимин недовольно цокнул языком, всё же вытаскивая руки и отворачиваясь. — Ладно. И кто из них ещё ведёт себя как капризный ребёнок? — Чимин, — было начал он, когда Пак, хмуро сомкнув губы в узкую полоску, провёл по линии бедра, не забывая при этом задержать ладони на ягодицах, но теперь уже через ткань штанов. — Да успокойся ты, я не собираюсь делать ничего такого, — раздражённо вспылил Чимин, одним резким движением прислоняя его к себе и спуская чуть вниз по креслу. Привязанные руки не позволили Юнги скатиться слишком сильно примерно так же, как и сделать что-либо ещё. Точно. Он вдруг осознал. В самом деле. Действительно. Он обездвижен. Нейтрализован. С телом, трясущимся от горячих ладоней и болезненных воспоминаний, взбиравшихся в голову покалывающими иголочками вместе с холодом железной поверхности. Ничто не мешает Чимину трахнуть его прямо сейчас. Вжать в холодное, твёрдое железо лопатками до болезненных синяков, силой раздвигая ноги. Слушать, но не обращать внимания на ритмичные крики, вбиваясь в его тощее тело, втрахивая в это самое кресло. Крики, одновременно такие похожие и непохожие на те, что сотрясали стены лечебницы пятьдесят лет назад в этом же кресле. Больно. Беспощадно. Холодный испуг пробежал по его телу вместе с осознанием, когда он, взглянув в его глаза, понял, что тот вполне в состоянии это сделать... И если решится, то ему не помешает ничего. И всё дело в том, что Юнги кажется, что он беззащитен. Он будто входит в кипящий котёл нагим телом. И тогда, когда приходится сунуть руку в кипяток, ему вдруг кажется: он вовсе не бесстрашный. Эта мысль вызывает испуг, а потом непринятие и отторжение. Бред. Не может такого быть. Нет, пребывание в этой лечебнице, две недели в истинном аду — не сломали его. Может быть — чуть-чуть покоробили. Оставили какие-то задатки психологической травмы. Его ломают эти глаза. А хуже того то, что он никогда не признает, что хочет быть сломленным таким образом. — Всё равно ты будешь сходить с ума, что бы я с тобой ни делал. Этот насмешливый тон приглушает вдруг слишком громкое сердце. Этот засранец играет на нём. Играет с ним с самого начала. Играет в игру, которую начал Мин. Играет и выигрывает. Больше всего Юнги бесит то, что Пак Чимин не поддаётся контролю. Он не может просчитать его действия. Прочитать эмоции в данный момент — пустяки. Это сможет даже самый невнимательный зевака, потому что Пак едва ли умеет их скрывать. Просчитать, что тот сделает в тот или данный момент — невозможно. Он пытается. Проваливается. Снова падает под чужим напором и непредсказуемостью. Снова грызёт ногти, натягивает бесящую того ухмылочку и снова пытается. И снова, снова, снова, снова... Всё по новой. Они оба не умеют сдаваться. А поэтому, если Пак сейчас, несмотря на свои слова, оттрахает его... На этот раз так сильно, что он не сможет даже сидеть. То Юнги думает, что... Знает, что такое вполне возможно. Уже верит, что это непременно случится. Напрягается, готовясь к тому, что испытает нечто отдалённо похожее на здешние пытки, и... — Расслабься, придурок, — Чимин коснулся губами места под его рёбрами. По тому самому отрывку кожи разошлось приятное тепло. Юнги растерянно выдохнул, опешив, не понимая, почему это касание было таким чрезвычайно нежным. Пак медленно прошёлся выше, мягкими недо-поцелуями поднимаясь по его слегка выступающим рёбрам. Задел пальцами тёмно-розовую бусинку соска, из-за чего Мин дёрнулся, слегка выгибаясь. Одна рука скользнула под спину, поддерживая его под поясницей, вторая помогала задирать футболку, чтобы было удобнее. Что за... Как так? Юнги может поклясться, что ясно видел, как в глазах Чимина плескалось что-то тёмное. Что-то намного темнее, чем его зрачок. Что-то пугающее, напоминающее то, что Юнги иногда мог разглядеть в глазах истинного убийцы, который готовился причинить перед смертью своей жертве нестерпимую боль. Эта тьма бултыхалась там, сливалась с тёмно-карими радужками, позволяя им смешаться. Смешаться как коньяк и яд. В глазах Чимина в этот момент любой самый смертоносный яд бы сгорел. Так почему? Почему вместо того, чтобы медленно и мучительно ломать его, Пак сейчас выцеловывает его рёбра? Ведь он готов был это сделать. Так почему эту убийственную тьму вновь сменил прежний оттенок горячего шоколада? Хотя, будто в уголках, пристёгнутое и усмирённое, таилось что-то. Это что-то, что заставило его задрожать. Подавил? Подавил. Осознание пришло внезапно, когда он заметил, что этому не вырваться, если Пак не разрешит. Подавил? Но почему? Зачем? Потому что... потому что он попросил? Что? Потому что он попросил. Нет. Что за бред. Это невозможно. Это нелогично и необоснованно. Да и вся эта нежность только для прикрытия. Вот, скоро. Сейчас, когда он потеряет бдительность и расслабится, Чимин снова приструнит его. Покажет, что они всё так же терпеть друг друга не могут. А все эти «недо-трахи» просто для того, чтобы причинить друг другу боль. Просто ещё один вид соревнований. Ведь Юнги начинал всё это именно для этого. Для веселья. Так что изменилось? Он рефлекторно дёрнулся, когда мягкие губы Чимина, поднявшиеся уже почти на уровень его ключиц, задели сосок. Не сдержал задушенный стон, когда тот лизнул чувствительное место тёплым языком. Но из-за его дыхания показалось, что он горячий. Раскалённый, как нагретое в печи железо. Выгнулся и всё же несдержанно простонал, когда тот укусил его. Не совсем сосок — поверхность вокруг него. Оставил след из своего прикуса вокруг. — Что за странная тяга к укусам? — не сдержал въедливого вопроса он, чтобы развеять стоящую перед лицом стену из вопросов «что?», «как?» и «почему?». Сейчас не время всё обмозговывать. Когда Пак тянется к нему вот так — вообще не получится что-либо обмозговывать. — И это мне говорит вампир. — Вампиры кусают людей, чтобы выжить. А ты кусаешь меня, чтобы насытить своё эго и сексуальное желание, пытаясь сделать так, чтобы я тебе принадлежал, и... Юнги подавился о свои болтливые порывы, ахая, когда Пак ещё раз укусил его чуть выше хребта нетронутого ребра. Его руки опустились по его напряжённому животу и проникли за резинку чёрных боксеров, обхватывая налившийся член, который уже давно через ткань штанов трётся о чиминов живот. Мин автоматически бёдрами подался вперёд, толкаясь в его кулак, но из-за привязанных рук не смог сделать ничего стоящего. Заскулил от досады, как подбитый щенок, с негромким скрипом железа падая обратно на поверхность старого кресла. — Было бы всё равно досадно не воспользоваться твоей беспомощностью, когда ты вот так связан, — медленно усмехается Чимин, так же дьявольски-медленно ведя ладонью вверх-вниз. Юнги выдыхает сквозь зубы короткое «сука» и злобно смотрит на парня. Конечно. Что он думал, что Чимин доставит ему удовольствие вот так просто? Ошибается. Всё-таки расслабился, попадая в чужую ловушку. Всё ещё сделал это добровольно, ожидая, что в этот раз всё будет так, как он хочет. Но Чимин никогда не делает того, что хочет он. Пальцы Пака проходятся по его члену одним медленным смакующим движением, а потом застывают. Мин старается не поддаваться на провокации и тяжело дышит, стискивая зубы, чтобы не толкаться тому в руку и не начать просить ещё. Большой палец проходится по головке и смазывает выступившую смазку, а Юнги хочется умереть на месте, отдать все богатства мира, чтобы получить большее. — Знаешь, почему я бы ни за что не стал завязывать тебе рот сейчас? — в каком-то тумане слышит наглую ухмылку Юнги, потому что в тот же момент он всё же пытается толкнуться в застывшую ладонь, что только дразняще слегка двигается вверх один раз и останавливается. — Потому что я хочу, чтобы у тебя было связано только тело. Ведь тогда ты не сможешь держать свой рот на замке. Юнги тяжело дышит, откидываясь на сидение. Застеленными пеленой глазами пытается понять, что у того на уме. Потому что его мозг вдруг не работает сейчас. Потому что всё, что ему в данный момент хочется — так это чтобы Чимин, блять, продолжил. А поэтому выгибается, ещё раз бессильно пытаясь получить трение, но это немногое ему даёт. Глаза Чимина ухмыляются вместе с губами, когда он всё же двигает рукой под истомный минов стон. Приближается близко-близко, опираясь ладонью о железный край кресла. Двигается быстро, сминая твёрдую плоть и размазывая по пальцам выступившую смазку. Юнги стонет, прогибаясь ему навстречу, чтобы получить желаемую близость. Ему настолько хорошо, что он едва ли помнит своё имя. Кто такой Мин Юнги? Это он? Разве? Разве он существует? Потому что всё, что существует в данный момент, это надрачивающий ему Пак, а поэтому он пиздецки растерянно и разочарованно хнычет и стонет, когда всё прекращается. Замирает, как лёд в стакане. — Говори, — Чимин склоняется над ним ещё ближе, и Юнги рефлекторно хочет потереться о его живот, но Пак не позволяет, силой сжимая и заставляя замереть. Склоняется над глубоко вздымающейся грудной клеткой парня, будто не замечая этого. — Проси. Юнги извивается в его руках, елозит задом по железной поверхности кресла и шипит, выгибаясь навстречу, чтобы получить желанную разрядку. Его тело вздымается, упираясь торчащими лопатками в твёрдое кресло. Недосягаемо. Блять. Слишком недосягаемый. Он просто хочет кончить! Ёбаный Пак Чимин. Как же он его ненавидит. — Проси, — Чимин приближает его лицо к нему, и даже сквозь помутневший рассудок Мину удаётся заметить, как глаза младшего скользнули по его влажным покусанным губам. — Проси... Умоляй меня. — Пошёл нахер. — Неправильно. Вся эта ситуация расплывается у него перед глазами, затмеваясь жгучим желанием. Он слышит своё громкое дыхание и горячее напряжение во всём теле, которое концентрируется внизу. В приоритетах у него сохранить гордость и позволить вырваться из своего рта только грубым выражениям, но всё это отплывает на задворки сознания, и видится расплывчато и мутно, как сквозь застоявшуюся воду, потому что он сейчас слишком возбуждён, чтобы нормально думать. Сейчас он хочет только одного. — Пожалуйста. Срывается одним горячим выдохом, тихо и сдавленно, и даже сам Мин не верит, что действительно сказал это. Всё это кажется какой-то одной злой шуткой и одновременно страшным и прекрасным сном. Вроде бы он в худшем месте, где бывал за всю свою жизнь, точно так же привязан к адскому креслу, только вот даже тогда, когда ему действительно было адски больно, он не позволил скатиться со своих губ подобным тихим и жалким мольбам. — Говори чётко. Говори полным предложением, как сильно ты хочешь, чтобы я дал тебе кончить. Юнги задыхается, когда его рука сжимается чуть сильнее. Голову кружит. Он уже не знает, что происходит. Он уже не знает, кто есть кто. Он уже просто... — Пожалуйста, Чимин... Он не знал, что его голос может быть настолько жалобным. Последнюю фразу Юнги говорит уже настолько хриплым голосом, что Чимин сам не выдерживает, наваливаясь на него сверху и возобновляя движения. Юнги бы непременно уцепился в его плечи, если бы его руки не были бы накрепко связаны по бокам. Он изливается с громким стоном в чиминов кулак и затихает. Прежний Юнги бы никогда не позволил себе подобных слабостей. Юнги сломан. Прежний Юнги никогда не проигрывает. Юнги проиграл. — Ты такой громкий, что здешние призраки либо от испуга убежали в загробный мир, либо слетелись сюда, чтобы посмотреть на это, — насмешливо говорит Чимин, глядя на затихшего парня на кресле, который выглядел так, словно всё же получил в голову нехилый разряд тока. А потом задумчиво взглянул на свою ладонь, испачканную в смазке и белесой жидкости. — Хотя, думаю, я бы тоже пришёл с того света, чтобы увидеть такую картину. Хотя ты так и не попросил меня об этом так, как я хотел. Юнги вяло повернул голову в его сторону, и Паку на миг вдруг показалось, что в его глазах проскользнуло что-то странное. Но тут же спряталось. Юнги попытался взять себя в руки. Второй раз. Второй раз он слабеет под чужим напором. Блять. Нужно взять себя в руки! Если ты будешь так выглядеть, он может подумать, что и правда задел тебя. Мин вдохнул побольше воздуха, чтобы хоть немного прийти в себя и не показывать ему свою мелькнувшую слабость. Он поглядел на него, резко, сам не зная, откуда у него такая энергия, обхватывая ногами чиминовы бёдра. Так же резко переплетая их за его торсом и притягивая к себе слегка опешившего парня. Чимин успел опереться о железные края кресла, чтобы не свалиться на него. Юнги закусил губу, когда их лица снова оказались слишком близко. Уставился пытливым взглядом в его очертания, перебегая глазами от влажных губ и до успокоившихся, но сейчас слегка растерянных любопытных глаз. Наверное, сейчас Чимин бы сделал то, о чём он попросит. Но он не может. Не просит. Даже тогда, когда ему уже, казалось, нечего терять. Господи, как же жалко и беспомощно он себя чувствует. На простое и короткое «поцелуй меня» духу не хватает. — Развяжи меня, — хрипло произносит, и кажется, сам же разочаровывается в своих словах. — Хорошо, — тихо говорит. — Только отпусти меня. Отпускает. Чимин выворачивается из его ног, расстёгивает толстые кожаные ремни на его запястьях, которые оставили на них красные отпечатки. Юнги неторопливо слезает ногами на тот же захламлённый каменный пол и трёт их. Смазывает согнутой фалангой пальца с уголка губ потекшую слюну. Чтобы прийти в себя и дать себе хоть какую-то фору, равнодушным голосом проговаривает: — Не так уж и хорошо было. Слишком приторно. В следующий раз — будь грубее. Мысленно ухмыляется сам себе. Отлично, Мин Юнги. Совсем как заправская сучка. Он чувствует, как Чимин за его спиной свирепеет. Спустя считанные секунды он не успевает пискнуть, оказываясь прижат щекой к поперёк поверхности кресла. Чимин широко расширяет ноздри от гнева, и наверняка безумно смотрит, и Юнги чувствует что-то необъяснимое, вслушиваясь в собственный стук сердца. Так-то лучше. — Хорошо, — Чимин говорит медленно, сквозь зубы. Его руки опускают его голову, зная, что Мин не посмеет шевельнуться, и скользят по линиям его пояса, останавливаясь на бёдрах и сжимая их. Пальцы вминаются до синяков, заставляя его тут же пожалеть о своём решении. — В следующий раз... я буду грубее. — Сука, — полузадушенно шипит Юнги, когда уже отошедшая на задний план боль ниже пояса возвращается от слишком грубых касаний уже с новой силой. — Что? — Пак насмешливо проводит второй рукой по его вздымающейся спине, собирая за собой ткань футболки. — Разве ты не этого от меня хотел? Может, мне всё же следовало тебя трахнуть, несмотря на протесты? Когда мне ещё предоставится возможность сделать это в таком месте? — Заткнись, — Юнги стискивает зубы. Пальцы сжимаются в кулаки на железной поверхности, а щёку обдирает слезшая краска. — Нет, я не заткнусь, — Чимин проводит носом около его торчащей лопатки, чтобы потом укусить и услышать сдавленный крик. — Потому что ты не хочешь этого. Он покрывает его спину укусами, обдавая его всего горячим дыханием. Рядом с загривком. На бледной лопатке. На боку поясницы и то место между шеей-плечом, куда недавно кусал Чимина сам Юнги. Язык такой горячий, что ему кажется, будто его спины касается раскалённая лава. Сминает его ягодицы, наслаждаясь болезненными стонами и вдохами-выдохами. Усмехается, потому что Мин под его укусами выгибается и мякнет. Так и есть: будет сходить с ума, что бы Чимин с ним не делал. Это ненормально. — Сука, — ещё хрипит Юнги лицом в железо, но покрасневшие уши его выдают. — Возможно, — усмехается Пак, не прекращая наваливаться на него, сминая руками его бёдра. Спускает одну вниз, чтобы сквозь мягкую ткань штанов коснуться его паха. — Но у тебя ведь снова встал. Его манипуляции прерывает бодрый голос, разнесшийся по пустым коридорам: — Кру-уто, настоящий дом с привидениями! — а потом тут же писк, грохот чего-то тяжёлого и опасливое: — Чонгук, не уходи далеко! — Что они здесь делают? — приподнялся на локтях Юнги, понимая, что из-за того, что Пак отвлёкся, ему дали чуть больше свободы. Вся обида и злость уходят на второй план, потому что пока что они в одинаковом неудобном положении перед парнями, если те поднимутся сюда слишком быстро. С остальным он потом разберётся. — Не знаю, может, услышали, как мы выходили из палатки и пошли следом? — предложил Чимин, пожимая плечами и вставая прямо, придерживая его. Он явно чувствовал то же самое. Ну, хоть в чём-то они сошлись. — Нет, тогда бы они пришли сразу за нами, — раздражённо покачал головой старший, осознавая, что под ногти забилась старая краска от железа, — и я бы точно сразу почувствовал, если бы за нами кто-нибудь шёл. Они поднялись, поправляя одежду. Юнги отряхнулся, замечая, что с новыми метками теперь будет ещё сложнее принимать горячий душ или лежать. Они жгут кожу. Раньше, с высокой регенерацией, он не замечал этого. Хотя бы потому, что подобное он получал упитый в хлам, а к утру уже всё заживало. Сейчас же, когда с Чимином он не может заращивать их мгновенно — он полностью ощутил на себе ностальгию самого худшего, что было у него во времена человеческой жизни — низкий болевой порог и слабое здоровье. Адски больно будет, даже если просто слегка ущипнуть. Он может ощутить даже самое невесомое прикосновение. А все ранения заживают мучительно долго. Естественно, ему сложно было совмещать своё слабое тело и его образ жизни. Благо, рядом всегда был Намджун телом покрепче. Хотя Юнги пытается быть максимально осторожным в своих похождениях, чтобы получить эмоции, но как можно меньше травм. Получалось очень непросто. Он вдруг снова почувствовал прохладу и пропустил стаю холодных мурашек по всему телу, ёжась. Странно: чем ближе он был к этому месту — тем больше мёрз. Хотя вампиры, вообще-то, редко ощущают холод, — только когда он совсем уж достигнет апогея. Только на то время, когда Пак был совсем близко, прижимаясь к нему — холод спадал. Тогда уже было не до этого. Чимин посмотрел на него пронзительным взглядом, от которого Мин покрылся ещё одним табуном мурашек. А потом, просверлив глазами его продрогшее тело и уперевшись куда-то на уровне горла, снял и кинул ему свою кофту. — Прикрой свою шею, если не хочешь, чтобы Чонгук с Тэхёном это увидели, — проговорил он, равнодушно отворачиваясь. — Тем более, пока мы дойдём до лагеря, там все уже проснутся. Юнги удивлённо поймал её. А потом вдруг насмешливо взглянул на шею самого Пака, подумав, что ему она в самом деле нужна не меньше. Тот не понял, куда он смотрит и почему усмехается. Нахмурился. Юнги опустил взгляд, рассматривая предмет одежды. Кофта модная, на вид бомбера. Рукава и капюшон изрисованы надписями и нашивками. Одна сторона — красная, другая — синяя. Один рукав — зелёный, другой — фиолетовый. До безобразия странный фасон. Не понятно вообще, зачем тот взял её на природу. Особенно учитывая то, что она, в принципе, не понадобилась. Потому что днём было достаточно тепло, и тот её даже не доставал из сумки. Достал он её только сейчас, смекнув, что по утрам всё равно прохладно. Не то что Мин — свою даже не нашёл в куче хлама, который наспех напихал. Покрутил её в руках, а потом просунул руки в рукава, кутаясь. Ощущая уже знакомый запах и долгожданное тепло, потому что до этого она находилась на Паке. Вовремя, потому что слишком громкий для этих стен голос Тэхёна слышался всё ближе. — О, Чимин, — Ким удивлённо заглянул в железную дверь, что соединяла помещение с коридором. Следом за ним вошёл и осматривающийся Чонгук. — А ты что здесь делаешь? — Я хотел спросить то же самое, — приподнял бровь Чимин, в самом деле удивляясь не меньше. Может даже больше. — О, я не знаю, — легко развёл руками Тэхён, издавая весёлый смешок. — Мне просто вдруг показалось, что нужно прийти сюда, и всё. Гук-и не захотел отпускать меня одного, а дорога как-то сама нашлась. Знаешь, меня как будто бы кто-то звал. Пак вопросительно взглянул на Юнги. Тот пожал плечом, мол: «наверное, призраки убитых здесь ведьм». Возможно, это было ошибкой, потому что Тэхён тут же заметил стоящего рядом Мина. Повернулся к нему, одаривая чрезвычайно любопытным взглядом. Помимо мысли «сейчас что-то будет» в голову наконец дошло, что Тэхён единственный, кто видел его новую кофту, что сейчас так мило покоилась на тощем, искусанном теле продрогшего старшего. — О, Юнги, ты тоже здесь, — Ким мягко, словно кошка перед прыжком, шагнул к вампиру. Юнги преодолел сильное желание сделать шаг назад. Всё его шестое чувство вопило, чтобы он бежал. — У тебя на щеке какая-то грязь... Чимин запустил пятерню в волосы, отвёл глаза и позволил начинающему паниковать Мину самому справляться со стихийным бедствием под именем «Ким Тэхён». — Вы долго шли? — мило улыбнувшись, спросил он у стоящего всё это время в неловком молчании Чонгука. — Да не, не особо, — улыбнулся в ответ Чон, тоже отворачиваясь, предпочитая проигнорировать ругательства Мина в сторону приставучего младшего. — Знаешь, только я, кажется, обмочил все кроссовки в грязи и утренней росе, пока дошёл сюда. Ты видел то огромное граффити на первом этаже? Так вот, рядом с ним стоял какой-то стол, и Тэхён... Юнги пятился назад, выставляя руки перед собой в защитном жесте и угрожающе шипя: — А ну отвали. — Да ладно тебе, я же просто уберу у тебя грязь с лица, — примиряюще надвигался на него младший, мило улыбаясь. В самом же деле для Юнги это было больше похоже на угрозу. Он чувствовал себя диким животным, которого загнали в угол и теперь запугивают кольями. Ведьмак вызывал у него подобные чувства с того самого первого разговора, а поэтому после он старался избегать общения с ним. Не то что бы он боялся. Просто сейчас, после того, что сделал с ним Чимин, он чувствовал себя каким-то слабым. Ещё не до конца отошёл. Ему просто нужно с кем-нибудь погрызться и кого-нибудь победить, чтобы восстановить собственное достоинство. Но что-то ему подсказывало, что Ким не лучший для этого вариант. А поэтому он ощетинивается и шипит как кот, когда младший приближается и пытается поднять его футболку, потому что «Я уверен, что там тоже грязь. Дай посмотреть!». И поэтому Юнги оказывается в ловушке, из которой он раньше выбирался хуком в челюсть — прижатым к Тэхёну. Дыша ему куда-то выше ключиц. Почему-то не может выбраться. Стоит, замерев, пока младший руками нагло облапывает всё миново тело. От него исходит что-то странное. Но при этом до боли знакомое — запах, как от одного его старого друга. Наверное, у всех ведьм и ведьмаков есть нечто схожее. Тэхён наклоняется и дышит ему в шею — туда, где сходящим синяком расцветал укус. Натыкается на него, одаривая странным взглядом. Мин ожидает вопросов или хоть какой-то реакции, но тот просто задерживает на нём цепкий взгляд, не удивляясь. Будто знал об этом с самого начала. А поэтому Юнги в чуть приглушённом расстерянном сознании, пока смуглые ладони скользят с талии вниз, слышит его шёпот у своего уха, который ни Чимин, ни Чонгук не могут услышать — только он: — Я вижу на твоём теле касания Чимина, — Юнги замирает, чувствуя, как внутренности странно щекочет, когда тот спускается руками по его поясу, перекрещиваясь там и почти невесомо обхватывая, будто не находят того, что ищут. Или того, что они ищут, слишком много. — Ты знаешь, что весь пропах Чимином? Я чувствую это за версту... Юнги в смятении. Юнги не может пошевелиться, рефлекторно, как инстинкт защиты, кутаясь в разноцветную куртку. Странно. Господи, как странно! Что сейчас происходит? Почему он позволяет этому придурку облапывать себя, пока сам ведёт себя как какая-то смутливая девчонка?! И что это были за слова? Угроза? Нет, непохоже. Блять, почему этот странный парень ведёт себя так при том, что даже не знает, кто он есть? Тэхён отстранился. Тут же его улыбающееся лицо окрасилось каким-то недоумением, будто сам не понял, что только что сказал. Но это только на мгновение, потому что его уже звал Чонгук, и парень радостно поскакал к обоим парням, оставляя Мина растерянно стоять на одном месте. Когда его позвали идти обратно, он всё ещё не мог выбраться из своих мыслей. Завернулся в кофту покрепче и потопал вслед за остальными, всю дорогу спотыкаясь и рассеянно смотря в пол каким-то невидящим взглядом. Он чувствовал себя беззащитным.

***

— Кстати говоря, почему с тех пор, как мы вернулись, все постоянно пялятся на мою шею? — спросил Чимин. Они уже собрались, чтобы покинуть палаточный лагерь и отправиться на том же автобусе обратно в родной Сеул. Собрались немного раньше, чем планировали, а поэтому сейчас самозабвенно сидели с уложенными рюкзаками на том самом поваленном дереве, пока половина класса всё ещё собиралась. — А ты не смотрел в зеркало? — удивился Тэхён, до этого весело размахивающий ногами в воздухе, потому что забрался подальше на толстый ствол. — Нет, а что? — Посмотри, — Ким кинул ему телефон. — Включи фронталку. Через пару минут возни с телефоном, с которым им всё же помог друг, Чимин взглянул на камеру. Ему тут же захотелось зарычать и ударить кого-нибудь. На его шее небольшим пятнышком алел засос. Красный, среднего размера. Как раз на уровне ворота рубашки — такой особо и не прикроешь. То-то Юнги вчера так старательно всасывал его кожу рядом с горлом. И ведь даже не сказал. Или не спросил. Хотя, с их отношениями, было бы смешно, если бы кто-то спросил разрешения сделать нечто такое — ни один из них бы не разрешил. Вслух, по крайней мере. Но дело было в том, что никто, блять, ему не сказал. Ой, да ну и плевать. Пускай пялятся — ему-то что? Он же не Мин, чтобы прикрываться какими-то сраными бинтами. Как сахарная девица — ей-богу. И ещё ему кажется, что свою кофту он нескоро получит обратно.