***
— Тихо, — Чимин едва не вздрогнул, когда услышал голос Джунг. Безэмоциональный, но с какой-то каплей раздражения. Вроде бы просто факт, но с каким-то подтекстом вопроса, вроде подозрительного твёрдого: «объясни». — Слишком тихо... — О чём ты? — повернулся он, захлопывая свою дверцу. Хван подпирала спиной ряды шкафчиков рядом с ним, сложив руки на груди. Вид у неё был настолько задумчивый и серьёзный, будто в голове у неё решались все политические вопросы мира. — Последние две недели слишком тихо, — девушка сжала губы в тонкую полоску и подозрительно прищурилась куда-то в противоположную стену. — Такое чувство, будто случилось что-то, чего я не знаю. Чимин прикусил изнутри щёку и тяжело вздохнул, подтягивая лямку рюкзака. Вроде бы вот она — реальность. А вроде бы и не верится, что всё сейчас так, как есть. Вроде бы эти дни шли так же, как обычные будни. А вроде бы и не так. Они тянулись, пропуская между собой какие-то незначительные моменты улыбок и смеха, злости и раздражения. Как совершенно обычная их жизнь, почти такая же, как до всего произошедшего. Прошло больше двух недель с тех пор, как они приехали с той школьной поездки. Прошло две с лишним недели с тех пор, как приехал Хосок. Прошло две недели с тех пор, как они с Юнги игнорировали существование друг друга. Прошло две недели с тех пор, как Тэхён узнал, что он ведьмак. — Так вот, в чём дело? — сказал задумчиво он тогда, касаясь подбородка длинными пальцами и слегка поднимая глаза на потолок. Конечно же, всё это было уже после этого «чё?» с большими округлёнными глазами и в разных вариациях на чиминово «ты ведьмак», а потом, отчаявшись «ты ведьма, блять, Тэхён, ведьма, рыжая такая, которая в котле зелья варит». Потому что всё так и было, прежде чем Чимин, психанув, взъерошил свои волосы на голове обеими руками и потащил его к старшим в кабинет (немного раньше, чем это планировалось). — Ты почему такой спокойный? — удивился Пак. — Ты, как бы, узнал страшную правду о себе. — Не знаю. А ты как отреагировал? — спросил Ким, опуская голову обратно и обращая теперь уже на него всё внимание. — Да, вообще-то, тоже довольно спокойно. — Чимин задумался. — Только слегка как зомби первый день ходил. Всё думал о том, как от нас — части этого мира, — были укрыты наши сущности. — Не до конца ведь, — Тэхён пожал плечами, тоже слегка задумчиво поджимая губы. — Ты ведь тоже это чувствовал? Что что-то с нами не так. — Ну, да. — Ты ведь сказал, что полуоборотень. Помнишь, в детстве, ты не мог сдержать свой гнев? — Такое забудешь, — фыркнул Пак. — Так вот, — Тэхён придвинулся ближе к столу и сцепил руки в замок, подпирая ими подбородок. В больших темно-карих глазах сейчас мешалось что-то древнее и внимательное. — Помнишь тот раз, когда те мелкие ублюдки нашли где-то собаку, чтобы использовать её как мишень для стрельбы? — Ну да, — Чимин отвёл взгляд, сжимая губы в тонкую полоску. Конечно же, он не мог смотреть на это. — Ты тогда едва не отправил их в больницу, — усмехнулся Ким, но беззлобно — без жалости. — Они это, конечно же, заслужили. Но ты не хотел лишних проблем своей матери. — Но я всё никак не мог остановиться, — задумчиво договорил парень, слегка отводя глаза в сторону. Облизнул нижнюю губу, будто пробуя на вкус. — Ты помнишь, что я сделал тогда, когда испугался? — Дотронулся до моего лба? — слегка вскинулся Чимин, поворачиваясь обратно. — Ага, — кивнул Тэхён, протягивая руку и касаясь прохладными кончиками пальцев лба сидящего через стол напротив него Пака. Даже сейчас это подействовало успокаивающе. — Ты ведь мигом успокоился. Разве это не было инстинктивное решение? Чимин кивнул и опустил подбородок на сложенные на столе руки. После того случая Ким стал постоянно использовать этот трюк, притупляя его ярость и позволяя вместе с прохладой кончиков пальцев пробраться в его горячую голову и освежающему спокойствию. А потом он и сам смог себя контролировать, после чего Тэхёну незачем было его успокаивать. — Кстати, — Пак удивлённо чуть приподнялся на насмешливый тон друга. — У тебя губы только-только перестали быть красными. Чимин фыркнул и спрятался обратно. Ким всегда был внимателен до безумия. И вроде бы иногда даже таких простых вещей, как столб перед собой не может увидеть, заболтавшись, — но вот чтобы упустить из виду то, на что другие бы даже не взглянули — это уж увольте. Однако последние две недели тот проводит время с Хосоком, тренируясь в магии (они так и сказали). Честно говоря, сам Чимин настоящую магию ещё не видел — Тэхён ещё только болтать умеет, а просить Хосока (хотя они и поладили) — как-то руки всё не доходят. Может, дело тут именно в этих серых буднях, в которых он может найти глоток свежего воздуха только проводя время в стенах танцевальной студии. Разучивая новые связки, до идеальности заучивая старые. Пытаясь полностью отдать свой разум движениям и музыке, чтобы он не казался таким непомерно тяжёлым. Прыгая. Стуча кроссовками по паркету. Падая. Снова вставая и продолжая. Это то, что даёт ему долгожданную свободу. Что-то, что ветром выдувает все ненужные мысли в его голове, заменяя их на ту самую мышечную память, которая переплетается в начале заучивания с мозговой. Юнги его избегает. Юнги его, блять, избегает. Не просто избегает — старается не смотреть даже. И не смотрит. Выглядит равнодушно, ходит как всегда, будто ничего из происходящего за этот месяц не было. Будто это был сон. Затяжной. Реалистичный. Такой, после которого просыпаешься от этого ощущения, будто куда-то падаешь. Или из-за того, что кончил себе в пижамные штаны, так и не поняв толком, что случилось — только сбито дыша и ощущая промокшую одежду. Такой, после которого ты всё-таки падаешь. Только уже не во сне. Наяву — с кровати. Шлёпаешься на пол вместе с запутавшимся в ногах одеялом, и где-то спящая в спальне на первом этаже мать устало кричит, даже не выходя из комнаты что-то вроде: «ты опять пытаешься учить танец посреди ночи?», или — «хватит рубиться в свои видеоигры, ложись спать!», и ещё, зная Чимина — «Если что, там пицца в холодильнике! Только не шуми!». Это его ответ. Это безразличие — и есть ответ Юнги. И, честно сказать, Чимин видит, как Мина окутывает тьма. Он не ведьмак. Он не владеет магией. Да он вообще по большей части человек. Но он видит, будто чувствует, как тот загоняет себя в паутину одиночества и темноты. Словно действительно слепой котёнок, что пытается сбежать от любого шума и теряется где-то в темноте, потому что света и тьмы для него по состоянию слепоты ещё не существует. И самое важное — он не хочет спасения. — Юнги планирует уехать, — упомянул как-то (не) ненароком Намджун, потягивая кофе из чашки. Если Мин постоянно пил сладкие напитки — то Ким отдавал своё предпочтение именно этому. Наверное, это и правда помогает избавиться от этой жажды. Хотя, Чимину-то откуда знать? — Смотрит цены на билеты в Рим и Канаду. Похоже, пока ещё совсем не решил, куда именно поедет. — М-м, — многозначительно ответил тогда Чимин, отпивая из чашки предложенный Намджуном кофе и поглядывая тяжёлым взглядом в большое окно в классном кабинете. Оттуда выходил вид на школьный стадион, где в этот момент готовился к занятиям какой-то из параллельных классов. «С каких это пор Намджун считает нужным сообщить ему о планах Юнги?» «С каких это пор это вообще стало нужным?» «Когда?» — Ты не собираешься ничего делать? «Бесполезно» — А я что-то должен? — Господи, Чимин, — Ким раздражённо потёр глаза, ставя чашку на стол, — только не уподобляйся Юнги. Не убегай от своих проблем. А Чимин и не убегает. Он просто оставляет их в прошлом и двигается в настоящее. Он принял то, что случилось, в отличии от Мина. Он честен с собой в своих желаниях. Он следует тому, что считает правильным. Он считает должным то, что случилось и никогда не сетует на несправедливость мира. Он, блять, пытался сделать это «что-то». Всегда пытается. Чуть меньше двух недель назад, когда ему надоело затяжное молчание, он нашёл момент, когда Мин остался один в классе. Едва сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью, привлекая его внимание, он мягко закрыл её с негромким стуком, прислоняясь к ней спиной. Перед этим он проверил, что все окна в классе закрыты. Конечно же, они находились на втором этаже, но кто знает, что сделает вампир, если его припрут к стенке. — Так ты собираешься уехать? — Чимин заметил, как спина Юнги едва не дрогнула, когда его слова плавно разнеслись по помещению. Но тот быстро взял себя в руки, складывая все учебники в сумку и застёгивая молнию, будто ничего не случилось. — Да, я решил, что мне здесь больше делать нечего. — Нечего, значит, — почти нормально-спокойно повторяет Пак, сверля его спину взглядом. Если бы он в этот момент повернулся, то навряд ли бы подумал, что Чимин сейчас спокоен. Возможно, когда он посмотрит в зеркало, то найдет у себя в спине зияющую дыру. — Ага, — равнодушно отвечает Мин, закидывая на плечо сумку, — нечего. Здесь я уже ничего не поймаю. Он направился к двери, собираясь выйти, но Пак загородил её всем телом. Всё это время Юнги, хоть и выглядел абсолютно равнодушно, но не поднимал на него глаз. Смотрел чуть вверх, вниз — на верхнюю пуговицу рубашки, чуть в сторону, — но не на самого Чимина. И, возможно, если бы взгляд Мина действительно оставался таким же решительным и равнодушным, пока он прямо смотрел в этот момент ему в глаза, то он мог бы отступить. Чимин не любит, когда его чего-то лишают, но это не значит, что он способен удерживать кого-то против его воли. — Нечего, — рычит Пак, повторяя его слова эхом и хватая его за плечи. В светло-карих глазах напротив мелькает нечто, похожее на панику, однако маска равнодушия почти не спадает с лица. — То есть, ты просто так преследовал меня, чтобы подгадить, подпортить мне жизнь. Просто так, чтобы сказать вот это и просто уйти? Он останавливается только тогда, когда осознаёт, что Мин пригвождён задом к краю какой-то из пустых парт. Глаза напротив широко распахнуты и снова какие-то запуганные, однако, когда Пак останавливается, обратно становятся мутными и отводят взгляд. К уголку миновых губ, кажется, намертво прилегает какая-то нездоровая смешинка. — Не помню, чтобы у нас было что-то серьёзное, — произносит медленно и издевательски. — Разве я или ты признавались в своих чувствах? Или заявляли о чём-то, что может быть серьёзнее секса на несколько ночей, которого ещё даже не было? Это ничего не значит. Я просто играл, веселился. А если ты хоть на секунду допустил мысль о том, что мои намерения были серьёзными, то ты непроходимо глуп, Чимин. Когда он так же молча и равнодушно ушёл, негромко хлопнув дверью, Чимин, прикусив щёку изнутри, сжал кулаки. Если бы он в тот момент держал в руке карандаш — то непременно, блядски точно сломал бы его пополам. Конечно же, как он мог допустить, что Юнги может оказаться не мудаком хоть раз, что он его знает. Конечно же, он знал, что намерения Мина были несерьёзны. Как и его, собственно. Юнги просто хотел поиграть с ним, а Чимин, блять, не умеет проигрывать, даже если это игра, в которую его втянули против его воли. Зато сейчас Чимин чувствует себя так, будто его хорошенько так потоптали ботинком, как выброшенный на землю окурок, и оставили валяться на сухом асфальте. Конечно же, блять, он пытался сделать это «что-то». Знает Намджун или нет, но это «что-то» не сработало. Это «что-то» — бесполезно, если вторая сторона этого не хочет. Кто он такой, чтобы вмешиваться в судьбу Мина, когда он сам того не желает? Наверное, раз уж ему преграждает дорогу одно из того немногого, что действительно может преградить — подавление собственного эгоизма, когда из собственных правильных принципов он не позволяет себе просто взять и прижать Мина к стенке, не позволяя сделать этот выбор, — то лучше убить в себе зародыши всего, во что это может разрастись. Убить так, как сделал это Юнги.***
— Чимин-и, я так устал, — вешается на него Тэхён, как только они заходят в тэхёновский уютный дом. Пак морщится, пытаясь одновременно то ли отцепить от себя шатена, то ли просто уже дойти до комнаты последнего. Вежливо здоровается с родителями парня по дороге, для которых он уже как свой, и дотаскивает свою тяжёлую ношу до комнаты с родной наклейкой Человека-Паука на двери. Там, уже в комнате, они оба падают на кровать, мешаясь в одну страдающую кучу и не отлипая друг от друга. Потому что Чимин, вообще-то, тоже устал. И физически, и морально. Потому что не менее шести часов провёл в танцевальной студии, безжалостно разбивая при некоторых особо сложных движениях себе о пол коленки, будто пытаясь выбить из себя всю дурь. Но боли он не чувствовал. Тогда. Тогда, пока с остервенением и нездоровым упорством и резкостью двигался под музыку, убирая со лба взмокшие от пота волосы. Избавляясь от ненужных эмоций. А поэтому, Тэхён начал подозревать, насколько же не в порядке его друг, если при таком состоянии не сказал ни слова, да ещё и дотащил его до своей комнаты. — Может, в видеоигры? — слабо улыбаясь, одной щекой зарываясь в мягкую кровать, предлагает он. — Не, лучше фильм. Давно они не проводили времени именно вместе. Не просто болтая о пустяках на переменах, в перерывах между списыванием домашнего задания; не просто сидя на соседних партах; не просто валяясь на лужайке в поисках той самой моральной силы друг от друга, которой они делились молча. Вместе — это вот так: порубиться в приставку; посмотреть новый фильм в трендах или старый шедевр; послушать какую-нибудь музыку, просто вместе валяясь на кровати и болтая о всяких жизненных штуках. О том, как провели день: о том, что новая учительница по алгебре та ещё сука, загрузившая всех домашкой; о том, как сильно Чимин устаёт на тренировках, но не может остановиться; о том, что Тэхён узнал много нового, но это давит на него, хотя он и не говорит об этом. Просто поделиться своими проблемами, чтобы стало легче. Это то, что они делали с самого детства. Это то, как они жили. Примерно через пол часа беспрерывного лежания на кровати и бессвязных ленивых разговоров, Тэхён вдруг подрывается, заставляя Чимина, свешивающегося с края кровати, едва не свалиться с неё. — Я хочу кое-что тебе показать, — верещит он, забывая об одолевавшей его усталости тридцать минут назад. Пак ойкает, еле избегая падения, и садится на кровати, когда тот забирает с основания мягкую подушку. Парень достаёт из прикроватной тумбочки ножницы, и, с ногами забираясь на кровать напротив Чимина, распарывает подушку. — Ты чего? — слегка ошалело спрашивает он, глядя на то, как Ким вытаскивает из неё пушистые белые перья. — Собираюсь воссоздать сцену из «Дневников вампира», — весело парирует Тэхён, горящими глазами глядя на белую массу в своей ладони, которая своей мягкостью больше похожа на пух. Через секунду Чимин уже завороженно наблюдает, как белоснежные перья кружатся в воздухе над кроватью, над ними, под потолком. В голову проскальзывает мысль о том, как попадёт Тэхёну, если это увидят его родители, которые находятся внизу на первом этаже. Он даже может услышать звуки телевизора и отголоски негромких разговоров, если прислушается. Тэхён смеётся, и разум Чимина впервые за эти две недели чистый и лёгкий, как и эти парящие вокруг перья. — Я всё-таки научился кое-чему! — гордо сообщает шатен. — Хоби-хён сказал, что у меня талант. Пак смеётся вместе с ним, и, скорее по привычке закатывая глаза, загребает из подушки горстку перьев и кидает их в лицо хвастливому другу. Тэхён обиженно ноет, но потом быстро оттаивает и смеётся вместе с ним, отплёвываясь от мокрых перьев и кидая их в такого же повеселевшего Чимина. Перья у Чимина во рту. Перья в волосах. На коже. На одежде. Перья абсолютно везде, пока они с Тэхёном веселятся, как малые дети, не заботясь о том, что на шум могут сбежаться родители последнего и увидеть всю эту пародию на курятник. Внутри Чимина Мин Юнги, выполнявший роль скребущейся на душе кошки, кажется, затихает и отходит в уголочек, позволяя ему забыться и осознать, наконец, что всё это просто фарс, который можно легко обойти и забыть. То, что случилось, он легко может принять и отпустить. Он живёт здесь и сейчас. Он живёт всегда и в любую минуту, пока бьётся его сердце. И никакие лгущие самому себе придурки вроде Мин Юнги не смогут заставить перестать это сердце биться. И поэтому, когда Юонг ещё раз «на всякий случай» спрашивает, не хочет ли он сходить на свидание с Пуонг — он соглашается.***
Чимин чистит зубы любимой мятной пастой, зачёсывает волосы назад в более аккуратную причёску, после завершая её парой пшиков лака для волос. Выбирает между рубашкой и футболкой. Через какое-то время раздумий всё же выбирает простую футболку с принтом и чёрный бомбер, натягивая светлые потёртые джинсы. В общем, делает всё, что, вроде как, нужно делать перед свиданием. В самом деле он даже не вспомнит, когда он последний раз был на свидании (тот поход с Юнги и парнями в кинотеатр не в счёт). Наверное... ой, да какая вообще разница! Просто давно. И всё. Пуонг действительно милая девушка. Красивая, с тёмным натуральным цветом волос, что слегка вьются и опускаются ниже топа с открытыми плечами на светлые ключицы. На лице макияжа совсем немного — только глаза подкрашены и губы лёгким блеском для губ, а на щеках небольшой румянец. Они идут в какое-то модное кафе, где в кладках довольно много растений, и окна на всю стену, открывающие улице вид на приятные круглые столики, накрытые небольшой скатертью. Чимин не может понять, почему же он не мог влюбиться в такую девушку? В такого человека. В доброго, честного с собой и своими желаниями, искреннего и открытого. Потому что Пуонг любит природу и животных. Сам Пак за время в кафе узнаёт, что у девушки есть целых несколько полок с разными видами растений, любимые кошка, собака и два хомячка — мальчик и девочка, названных в честь одноимённых героев мультфильма «Леди и Бродяга». Пуонг — классическая мечта любого романтически настроенного парня. Очаровательная и весёлая, немного неловкая на своих бежевых босоножках с широким каблуком. И у Чимина так стыдливо и предательски щемит в груди, когда он осознаёт, что даже если будет стараться изо всех сил, не сможет дать ей всего себя, — той любви, которой она заслуживает. Потому что втемяшиться в эгоистичного вампира было просто ужасной идеей. Ужасно необдуманной. И, что самое неприятное — не под его контролем. И то, что он использует девушку, чтобы забыть Мина — поступок ещё ужаснее, чем его влюблённость. — Знаешь, а ведь в мире не происходит ничего случайного, — легко замечает девушка, выводя Чимина из транса. Её тонкие пальцы с парой разных колец изящно обхватывают белую кружку с зелёным чаем с блюдечка, поднося к чуть подкрашенным блеском губам. Несколько браслетов на тонком запястье при этом слегка качаются, но не звякают, а серые глаза с голубоватой дымкой глядят на него задумчиво и внимательно. — Что? — не понимает Пак. — Раз у всего есть смысл, то и эта встреча тоже не бессмысленна, — проговаривает Пуонг, отпивая глоток и второй рукой подпирая подбородок. — Когда мы сюда пришли, я ожидала, что ты будешь здесь, а не мыслями где-то далеко. — Прости, я задумался о кое-чём, — Чимин виновато улыбнулся, слегка тряхнув головой, чтобы развеять ненужные мысли, и почесал затылок. — Это как-то связано с этим? — брюнетка кивнула в его сторону, посмотрев куда-то в область шеи. Пак сначала не понял, о чём она, но потом поспешно дотронулся до своей шеи там, где был минов засос. Он уже прошёл, но шёпоток о том, что у него кто-то появился, только-только утих. Не то что бы он жалел об этом, но... — Нет, — он слегка поджал губы и покачал головой, слегка почесав кожу на том же месте, будто она чесалась или жгла. — Ну, то есть... Не совсем. Но это уже точно ничего не значит и ничего не будет. — Ладно, поверю на слово. Они посидели ещё где-то полчаса. Или час. Но когда они уже заканчивали, хотя в кафе и светило приглушенное атмосферное освещение, на улице небо довольно заволакивало темнотой. Вместе с фонарями включались вывески ресторанов, баров, клубов и различных заведений, и даже вывеска в том кафе, в котором они находились, зажглась неоновыми красным и зелёным. Они слегка отошли от неё, выходя из уютного заведения. Чимин слегка отвлекается на яркие огни, но быстро реагирует, когда девушка, засмотревшись вместе с ним, путается в собственных ногах и падает. Он перехватывает её за локоть почти сразу, как только слышит сдавленное «ох» рядом с собой. Поднимает, и их глаза оказываются на одном уровне, только её — чуть ниже. Пак как-то странно зависает, когда на периферии сознания догадывается, что Пуонг медленно тянется к его лицу, а её глаза слегка замутнены. Здесь, среди снующих везде людей и прозрачной стены ресторана. Он приходит в себя, когда краем глаза и мурашками в затылке ощущает, как что-то прошмыгнуло мимо него, едва не задевая его руку от тесноты местной асфальтированной дорожки и обилия народа. Он слегка отстраняется, глядя на девушку уже осмысленным взглядом, но этого хватает, чтобы она уловила. — Извини, — брюнетка слегка смущённо отстранилась, прикрывая пальчиками губы. А потом издала смешок, не скрывая лёгкого румянца на щеках. — Я забыла, что ты не целуешься на первых свиданиях. Через несколько минут они уже и не вспоминают об этом неловком происшествии, доходя до остановки. Допуская себе в голову мысли о том, откуда у неё такая информация, он останавливается на догадке, что Тэхён проболтался Юонг, а та в свою очередь и ещё кому-нибудь, — Пак предлагает проводить девушку до дома, но та отказывается, говоря, что вызовет такси. Примерно через десять минут он остаётся один на обшарпанной остановке, а потом направляется домой, пешком. И у него есть время задуматься и снова почувствовать вину за то, что этот поцелуй не состоялся не только по причине его принципов, но и ещё по одной. Он чувствовал себя так, будто обманывал девушку. И в его характер это определённо не входило. Он почувствовал, что что-то не так, когда проходил мимо школы. Он остановился. В сгущающихся сумерках она выглядела даже жутко. Почему-то ночью все здания без подсветок выглядели так, словно сошли с экранов ужастиков. Только молнии и грома над кладчатой крышей не хватало. Да и тут сейчас стало намного меньше людей. Особой опасности он не чувствовал, как ни странно. В следующую минуту он не помнил ничего.***
Юнги проклинал богов. Проклинал всей душой и всеми возможными способами то, что именно в этот день, в этот час и мимо этого места ему приспичило сходить за грёбанными сигаретами. Потому что вдруг тот магазинчик через дорогу, куда он обычно бегал за предметами первой необходимости, сегодня закрылся раньше обычного, а поэтому в голову ему пришла помпезная идея немного прогуляться — проветрить мозги, так сказать. В самом деле, курить он бросил довольно давно. Но вот снова начать ему ничто не помешает. Ни Намджун, причитающий из-за дыма и сигаретного запаха, ни его собственный разум, последнее время что-то слишком часто начавший его подводить. С его вампирской регенерацией его лёгким если и вредит что-то — то только осиновый кол под рёбрами. А поэтому то кольнувшее чувство в груди, так ясно напоминающее эту деревянную штуку в лёгких, то ли покрошенную на опилки и запущенную туда, чтобы мешали дышать и медленно убивали изнутри, то ли всё же загнанную под сердце, чтобы не убило — но явно приблизило к состоянию смерти, когда случайно проходя мимо, он видит Пака мило беседующим с какой-то девушкой, — напоминает, что чтобы убить себя, ему не обязательно нужны сигареты и осиновый кол. Он придумал новый способ самоубийства. Или убийства. Это уж с какой стороны посмотреть. Те двое сидели за «витриной» какого-то небольшого ресторана с большим окном вместо стены. Так он и называл такие оригинальные рестораны. Среди цветочков и других занятых столиков, что слишком сильно напоминали эти теплицы (ну, или ему хотелось, чтобы так казалось). Будто в витрине цветочного магазина. И, как это ни странно, как будто бы все сговорились против него, — едва ли не впритык к этому стеклу. Осознав, что стоит прямо посреди асфальтированной дороги, пялясь в это кафе неприлично пристально, он поспешил отойти в сторону, не мешаясь людям. Вроде бы, никто из этих двоих его не заметил. Но зато сам Юнги теперь имел, может, и не такой хороший, как напрямую, но точно неплохой вид на мирно болтающих голубков, находясь в их слепой зоне. Голубков. От этого слова захотелось противно заскрежетать зубами. Что он делает? Разве это не он послал Пака, потому что сам захотел от того избавиться? А теперь вот скрипит зубами от злости, видя, как быстро тот нашёл ему замену. Хотя, нет, не замену. Потому что, видя, как мило они с ней болтают, он понимает: у них никогда не будет таких отношений. Нет, только не таких милых разговоров, как рассказывает та девушка с интересом слушающему парню, не таких случайных и слегка неловких, но приятных касаний, когда те идут близко, и руки в ходе ходьбы соприкасаются, будто приятно обжигая, а потом они обмениваются неловкими улыбками. Это классика. Для заштампованных романов. Для нормальных пар. Для нормальных людей. Не для него. Странно, он ведь никогда раньше не завидовал подобным парам. Иногда он и сам в такой паре состоял. А поэтому он не то что бы не мог — ему это к чертям собачьим не нужно было. Скучно до ужаса. Пака хотелось сгрести и зажать в угол, усаживаясь у того на коленях, и прижаться, обхватывая ногами и руками, так, чтобы никто, блять, не посмел их разъединить. Возможно, он жуткий собственник. Он эгоист. Он мудак. Он сам отшил Чимина, испугавшись, когда тот залез к нему в голову глубже, чем остальные. Но то, как у него дерёт глотку, когда он видит, как парень подхватывает девушку под локоть, когда она падает, а потом их лица медленно приближаются. Как назло (или на милость), в тот момент, когда они почти уже соединились лицами, Мина толкнул кто-то резвый, и его снесло небольшим потоком проходящих мимо людей. Он не успел увидеть, состоялся поцелуй или нет, но когда снова смог настроить видимость, они уже отстранились друг от друга. Неловкие и слегка раскрасневшиеся. Раскрасневшиеся, блять. Его он впервые поцеловал только совсем недавно. Это осознание больно кольнуло где-то под глоткой, а потом и под рёбрами. Он вдруг впервые за это время почувствовал себя не просто лишним — в его голову ударило осознание, какого чёрта он имеет право следить за ним и его времяпровождением, когда он сам его бросил ещё до того, как что-то успело начаться? В лав-мотель, противореча его ожиданиям, Пак её не ведёт. Хотя, чему удивляться: это же Чимин. Да когда они впервые остались наедине, тот буквально абсолютно по-задротски один помогал учителям с учебниками. Правильности тому не занимать. Хотя, вспоминая, что тот с ним же делал после, как-то с трудом в это верится. Возможно, это и служит причиной того, что он продолжает за ним следовать, даже тогда, когда грёбанная слишком очаровательная пассия уезжает на такси, сверкая напоследок своими короткими шортами. А она ведь перед тем, как залезть в машину, заметила в толпе минов прожигающий взгляд. Наблюдательная, сучка. И ведь даже виду почти не подала, только точёные бровки чуть удивлённо приподнялись, прежде чем попрощаться с Паком и умотать. Возможно, это и служит тем, что Юнги не может остановиться, когда следует за Чимином по пятам, как чёртова девчонка-сталкер. И почему-то не может остановиться — ноги сами несут. А что будет дальше делать — не знает. Возможно, это и служит причиной тому, что когда Чимин становится перед школой, вдруг странно заинтересованно разглядывая её, Юнги подмечает, что народа сейчас почти нет. Возможно, причиной всему служит всё-таки эгоистичная и собственническая натура, когда он, двигаясь будто в каком-то трансе, вырубает его. Он ужасный человек. Ну, да, — он же не человек.