Auribus Teneo Lupum

      — Хреново.       Лёжа на боку, Бен по-хозяйски обнимает меня сзади и упирается подбородком мне в плечо. Я — на узле и, естественно, абсолютно голая. Сквозь шторы сочится тусклый утренний свет, проливаясь на наши соединённые под простынями тела. Я закатываю глаза от его нытья, поджимая пальцы ног. Ну почему надо портить всё своей болтовнёй?       — Что так? — ворчу я.       Его член пульсирует, накачивая меня новой порцией спермы, а пальцы гладят мой живот.       — Если я буду выпускать в тебя узел каждый раз, когда мы занимаемся сексом, то сдохну от обезвоживания.       — Зато избавишь меня от необходимости собственноручно тебя прикончить, — отвечаю я. Неубедительная, странная угроза. Но он слишком удобно устроился!       Альфа Рей выпускает шипы. Нет, мы не хотим, чтобы ему было удобно. Мы не его племенная кобыла, и у нас нет податливого и плодовитого чрева Омеги — лишь похоть и желание покорить то, что не должно быть покорено. Я — белый кит для каждого Альфа-самца. Я не бесценна и хрупка, как Святой Грааль, о нет. Я — добыча, которой они могут похваляться, насаживая на вертел. Трахаться со мной — это вам не церковное таинство.       Но насытившийся сонный голос начинает причитать: наш Бен не такой… узы Фамильяров делают нас сильнее!..       Бен проводит своей огромной ручищей по моей ляжке.       — Ты ведь в порядке? Прости, что всё время тебя кусаю. — Он утыкается носом мне в затылок и шевелит бёдрами, подтягивая узел. — Но ты бы и правда от меня сдёрнула.       — Да всё нормально. Я не специально, это из-за…       — Инстинктов. — Он целует меня в изгиб под подбородком. — Я понимаю. К тому же, это чертовски сексуально.       Я чувствую, как меня вновь наполняет сперма. Мы занимались сексом уже раз пять, и Бен выпил, наверное, литров десять воды. Как только он возвращается в постель, мы опять начинаем трахаться, и возникает ощущение, что это никогда не прекратится. Я улыбаюсь его словам, слушая, как он мычит от удовольствия, когда снова в меня вторгается. Он напрягает бёдра.       — Сексуально? — эхом откликаюсь я. — А Омежки с их откляченными задами?       — Типа, с лордозом? В смысле, они тоже. — Бен крепко обнимает меня, мурлыкая мне в спину. — Но завалить тебя и укусить в шею — это… серьёзней. Это удовлетворяет, думаю… и насыщает. Никакой опустошённости после.       видишь????!!!! восторженно выкрикивает голосок. наш бен — такая хорошая пара! голос всё думает о его члене, застрявшем внутри меня, и довольно вздыхает. отныне больше не будет пустоты.       Мы завернули на территорию чувств, и меня это не устраивает. Я киваю, будто меня трогают его речи, и надеюсь, что узел скоро спадёт и я смогу свалить отсюда нахрен. У меня есть ещё как минимум пятнадцать минут, может, больше. Слава богу, я принимаю супрессанты и противозачаточные, к тому же я Альфа-самка и не особо плодовита. Я сохраню свою независимость.       Бен вздыхает.       — Не знаю… — произносит он, пододвигаясь ближе, будучи удивительным образом ещё не так глубоко, как обычно. — Шпилить течную Омегу — это как в порнухе сниматься, наверное. А это — глубже.       Я пытаюсь засмеяться.       — Это такая шутейка про узел?       — Нет, — раздражённо ворчит он. — Ладно, забей.       Мы валяемся на кровати ещё полчаса, а затем Бен выскальзывает из моей киски. Неуклюже выпутавшись из его объятий, я скрываюсь в ванной; из меня, будто из крана, льётся сперма, и я по-быстрому принимаю душ. Бен ждёт за дверью, а потом тоже моется, пока я одеваюсь.       — Так ты в порядке? — снова спрашивает он, почёсывая в затылке и ничуть не стыдясь своей наготы. — Я кучу раз тебя повязал, а ты очень тугая.       Я пожимаю плечами, втискиваясь в джинсы.       — Да, всё хорошо. Спасибо.       Бен как будто расстроен. Он кивает и с минуту смотрит на меня, прежде чем самому одеться. По пути на кухню я начинаю негодовать. Фиг ли он ни с того ни с сего стал таким дотошным? Он должен радоваться, что я не рыдаю и ни о чём не прошу…       Вот чёрт!       Бен чуть не врезается в меня, когда я останавливаюсь. Он хочет, чтобы я в нём нуждалась, — он как-то упоминал об этом. Мне не очень-то нравится от кого-то зависеть, но…       Я поворачиваюсь и смотрю в его тёмные, полные надежд глаза. Он улыбается. Это уже не тот Альфа, которого я встретила когда-то на вечеринке студенческого братства. Он меняется — возможно, из-за наших уз, но я чувствую, что остаюсь прежней. Я боюсь перемен, я им противлюсь. А Бен позволяет им происходить. Он приобретает омежьи черты, которые я отвергаю.       Я улыбаюсь в ответ.       — Может, пойдём в торговый центр? А потом в бар заскочим на пару стаканчиков? — Я сдвигаю ляжки и чувствую, как пульсирует влажная от спермы вагина. — Больно… Я просто не хотела, чтобы ты из-за этого парился.       Бен включает заботливого Альфу. Он извиняется за свою тупость, ведёт меня в ванную и даёт Тайленол, чтобы успокоить воспалённую багряную железу на моём горле. Я смирно сижу на столешнице и наслаждаюсь порхающими в животе бабочками оттого, что обо мне заботятся и обожают. Это так здорово! Я закрываю глаза, и он нежно вылизывает железу, залечивая её, как велит ему инстинкт. Как же приятно!       — Ты не достаёшь меня, малявка. Я готов тебе помогать, — произносит он, расчёсывая мои волосы гребнем.       Я улыбаюсь.       Как только Бен удовлетворяется своей заботой, мы выходим на улицу, окунаясь в солнечный денёк, как новоиспечённая Альфа-пара. Хотя, чтобы стать парой официально, нам нужно дождаться, когда течка и гон наступят одновременно. Я заливаюсь румянцем при воспоминании о прошлой ночи и сегодняшнем утре. Мы натрахались, наверное, на несколько месяцев вперёд.       Моя шея превратилась в сплошной красно-пурпурный кошмар. Бен зыркает на пялящихся прохожих и переплетает свои пальцы с моими, кривя верхнюю губу. Его чёрные волосы собраны в пучок, и видно, что по шее спускаются мои ответные укусы. Всё в нас просто кричит о том, что мы Альфа-парочка. Омеги и Альфы так не трахаются. Мы животные до мозга костей.       Торговый центр — в нескольких минутах ходьбы. Мы бесцельно бродим по этажу, ощущая взгляды и запахи других пар. Для таких, как Кайдел — Омег на супрессантах — толпа, в которой рыщут Альфы, вынюхивающие бесхозных Омег, — самое опасное место. Бен становится агрессивным среди Альфа-самцов, я — среди Омег-самок, а затем мы меняемся ролями. Это возбуждающе и странно. Мы ревнуем друг друга.       Бен ухмыляется, глядя на меня, пока мы зависаем в Victoria’s Secret. Он прислоняется к стене, скрестив на груди свои крепкие руки, а девушки открыто на него пялятся. Я сдерживаю ответную ухмылку, пока выбираю трусики, стараясь сделать вид, будто мне не впервой этим заниматься.       — Что? — бросаю я ему.       — Я теперь кое-что чувствую. — Он выдёргивает у меня из рук трусики размера «М». — К примеру, что ты волнуешься и не понимаешь, что делаешь.       Я смотрю на него исподлобья.       — У меня эм-ка!       — Да-да, в упаковках из Волмарта. Бери эс-ки, и ещё парочку стрингов захвати. — Он отталкивается от стены и самодовольно на меня смотрит. — Пойду подберу тебе комплектик, малявка. Не уходи далеко.       Тьфу! Я показываю ему в спину язык и сгребаю те трусы, что под руку попались. Да пошёл он!       Но эмоции, о которых он говорит, во мне действительно есть. Бен излучает тёплое счастье. Он сыт, как будто наконец-то съел большую порцию еды после многолетнего голода. Иногда его одолевают тревога и страх, но он думает обо мне и снова преисполняется радостью. Это странно. Теперь я — источник его счастья. Всё, о чём он думает, и всё, что делает, вертится вокруг меня, и это беспокоит, но в то же время приносит удовлетворение.       Бен возвращается, неся на пять гарнитуров больше, чем планировалось. Он не даёт мне их рассмотреть и набирает ещё трусиков, стоит мне показать те, что я нашла. Он приобретает футболки, толстовки и спортивки, и девушки вокруг нас глазеют на то, как мы спорим. Я ему что, чёртова ходячая реклама?!       Мы продолжаем в том же духе, скупая джинсы, юбки, блузки. Бен начеку и сообщает, если что-то с чем-то не сочетается. Он несёт мои пакеты, и я робко начинаю чувствовать себя счастливой. Я никогда раньше не обновляла гардероб полностью. Бен покупает всё, что бы я ни попросила, и даже больше. Он счастлив так же, как и я, но у меня предчувствие, что это ненадолго. Так всегда бывает. Жизнь любит вставлять палки в колёса. И, хотя пока всё и спокойно, я продолжаю ждать подвоха.       Как только мы возвращаемся домой, мне приходит сообщение от Роуз. Она хочет потусовать, и Финн тоже; По возьмёт с собой Джессику. По закону никто из нас, девчонок, пока не имеет права пить алкоголь, но разве кто откажет в просьбе трём Альфа-самцам? Я отвечаю ей и слышу, как Бен чешется. Подняв взгляд, я вижу, как он проводит ногтями по горлу, оставляя красные следы на светлой коже. Он рычит.       — Этой пизде Кайдел лучше там не появляться.       — Господи, да она же ещё ребёнок. Остынь.       — Она знала, что делает! — рявкает Бен, расхаживая взад и вперёд, и я чувствую, что в воздухе как будто что-то искрит. — Готов поспорить, поэтому она сюда и приходила. Слишком поздно. Ты моя.       У меня вырывается смешок, но его собственничество я не поощряю. То предчувствие снова тут как тут.       Мы встречаемся на том же месте, куда меня когда-то тянул голосок. Стемнело. Роуз и Джесс посмеиваются над укусами у меня на шее; Бен хватает меня и самоуверенно предлагает укусить ещё, а По с омерзением за нами наблюдает. Финн как будто отгораживает Роуз от Бена; возможно, он чувствует то, чего не чувствую я, но он всё время держит её возле себя. Роуз всё твердит про то, как он нежен, как трепетно к ней относится.       Бен подобным абсолютно не озабочен. Он тискает меня, точно ребёнок любимую игрушку, боясь, что её отнимут. По пути мы всё спорим и спорим друг с другом, даже оказавшись в тёмном, содрогающемся от музыки клубе, окутанном запахом пота и алкоголя. Я хочу, чтобы он перестал, блять, тянуть меня всюду за собой, а он — чтобы я заткнулась нахер и позволила ему это делать.       — Вы такие угарные, — смеётся Джесс, когда По уводит её на танцпол.       Я высвобождаю запястье из огромной руки Бена и шлёпаю по ней, стоит ему вновь попытаться меня сграбастать. Он рыкает на проходящую мимо Омегу, и та прикусывает нижнюю губу. Я замечаю, что несколько Омег как-то странно на него посматривают. Они явно волнуются, но в то же время проявляют интерес, следя за ним исподтишка. И я не понимаю почему.       Бен пьёт. И пьёт. И пьёт. Он начинает громко разговаривать и надо всем смеяться. Я проскальзываю на диванчик к Роуз и вижу, что она смотрит на него так же, как и другие Омеги. По бухой в хлам, Финн стремится его в этом догнать, а она наблюдает за Беном.       Я потягиваю пиво и качаю головой.       — Что, он пахнет так же нагло, как и ведёт себя?       Роуз на меня не смотрит. Она, должно быть, уже пускает слюни.       — Разве ты не чувствуешь? — мямлит она.       — Не чувствую чего?       Она зыркает на меня своими тёмными глазами и хмурится. Я чую, как рвутся наружу её омежьи феромоны, но течки у неё нет.       Она как-то нервно смеётся.       — Э-э… Рей, у Бена гон начинается.       Даже голосок слегка озадачен. Гон? Но я не ощущаю ничего необычного. Я размыкаю губы, чтобы втянуть витающие в зале запахи, но ничего аномального мой нос не улавливает. Разве не должна я чувствовать это так же, как он чувствует мою течку? Разве не следует мне слететь с катушек и наброситься на него? Я делаю ещё один глоток пива.       — Самая жара начнётся через пару дней, — спешно добавляет Роуз. — Омеги чуют это раньше.       — Оно и видно, — бормочу я, подмечая, что Омеги подбираются всё ближе.       Роуз вздыхает и закатывает глаза.       — Будто мотыльки на пламя, да? Я отсюда и с места не сдвинусь. Держу пари, к концу ночи он подерётся с По.       Они реально как будто заворожённые — передо мной разворачивается настоящий брачный танец, который я совсем не понимаю. Тысячи лет в рабстве у своих гормонов и побуждений, а всё там же, где и начинали. Бен — как валерьянка для кошек, и неподалёку от него ошиваются другие Альфы, нацеленные на зацикленных на нём Омег. Происходит нечто животное. Подспудное. Течных здесь нет; нет крови в воде, на которую стянулись бы акулы. Всё это едва заметно.       Я допиваю пиво и выхожу на разведку. Бен потягивает виски, развалившись на стуле и делая вид, что не замечает подкрадывающихся Омег. Он ловит мой взгляд, и я ощущаю исходящий от него пряный и терпкий шлейф — первые намёки на гон. В конце концов мы лишь животные, следующие выработанному эволюцией желанию размножаться.       Бен ставит стакан, наклоняется и притягивает меня к себе на колени. Я начинаю шипеть на сидящую чересчур близко девушку, и По разражается смехом. Финн уходит, стоит Бену прижать меня спиной к своей груди, и по какой-то неведомой причине все подступают ближе, чтобы поглазеть. Вокруг нас человек десять — совсем не много, но кажется, что их гораздо больше.       — Куда ты собралась? — произносит заплетающимся языком Бен. Он держит меня за бёдра и нюхает волосы. — Хочешь пойти домой и надеть что-нибудь из той хрени, что я сегодня тебе купил?       — Отъебись! — рявкаю я.       Напряжение в зале усиливается. Бен хватает меня за подбородок и пытается добраться до горла. Голосок что-то шелестит, не желая давать отпор. Теперь я чувствую вкус гона, и мой разум затуманивается, отказываясь ему сопротивляться. Бен растопыривает пальцы своей огромной руки, лежащей у меня на животе, и сосёт мою истерзанную железу, пока другие наблюдают за нами, перешёптываясь. Вот он, белый кит. Шанс увидеть подобное выпадает раз в жизни. Абсолютное доминирование над доминантом. У Омег от изумления челюсти отпадают.       Я становлюсь как желе. Голосок звучит всё громче и громче, и я понимаю, что происходит нечто немыслимое — гон Бена провоцирует мою течку. Я растекаюсь у него на коленях, и он, с трудом поднимаясь на ноги, тащит меня из бара. Мы не прощаемся с друзьями, потому что почти обезумели.       По пути домой, почувствовав, как всё внутри болезненно сжимается, я начинаю рыдать. Моё тело реагирует на гон Бена быстро и жёстко, как будто знает, что это единственный шанс залететь, а мне остаётся лишь плыть по течению.       Ты не в себе       Блять, это убого до невозможности. Бену приходится перекинуть меня через плечо, чтобы отнести домой, и весь оставшийся путь я истерично ору. Он дрожит, когда отпирает дверь, и ему так же хреново, как и мне. Едва успев войти, мы начинаем срывать друг с друга одежду. Я катаюсь по полу на животе, и Бену удаётся захлопнуть дверь ногой.       Он нависает над моей задницей, и я пинаюсь, рыча. Он рычит в ответ и пытается прижать меня к полу, но я отталкиваю его и удираю прочь. Мозг не в состоянии увязать между собой течку и независимость Альфы, и я уже нихуя не соображаю. Я насквозь мокрая и адски хочу, чтобы меня выебли, но от одной мысли об этом по коже бегут мурашки. Я не залечу. Не забеременею, не привяжусь, не полюблю.       Бен настигает меня в коридоре и тащит в спальню. Он изо всех сил пытается укусить меня за железу, чтобы получить надо мной власть, но я вою и кусаю его руку, пока рот не наполняет вкус крови. Я лягаюсь и кричу, пока Бен с утробным рыком буквально волочит меня в гардеробную. Я больше себя не контролирую. Я хочу его, но я в ужасе от него и от того, что может со мной случиться.       Запахи в гардеробной помогают мне расслабиться. Бен топчется у двери, его голая грудь вздымается, и он смотрит, как я плачу и корчусь на одеяле. В полумраке его тёмные глаза блестят от слёз.       — Я не знаю, что делать, — хрипит он. — Ты… ты этого хочешь?       Я хватаюсь за голову и зажмуриваюсь.       — Не знаю… Я не знаю!       — Вот и я тоже! — выкрикивает он срывающимся голосом. — Что мы, блять, вообще творим? Как нам с этим справиться? Как же всё это заебало… Я не смогу себе простить, если мы трахаемся, а ты не хочешь.       Который из голосов, вопящих в моей голове, мой? Узнаю ли я когда-нибудь? Смогу ли когда-нибудь согласиться на это по-настоящему?       Бен распахивает дверь гардеробной.       — Я иду в кризисный центр. Я так не могу. — Шатаясь и стоная, он идёт в спальню. — Не могу.       Я за ним не иду. Я не упрашиваю его вернуться, как велит мне природа, и не думаю о нём, пока мастурбирую в гардеробной ночь напролёт. Ничего из этого я не делаю. А зря.