Ракушка

Если честно, Тсуна думал, что с базукой десятилетия покончено, когда с Реборном перебрался в дом при раменной дядюшки Кавахиры, как просил называть себя Шахматноголовый, скрывший их присутствие при помощи кольца Сегно и собственного пламени Тумана. Реборн отказался становиться репетитором Тсунаеши, ненавязчиво напомнив, что является киллером, а не нянькой, при этом киллером свободным, ни с одной семьей не связанным, не имеющим ни малейшего желания возиться с «проблемным» материалом. Тсуна знал мнение Хранителя о том, что из Тсунаеши не выйдет нормального босса, слишком слаба решимость брата править и сражаться, но все же попытался переубедить. Реборн поцеловал в лоб, взъерошил волосы, дал подзатыльник, пнул и, помахав ручкой, отчалил в Италию, домучивать Каваллоне. Правда, их собственных тренировок это не отменило, Реборн умудрялся контролировать процесс даже на расстоянии, а Тсуна, поражающийся, как его, живущего практически в соседнем квартале, не замечают знакомые, взялся помогать дядюшке Кавахире в раменной с доставкой, чтобы отплатить за помощь. Вдобавок он краем глаза нет-нет, да присматривал за ситуацией в местном «филиале» Вонголы, чтобы быть в курсе событий. Как-то так вышло, что официально учить Тсунаеши оказалось некому. Ноно и его Хранители не могли надолго отлучаться из Италии, Вария тоже была вынуждена вернуться к заказам, Колонелло — к своим обязанностям. Все вдруг вспомнили, что Фонг — представитель Триады. Пока Реборн находился рядом и приглядывал за старым приятелем, тому позволялось составлять компанию Тсунаеши, однако никто в здравом уме не позволит чужому ставленнику влиять на будущего лидера семьи. В результате в Намимори приехал Внешний советник, взявший длительный отпуск. Из-за занятости он вынужденно унял рвение в поисках младшего сына. Тсуна как никогда радовался покровительству дядюшки Кавахиры. В домике, насквозь пропахшем специями, неузнаваемый бывшими одноклассниками, будучи простым наблюдателем, он очень осторожно, постоянно боясь накликать беду, отстраняясь, как улитка прячет рожки в раковину, чувствовал счастье. Но никакие иллюзии не могли защитить от случайностей в виде переменчивого настроения Ламбо и его истерик с обязательным появлением базуки. Когда клубы розового дыма рассеялись, Тсуна увидел перерытую вдоль и поперек поляну в окружении толстых древесных стволов часть из которых была сломана или сожжена. Такие же черные подпалины украшали землю, темнея черными язвами. То самое место, куда он переместился в последний раз, после Конфликта. Тсуна испытал ощущение уже виденного, даже ущипнул себя, чтобы проверить, что это не сон, а затем интуиция дернула в сторону места его смерти. Одна из атак вырыла земляной вал, словно кто-то огромным крючком подцепил участок ткани и сложил его гармошкой. Вокруг чернел узкой полосой ровный круг выжженной травы. Тсуна помнил купол. Купол из чистого Небесного огня, воздвигшийся вокруг его взрослой версии, которая уже не могла даже пошевелиться. Помнил мерцающую, вспыхивающую, как сигнальный маяк, пустышку Неба Аркобалено, висевшую на шее старшего. Сам Тсуна всегда наблюдал со стороны, словно во сне, не замечаемый, не мешающий, но все видящий и слышащий. Он умер в двадцать пять. Умер, будучи полностью удовлетворенным своими трудами, а, значит, все сделано правильно. Тсуна зацепил этот уголок спокойствия, радости вперемешку с надеждой, прежде чем связь пропала, и на том конце воцарилась пустота. Он умер, став перед этим Аркобалено Неба. Для чего он сковал себя пустышкой? Особенно, если знал, чем все закончится — дядюшка Кавахира, уставший от ненависти и боли приносимых жертв, искренне надеялся, что у Тсуны получится то, что Шаман уже давно перестал пытаться сделать. Отчасти Савада понимал его мотивы — страшно сломать то, что прекрасно работает. Но все равно искал, не желая смерти Реборну. Так он принял пустышку, чтобы понять суть проклятия лучше? Чтобы разгадать, как именно та наполняется пламенем? Потому что пока именно с объемами возникла проблема… На земле блеснуло что-то черное. Наклонившись, Тсуна увидел наполовину засыпанный телефон. В его руках гаджет ожил, практически сразу выплюнув сообщение об изменениях в одной-единственной папке. Тсуна проверил память, все файлы — ни фото, ни видео, ни контактов, только ракушка на заставке. Наушники в кармане запутались, напоминая клубок спящих змей, но Тсуна терпеливо, осторожно распутывал их, не желая, чтобы кто-то подслушал возможно звуковую информацию. Взрослый Иетсуна считал важным оставить этот телефон, судя по всему, зная о прибытии своей младшей версии, раз из последних сил, почти лишившись крови, припрятал его тут. Правда, Тсуну немного отнесло в бок, но все равно план сработал. К его удивлению, старенькие наушники — теперь уже, получается, десятилетней давности — замечательно подошли к разъему новенького телефона. Словно по сигналу, папка раскрылась, на экране появилось лицо взрослого Иетсуны — усталое, немного бледное, особенно на контрасте с темными волосами, но все же решительное, уверенное. Надеющееся. Давно прошли пять минут, базука не сработала в обратную сторону, но теперь Тсуна знал, почему. Он пытался осмыслить информацию, переданную самим собой. Что ж, он оказался прав в своих предположениях: пустышку взрослый Иетсуна принял, чтобы спасти Аркобалено, но не успел из-за разразившейся войны, в которой почти сразу погиб Скалл, создав тем самым перекос в системе. Взрослый, наравне с остальной информацией, оставил подсказку о том, как снимать проклятие. Глупая загадка про баночку с соком, которую можно наполнить, долив из другой — все это Тсуна понял уже давно. Но, вбив в выскочившее окошко слово «сок», получил то, что так долго искал, а именно способ сохранить, увеличить мощь пламени, не пополняя его постоянно. У него появился стимул выжить и вернуться. Что представлялось нелегкой задачей, если учесть самоубийственный план брата, собственные корректировки, внесенные, чтобы этот план сработал. О смерти Реборна, с которым его-взрослого определенно связывало нечто большее, чем просто узы учителя и ученика, Хранителя и Неба, Иетсуна упомянул мимоходом, но в глазах жила боль, а руки изо всех сил стискивали потрепанную, покрытую кровью шляпу с широкой оранжевой лентой. Взрослый Иетсуна не плакал, хотя хотел, жаждал освобождения от копившейся внутри печали, нет, вместо этого он пытался бороться. И хотя его план был не менее рискованным и сумасшедшим, имел больше оснований для успеха. Тсуна, стерев документ, сунул телефон в карман и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направился туда, где, по словам взрослой версии, если верить показанной им карте, располагался один из секретных входов на недостроенную подземную базу Вонголы в Намимори, один из многих, но неучтенный сделанный техниками семьи специально для него в тайне ото всех. Никто не знал, что взрослый являлся Аркобалено Неба. В семье ему дали другую роль, но взрослый не рассказал, какую именно. Он вообще говорил кратко, по существу, без излишних подробностей. Так в духе Тсуны. Вход сделали в старом, полуразрушенном святилище Дзидзо. Маленькая скульптура божества покрылась пылью, заросла мхом настолько, что нельзя было различить черты детско-старческого лица. Когда-то пролегавшая здесь дорога давным-давно потеряла свои очертания. Тсуна поклонился, прося о помощи в предстоящем безумстве, и коснулся основания каменных одежд, открывая проход. Длинная лестница вела глубоко вниз, оканчиваясь просторной жилой комнатой, где все уже было готово к прибытию младшей версии хозяина: в шкафу находилась одежда подходящего размера, а на столе Тсуна заметил пару проводящих пламя перчаток. Они с братом, как Джотто, предпочитали сражаться руками, вот только у Тсуны оружия до сих пор не было, в то время, как старшему, если он правильно понял, Верде создал собственную версию. Для сражения с Варией Леон сделал пару тканевых, но те не продержались долго, сгорев почти сразу, что стало прекрасным поводом изобразить проигрыш. На ощупь перчатки казались бархатными, нежная ткань струилась сквозь пальцы, лаская кожу. Простой черный материал льнул к рукам, как вторая кожа, тонкий, словно марля, но плотный настолько, что через него ничего не было видно, и интуиция подсказывала, что нет на свете материала прочнее. Перчатки не просто пришлись точно впору — они стали продолжением Тсуны. Рядом на столе лежала маленькая квадратная коробочка оранжевого цвета, расписанная тонкими красными линиями, складывающимися в абстрактный узор. А внутри ощущалось родное пламя Неба. — Натс… — шепот вырвался сам собой, Тсуна не знал, почему, не знал, кого позвал, просто… Такое иногда случалось, особенно после рассказа Кавахиры о прошлой жизни. Нет, Тсуна по-прежнему не помнил ничего с ней связанного, но… ощущал себя увереннее. Спокойнее. Коробочка дрогнула, зазвенела тонкой цепочкой, проходящей через нее насквозь, но Тсуна не собирался ее открывать до тех пор, пока не выяснит способы управления. Приняв душ, он переоделся, прицепил цепочку к поясу, заткнул за него перчатки, так, чтобы их легко было достать, вновь ощущая себя собранным, готовым к неприятностям — как на тренировках с отцом. Брат многого не успел, базу отстроили всего процентов на шестьдесят. Комната Ракушки находилась в центре остальных сорока, в самом сердце нежилой части, закрытой от посещений под предлогом опасных недоработок. Техники намеревались прятать Тсуну до последнего. Когда, бесшумно миновав запутанные переходы, он подошел к жилой части, то услышал в одном из просторных залов громкие голоса. Судя по экспрессии выкриков, находящиеся там люди активно ссорились друг с другом. Тсуна различил взрывные интонации Гокудеры, негромкие, примирительные замечания брата, почти тонувшие в вихре Урагана. Осторожно заглянув внутрь, Тсуна понял, что мог бы в принципе не стараться — его не замечали, увлеченные спором. Гокудера наседал на кутавшуюся в темно-бежевый плащ женщину, Тсунаеши тщетно, чуть ли не плача, пытался Хранителя урезонить, но тот вспыхивал с новой силой, уничтожая любые усилия босса, когда женщина едкими, меткими замечаниями подливала масла в огонь. Казалось, она искренне недолюбливала и Гокудеру, и его босса. За этим представлением с молчаливым интересом наблюдал взрослый Ямамото Такеши с катаной за спиной. Он стал не просто старше — возмужал, теперь его пламя горело ровно, более ярко, нежели в юности. Глаза стали холоднее, а подбородок молодого мужчины пересекал короткий шрам. Возле мечника, на столе, сидел, скрестив ноги, Реборн. Киллер не препятствовал конфликту, не старался его пресечь, наоборот, смотрел с любопытством, изредка пальцами поглаживая увитую тонкими оранжевыми цепями пустышку. У Тсуны перехватило дыхание — он мог узнать свое пламя в любой форме. Эти цепи создал взрослый он специально для Аркобалено, чтобы защитить от нон-Тринисетте. Радиация просто не может проникнуть через щит Гармонии. Взрослый Иетсуна говорил, что изобрел нечто, способное помочь Аркобалено выжить, но не упоминал, что именно. Вдобавок махнул рукой, сказав, что техники Вонголы тоже поработали над данной проблемой. Потому что запас пламени не вечен. В цепях не было нужды, раз Вонгола что-то изобрела, но Реборн все равно носил их… Реборн жив! Пусть маленький, пришедший из прошлого, но все равно живой. Связь, без которой внутренности ощущались холодным космосом, вновь пульсирует, завивается. И эту женщину Тсуна тоже знал. Видел. Много раз. Хотя не был знаком лично. Она стала его лучшим другом и напарником после смерти Реборна. О ней просил позаботиться Колонелло. Лар Милч. — Лар-сан, — обратившийся к женщине брат отвлек от размышлений. Гокудера замолк, обиженно отвернувшись, — прошу вас, объясните, почему вы не хотите нас тренировать? Без вашей помощи мы не справимся. Словно что-то щелкнуло в комнате, в мгновение ока атмосфера переменилась, глаза Лар Милч, до этого холодно-насмешливые, вдруг вспыхнули дьявольским пламенем, сама она перестала излучать отстраненность и равнодушие. Женщина сжала кулаки, отчего непроизвольно напрягся Реборн. Однако, в отличие от Ямамото, киллер не сделал ни единого движения, чтобы защитить юного босса. — Потому что нет другого человека, которого я презирала бы сильнее тебя, Савада! — выплюнула женщина, расправляя плечи. — Твои глупые, недальновидные приказы погубили множество хороших людей. Из-за тебя умерли Реборн и Колонелло. Из-за тебя я потеряла лучшего напарника и друга, о каком только можно мечтать. — Это мой брат, да? — убито спросил Тсунаеши, на него было жалко смотреть. Но Лар словно его не слышала. — Знаешь, что ты сделал в первую очередь, когда стал официальным боссом? Уволил Емитсу и отправил его к Нане-сан. Может, он был никудышным отцом, но, по крайней мере, умел делать свою работу. Внешняя семья, а вместе с ней и Вонгола потеряли немало позиций, пока не выучился Хибари. Пока ты наслаждался титулом «самого миролюбивого босса мафии», остальные смеялись над фамилией, уводя людей, предприятия. Италию чуть вновь не затопили наркотики и работорговцы. Все потому, что ты считал методы Варии слишком жестокими, оставив отряд почти без работы, чтобы они «насладились мирной жизнью». В результате нам пришлось позвать на помощь Иетсуну. — И я согласился? — Реборн подозрительно прищурился. — Мы уговаривали тебя полгода, — хмыкнула Лар. — Ты согласился поговорить с Иетсуной лишь после личной просьбы Тимотео. До этого мы не могли обнаружить ни малейших следов младшего Савады. Несмотря на то, что Реборн спрятал половину лица в тени от полей шляпы, его ухмылка буквально источала самодовольство. Лар покачала головой, когда она взглянула в сторону пришибленного Тсунаеши, лицо ее вновь наполнилось гневом. — Тимотео дал твоему брату полный карт-бланш, он уже не знал, как спасти Вонголу, но Иетсуна оказался настоящим сокровищем. На все важные, самые жесткие переговоры ездил он. Тебя же мы усыпляли, а потом просто подсовывали договор на заверение, после перестали делать даже это, сказав о заместителе Внешнего советника. Ты не подумал проверить, решил, что так и надо. Ты не интересовался семьей в полной мере, относился к ней, как к тяжелой, ненужной повинности. И даже не подозревал, что твой брат не прячется где-то, а работает прямо под твоим носом. Иетсуне каким-то образом удалось обмануть даже знаменитую интуицию Вонголы, — казалось, Лар долго мечтала о возможности выговориться, излить наболевшее. — Под твоим обликом Иетсуна сумел вернуть утраченные позиции, репутацию сильной семьи. Ему ведь не нужно было пламя Тумана, достаточно просто покрасить волосы. Но тут началась война с Бьякураном, и ты уничтожил кольца. Просто. Уничтожил. Сильнейшее. Оружие. Семьи! — каждое слово вбивало гвоздь в крышку гроба. — Полез в такие вещи, в которых ни черта не разбирался! Хаос, что творится сейчас — твоя вина и заслуга. Вас позвали в будущее не потому, что вы обладаете сильной волей или какими-то особыми способностями. Просто ваши кольца еще целы, и они способны восстановить сломанное. Только с ними можно победить Бьякурана. — Что стало с Тсуной? — задал вопрос Реборн, пока Лар переводила дыхание. Женщина раскраснелась и выглядела готовой пойти на преступление — очаровательно решительной и гневной, полностью резонируя с Реборном в этом темном удовольствии. Тсуна даже не подозревал, как соскучился по ним обоим. Женщина отвела ставший больным взгляд, и киллер подался вперед, к старой подруге. — Он умер, — с трудом протолкнула она слова через горло. — Три месяца назад. Взял на себя мою миссию, где столкнулся с Бьякураном. — А до этого? — Реборн спрашивал не только о Тсуне. И Лар поняла это. Сам же подслушивающий стиснул зубы, чтобы не выдать себя раньше времени криком. Он уже знал, что случилось с Реборном, но не ведал подробностей. — Ты погиб, защищая его, когда Дечимо Вонголы, — титул женщина буквально выплюнула, как нечто склизкое и мерзкое, — согласился на встречу без сопровождения. Разумеется, Тсуна отправился вместо него. В ту пору ты был уже болен, он не желал тебя беспокоить. — Idiota… — Еще какой, — криво усмехнулась Лар. — Ты все равно пошел и спас его. Подарил ему несколько лет жизни. Кровь шумела в ушах, Тсуна стиснул кулаки. Этого не будет! Он последует плану! Он все исправит, не допустит смерти Реборна! Слова Лар доносились как из-под воды. — После этого Тсуна отказался помогать семье в качестве двойника босса, перешел на оперативную работу. Он стал моим лучшим напарником. Пока не дал обещание Колонелло… idiota, — женщина покачала головой, грустно улыбаясь. Перед глазами вновь встала картина, виденная чаще остальных. Полутемная комната, на диване, обнимая гитару, сидит он-взрослый, а Лар опирается спиной на его плечо, вытянув босые ноги, и длинные синие, как итальянские сумерки, волосы стелются по белоснежной рубашке. Временами женщина делала глоток прямо из бутылки, совершенно не пьянея, а взрослый Иетсуна перебирал струны в знакомой, чаще прочих исполняемой песне. Ты для меня ничего не значишь! Но почему тогда ты плачешь? Почему тогда ты плачешь? Я для тебя ничего не значу! Но почему тогда я плачу? Почему тогда я плачу? Они пели и пили, бездушными, мертвыми, безучастными глазами смотря перед собой, ничего не видя, скорбь разливалась вокруг, а музыка звучала в ушах молодого Тсуны. Они не говорили, но теперь… теперь Тсуна многое понимал лучше. Лар жалела, что не успела сказать Колонелло столько всего важного, признаться, как сильно на самом деле любит его. Молчала, думая, что у них полно времени в запасе, а оказалось, что его совсем нет. О ком грустил взрослый Иетсуна… А завтра им снова в бой, снова сражаться, принимать решения, притворяться не собой, сковывая личность, пряча себя-настоящих так глубоко, насколько возможно. Не удивительно, что они подружились. Тсуна никогда… — Я никогда не жалел, что пообещал Колонелло позаботиться о тебе, — сказал он, входя в комнату. В ту пору, когда его настигло видение голубоглазого Аркобалено, требующего позаботиться о важном для него человеке, Тсуна уже знал, привык думать о Лар, как о своем будущем друге. И той ночью дал обещание вместе с собой-взрослым. Глаза Лар Милч потрясенно расширились. Тсуна же быстро пересек помещение, подхватил Реборна на руки, желая почувствовать его живое тепло. Пусть ударит, пусть изобьет, только бы… Реборн обнял его в ответ. Сердце быстро стучало в руку, а пустышка упиралась в ребра. Неосторожно скинув шляпу, Тсуна уткнулся носом в колючки волос. Мир, где нет Реборна… угнетал. Тсуна понимал, почему он-взрослый перешел на оперативную работу — чтобы искать хаос после потери его воплощения. Внезапно киллер отпрыгнул, молниеносно подхватывая и надевая шляпу, а Тсуна оказался в крепких объятиях Лар Милч. — Он рассказывал мне… Ты рассказывал мне… — сбивчиво зашептала женщина. — О Ракушке… Тсуна положил ладонь на мягкие синие волосы, ощущая, как задрожало чужое тело. Он уже любил эту внешне суровую, но ранимую, чувствительную женщину. За тот пыл, с которым она защищала его имя. — Пусть я не знаю всего, но все равно помню многое. Я всегда я, если позволишь, Лар. В ответ его стиснули сильнее. От Лар приятно пахло лесом, чистой водой, травой и ветром. — Какого черта тут делает этот ублюдок?! — громкий крик Гокудеры разбил атмосферу. Вновь вспыхнувшая ярость Лар Милч буквально царапала кожу. — Он имеет право находиться здесь, как человек, сделавший для Вонголы больше, чем ты. Скорей всего, лишь Хибари из всех Хранителей был в курсе затеи с двойником, остальные, вероятно, согласились просто ради помощи боссу, не подозревая о подробностях. И обманывали, усыпляли, лишь бы защитить свое Небо. Вскинувшегося было подрывника успокоила просвистевшая у него над головой пуля. Гокудера булькнул, ошарашенно смотря на Реборна, словно не мог поверить в то, что сделал уважаемый всей душой человек. Киллер же демонстративно сдул дымок с пистолета. Пижон. — Ты уверен, что хочешь оскорбить мое Небо? Лар откровенно нежно улыбнулась, но за нежностью крылась кровожадность акулы, приближающейся к одинокому пловцу. — Помню, как с этой фразы начинались самые грандиозные неприятности Десятого поколения. Разумеется, Тсуна об этом не знал. — О чем он не знает, то ему не повредит, — согласился Реборн. Лар посерьезнела, Тсунаеши вздрогнул под ее пронзительным взглядом. — Савада, может, ты Истинное Небо, но умеешь лишь привлекать к себе людей, но не удерживать. Как думаешь, почему Вария сейчас в Италии, а не здесь, рядом с нуждающимся в защите боссом? Почему ничего не слышно о Каваллоне? — Ма-ма, Лар-сан, — фальшиво засмеялся Ямамото, — они просто выполняют свою часть работы. Насколько мне известно, Вария уничтожает отделения Мельфиоре и их союзников. — Потому что незадолго до своей смерти Иетсуна наведался к ним в замок. Попросил вернуться, помочь семье. У них собственные кольца, идиот! Отделение со своим собственным гербом без упоминания Вонголы. Понимаешь, что это значит? Тсуна понимал… Реборн хорошо объяснял ему мафиозную теорию. Мечник спал с лица, заледенел. — Что это значит? — Тсунаеши напрягся. В его времени Занзас все еще являлся его старшим приятелем. Или лучше сказать — пока? Лар фыркнула и отвернулась, отказываясь наотрез проводить разъяснительные работы, Реборн, насвистывая незнакомый мотивчик, принялся перебирать оружие. Кажется, молодые вонгольцы впервые осознали, что самые сильные из присутствующих помогают им лишь вынужденно, поэтому ничего дополнительно делать не будут. И как бы ни был силен Такеши, ему не справиться сразу с двумя, один из которых является лучшим киллером мира. Тсуна вздохнул: все Аркобалено отличались завидным упрямством. Без этого качества они просто не справились бы с собственной жизнью, пошедшей под откос, когда проклятие настигло их. — Существует много колец-проводников, — заговорил он, стремясь разрядить атмосферу. К тому же его брат не заслуживал незнания, не в данной ситуации. Только приходилось рассказывать из объятий Лар, что, кажется, бесило Гокудеру. — Но самыми могущественными из всех являются кольца Вонголы и Маре, поскольку сделаны знаменитым кузнецом Талботом из неизвестного материала. Ни для каких других колец данный металл не использовался. Однако сам факт того, что Талбот сделал для Варии артефакты, как в свое время для Примо, говорит о многом. Хотя бы о том, что у них появляется преемственность поколений. У отряда собственный кодекс, герб, человек, которого они называют Небом, хотя фактически единственными Небесами для них должен являться босс Вонголы. Независимый отряд или нет, но они — часть Вонголы… были. Мне продолжать? — Откуда ты это знаешь?! Тсуна пожал плечами. — Моя взрослая версия не оставила без жизненно необходимой информации. — Знаете, я тут подумала… — протянула внезапно Лар. — Пожалуй, я все-таки займусь вашими тренировками. — Что-о-о?! — вытаращился на нее Тсунаеши. Ну, да, женщина столько унижала его, что нынешнее согласие выглядело… невозможным. — Вы же нас ненавидите! — Чтобы подготовить вас к войне в лучших традициях Комсубин, мне не обязательно вас любить. И вы будете меня слушаться… если хотите вернуться домой.

***

Тсунаеши еще раз проглядел план базы — его известную часть — прогнал в голове план вторжения. Впервые он ощущал себя настолько неуверенным и готовым одновременно. Неуверенным — потому что известие о предательстве Шоичи и Спаннера выбило из колеи. Друзья переметнулись на сторону врага, виня Тсунаеши в смерти Верде, и теперь Десятый не знал, какие сюрпризы могли подготовить бывшие лучшие друзья. Что Спаннер, что Шоичи, что Бьякуран — все трое являлись гениями. Только Тсуна каким-то загадочным образом умудрялся противостоять им. Стоило вспомнить о брате, как мысли сразу скользнули к Лар Милч. Именно благодаря ей Тсунаеши ощущал себя более чем готовым к сражению. Казалось, она специализировалась на невозможном — как из школьников-недоучек сделать бойцов, способных дать отпор. Единственный, к кому суровый тренер относилась снисходительно — это Тсуна. По крайней мере, Тсунаеши так казалось, пока он не увидел спарринг брата с бывшей военной. Без пламени, одни лишь навыки рукопашного боя и обыкновенное оружие. Они стреляли, метали ножи, стремясь убить, целясь в уязвимые места, не жалея друг друга, временами ускользая от смерти в самый последний момент. Руки брата покрывала сеть старых шрамов. Тогда Тсунаеши неслышно притворил дверь. Картина словно отпечаталась на внутренней стороне век. Стало легче, когда прибыли девочки, старший брат и Хибари-сан, хотя Тсунаеши ненавидел себя за радость от встречи с Хару и Киоко, так как, находясь здесь, они подвергались большой опасности. Но ему хотелось нормального общения, хотя бы вспомнить о доме в это страшное военное время, когда каждого могли убить в любую секунду. Он понимал свои ошибки, видел, как отводили глаза взрослые версии Хранителей, когда он спрашивал о себе, о своих действиях в будущем. Он никогда не хотел становиться боссом Вонголы, но все решили за него. Возможно, даже позволил обманывать себя, не расследовал появление странного заместителя, с радостью сбросив на неизвестного человека груз принятия серьезных решений. Вот только… это вышло им боком. Лар Милч с видимым облегчением передала его Облаку, растворившись где-то на просторах базы вместе с Тсуной. — Готов, Никчемный? — на макушку приземлился Реборн. Вот уж кто не упускал возможности ткнуть носом в ошибки. Тсунаеши припомнил, что киллер никогда не был снисходителен к нему, скорее… молчалив. Он просто исследовал, смотрел, как на забавную зверушку, с самого начала выбрав Тсуну. — Почему именно ты командуешь? — как-то обреченно спросил он у Аркобалено. От ожидаемого удара из глаз посыпались звезды. Не то, чтобы Тсунаеши возражал против руководства опытного мафиози, просто его удивляла сама помощь Реборна после высказанной лояльности к младшему брату. — У тебя есть еще варианты? — Ты ведь на стороне Тсуны… — Да. И по собственной глупости позволил затащить его в Вонголу. Когда вернемся, я не дам семье приблизиться к своему Небу. Но пока мы на одной стороне, так что не переживай лишний раз. Тсунаеши хотел было что-то сказать, как его прервал звук открывшейся двери. В комнату с хохотом ввалилась обвешанная оружием неразлучная парочка — Тсуна и Лар Милч. Брат практически сиял в компании бывшей Аркобалено, никогда раньше Тсунаеши не видел родственника таким счастливым. А после его настигло осознание, удивление граничило с шоком: сегодня Тсуна выбрал военные широкие штаны, такого же стиля рубашку, обмотал голову платком, а из-за спины выглядывала винтовка. Это если не считать ножей, заправленных в высокие ботинки, и пистолетов на бедрах. — Решила вспомнить молодость, да, Лар? — хмыкнул Реборн, ни капельки, судя по всему, не удивленный тем, как умело Тсуна обращается со своим многочисленным арсеналом. — Не только, — широко ухмыльнулась в ответ Лар. Куда подевалась вечно хмурая, мрачная мина? Военная буквально расцвела от одного лишь присутствия Тсуны. Они пропадали целыми днями, а по вечерам запирались в комнате, и Тсунаеши удивлялся, как Реборн еще не ревнует. Он просто не мог признаться даже самому себе, что завидует. Завидует брату, у которого снова есть все. — Мы вдруг вспомнили, что мафия сражается не только пламенем. Не только… — Лар с нежностью погладила один из своих пистолетов. — Смотри внимательно, Никчемный, — болезненно дернул пряди на макушке киллер. — Это будет круче, чем «В осаде».