***
Когда Люциус и Гермиона покинули наконец здание исследовательского центра время уже перевалило за полдень. Солнце палило так, что раскалённый воздух забивал Гермионе лёгкие. Внезапно она ощутила, что соскучилась за этот короткий срок по Британии и Уилтширу с его прохладными тенистыми рощами и рекой, что рассекала поле с северной стороны их с Люциусом поместья. Этот Алонзо совсем не вызвал у Гермионы симпатии, не говоря уже о доверии. — По-моему он… просто ужасен! — выдавила наконец она, когда они пересекли аллею, где заканчивался антитрансгрессионный барьер. — Как он говорил о пациентах!.. «Подопытные»… — Ты утрируешь, — ответил ей Люциус. — Он мексиканец. Английский не его родной язык. К тому же мы в Америке: чего ты хочешь, они все здесь… — Люциус! — воскликнула Гермиона, остановившись и выдернув свою всё ещё покоившуюся на его локте руку. — Ты же знаешь, что я имею в виду! — Я знаю, дорогая, только то, что на этой Земле больше нет столь же гуманного и честного человека подобно тебе, — он обхватил её лицо ладонями и улыбнулся, заглянув ей в глаза. — Но наши инвесторы хотят чуть больше, чем исследования ради исследований… Им нужен результат. — Инвесторы, — вздохнула Гермиона, прикрывая глаза. Люциус снова взял её руку и, положив на свой локоть, продолжил путь. — Что поделать, нам нужны чужие деньги, раз уж мы затеяли всё это. Я конечно богат, но… в отличие от меня не все готовы безвозмездно жертвовать сотни тысяч галлеонов лишь из доброты душевной. — Ах, Люциус, — вздохнула Гермиона. — Меня утешает только то, что наш Фонд всё-таки приносит пользу! — Конечно! — охотно подхватил он. — Мы помогли уже такому большому количеству людей за этот год! Да нам памятник впору установить в центре Косой Аллеи! Я в жизни не тратил столько денег на чужие нужды… Гермиона невольно рассмеялась. В словах Люциуса не было преувеличения. За прошедший год они и впрямь сделали немало. Ежедневный пророк каждую неделю выпускал новые душещипательные истории обратившихся за помощью в Фонд людей: Ветеранов Первой и Второй магических войн, сирот оставшихся без родителей по вине Пожирателей Смерти… Патологический перфекционизм Гермионы, однако, никак не позволял ей почувствовать полное удовлетворение от происходящего. Сколько бы добрых дел они ни совершали, ей, казалось, всё было мало! Чаша никогда не была полна, и она, признаться, и сама не могла понять, что именно не позволяло ей в полной мере испытать радость от происходящего. Гермиона с сожалением окинула взглядом аллею и видневшееся вдали здание лаборатории, после чего вновь положила свою руку на локоть Люциуса, и, взмахнув волшебной палочкой, он перенёс их в отель.***
Спустя несколько дней Люциус и Гермиона уже вернулись домой, где их ожидала немалая стопка писем со всех уголков мира. Незамедлительно Люциус погрузился в разбор этой срочной корреспонденции, а Гермиона приступила к чтению очередного ежемесячного отчёта подготовленного сотрудниками её лаборатории. Целая пачка испещрённого мелким почерком пергамента лежала перед ней на невысоком журнальном столе, за которым на обитом бордовым атласом диванчике и расположилась Гермиона. Дело происходило в кабинете Люциуса. Сам он сидел здесь же, за своим письменным столом чёрного дерева, надев на глаза очки для чтения и вооружившись ножом для бумаги. Опершись локтем о стол и уперев сжатый кулак в подбородок, Гермиона склонилась над отчётом. Богато украшенные позолотой часы на каминной полке отсчитывали время, Люциус обмакнул в чернильницу стальное перо и, постучав по её краям, начал отвечать на первое из прочитанных им писем. Негромкий скрип мерно поплыл по комнате. Гермиона вздохнула. Пальцы коснулись титульного листа отчёта. Тягучее тоскливое чувство разлилось по всему её телу, лишая сил, опустошая её будто бы полностью. Она не хотела это читать! Она не видела в этом больше никакого смысла. Десятки листов пергамента, тысячи слов от которых не было ровным счётом никакого толка. — Кажется… кажется мне нужен помощник, — изрекла наконец она, понимая, что тем самым официально признала своё поражение. Скрип пера прекратился. — Но ты же хотела заниматься всем этим лично, — Люциус обратил на неё глаза поверх очков. — Пора признать, что я несколько переоценила свои силы, — сказала она не без усилия над собой. — Что ж, я рад, что ты сама заговорила об этом. — У тебя что, уже есть какие-то идеи? — Ну, — отложив перо в сторону, Люциус откинулся на спинку своего глубокого кожаного кресла и снял очки. — Я признаться, подозревал, что ты скоро попросишь меня о том, чтобы я нашёл тебе заместителя… Люциус выговаривал слова с осторожностью. Гермиона поняла, что он тщательно подбирает их, дабы не обидеть её. — Ах, скажи уже как есть! — всплеснула она руками. — Поверь, я не получаю удовольствия от того, что ты не оправдала собственных ожиданий, — сказал он. — И более того, я уверен, что со временем ты будешь готова снова возглавить лабораторию, если захочешь… Просто сейчас ты устала. Гермиона кивнула, принимая его правоту. — Так что ты предлагаешь? — Тебе, возможно, не понравится эта идея, но найти сейчас быстро надёжного человека, который был бы готов сразу влиться в работу просто невозможно, как ты понимаешь. Так что прошу тебя, не отвергать её сразу… — Говори уже! — Когда мы были в Штатах, мистер Алонзо как раз настоятельно просил меня подумать о его переводе в Лондонский филиал… И я считаю это прекрасной возможностью для всех нас. — Этот Луис? — выдохнула Гермиона. — Но почему ему понадобилось переводиться? Разве его чем-то не устраивает собственная лаборатория? — Честно говоря, я не уточнял, — признался Люциус. — Меня совершенно не интересуют его личные причины. Гораздо важнее то, что он может предложить нам. — И что же он, видите ли, может нам предложить? — хмыкнула Гермиона. — Сказал, что знает пути оптимизации рабочего процесса, которые позволили бы лаборатории действительно добиваться желаемых результатов. — Это что же значит? Он считает, что моя лаборатория бесполезна? — Он только заметил, что мог бы сделать её работу более эффективной, — с нажимом сказал Люциус. — И ты считаешь, что он прав… — Я только считаю, что ты вполне могла бы свалить всю эту грязную работу на кого-то вроде мистера Алонзо, — он кивнул в сторону так и не тронутого Гермионой отчёта. — Тем более, что он так стремится её заполучить. — А что же я? — едва слышно выдохнула она. — Чем же тогда буду заниматься я?.. — А ты будешь его начальником, — спокойно добавил Люциус, вновь водружая на свой нос очки. — Мы же ищем тебе заместителя, а не замену, ты же помнишь? Ты сможешь контролировать процесс. — Да, — кивнула она, понимая, что Люциус уже считает дело решённым. — Я буду его начальником, и этот Луис… мистер Алонзо, будет просто сообщать мне время от времени о результатах, так? — Именно так, моя птичка, — Люциус расплылся в широкой улыбке и удовлетворённо добавил: — Ты привыкнешь, и тебе это понравится, уверяю.***
Мистер Алонзо приехал в Лондон спустя неделю. Столь быстрый перевод его из американской лаборатории был обоснован ещё и тем, что в ближайшее время в Британию из Греции должен был прибыть один известный меценат, переговоры с которым Люциус вёл последние пару месяцев. Об этом человеке Гермиона знала, только то, что он был баснословно богат и чрезвычайно щедр, когда речь шла о действительно важных для общества проектах. Именно поэтому Люциус просто не мог упустить такую крупную рыбу. Привлечение в Фонд активов этого человека, вывело бы их совершенно на другой уровень. Поговаривали, правда, что грек имел сложный характер, любил контролировать всё лично и проявлял самое живое участие в спонсируемых им проектах, а поскольку приезд его ожидался уже через месяц, Люциус предпочёл начать тщательно готовиться к этому событию уже сейчас. Мистер Алонзо, в свою очередь, был частью этих приготовлений — одним из козырей, которые Люциус желал продемонстрировать меценату, а потому его незамедлительное включение в работу лондонской лаборатории было неотложно. Гермионе же выпала доля экскурсовода для мистера Алонзо. Люциус, конечно, не мог тратить на это собственное время, а потому именно ей пришлось показывать Луису его новые владения и передавать все свои дела. С досадой Гермиона обнаружила, что её подчинённые были будто бы даже не огорчены грядущими в лаборатории переменами и встретили своего нового руководителя, чуть более живо, чем она рассчитывала. — Ну, вот и всё, — заключила, в конце концов, Гермиона, когда знакомство со всеми сотрудниками завершилось, и они с Алонзо остались вдвоём. — Лаборатория теперь ваша… Вздохнув, она окинула взором помещение, просторную комнату с пятью длинными лабораторными столами, уставленными множеством алхимических приборов и котлов, которые не могли, однако, похвастаться идеальной чистотой. Банки и бутыли с ингредиентами тоже были не на своих местах. То тут, то там, виднелись следы от случайных возгораний, происходящих время от времени в процессе экспериментов. Гермиона всегда воспринимала это как часть рабочего процесса, даже несмотря на свою обычную педантичность, но сейчас, вспоминая сверкающие полы и стены американской лаборатории, ей отчего-то стало стыдно за этот беспорядок. На глаза ко всему прочему попался игрушечный калейдоскоп Розы. Он, очевидно, уже немало дней бесхозно валялся под одним из лабораторных столов, поскольку за это время на нём успел вырасти небольшой слой пыли. Ведомая едва ли осознанным порывом, Гермиона в ужасе бросилась за ним под лабораторный стол, ощущая, как мистер Алонзо отшатнулся от неё при этом в сторону. Когда Гермиона схватила калейдоскоп рукой, щёки её запылали от мысли как глупо она, должно быть, выглядела, не воспользовавшись волшебной палочкой, отчего в следующую же секунду больно ударилась головой о металлическую перекладину стола, пытаясь неуклюже выбраться из-под него. — Ах! — вскрикнула Гермиона, хватаясь за свою голову, и, всё ещё сжимая в руке калейдоскоп, отскочила от подоспевшего ей на подмогу мистера Алонзо к окну. — Позвольте, я посмотрю! Вам должно быть очень больно? — обеспокоенно спросил он. Гермиона ничего не ответила. Боль от ушиба была ничем в сравнении с тем, что она испытывала сейчас к самой себе. Ей было так жаль себя. Острый ком подступил к горлу, и она медленно опустила калейдоскоп на широкий подоконник, густо заставленный всевозможными растениями в разномастных горшках. — Простите, — выдохнула наконец она. — Дочь видимо обронила, когда я брала её с собой… — Вам не за что извиняться, миссис Малфой, — послышался голос Алонзо. — Я понимаю ваши чувства. — О чём вы? — Гермиона бросила на мужчину быстрый взгляд. Тот был очень серьёзен. Меж густых чёрных бровей у него пролегла хмурая складка. — Как вы можете меня понять?.. — Я понимаю, что эта лаборатория вам очень дорога, и у меня нет намерения, отобрать её у вас, — с расстановкой проговорил он. — Я приехал сюда не за этим. — Ну что вы, я совсем не думала об этом! — сказала Гермиона, стараясь сделать свой голос как можно более невозмутимым. — И всё же, я вижу, что вас огорчил мой приезд и вторжение… — Да, вы правы, — кивнула она. — Я не просто огорчена, я раздавлена… Я хотела, чтобы эта лаборатория стала делом моей жизни. Многие годы я посвящала себя зельеварению, как никто другой! Если и есть в этом мире что-то, в чём я разбираюсь лучше всего, так это зелья!.. О, Мерлин! Я так радовалась, когда мне выпал шанс сделать эту лабораторию. Я думала, что собрав лучших зельеваров под своим началом, сверну горы! Изобрету зелья от всех мыслимых и немыслимых недугов, спасу сотни жизней… И что же оказалось в итоге? — в отчаянной попытке подавить рвущиеся из её груди рыдания, она прижала дрожащие пальцы к губам. — Оказалось, что я лишь никчёмная идеалистка, сидящая на шее мужа?! Какое разочарование… Слова Гермионы отдались в пустом помещении эхом, которое сейчас же стихло, погрузив её и Алонзо в полную тишину. — Вы и сами не представляете, какой вклад в зельеварение сделали за эти годы, не так ли? — раздался его тихий голос. — Что? — она снова обернулась. Алонзо смотрел на неё теперь спокойным и несколько печальным взглядом. — Ваша книга, миссис Малфой… Она перевернула в своё время моё представление о зельеварении. Ваши разработки по невидимым зельям, применение легилименции для вытягивания кошмаров и создание лечебных сывороток на их основе… Я обязан вам всеми своими достижениями, поскольку они основаны только на ваших идеях! — Вы преувеличиваете, — глухо сказала Гермиона. — Я читала ваши статьи, в них очень много нового, того, до чего я как раз не смогла додуматься. Мои идеи были незрелыми… — Вы слишком строги к себе, — губы его дрогнули в слабой улыбке. — Семью и работу сложно совмещать. Вы даже не дали себе времени после… Взгляд его упал на забытый среди цветочных горшков калейдоскоп. — Я думала, что справлюсь, — замотала головой Гермиона, беря его в руки. — Но очевидно, ошиблась… — Но это совсем не значит, что вы не способны вернуться ко всему этому позже… — Ах, вы же сами знаете, как это бывает в науке. Нужно быть всегда в строю. Пропусти я один год и… — И ничего бы не изменилось, — улыбнулся тот. — Вы же не перестанете быть потрясающей умной женщиной, которая желает изменить этот мир к лучшему, не так ли? Гермиона издала нервный смешок. Она смерила Алонзо недоверчивым взглядом. Он всё ещё неотрывно взирал на неё с чувством неподдельного сочувствия, отчего Гермиона пришла теперь в некоторое смущение: что за драму она здесь устроила? Будто героиня какого-нибудь бульварного романа! Выпрямившись, она протёрла влажные от слёз глаза тыльной стороной рук. — Может, — вздохнула она. — Может вы и правы. Простите… Простите меня, мистер Алонзо, я в последнее время такая эмоциональная. Видимо мне и правда стоит сделать перерыв… Всё это, — она указала на калейдоскоп и себя, — было ужасно непрофессионально с моей стороны, что уже демонстрирует мою непригодность… Вы не должны были всё это выслушивать. В конце концов, вы не психотерапевт, а зельевар. — Но мы же с вами работаем здесь в смежных областях, не так ли, — усмехнулся он. — И прошу, называйте меня Луис. Гермиона кивнула. — Я знаю, миссис Малфой, — добавил он. — Что не вызываю у вас полного доверия. Вероятно, на первый взгляд я кажусь людям чрезмерно самоуверенным в себе; карьеристом… Отчасти так и есть, конечно, — он повёл бровью. — Но я никогда не позволяю себе идти по головам и уж тем более не собираюсь делать этого сейчас. Я не буду присваивать себе чужие заслуги. Эта лаборатория ваше детище, и моя задача, только помочь вам прославить её. Это всё чего я желаю. — Ах, Луис! — вздохнула Гермиона, ощущая, как у неё в глазах снова защипало. Слова Алонзо растрогали её. Громадный камень, тяготивший её душу всю последнюю неделю, будто бы начал внезапно испаряться. — Простите, миссис Малфой, я сказал, что-то не так? — обеспокоенно спросил тот. — Нет-нет! — замотала она головой. — Напротив. Я просто рада, что мы с вами наконец поговорили об этом… Пусть и при таких обстоятельствах. — И я рад, — сказал он. — Мне важно, чтобы вы не видели во мне узурпатора, но помощника и человека, на которого вы всегда сможете положиться. — Благодарю вас, — выдохнула она.***
— Ну, как прошло представление мистеру Алонзо его новой обители? — спросил за ужином в большом зале Малфой-мэнора Люциус. Он, как и всегда, восседал во главе стола, а Гермиона по правую руку от него, спиной к облицованному розовым мрамором камину. Между ними, на высоком стуле сидела Роза. — Неплохо, — кивнула Гермиона, отправляя в рот дочери ложку с овощным пюре. — Он оказался не таким уж и ужасным, как я подозревала… — И как же ты это выяснила? — насмешливо поинтересовался Люциус, обмакивая кусочек стейка в соусе. — Мы поговорили, — ответила Гермиона, решив опустить эмоциональные подробности случившейся беседы, — и он сказал, что не преследует цели отобрать у меня лабораторию. — Неужели? — хмыкнул тот. Гермиона сжала губы, предпочитая пропустить его саркастичный тон мимо ушей. — Что ж, я очень рад, что твои опасения на его счёт не оправдались, — более серьёзно сказал Люциус, отодвигая от себя опустевшую тарелку, которая в тот же миг исчезла со стола. — Мне очень не хотелось, чтобы ты испытывала беспокойство из-за всего этого. — Ты был прав, — кивнула Гермиона. — Во всём. Когда говорил, что мне не стоило приступать к руководству лабораторией так скоро после рождения Розы… Теперь я вижу… Я просто не была готова. — Ты сделала немало за этот год, — улыбнулся он. — Всё-таки поставила лабораторию на ноги именно ты. Гермиона с благодарностью протянула ему руку, и он сжал её в своих ладонях. — Сейчас ты немного отдохнёшь, — добавил он, прижимая её пальцы к своим губам. — Столько, сколько будет нужно. И если у тебя появится желание — ты в любой момент сможешь снова занять активную позицию в жизни лаборатории… Или любого другого подразделения Фонда. — А как там твои инвесторы? — вздохнула Гермиона. — Прекрасно. Господин Калогеропулос подтвердил свой приезд и сказал, что планирует остаться в Британии на два месяца, — Люциус выпустил её руку и сделал глоток вина из только что наполнившегося перед ним бокала. — Чувствую, эти два месяца будут для нас весьма интересными, — улыбнулась Гермиона, уже подсчитывая в голове количество званых обедов и благотворительных вечеров, которые нужно было организовать. — Да, ко всему прочему, он приедет не один, а со спутницей, — заметил тот. — Жена? — Нет, он вдовец и это не его дочь. Во всяком случае, если бы это была она — он бы написал прямо. — Дама сердца, значит? — Быть может, однако, он не указал её имени. Подозреваю, какая-нибудь молодая греческая нимфа. — О, значит, вам будет, что обсудить! — расплылась в улыбке Гермиона. — Определённо, — Люциус иронично повёл бровью и, многозначительно посмотрев на Гермиону, добавил: — И я рассчитываю, что ты окажешь ей самый тёплый приём. Он очень дорожит мнением этой женщины, как я понял. Посему, кем бы она ни была, на эти два месяца ты должна стать её лучшей подругой. — Ну уж с этой-то задачей я точно справлюсь! — со смехом заключила Гермиона.