***
Когда все они вышли наконец на широкую зелёную лужайку, с несколькими разноцветными шатрами, в которых присутствующим раздавали закуски и наливали напитки, она уже была полна людей. Здесь находились и пациенты больницы, одетые в характерные светло-голубые мантии и врачи в накрахмаленных лимонных одеждах, а также другие люди — преимущественно родственники пострадавших во время Второй магической войны людей. — Миссис Малфой! Миссис Малфой! — с громкими криками навстречу Гермионе выбежали две рослые девочки лет пятнадцати, абсолютно, казалось, одинаковые на вид. Различными были у них только значки факультетов Хогвартса, прикреплённые к их простым, но опрятным ситцевым платьям. — Мелли, Дора! — воскликнула Гермиона, заключая их в объятия. — Как я рада вас видеть! — Кто эти милые пташки? — улыбнулся Керберос. — Племянницы Чарити Бербидж, — ответил Люциус, — преподавательницы маггловедения из Хогвартса. В своё время её лично убил Волдеморт за то, что она публиковала свои статьи о магглах, как о людях, равных магам… Девочки были на её попечении. — Ах, вот оно что, — кивнул грек. — Бербидж? Той самой, которую Тёмный Лорд убил в твоём поместье прямо посреди большого зала, где мы так прекрасно отужинали в прошлую субботу? — уточнила Мирелла. — Да, той самой, — прошипел Люциус. — Так вы, значит, взяли их под своё крыло? — спросил Керберос, бросая на него насмешливый взгляд. — Да, наш Фонд оказывает им помощь. У них вообще-то есть родственники, но, сами понимаете, никому не хочется брать на себя подобную обузу, да ещё и в двойном объёме… К примеру, каждый год им нужно покупать два новых комплекта школьных принадлежностей, рабочих и парадных мантий, учебников, наборов для зельеварения, а это знаете ли немалые траты для обычной семьи… Мелани, к примеру, ещё и подаёт весьма неплохие надежды в квиддиче. Она загонщица и уже капитан команды. Мы купили ей новую метлу: Нимбус 2010 и в этом году её факультет взял кубок школы. Доротея же проявила склонности к зельеварению. Гермиона, с любезного одобрения профессора Снейпа, организовала в Хогвартсе кружок юных зельеваров, обеспечение для которого покупает Фонд. Это прекрасная база для подготовки будущих сотрудников наших лабораторий, к примеру… — Прелестно-прелестно, — сказал грек. — Люциус, я в очередной раз поражена. Ты так не безразличен к судьбе этих двух девочек! — изумилась Мирелла. — Не понимаю, что тебя удивляет? — губы Люциуса неприязненно дрогнули. — Не знаю, помнишь ли ты, но меня всегда заботила судьба юного поколения магов. В своё время я входил в попечительский совет Хогвартса и даже был его председателем какое-то время. Кроме того, я уже тогда покупал нуждающимся студентам спортивный инвентарь, обеспечив целую команду по квиддичу новыми мётлами… Нимбус 2001, как сейчас помню, семь штук. А, кроме того, я целый год преподавал там Защиту от тёмных искусств четыре года назад. Доротея и Мелани тогда как раз поступили на первый курс, и я помню, какой жалкий и потрёпанный вид имели все их вещи… — Мистер Малфой! Сэр! — воскликнули девочки хором, подходя к нему. Они сделали синхронный реверанс. — Рад приветствовать вас, юные леди, — сказал он, слегка склонив голову. — Как проходят ваши летние каникулы? — Всё прекрасно, сэр! Мы с Дороти уже собрали чемоданы, — сказала одна из девочек, у которой на платье красовался значок Рейвенкло. — Ах, да! — несколько наигранно воскликнул Люциус. — Вы же едете в лагерь для юных волшебников в Уитернси! — Да, мы вам очень благодарны за то, что вы позволили нам отправиться туда, — сказала Доротея, значок Слизерина на её груди блеснул в лучах солнца. — Ну-ну, не стоит благодарности! Единственное, что вы должны обещать мне, так это то, что проведёте время с пользой. Мой сын, помню, приезжал оттуда всякий раз с удивительными новыми навыками!.. — И всё же мы хотели вас как-то отблагодарить и подготовили небольшой сюрприз! — Ах, ну хорошо, я с удовольствием посмотрю, что вы там придумали, — улыбнулся Люциус. Девочки отошли от него на несколько шагов и, встав друг напротив друга, вытащили из своих карманов волшебные палочки. — Мелли, давай, на счёт три, — прошептала Доротея, и через три секунды они взмахнули своими палочками, из которых тот час же вылетели две стайки крупных голубых бабочек. Бабочки закружились в воздухе, сгруппировавшись в конце концов в слово «Merci», после чего взорвались с небольшими хлопками, медленно оседая вниз тысячами блестящих искорок. Люциус, Алонзо и Керберос зааплодировали. Отчаянный голос птицы вторил им. Девочки сделали прощальный реверанс и, взявшись за руки, весело убежали вдаль. — Правда, они чудо? — улыбнулся Люциус, обращаясь к греку. — Это уж точно, — сказала Мирелла. — Такие милые и свежие. Двойные хлопоты, но и радости они тоже могут приносить вдвое больше… А через пару лет им уже будет по семнадцать… На челюсти у Люциуса заиграл желвак, и он смерил Миреллу долгим презрительным взглядом. Гермиона тем временем привела к ним нового человека. Это был высокий восточный мужчина в идеально отглаженной лимонной мантии с эмблемой больницы на груди. — Позвольте представить вам всем доктора Шафика! — объявила она с улыбкой. — За последние годы он стал нам добрым другом и первым колдомедиком в Британии, поддержавшим нашу экспериментальную программу по применению легилиментотерапии для пациентов, чья психика пострадала в ходе продолжительного магического воздействия. Он также был лечащим врачом Рона, с которым, думаю, я смогу вас скоро познакомить. Она обвела тревожным взглядом лужайку и присутствующих здесь людей. — Рад приветствовать вас всех, — учтиво улыбнулся мужчина. — Я читал ваши статьи, доктор Шафик, — обратился к нему грек. — Как я понимаю, лечение пациентов с помощью легилименции является весьма сложным и рискованным методом, прежде всего для самого колдомедика, не так ли? — Это действительно так, — кивнул тот. — И вначале, когда мистер и миссис Малфой, только предложили мне использовать это искусство в моей врачебной практике, я, честно говоря, не согласился сразу. Однако тот поразительный прогресс, которого удалось достигнуть миссис Уизли в лечении её мужа от последствий заклятия Обливиэйт, заставил меня серьёзно задуматься над тем, не решиться ли мне на этот шаг. В конце концов, я стал понемногу внедрять этот метод в лечение других своих, менее тяжёлых пациентов. К примеру, у нас есть целое отделение людей, подвергшихся заклятию Империо. Некоторые из них беспомощны и покорны, как дети: воображают себя различными предметами или существами. Они просто не способны жить в социуме, но и лечить их в связи с этим проще. Их мозг податлив… Он не сопротивляется вмешательству. Моя же задача добиться именно того, чтобы их сознание напротив стало более самостоятельным. Я стимулирую их свободу воли, если хотите… — И что же, — сказал грек. — Подобный эффект наблюдается у всех людей, которые когда-либо испытывали на себе влияние Империо? — Конечно не у всех. В первую очередь это зависит от индивидуальных особенностей человека, а во вторую — от того, насколько долго, интенсивно и умело на него было произведено воздействие. — А что если, к примеру, человек не лишился свободной воли полностью, но всё же у него есть признаки болезненной покорности? — спросил внезапно Люциус. — Как узнать, является ли такое поведение его личным выбором или же причина кроется в наложенном на него когда-то Империо? Быть может, регулярное воздействие даже происходило в детстве? Гермиона обратила на него настороженный взгляд. — В этом-то и проблема, мистер Малфой — каждый случай уникален, — улыбнулся доктор Шафик, переплетя пальцы. — Необходимо провести тщательную диагностику, дабы убедиться, что в сознании пациента действительно есть «повреждённые» сектора и что повреждены они именно в ходе магического воздействия. Бывает и такое, что человек от рождения не обладает склонностью к некому сопротивлению чужой воле, назовём это так, и это его нормальное состояние. Моя цель, как колдомедика в данном случае — не навредить и не начать исправлять то, что было создано природой. Вы же понимаете, что лечение несуществующей болезни приведёт только к появлению ещё больших проблем? — А что на счёт Круцио? — поинтересовалась Мирелла. — Мне известно, что некоторые люди сходили с ума после того, как их пытали продолжительное время. — Да, действительно, — кивнул колдомедик. — Такие случаи, увы, не единичны. Пациенты эти, однако, не поддаются лечению даже с помощью легилименции. Во всяком случае, когда я пытался подключиться к сознанию одной семейной пары, проходящей лечение в нашей больнице вот уже более двадцати пяти лет, я обнаружил там… — он на мгновение запнулся. — Простите, я едва ли могу объяснить это словами. Это нужно видеть… чувствовать, если хотите; ведь когда ты подключаешься к другому человеку, ты будто бы и сам отчасти становишься им. Так вот у той семейной пары в головах не было уже практически ничего. Я словно бы оказался посреди выжженной пустыни, там просто… нечего было восстанавливать! Люциус взглянул на Гермиону, в глазах её застыли слёзы, которые она украдкой промокнула пальцами. — Гермиона, — женский голос раздался позади них. Люциус и Гермиона обернулись, увидев перед собой Лаванду. Рядом с ней скрывая её от солнца, возвышалась довольно грузная фигура Рона. Он смотрел куда-то совершенно в другую сторону и гладил себя рукой по своим рыжим волосам. — Ах, а вот и наш любимый пациент! — расплылся в белозубой улыбке доктор Шафик, и вся процессия двинулась к ним. — Привет Лаванда, Рон, — сказала Гермиона, обратив на него беспокойный взгляд. Наконец, Рон заметил её. В глазах его можно было прочитать волнение и боязливость. — Привет Гермиона, — сказал он. — Рад видеть тебя в добром здравии, Рональд, — обратился к нему Люциус, протягивая руку. Тот несмело её пожал. — Как ты чувствуешь себя сегодня? — Спасибо, неплохо. Так много людей… Я не думал, что будет так много людей… Он снова оглянулся. — Рон, мы хотели тебя познакомить кое с кем, — сказала Гермиона. — Это господин Калогеропулос. Он приехал из Греции и планирует поддержать наш Фонд. — Приятно с вами познакомиться, мистер Уизли, — прошамкал грек, голос его потонул в особенно громком крике птицы и, оторвав одну руку от своей опоры, он протянул её Рону. Рон с сомнением посмотрел на него, на руку, которую отчего-то не стал пожимать, а после на отчаянно хлопавшую крыльями птицу в клетке. — Зачем… зачем вы держите её в этой клетке? — спросил внезапно Рон, вытаращив на Кербероса глаза. — Ей ведь плохо там! Она не может там жить! Старик лишь шире натянул на своём морщинистом лице улыбку, поглаживая ладонью прутья клетки. — Ну-ну, тише, ты пугаешь этого юношу, милая, — обратился он к птице. Затем снова взглянул на Рона. — Вы ошибаетесь, мой дорогой друг, моя птичка чувствует себя прекрасно, она всего лишь рада видеть новых людей. — Она хочет на волю, — словно и, не слыша старика, произнёс Рон, теперь он не сводил с птицы глаз. — Она… просит, чтобы её выпустили. Ей нужно выбраться оттуда! — Ах, ну всё, Рон, хватит! — воскликнула Лаванда, оттягивая его за локоть назад, от клетки и Кербероса. — Простите его! — Ну что вы, ну что вы, — отмахнулся тот. — Мы ездили на этой неделе в Нору, — добавила Лаванда, очевидно желая сменить тему. — Правда, дорогой? — А, да, — отрешённо кивнул тот. — Мама приготовила мой любимый пирог с патокой. — Пирог? Ну да, ты его любишь! — улыбнулась Гермиона. — И как поживают Молли и Артур? — Передавали тебе привет, — ответила Лаванда. — А как там Хьюго? — Мы оставили его у них до конца лета, — сказала она. — Да, и я был против! — рассерженно воскликнул Рон, он, наконец, отвлёкся от клетки и птицы и с негодованием взглянул на свою жену. — Почему мы не можем сами воспитывать своего сына? — Ах, Рон! — только и вздохнула Лаванда, в её голосе послышалось отчаяние, а в глазах можно было прочитать усталость, граничащую с измождением. — И где Гарри? — спросил внезапно тот, снова озираясь по сторонам. — Ты обещала, что будет Гарри! — Гарри? — Гермиона удивлённо посмотрела на Лаванду. Та только закатила глаза. — Гарри, знаешь, не смог приехать, дорогой. У него много работы, — сказала она. — Но я согласился приехать сюда, только потому, что тут должен был быть Гарри! — раскрасневшись вскричал Рон. — Ты же сказала, что мы посетим эту клоунаду только потому, что здесь будет Гарри! И мы поговорим с ним… поговорим с ним… Рону, судя по всему, перестало хватать слов и воздуха, дабы выразить всё своё возмущение. — Рональд, — с неизменной улыбкой обратился к нему доктор Шафик. — Ваш друг, мистер Поттер, прислал мне этим утром записку с извинением для вас, он пообещал, что вы обязательно увидитесь с ним вскоре, и что он навестит вас на этой неделе. — Правда? — Рон с надеждой взглянул на Шафика. — Он так и написал? А то знаете, знаете… Мы в последнее время так редко с ним видимся. Когда мы работали вместе в штаб-квартире мракоборцев, мы виделись каждый день… А теперь, он, кажется, совсем забыл обо мне. Судорожно вздохнув, Лаванда отвернулась в сторону, прижав пальцы к своим губам. — Ну что вы, мистер Уизли. Мистер Поттер не может о вас забыть. Вы же его лучший друг, не так ли? — Да-да, — кивнул Рон. — Он мой лучший друг. Мой друг… — Ну вот и славно, — Шафик аккуратно похлопал его по плечу. — А теперь, Рональд, почему бы вам не взять свою жену под руку и не отправиться вон к тому шатру, где вам нальют очень вкусный лимонад? Ну? Как вы на это смотрите? — Лимонад? — Рон взглянул на Лаванду, лицо его просияло. — А что, я ведь люблю лимонад! — Да, я знаю! — нервно засмеявшись, сказала та и, взяв Рона под руку, повела его к шатру, на который указал доктор. — Потрясающе, доктор Шафик! — воскликнул Керберос, когда они ушли. — Вы столь быстро успокоили этого несчастного молодого человека! — Я был его лечащим врачом довольно длительный период и хорошо изучил повадки мистера Уизли. Признаться, мне всегда было приятно с ним работать… Даже несмотря на то, что прежнее лечение не давало ровным счётом никакого результата, — вздохнул он. Проводив взглядом Рона и Лаванду, Люциус посмотрел на Гермиону. Лицо у неё было красное, а на ресницах снова нависли слёзы. Она обратила на него жалобный взгляд. — Ну, что такое? — ласково спросил он, взяв её за плечи и уводя на некоторое расстояние от остальных, пользуясь тем, что Керберос продолжил расспрашивать доктора о его пациентах. — Я надеялась, что ему будет лучше… — Я не заметил никаких серьёзных ухудшений с прошлого раза. — Но и улучшений нет! — сказала Гермиона. — И снова эти разговоры про штаб-квартиру! Он до сих пор думает, что работал мракоборцем, Люциус! Сколько можно?! А Гарри… ему просто тяжело быть с ним. Да он и не может так часто его навещать! У него у самого двое детей и работа… Я надеялась, что Рон начнёт это понимать… — Думаю, он понимает. Просто Лаванда заставила его прийти сюда пообещав, что здесь будет Гарри, вот он и расстроился. — Зачем она врёт ему? — рассерженно спросила Гермиона. — Он только больше путается от этого!.. Люциус, ну неужели его уже невозможно вылечить полностью? Печально улыбнувшись, он лишь погладил её по руке. — Мистер и миссис Малфой, простите, что подслушал ваш разговор, — раздался голос мистера Алонзо. — Но быть может, вы отчаиваетесь зря. Гермиона и Люциус обратили на него удивлённые взгляды. Лицо Алонзо приняло извиняющееся выражение. — Ну же, Луис, поделись с нами своими идеями, — нетерпеливо произнёс Люциус. — В общем, — с волнением начал тот. — Я подумал о том, не получится ли у нас создать зелье, которое позволит миссис Уизли ускорить процесс выздоровления Рона? Имея в виду тот факт, что вся ваша теория противокошмарных зелий, — он вежливо склонил голову в сторону Гермионы, — была изначально основана на избавлении человека от кошмаров посредством легилименции и создании сывороток на основе вытянутых из головы дурных снов, не могли бы мы начать создавать точно такие же сыворотки, но для того чтобы избавить человека от навязчивых фантазий, вроде тех, что есть у мистера Уизли? Я хочу сказать, что мы могли бы сделать ему что-то вроде прививки от них. Насколько я понимаю, когда миссис Уизли погружается в сознание своего мужа, она каким-то образом различает настоящие и ненастоящие воспоминания? — Да, действительно, — кивнула Гермиона. — Как оказалось, фантазии по своей структуре несколько отличаются от воспоминаний основанных на реальных событиях. Они менее стабильные и быстро распадаются на куски. В этом и проблема… Мы думали, что удалить воображаемые события будет проще, чем сшивать по кускам память, но всё оказалось наоборот. Это одновременно и хорошо и плохо: Лаванде удалось довольно быстро вернуть Рона к реальности, но полностью удалить ложные воспоминания никак не получается, они-то и портят весь эффект лечения. — И это может быть поправимо! — воскликнул Луис, почти подпрыгнув на месте. — Мы создадим такую сыворотку, которая будет селективно уничтожать в сознании Рона эти остатки фантазий, которые миссис Уизли никак не может вытащить с помощью легилименции! — Но что если зелье начнёт уничтожать и все другие фантазии? — с тревогой спросила Гермиона. — Обычные, я имею в виду: мечты, планы на будущее, творческие идеи… — Но мы же не собираемся полностью лишать мистера Уизли самой возможности фантазировать, — возразил Алонзо. — Наша задача уничтожить для начала только старые навязчивые идеи, не так ли? А потому мы можем сделать зелье с временным эффектом. Тогда это будет что-то вроде антибиотика у магглов, который нужно принимать курсами. — Думаю, — Гермиона перемялась с ноги на ногу, — думаю это могло бы сработать. Но это же… целое новое направление исследований… Она несмело взглянула на Люциуса. — Что ж, — вздохнул тот не без усмешки. Положив руки Гермионе и Луису на плечи, он привлек их к себе, после чего добавил, склонив голову и понизив голос: — Тогда нам с вами нужно продолжать обрабатывать Кербероса. В следующее же мгновение все трое натянули на лица добродушные улыбки и, как по команде, обернулись в сторону мецената и Миреллы. Доктор Шафик как раз только что откланялся и покинул их. — Ну что, предлагаю двинуться дальше? — елейным голосом обратился Люциус к старику. — А, можно поинтересоваться, — сказала внезапно Мирелла, выходя из-за его плеча. — Почему этот юноша, мистер Уизли, вообще сделал это с собой? Что именно он хотел забыть? Гермиона метнула в Миреллу недобрый взгляд. — Не все из нас могут стойко переносить некоторые жизненные потрясения, — пространно ответила она. — Какая трагедия, должно быть, была для вас и его семьи, когда он потерял рассудок, — прокомментировала та. — Болезнь близкого является серьёзным переживанием для любого нормального человека. — А одержимость какой-либо идеей? — задумчиво спросила Мирелла, сделав ещё один шаг по направлению к ней. — Какой идеей? — уточнила Гермиона. — Ну, к примеру, идеями Волдеморта… Что бы вы почувствовали если бы мистер Уизли, к примеру, не заболел, а подался в Пожиратели Смерти? — Это разные вещи мисс Мальсибер, — произнесла она, уже не скрывая раздражения. — Рон никогда бы не стал Пожирателем Смерти. Да он лучше бы умер!.. — Значит ли это, что для вас тоже была бы предпочтительнее его смерть, нежели жизнь, но в мировоззрении, которое вы не приемлите? Лицо Гермионы вспыхнуло. — Идеи Пожирателей Смерти — это не мировоззрение. Это трусливая, ограниченная, антигуманная позиция, которая не должна вызывать у нормального человека ничего кроме отвращения! — Дамы, к счастью предмет вашего обсуждения просрочен уже как десять лет, — обратился к ним Люциус, в голосе его можно было различить насмешку. — Волдеморта больше нет, и его идеям в нашем обществе также больше не осталось места, а потому, нам не стоит тратить своё время на споры, которые ни к чему не приведут. — Чьи-либо идеи продолжают жить до тех пор, Люциус, пока находятся люди, способные рассуждать о том, имеют ли они вообще место быть, — жестко сказала Гермиона. — И я считаю своим долгом объяснять таким людям, почему идеи Волдеморта и Пожирателей Смерти, ущемляющие права большой группы людей и ограничивающие их свободу воли, всё же не имеют права на существование. — Не является ли эта позиция сама по себе ограничением свободы воли, миссис Малфой? — усмехнулась Мирелла. — Полагаю, миссис Малфой имеет в виду, что допущение возможности существования доктрин ограничивающих чьи-либо права автоматически лишено понятия свободы воли, а значит, само их существование уже ограничивает эту свободу, не только тех людей, на кого распространяется, но и человека проповедующего эти идеи, — обратился к ней мистер Алонзо. Гермиона посмотрела на него с благодарностью. — А как же свобода мысли? — приподняла бровь Мирелла. — Человек вправе думать и делать всё, что он считает нужным до тех пор, пока его собственные свободы не ограничивают и не ущемляют чужих прав и свобод, — ответил тот. — Не кажется ли вам, что где-то здесь пролегает очень тонкая грань, способная посадить человека в рамки, из которых он просто не будет в конце концов способен выбраться? — Если вы считаете, что отсутствие у человека возможности посягательства на чужие права, является серьёзным ограничением для его личности, то нам с вами едва ли удастся достигнуть понимания в этом вопросе, — голос его дрогнул, и он с опаской взглянул на Люциуса. — Ах, мистер Алонзо, — губы Миреллы искривились в насмешливой улыбке. — Я только лишь хотела узнать у миссис Малфой, что для неё страшнее: потеря рассудка или осознанное изменение взглядов человека на диаметрально противоположные её собственным. Или, быть может, она посчитала бы смерть в таком случае меньшим из зол? — Ни один человек, будучи в здравом уме не изменит своих взглядов в угоду позиции более ущербной и обеднённой, — задохнулась Гермиона. — Сам факт такого поведения будет указывать на то, что с головой у этого человека что-то не так. Да и как, по-вашему, смерть вообще может быть меньшим из зол?! — грудь её вздымалась под душной тканью закрытой до самого горла блузки. — И если речь у нас дошла до такого… в таком случае, я просто не знаю, что мы все здесь сегодня делаем! — Ну-ну, Мирелла, — просипел Керберос. — Мне кажется, ты требуешь от миссис Малфой ответов, которые она не способна тебе дать в силу своего юного возраста. Гермиона обратила на Люциуса беспомощный взгляд. — Ну, всё, — примирительно сказал тот. — Думаю, мы с вами и правда затронули слишком сложную философскую тему, в которой, прямо говоря, никто из нас не компетентен, а потому, я предлагаю продолжить наш с вами путь. С улыбкой он предложил Гермионе свой локоть, за который она взялась дрожащей от негодования рукой, и они двинулись к разноцветным шатрам.***
Вечером следующего дня, Люциус по обыкновению восседал в своём широком кожаном кресле в кабинете Малфой-мэнора, отвечая на бесконечные письма и прочую срочную корреспонденцию, которую, нельзя было доверить никому из его помощников. Гермиона была здесь же. Вот уже полчаса она бесцельно, казалось, бродила по кабинету то взад, то вперёд, несколько надоедая Люциусу, о чём, он, конечно же, молчал. Гермиона вздыхала. Она то подходила к полкам с книгами, то садилась на облюбованный ею красный диванчик в углу кабинета и листала какие-то научные журналы, то снова вставала и вздыхала. — Не могу игнорировать твою явную озабоченность чем-то, — прокомментировал наконец Люциус, понимая, что и сам уже едва ли был способен сконцентрироваться на тексте письма одного из спонсоров. — Ах, Люциус, — вздохнула Гермиона. Она замерла на мгновение посреди кабинета, заламывая руки и обратив на него свой беспокойный взгляд. — Ну же! Просвети меня! — сказал он, понимая, что так просто отделаться от назревающего диалога у него не выйдет. Он снял с глаз очки. — Тебе, вероятно, это не понравится, — сказала она, вновь принявшись мерить шагами кабинет. — Гермиона, — процедил он сквозь зубы. — Ах, ну ладно! — воскликнула она. — Я просто всё думаю об этом… Ну, о том, что предложил мистер Алонзо. Это ведь действительно может быть выходом. — Понятно, — вздохнув, Люциус откинулся на спинку кресла. — Ну я же пообещал тебе, что мы обязательно приступим к этим исследованиям, как только у нас появятся свободные средства. — Да, — кивнула она. — Но… сколько на это может уйти времени? Вот я и подумала, может… Может мне снова самой приняться за это? Для того чтобы просто начать исследования мне по сути не нужен никто другой, да и средства никакие не нужны. Я уже написала Лаванде. Она сказала, что пришлёт мне образцы фантазий Рона, которые ей удалось вынуть из его головы за последнее время. Она, конечно, сохраняла не всё, но что-то есть… Мне хватит и этого на первое время. — Я думал, что ты устала от работы, — сказал Люциус. — Да, — кивнула Гермиона. — От той, которая не приносила никакого результата и удовлетворения. А здесь у меня есть шанс начать с чистого листа. Я просто не хочу терять время, Люциус! Хочу приступить прямо сейчас, пока у меня есть запал, пока идея свежа… — Ну что ж, — протянул он. — Кто я такой чтобы перечить вольной женщине? Приступай к своим исследованиям, если это принесёт тебе радость. В конце концов, мы же не просто так оборудовали лабораторию в поместье. Гермиона вздохнула как-то особенно судорожно. Люциус приподнял бровь. — Но я хотела снова бывать в исследовательском центре. Я знаю, что обещала не вмешиваться в дела лаборатории сейчас, пока там правит бал Алонзо, но там прекрасное оборудование, да и… честно говоря, я думаю, что мне будут требоваться его советы время от времени. Я не стану надоедать ему, честно! Я буду что-то вроде стажёра, — она взмахнула рукой. — Не скажу ему ни слова, если буду с чем-то не согласна… Ну, пожалуйста, Люциус! Она стояла теперь перед ним, как школьница с глазами полными мольбы и надежды. — Ну, хорошо, — прошипел он, пытаясь скрыть невольную улыбку от того, какой она милой, в сущности, была, когда вот так, упрашивала его разрешить ей снова вести исследования, будто он когда-то вообще был против. Лицо Гермионы осветила радость, и она даже подпрыгнула на месте, после чего, обежав широкий стол, заключила Люциуса в свои объятия со словами благодарности. Вздохнув, он усадил её себе на колени. — Ну, и как я могу сопротивляться этому? — прошептал он ей на ухо, проникая пальцами ей под блузку. — Тогда я, значит, приступлю завтра же, — удовлетворённо заключила Гермиона. — Отправимся туда вместе. Мне ещё нужно обсудить с Луисом кое-какие формальные моменты, касательно нашей дальнейшей тактики с Керберосом. — Когда уже этот старый хрыч отдаст нам все свои деньги? — в сердцах воскликнула Гермиона. Люциус обратил на Гермиону поражённый взгляд. — Ну, а что, — смущённо произнесла она, облокотившись о стол. — Думаешь, мне не надоели их постоянные попытки вывести нас с тобой из себя? Чего только стоили постоянные уколы Миреллы в Мунго! Она отомстила мне за тот допрос, который мы с Гарри учинили ей на приветственном вечере. И этот старик вечно смотрит на меня насмешливым взглядом: «ты требуешь от миссис Малфой ответов, которые она не способна тебе дать в силу своего юного возраста», — спародировала она Кербероса, тряся своей несколько разлохматившейся головой. — А я, между прочем, вынужден выслушивать подобное в свой адрес практически каждый день. В былые времена я и минуты такого отношения к себе бы не вытерпел от какого-то мерзкого старикашки… — О, мне хватило напоминаний о твоих «былых временах» и рассказа Миреллы о «костюмированной вечеринке и воздушных акробатах»! — воскликнула Гермиона. — Надо отдать ей должное, это было… даже забавно… — Забавно? — Гермиона с возмущением взглянула на Люциуса. — Речь идёт о той несчастной семье магглов, над которыми ты со своими дружками издевался! У них был маленький ребёнок! И та женщина… Вы перевернули её вниз головой, и её юбка задралась, оголяя её бельё! — Да-да, это было ужасно, бесчеловечно, и я уже тысячу раз посыпал свою голову пеплом от того, каким монстром был в то время. Потому-то мы и сделали наш с тобой Фонд, не так ли? — Почаще мне об этом напоминай, — хмыкнула Гермиона. — А знаешь, что помню я о том дне? — Люциус уткнулся ей в шею. — Маленькую надоедливую девочку, которая мозолила мне глаза на передней трибуне, чем ужасно бесила меня, но которая приносит мне столько невыразимой никакими словами радости теперь… Из недр его груди даже вырвалось звериное рычание, и он прижал Гермиону теснее к себе, сдвигая пальцами косточки её бюстгальтера и добираясь до её сосков. — Подобными речами ты постоянно вводишь меня в затруднительное положение! — заявила она, откинув голову ему на плечо. — Почему же? Губы его коснулись её уха. — Потому что я не знаю, как мне реагировать на них: радоваться или начинать кричать и бросаться в тебя всем, что под руку попадёт? Убрав руки из-под её кофты, он повернул Гермиону к себе лицом, взглянув ей в глаза. — Думай сейчас о том, что я разрешил тебе снова вернуться к этим твоим исследованиям, тогда как ты обещала стать наконец примерной женой. Я ведь могу и забрать свои слова назад. — А, да. Точно, — картинно сощурила глаза Гермиона. — Слушаю и повинуюсь, в таком случае, мой господин. — Так-то лучше, — губы Люциуса искривились в довольной усмешке и, приподняв бровь, он добавил: — Вот видишь, как быстро могут решаться ставящие тебя в тупик вопросы.