Никто не виноват

- Я…- хотелось, как в дешевых мелодрамах. Он говорит эти гребанные три слова, на фоне играет романтическая музыка, Даня молчит пару секунд, а потом…внезапно оживает. Отвечает взаимностью, и уже через пару минут все вокруг узнают, что он, блять, здоров. Что рак побежден, и не нужно ему, блять, умирать. И Руслану не нужно. И боль отходит на второй план. Но они не в гребанной мелодраме. Скорее в драме, в которой у Руслана отвратительная роль, а сам он – хуевийший актер, забывший одну единственную фразу за весь спектакль. - Ты? Договаривай, возможно у меня не так много времени на твое блядское молчание! – голос Дани звучит раздраженно, а то, что он говорит, раздражает Руслана. И происходит то, что происходит. Армагеддон покидает границы его разума, он достигает реальности, и обрушивает гребанной лавиной, погребая под собой все, что еще осталось здесь, все, что еще можно было спасти. - Я, блять, люблю тебя! Я люблю тебя, чертов ты мудак! А ты собрался сдохнуть! Так, блять, не вовремя! Я думал, что у меня полно времени в запасе, но ты, сука, не оставляешь мне выбора! Ты рушишь все! Ты рушишь мою блядскую жизнь! – Руслан срывается с места, Руслан чувствует, как земля исчезает под ногами. Он хватает это чертово согласие и снова тычет Поперечному в лицо, вытягивая ручку, словно холодное оружие. Словно если Поперечный не подпишет, то Руслан сам убьет его прямо сейчас. И он бы убил. Убил бы. - Ты гребанная истеричка, - Поперечный усмехается. Земля под ногами медленно возвращается на место. Будто американские горки, будто Руслана только что столкнули вниз, но внезапно он вспомнил, что у него есть парашют. Поперечный не злится. - Ты…ты, сука, чего улыбаешься?! – истерика накрывает новой волной, и отчего-то…впервые за долгое время так хочется поржать. Он и правда истеричка. Самая настоящая. - Ты за все это время произнес больше матерных слов, чем за все наше знакомство с тобой, гребанный ангелочек, - Даня пытается привстать, и Руслан тут же кидается к нему. Он был готов, что его оттолкнут. Готов к тому, что Даня пошлет его к черту, но никак не был готов к тому, что худые руки сожмут его. Сожмут так сильно, как никогда до этого. - Подпиши, пожалуйста, - Руслан вздыхает. В нос ударяет до боли знакомый запах, вперемешку с запахом больницы и лекарств. Глаза адски жжет. Снова хочется разрыдаться. – Умоляю тебя, Дань, если есть хоть шанс…- Даня хмыкает. - Давай сюда, - и сердце в этот момент делает кульбит. Что-то внутри все еще не верит, что-то, что намекает Руслану, что Даня сейчас попросту порвет это соглашение, что ничего не изменилось. Но Даня не рвет. Он вырывает бумажку из его руки, и ставит свою подпись. Криво, но, блять, ставит! Руслан снова сгребает его в охапку. - Спасибо! Спасибо тебе, - и не понятно уже за что. То ли за то, что не оттолкнул. То ли за то, что подписал. Дал шанс. Хоть один гребанный шанс. Дал им всем возможность на отсрочку.

***

Время снова тянулось неумолимо долго, но Руслан одергивал себя, запрещал себе его торопить. Пусть тянется, пусть тянется так долго, как только может, пусть оттягивает неизбежное. Руслан не знал, как назвать эту стадию. Торг звучало слишком громко, но он понимал, что так оно и есть. Счастье его было великим, и в то же время было кое-что еще, кое-что нависающее над ним огромной тучей. Это всего лишь отсрочка. Это всего лишь еще пару дней, недель, или, если повезет, месяцев. В самом, блять, лучшем случае – год. Но Даня все равно умрет, и Руслан, блять, ничего не сможет с этим сделать. Слишком поздно. - Рус, сядь уже! – рычит Юра, дергая его за руку. – Если ты сейчас в обморок ебнишься, никому легче не станет, - Юра прав. Как всегда, прав. - Нам всем надо успокоится, - шикает Эльдар. Их стычки всех давно подзаебали. Хуже бесила только Алина, что никак не могла сдержать своего нытья. Эльдару одновременно хотелось всех выгнать, и сбежать самому. Слишком тяжело. И какого хрена они здесь все собрались – никто не знал. Снова не обговаривая, снова негласно. - Молодые люди, вы…вы можете зайти, но минут на пять. Мы будем готовить его к операции, так что…- она не договорила, но каждый в голове сам продолжил за нее. Прощайтесь. Стало совсем тошно. Теперь свалить отсюда хотелось всем. Особенно Руслану. Они ввалились в палату толпой, натягивая на лицо максимально неправдоподобные улыбки, и Даня скривился на это, показывая им фак. И черт бы его побрал, этого Поперечного, если это, сука, и есть его последний жест. Парни рассмеялись, все, кроме Руслана. Он сел на табуретку, на которой ночевал последние пару дней возле Даниной кровати, а все остальные встали за его спиной. И это и правда было похоже на прощание, поэтому хотелось закончить побыстрее. - Давай, Дань, все заебись будет, оклемаешься, - Юра протянул ему кулачок, и Даня ответил, правда очень слабо. Это не осталось незамеченным. - Мы тя ждем, - Эльдар не знал, что сказать, но сказать было что-то нужно. Даня одарил его благодарной улыбкой, и тоже протянул кулак. А потом Юра положил на все хуй, и полез обниматься. Хватит с них, терпение не резиновое. - Попробуй только сдохнуть, сука рыжая, я тебя из-под земли достану, - Юра плакал. И это оказалось настолько заразным, что сдержаться было почти невозможно. - Иди нахуй, - Даня рассмеялся, тоже сквозь слезы. – Ебаные похороны, - тихо протянул он, обнимая Эльдара, на что Юра тут же влепил ему подзатыльник. Время снова утекало неумолимо быстро. - Лан, это…Руслан останется, а мы пойдем, - заявил Музыченко, обнимая его еще раз. Хотелось сжать и не отпускать. Всем хотелось. Будто у них была хоть какая-то возможность не отдавать его этой блядской смерти. - Давайте, увидимся, - Даня усмехнулся, а в голове продолжил: в аду. Даня в хороший исход не верил. Он эту суку чувствовал, чувствовал каждой клеточкой, чувствовал, как каждый ее шаг отдается в его теле новым раскатом боли. Смерть. Парни вышли в коридор, окончательно отпустив все то, что копилось. Юра рыдал, не скрываясь, Эльдар сопел себе в кулак, проклиная себя за то, что вообще сюда приперся, подсознательно даже завидуя Илюхе. У него ребенок, у него оправдание. На самом же деле все понимали, что от присутствия Ильича было бы только хуже. Он бы не сдерживался, он бы не смог. - Ну а ты мне что скажешь? – тихо спросил Даня, заставляя Руслана отмереть. Тот, казалось, выпал из жизни на какое-то мгновение. Даня видел его заплаканное лицо, и становилось еще больнее. Он бы сейчас так не хотел его видеть. И в то же время Руслан был единственным, кто был ему в этот момент так пиздецки нужен. - Я…мне нечего сказать, Дань, - тихо прошептал он, отвечая на прикосновение, снова сжимая в руках холодные пальцы. Казалось, что это прикосновение будет ощущаться еще годы, еще целую вечность. Казалось, что Руслан должен будет умереть с ощущением холодной ладони в своей руке. Он даже не думал, просто чувствовал. - А мне вот есть, наклонись, - голос Поперечного звучал еще тише, и Руслан, конечно же, наклонился в ту же секунду. Их носы почти соприкасались, а глаза Данилы смотрели в его собственные так пронзительно и больно, что хотелось отвести. Но он не имел права, не мог. Если это будет последнее, что он запомнит, то он должен запомнить каждую блядскую секунду наизусть. – Я люблю тебя, - и у Дани, блять, вышло лучше. Вышло почти так, как мечтал Руслан, разве что на фоне музыка не играла. Его губ коснулись сухим поцелуем, и это казалось настолько нереальным, насколько сногсшибательным. Это было лучшее, что когда-либо с ним происходило, и одновременно худшее из того, что он когда-либо чувствовал. Если Даня умрет после этого, то какой смысл ему жить? - Гаденыш, - Даня первый отпустил его губы, и плюхнулся на подушку без каких-либо сил. Сейчас любое движение давалось ему неебически сложно, и если бы Руслан только знал, скольких сил ему стоил этот поцелуй…но Руслан, кажется, знал. Он плакал, глядя на Даню плакал. И так в этот момент хотелось прописать ему по лицу, что аж неимоверно. Повезло, что сил не осталось. - Не жалей меня, сука, - кинул он, и закрыл глаза. Видеть его слезы не хотелось. - Я не тебя жалею, урод, а себя, - смех вырвался быстрее, чем Даня его осознал. И Руслан тоже рассмеялся, сквозь боль и желание разрыдаться. Он смеялся так громко, как, казалось, никогда прежде, и Даня смеялся тоже. Руслан запоминал-запоминал-запоминал, и обещал себе в этот момент, что никогда не забудет. Что этот гребанный смех в его голове будет звучать каждую блядскую секунду, пока не сведет его с ума, но расстаться с ним он больше никогда не захочет. - Извините, но пора, - медсестра появилась внезапно, и так же внезапно кончился смех. Даня еще раз глянул на Руслана, а тот вцепился в его руку. Он не хотел уходить, не хотел отпускать. Он готов был стоять рядом до конца операции, до того момента, как Даня снова откроет глаза. Но Поперечный вырвал руку, и кивнул в сторону двери. - Иди, мы еще увидимся, я обещаю, - Руслан кивнул и встал, правда пойти смог не сразу. Ноги казались деревянными, и перебирать ими не представлялось возможным. - Ты не умрешь, понял? – Даня тоже кивнул, и улыбнулся. Даня врал, врал, как ебаная сука, и чувствовал себя в этот момент гребанным уродом. Ему меньше всего на свете хотелось врать в эти чертовы голубые глаза, и меньше всего на свете хотелось делать Руслану больно. Даня любил его последние пару лет. Любил настолько сильно, что, порой, сводило мозг. И если бы сейчас он мог отмотать хотя бы на пару недель, то наверняка бы не ждал больше ни секунды. Но Руслан об этом никогда не узнает, Руслану хватит и того, что Даня уже сказал, потому что боль от осознания того, сколько времени они проебали, разносило последние остатки чувств. От этой боли и правда хотелось сдохнуть. К счастью, ему даже не нужно об этом мечтать. Вот она – смерть. Так близка, что блевать тянет. Ему бы молиться, просить у Бога, или кого там, о пощаде, да только даже сейчас не хочется. Даня ведь не мудак? Это Бог мудак, если он существует, а Даня нет. И сдохнет он своей ссаной смертью, смертью, которую, видимо, чем-то заслужил.