Никто не виноват

Выглядел Даня отвратно, на себя он похож не был, и первой мыслью – совершенно по-детски – было: это не он! Руслан так Мише и заявил, а потом попытался уйти, но Кшиштовский схватил его за руку и тряханул как следует. Кажется, это возымело нужный эффект. Юре, Эльдару и остальным до них уже не было никакого дела. Каждый был чем-то занят, чем-то управлял на этом «празднике безумия», как прозвал про себя похороны Руслан. Все, кроме него. И он почувствовал себя таким никчемным, таким не нужным, что стало стыдно. Даня умер, а он ни хрена, совсем ни хрена для него не сделал. - Успокойся, ты единственный, кто был с ним все последние дни, - успокаивал его Эльдар, но действовал, как та несчастная сигарета – никак. Было тошно, было отвратительно и больно. И смотреть на Даню Руслан больше не мог. - Попрощайтесь…- чей-то голос прозвучал над ухом, а потом подтолкнул его в спину. Не голос, а его хозяин, но Руслану было плевать. Мать Данилы больше не рыдала, только скулила почти беззвучно, а бабушку давно уже увели. Прощаться. Нужно было попрощаться, но Руслан не мог. - Нет, - слишком четко и громче, чем хотелось бы. – Нет, я не хочу! – он дернулся назад, но снова уткнулся в Мишину грудь. Заебал! – Отвали! Отвали от меня! Я не хочу! – пара ударов в грудную клетку, и Кшиштовский отходит назад, под просьбу Юры отпустить. - Руслан, послушай, ты не можешь…- он не успевает договорить. Никто вообще ничего не успевает, потому что Руслан кидается прочь. Прочь отсюда, от этого ужасного места, от Дани, который Даней больше не является. Подальше!

***

Боль колотила в голове молоточками, и драла легкие, словно одичавшая кошка. Сколько он бежал, Руслан не знает, но по ощущениям долго. Очень долго. Грузовик, остановившийся возле него, призывно посигналил, и он не отказался от помощи, залез в кабину. Мужичек дальнобойщик смотрел на него с явным недоверием, но вопросов почти не задавал. - Выглядишь так, будто умер кто, - правда и без вопросов попал в точку. - Умер, - врать или скрывать что-то уже не казалось необходимым. Руслан молча уставился на дорогу, а дальнобойщик больше не произнес ни слова. Кладбище, гребанное кладбище, от которого увозил его грузовик, больше не было различимо в зеркале заднего вида, и стало немножечко легче. - Тебя куда вести-то? В центр мне нельзя – груженый, - Руслан отмахнулся. - Куда угодно, - и это куда-угодно очень удобно оказалось почти на окраине его района. Возле высоток, которые, чтобы рассмотреть, нужно было еще постараться. - Ты это, не дури только. Смерть ведь не конец, а тебе еще жить и жить, - поддержка дальнобойщика была совсем ни к стати, но Руслан все равно благодарно кивнул, и даже улыбнуться постарался. - Спасибо, - он захлопнул дверь, дождался, пока грузовик тронется с места, а потом пошагал вперед. Пошагал к многоэтажкам, у подножья которых так ни к стати расположились детские площадки. Нехорошо. Нет, даже отвратительно. Но Даня, наверное, нашел бы как об этом пошутить. Лифт стыдливо гудел, будто боясь шуметь слишком сильно. Но Руслану сейчас как никогда захотелось шума. Самый верхний этаж встретил его удручающей тишиной. И Руслан вдруг почувствовал жуткую, но странную вещь. Будто он здесь не один. Будто кто-то стоит за его спиной. Он огляделся, но взглядом наткнулся только на мусорку, и на граффити – уже успели. Как ни странно, даже привычно для самых высоких этажей, они расписали стену цитатками из песен и стихов. В одном из них Руслан даже распознал Есенина. Смешно.

«Но ведь я же на родине милой, А в слезах истомил свою грудь. Эх… лишь, видно, в холодной могиле Я забыться могу и заснуть…»

Руслан вздохнул. Забыться. Это все, чего он так желал сейчас. Заснуть и не проснуться, никогда, нигде. Руслан в ад и рай не верил, как и в перерождение душ. Руслан знал, точно знал, что Даню он никогда уже не увидит. Что не будет ничего «после», что живут они – всего лишь блядское мгновение, всего лишь короткий обрывок времени, который несется неимоверно быстро. Но даже то, что осталось, даже этот маленький лоскуток, Руслан не готов прожить без Дани. Руслан не сможет, не выдержит. Он больше не верит в стадии принятия, потому что, какого-то черта, застрял на стадии: торг. Руслан не принял, никогда не сможет этого принять. Дети на площадке громко смеялись, а сверху летел человек