***
В тот день к Хайрему должен был нанести визит сам верховный смотритель, но исходя из каких-то причин по дороге из канцелярии он задержался, поэтому после чая дядя предложил Аморет посидеть у него подольше. «Прости, мадам Риверсон задала много, поэтому я не могу», — Аморет впервые отказывалась, причём придумав несуществующий повод: сегодня учитель по географии была в хорошем настроении, а потому сжалилась. Впервые на своей памяти Аморет лгала дяде так откровенно: раньше дело доходило только до безобидных шалостей, и, по большей части, они были связаны с Эмили. Пожалуй, узнай Хайрем о всех проделках, то он, исходя из характера, мог бы попытаться ограничить их общение. У Аморет была цель не просто поскорее отделаться от нерадивого дяди, а нечто куда более дерзкое: с помощью своих новых способностей попробовать пробраться в кабинет и, использовав код от сейфа, найти и похитить некоторые аудиозаписи. Задумка смелая, бесшабашная, но если Аморет действительно хочет как-то помочь императрице, то ей нужно рассказать об угрозе и подкрепить чем-то свои слова. Сейчас случай подворачивался просто идеальный. Путь уже был мысленно проложен Аморет. Балкон Берроуза выходил на холл башни Дануолла. План казался незамысловатым: можно выйти в коридор, ведущий к станции вещания, а затем Переносом попасть на балкон. Если не дотянется, то попробовать перескочить по люстрам. Затем открыть сейф, покопаться в записях, найти нужную и быстро уйти. Код от сейфа Аморет знала давно — четыре-один-семь. Несколько раз ей случайно удавалось подглядывать его. С Кемпбеллом у Берроуза всегда были дружеские отношения. Новость, что они собираются встретиться, Аморет изначально восприняла в штыки, заведомо мысленно наложив на Кемпбелла клеймо соучастника заговора. Однако то, что дядя сказал, что они просто хотят прогуляться по саду и по-дружески побеседовать после рабочего дня уняло параноидальный пыл — такие личные и секретные дела обсуждались бы в покоях и только. Они оба очень умны.***
Станция вещания обычно брала на себя ответственность оглашать императорские приказы, предупреждать касательно их нарушения, поздравлять с большими праздниками. Работали там двое. Аморет плохо знала их даже в лицо, но голоса бы распознала в точности: их выучил наизусть, наверное, весь Дануолл. Сейчас станция молчала. Скоро должно прозвучать регулярное, повторяющееся каждые три часа, сообщение с просьбой гражданам оберегать своё здоровье и остерегаться полчищ крыс. Раньше Аморет, как никогда не контактирующая с этим, относилась к такому, как к пустой формальности. Теперь же, побывав в Бездне и снова увидев своего отца, начала задумываться — а как уберечь себя? Аморет представила эти полчища в гниющем порте Радшора: сияющие в свете факелов, как раскалённые угольки, глаза. Хищная пульсирующая масса. Радшор, наверное, кишит ими, благодатнейшая местность. Как доброму, как папе, дяде, только пришло такое в голову? Коридор, примыкающий к станции, никогда не охранялся стражниками. И не нужно было: у входа стоял разрядный столб — последнее на этот момент творение Соколова. Как-никак, станция вещания важный объект в Башне Дануолла, поэтому её должно охранять нечто неподкупное и трудновыводимое из строя. Такое сооружение ударяло током каждого чужака, испепеляя его до шкварок. Для Аморет всегда оставалось загадкой, как Соколов смог добиться, чтобы система сама распознавала неугодного. Её вроде бы не должно ударить при приближении, но кто знает. Аморет старалась держаться от таких сооружений подальше. Аморет опёрлась о перегородку и посмотрела вниз. Знакомый ей капитан Тобиас распекал в чём-то солдат. Аморет прикинула расстояние от своего места до балкона покоев. Не доставала. Разве что если попробовать перескочить через люстрой. Это тоже казалось ей не очень-то хорошей идеей. Аморет пробовала с разного расстояния, убирала так называемое заклинание и прикидывала снова, но в лучшем случае ей удалось бы попасть только на саму перегородку балкона, что было вариантом не лучше. Вряд ли ей настолько повезёт, что она успеет в следующий же момент сбалансировать и не упасть. Уже не Бездна, Чужой вовремя не появится. Аморет была уверена, что это он тогда помог ей не свалиться. Следующие пару мгновений Аморет пережила, затаив дыхание и стараясь не смотреть вниз. Она почти не чувствовала прохладный железный каркас огромной люстры под подошвой своих туфель, а потом оказалась прямо на гладком белом столе, за которым только сегодня пила с Берроузом чай. Слуги уже успели убрать посуду, поэтому Аморет сбила только вазу с искусственной розой, и тут же спрыгнула на пол. Туфли у неё были чистыми, но, вернув цветок на место, она всё равно пару раз мазнула по столешнице лежащей там льняной салфеткой. Перенос же, хоть и был полезен, но перемещал на совсем небольшое расстояние. Аморет с опаской прошла вперёд и остановилась, слыша голоса двух стражников, патрулирующих коридор. Один из них стоял прямо по ту сторону двери. Естественно, без сигнала (и то, человека уровня Тобиаса) никто сюда и зайти не посмеет. Да и двери заперты на ключ, но предложение незнакомого стражника накатить виски сегодня вечером, прозвучавшая совсем рядом, заставила Аморет замереть посреди комнаты и обдать её вороватым взглядом. Солдаты начали говорить о чём-то между собой, и, кажется, все изданные Аморет звуки не привлекли их внимания. Выдохнув, она перестала подслушивать стражников. Её внимание заострилось на другом. Некий очень мелодичный звук разлился по комнате. Он был глуховат, но вместе с тем перекрывал болтовню стражи. Аморет почувствовала слабую дрожь в руке с меткой, и поднесла её к глазам. Кисть пульсировала, а знак Чужого горел, будто бы она сейчас готовила магию. Аморет озадаченно сделала ещё шаг вперёд. Ощущения усилились, но вместе с тем они присутствовали, только в руке. Пение тоже стало чуть громче. Аморет сделала ещё шаг и пошла на звук. Он привёл её к сундуку, стоявшему по соседству с прикроватной тумбочкой. Аморет присела на колени перед ним и аккуратно подняла крышку. Руки чуть подрагивали от волнения — раньше ей даже в голову не пришло бы без спроса лезть в вещи дяди. Откинув кусок льняной ткани, Аморет увидела только стопки сложенных одинаковых белых рубашек, и… руну. Кость кита с засветившимся вырезанным знаком Чужого была тёплой при прикосновении. Она взяла её в руки. На какой-то момент пение стало ещё громче, затем резко оборвавшись вместе с прекратившимся свечением. Рука перестала подрагивать, метка погасла. Словно какая-то сила от руны перешла к ней. Аморет положила руну на место, и накрыла салфеткой. И тогда к ней пришло осознание: дядя — человек, презирающий Чужого и всё с ним связанное. С его стороны было бы странно хранить такой талисман на удачу. В оправдание можно было бы придумать, что подобный подарок могла сделать Вейверли, а Хайрем просто не смог отказать, но звучало это нелепо. Аморет не хотелось ничего выдумывать, но находка была малоприятной. «Я не удивлена», — мелькнуло в голове, когда Аморет бесшумно закрывала сундук. Теперь нужно было приниматься за самое главное, и делать это быстро. —…только бы он не убрал пароль, — между делом бормотала она, по памяти подбирая цифры. Удача. Механизмы заработали не без скрежета, напоминая, что их хорошо было бы смазать, и Аморет напряглась, не услышат ли её возню стражники. Осмотрев содержимое сейфа, Аморет едва не выдала стон разочарования. Вещей было полно, так что в поисках пластинок с аудиозаписями нужно было копаться основательно, да так, чтобы не навести беспорядка. Сейф оказался не таким большим, как казалось раньше, места на полках немного, поэтому они были забиты до отказа. Какие-то документы, бумажные свёртки и несколько шкатулок. Аморет заглянула в одну из любопытства — украшения. Некоторая часть из них перешла к нему от матери Аморет, некоторую он, наверное, хотел подарить Вейверли. Помимо этого Аморет нашла несколько увесистых мешочков денег с профилем императрицы. Предположив, что пластинки могут находиться в одном из свёртков, Аморет взяла первый попавшийся. Она не сразу заметила, что края были склеены, потому успела надорвать упаковку. Тихо ругнувшись, Аморет отогнула край, сунула пальцы внутрь и, вытянув ими содержимое, удивилась. Это были её детские рисунки. В детстве Аморет, как Эмили сейчас, любила рисовать. По большей части это не было чем-то абстрактным — посуда, фрукты, Башня. Самые лучшие отец вывесил в своей в своём личном кабинете. После смерти на его место пришёл Кемпбелл, и тогда всё её детское творчество убрали. Аморет и думать забыла об этих рисунках, и совсем не ожидала, что они окажутся у дяди. В память о брате или из большой любви? Аморет сама не заметила, как натянула кисловатую улыбку. Она почти смягчилась и отбросила попытки искать эти записи, предпочтя всё забыть и играть с Эмили, будто бы ничего не было. Но всё же она всунула все свои детские шедевры обратно, правда, стараясь быстро положить на место, она задела хлипко сложенную стопку документов. Бумажки рассыпались на крышки шкатулок. Кое-как сложив всё обратно начавшими дрожать от волнения руками, Аморет принялась стопку на место, молясь, чтобы всё осталось так, как было. Наверное, прошла вечность, пока Аморет нашла нужное. Тонкая стопка пластинок находилась в таком же бумажном конверте, в каком хранились её рисунки. Было понятно, почему Берроуз озаглавил их: они были почти одинаковыми. Аморет с нарастающей паникой перебирала записи. Некоторые из них оказались не лишёнными даже некой поэтичности. Не рабочие названия, которые просто набрасывают только чтобы запомнить содержание — «Милая Вейверли», «Нынешний лорд-защитник и будущий». Наконец она нашла ту самую, с которой всё началось. Аморет взяла её, а заодно и запись о лорде-защитнике. Дядя недоволен Эмили и императрицей, интересно, что он говорит про Корво? На этом Аморет решила прекратить свои утомительные поиски. Она закрыла сейф и окинула взглядом прилежащее пространство, по привычке ища свою сумку, куда могла бы спихнуть всё своё награбленное, но поняв, что у неё ничего нет, Аморет от досады чуть было не фыркнула. Однако возможности проводить здесь лишние минуты не было. Аморет решила совершить побег тем же способом, каким и попала сюда. Аморет напоследок обвела взглядом покои дяди, когда одной ногой была уже на подоконнике. Тогда голос стражника, который неизменно подпирал собой дверь, звонко воскликнул: — С возвращением, Ваше благородие! Добро пожаловать, господин Кемпбелл! —…этот Соколов пусть и талантлив, но чертовски груб. Наконец-то он согласился нарисовать мой портрет, — проигнорировав приветствие, сказал Таддеус. Ответа от тех не последовало, однако до Аморет донеслись шаги спешившего освободить место стражника, а затем, как в скважине проворачивается ключ и что-то бормочет Хайрем. Ощущение, что она вот-вот будет застигнута на месте преступления вовсе не подстёгивало Аморет к действию, а наоборот заставляло ноги и руки онеметь от страха. Она забыла, как использовать Перенос, который занёс её неожиданно далеко — на люстру, но не ту, через которую Аморет проникла в покои. Свободна рука вцепилась в часть каркаса люстры, которая прицепляла основную конструкцию к потолку. Аморет случайно посмотрела вниз, и вспотевшая ладонь чуть соскользнула. Вверху были ни о чём не подозревающие стражники, болтающие о чём-то, и Аморет мигом представила себе перспективу, как свалится им на головы с компроматом на начальника тайной службы в придачу. Радостного в этом было мало. Аморет зажмурилась и снова использовала Перенос.***
— Как Ваше самочувствие, мисс? Насколько я поняла, оно улучшилось в последнее время. Я принесла горячий шоколад и пирог. Леди Эмили просила передать наилучшие пожелания и сказать, что она скоро к Вам придёт. Что-то ещё, миледи? Аморет оторвала взгляд от книги, которую на самом деле не читала, и понуро посмотрела на услужливую Сару. Нужно сделать взгляд более бодрым, чтобы не вызвать подозрений о болезни и расстраивать добродушную Сару. Она улыбнулась и перевела взгляд на поднос со сладким, и поняла, что ничего не чувствует по отношению к нему. Совсем. — Точно всё хорошо, леди Аморет? — Да, конечно. Спасибо, Сара. Прости, я просто немного не в духе. Ты можешь идти отдыхать. — Точно? Я могу сказать принцессе Эмили, что Вы сегодня не можете принять её. Аморет поначалу хотела сказать, что это отличная идея, но передумала: нужно будет потом придумать отговорку Эмили, почему она не стала с ней встречаться. — Нет, пусть приходит. Спасибо, Сара. Женщина откланялась. Аморет осталась одна. Берроуз закрыла книгу, чтение которой старательно симулировала, и встала поставить её на место. Пары минут спустя ухода Сары хватило, чтобы пожалеть о том, что она не велела той отозвать Эмили. Хотелось уже снять маскировку с руки, но приходилось ещё ждать. Надо сделать вид очень уставшей, и тогда девочка сама захочет оставить её в покое. Аморет встала со своего рабочего места, задвинула стол и подошла к шкафу с одеждой. Отец у неё был человеком хозяйственным, поэтому приучил её переодеваться самостоятельно, без помощи прислуги. Дядя считал это бесполезным с учётом её происхождения, но сама она придерживалась других взглядов. Так, у Сары теперь меньше работы. У Аморет не было маниакального желания нагружать слуг поверх их обязанностей, в отличие от некоторых особо балованных господ. Переодетая в уже домашнюю одежду, Аморет устало плюхнулась на кровать, но мысли были сосредоточены на тех двух несчастных пластинках, что лежали на самом дне её ящика с письменными принадлежностями. То слабое чувство удовлетворения, что преследовало её, что по пути в комнату, улетучилось, как жара после прохладного дождя. Она действительно думала, что вот так сможет просто подойти к императрице и донести на своего единственного родственника? Аморет с таким азартом придумывала этот план, предвкушая восстановление справедливости, а теперь чуть не издала стон разочарования от самой себя — если действует так, бесчестно и исподтишка, то чем она лучше? Собственноручно посадить его в темницу и отправить на казнь? Если Джессамина и выслушает её, то вряд ли станет распространять имя её «спасителя», но что тогда с ней будет? Формально присматривать за ней в Башне станет некому. Вряд ли её отправят в приют, есть бóльшая вероятность, что её заберёт к себе Вейверли, и будет беспрестанно жалеть, что девочку оставили одну-одинёшеньку, и обещать скорейшее возвращение дяди, восстановление в должности и возвращение в Башню. Если же план Берроуза вступит в силу, то он станет лордом-регентом, пока Эмили не достигнет совершеннолетия. Что будет с ней? Аморет сомневалась, что Хайрем станет ей строгим, но заботливым наставником, чтобы отдать ей потом Дануолл на правление. Вряд ли и то недовольство было продиктовано истинной заботой о народе. Попытка поговорить была изначально провальной, она не добьется ничего, а будет только лобызать острые углы. Джессамину могут убить в любой момент, пока Корво нет дома. А если и есть, то что с того? Он может помочь только при открытой атаке, но что убережёт её от яда или взрывчатки, присланной курьером? Аморет перевернулась бок, утыкаясь в подушку, чтобы спрятать глаза. Что теперь делать? — Эй, почему ты плачешь? Кто тебя расстроил? За пеленой слёз вообще ничего не было видно, однако, протерев глаза, Аморет всё равно уставилась на гостью, как на незнакомку. Она узнала Эмили не сразу, и больше по белому костюму, чем лицу. Девочка ужаснулась. — Ты чего? Это же я, Эмили! — А, Эмили. Пожалуйста, не трогай меня... Эмили.