***
Снизу доносились едва слышное ввиду дальности бряцанье посудой. Аморет подозревала, что где-то под ней находится кухня. Сколько, интересно, здесь человек в обслуживающем персонале? Уоллес, как успела понять Аморет, значился слугой при Пендлтоне. Сесилия, видимо, отвечала за деятельность вроде перетаскивания грузов или работы во дворе — на ней не было привычного фартука прислуги. В этом не находилось ничего зазорного: женщины работали повсеместно на китобойне Ротвильда, да и ещё много где. Со вчерашней тревоги с Уоллесом вспомнилась девушка в классической униформе горничной. Вот, пожалуй, и всё. Аморет не была уверена, можно ли причислить к ним Каллисту. Вряд ли Хэвлок просто закрепил бы за ней Берроуз. Да и одежда выдавала в ней простого обывателя, но последнее нельзя назвать сильным аргументом. Очень странно обдумывать такие мелочи, когда нужно заботиться о более масштабном. Наверное, так выглядят попытки отвлечься во время ожидания, пока до неё действительно что снизойдёт хоть кто-то. Самой выходить было не вариантом. Аморет снова вернулась к той взбучке с Уоллесом. Наверное, потом весь этот фарс будет вспоминаться с усмешкой, но сейчас с этого она переключилась на хозяев. Лорд Пендлтон на начале встречи показался таким же уместным, как бродяга на приёме госпожи Бойл. С ним Берроуз была плохо знакома, но определённая дурная слава, передаваемая из уст в уста среди модных дам шлейфом тянулась и за их младшим братом. Однако неувядающая жажда Аморет верить в лучшее признавала, что раз Тревор обитает тут на вполне «законных» — что в нынешние времена звучало вдвойне забавно — то значит не всё потеряно. Ей не очень понравился блеск в глазах при упоминании Вейверли, но ведь у всех есть свои причуды, верно? Адмирал Хэвлок выглядел мощнее физически по сравнению со своим худосочным соратником. При отце к Аморет доходило о нём только хорошее, а ещё говорят, что он был в морском флоте при Войне Четырёх Корон. После кончины Ласкеза Берроуза девушка вместе со своим окружением как-то забыли его существование. Вспомнить пришлось. Предстоящее знакомство с третьим заставляло Аморет трепетать от волнения, но не вызывало такого откровенного ужаса, как вчера. В конце концов, отмеченная Чужим невесть где себя не находила. Она до сих пор понятия не имела о личности этого лоялиста, но уже могла поспорить: в трио, где уже наличествуют вояка и аристократ, только смотрителя недостаёт. «Как в той шутке», горестно подумалось Аморет. Занятая своими глубокими думами, для неё стало неожиданностью, когда на пороге появилась Каллиста. Посмотрев ей в лицо, Аморет удивилась: в ней действительно присутствовало какое-то едва уловимое сходство с почившей императрицей. С облегчением Аморет подумала, что, значит, ей не померещилось вчера в полутьме, значит, она не сходит с ума. Мысли, снова вернувшиеся в башню Дануолла и к её обитателям, наткнулись на Джеффри Карноу. Женщина походила и на него чем-то, а тот, между делом, говорил о наличии племянницы. Аморет уцепила этот факт в случайно подслушанных обрывках разговора с оного со смотрителем Кемпбеллом или Корво Аттано. Только как там звали его родственницу — Кассандра? Кларисса? Каллиста?.. А Корво Аттано, Корво Аттано… как он там? — Доброе утро, Каллиста. Поприветствовала её Аморет с той же лёгкой улыбкой, которой встречала Наталию или Сару в Башне Дануолла. Женщина походила на них, но Берроуз не была уверена, можно ли ей доверять, как вообще всему этому месту в целом, и потому посчитала, что отточенная за годы привычка — лучшее в её положении. — Здравствуйте, миледи. Смотрю, Вы ранняя пташка: я пришла Вас будить, а Вы уже одета, — улыбка мисс Карноу показалась искреннее той, что нацепила Аморет. «Слишком неспокойное это место», подумала девушка. Кажется, её настроение и потухший взгляд передались и собеседнице, и та как-то поникла. Она положила на прикроватный столик тонкую стопку аккуратно сложенной одежды, а поверх него лежало то, о чём Аморет со своими лезущими в лицо волосами и грозящейся развалиться в пух и прах причёске мечтала больше всего — тонкий деревянный гребешок с вырезанным узором в виде морской ракушки в окружении мелких завитушек. Аморет подумала о Хэвлоке. Сейчас она может, хотя бы, привести себя в порядок. Правда, ну как сказать, что она мечтала именно об этом больше всего… гребешки сейчас устарели и скорее их использовали больше дамы возраста Старой Ветоши, да и то в качестве украшения. У сестёр Бойл она тоже видела подобных с десяток, но и они в повседневности предпочитали расчёски. Из одежды Каллиста принесла блузу с синими манжетами и рукавами — несколько похожую на ту, что сейчас было при ней — и чёрные брюки. — Это… от старых постояльцев? — тихо поинтересовалась она. — Да, — подтвердила Каллиста, — люди иногда… забывали свои вещи. Когда здесь ещё были посетители. Многозначительная пауза навевала на мысли, что запас вещей тут пополняли не только потому что кто-то что-то забывал. Подобная недосказанность уже не оставляла для Аморет простора для фантазии. Это место, паб, для города было памятным. Да и ещё здесь проводились собачьи бои. Берроуз слышала истории стражников, как одни, не выдерживая накала страстей, падали в обморок, а другие, восторженно вскрикивая, доставали из подвала новые бутылки. «Эмили бы тут не понравилось в обычные дни», подытожила Аморет. — Спасибо. Не останетесь со мной? — Конечно, — красивое лицо Каллисты Карноу преобразилось в улыбке. Всё же Аморет остановилась на мысли, что новая гувернантка действительно приходится капитану Карноу родственницей. Если и не той самой племянницей, то кем-нибудь другим. Очень уж некоторые их черты совпадали. Женщина помогла вынуть обе ленты, и наконец освободить шевелюру из-под гнёта сложной причёски. До чего же приятно, когда волосы ничего не стягивает! И без того волнистые пряди скрутились в крупные завитки, и распушились ещё сильнее, когда девушка запустила в них зубья гребешка. Впрочем, ненадолго. Сначала Аморет хотела перехватить волосы в хвост, но передумала. Собирать в привычный пучок тоже не стала, пусть и умела — научилась на Эмили, пока ей в девять не пришло в голову отстричь волосы по самые плечи. Каллиста наблюдала за ней. Наталия в первый раз спрашивала, не нужна ли ей помощь. «Может, стесняется?», подумала Аморет, когда перехватила взгляд женщины, направленный на книжную полку над столиком. — Любите читать? — поинтересовалась она. Первое, что пришло в голову: надо же как-то поддержать разговор. — Да, люблю, — подтвердила Каллиста. — Я была учителем в одной школе, пока не началась чума. — О… — Но тут нечего читать. «История островов». «География островов». «Семь Запретов». «Литания Белого Утёса». Когда-нибудь у нас появятся новые книги. При упоминании Белого Утёса Аморет подумала про Адама, паренька с вечеринок Вейверли, и как его отец хотел попробовать устроить его смотрителем. Интересно, что там с его семьёй? — И я ещё хотела спросить: почему Вы решили оставить своего родственника. — Так… так было надо, — Аморет сразу оборвала. Ей не сильно-то хотелось, чтобы Каллиста восприняла её слова как браваду. «Пустую или нет, пусть сама решает», мрачно подумала Аморет. — Ну, Вы достаточно смелая, раз решили отправиться сюда, — Карноу улыбнулась, и на душе немного прояснилось. — Откуда Вы узнали… про лоялистов? — Ну, не то, чтобы сразу про лоялистов узнала, — тут уже можно добавить немного откровений, — просто случайно узнала, и решила проверить. — Я была бы счастлива вернуть Эмили, — Аморет хотела сказать «во дворец», но передумала, — домой. И я знаю, что Корво ни за какие богатства бы не предал её и императрицу. — Тогда Вы вдвойне смелее, чем я думала. — Может быть, — Аморет не стала препираться. Она заплела себе косу и перехватила лентой, сделав тугой бант. Берроуз улыбнулась. — Я готова. Извините меня за прямодушие, Каллиста, но я не ела со вчерашнего обеда! — странные овощи Ветоши не в счёт. — У нас есть, чем позавтракать?***
Пока Аморет опустошала тарелку с пшеничной кашей, она думала, что это, само собой, не уровень Башни Дануолла, но зато сытно, вкусно и зёрна все промытые. «Надеюсь, сами слуги питаются не хуже». Каллиста не завтракала при ней, но зато исчезла куда-то, не решив сказать подопечной, что делать дальше. Когда сама подопечная уже допивала чай, то заметила, как дверь в паб открыта нараспашку. Сесилия глянула из-за неё и ушла работать, а безымянная горничная осталась заинтересованно выглядывать издалека. Она заметила, как Аморет, предварительно оставившая посуду на кухне, приблизилась, чтобы посмотреть, что случилось. Берроуз почувствовала, как её осматривают сверху вниз. Решив, что сейчас это мелочно, Аморет сделала вид, что ничего не заметила. Аморет услышала, как дама тихо что-то бормотала про злосчастного Уоллеса. Когда она увидела двор в свете утра, а не закатного солнца, то он преобразился. Нет, вода в Ренхевен не сталась чище, встречающиеся местами сорняки никуда не пропали, а стены остались всё такими же обшарпанными и местами исцарапанными. Девушка просто немного освежила память о том, как он выглядит. Тогда же она и поняла — то, что она приняла за груду мусора, на самом деле является небольшим шалашом из старых досок. Аморет смутилась. Откуда бы ему тут взяться? Справа за тяжелой роллетой были слышны звуки работы: кто-то упорно лупил чем-то по металлическому, что прервалось тихим шипением. Клейкой лентой была небрежно прилеплена записка, в которой значилось следующее: «Сесилия! Я, вне всяких сомнений, ценю твой труд. Но я буду безгранично благодарен, если меня не станут отвлекать во время работы. Я сообщу, как только закончу, но на деле мне было достаточно, если бы Каллиста принесла мне чашечку чая». Подписаться автор не соизволил. Аморет пересчитала присутствующих на берегу: Хэвлок, Пендлтон, прижимающая ладони к груди Каллиста. Берроуз посмотрела из-за плеча на вход в паб. Горничная улизнула, прикрыв за собой дверь. Скорее всего, ушла на кухню, где уже во всю хлопотал Уоллес, смущённо (неужели?) перестав громыхать кастрюлями, когда она вошла. Аморет старалась не смотреть ему в глаза. Крошечную лодчонку причалили у берега, и девушка увидела, как в ней сидело двое: мужчина пожилых лет, чьего лица она разобрать пока так и не могла, и… человек в одежде Аббатства. Уверенная, что это тот, о ком она думала сегодня, Аморет несколько болезненно потёрла тыльную сторону правой ладони, где была её метка. «Если я не захочу, то он не узнает», успокоила себя она. Смотритель вышел из лодки, пока управляющий ею остался на месте. Каллиста бросилась к нему. — Смотритель Мартин! Скажите, как? Как мой дядя? Что-то очень болезненно откликнулось у Аморет в груди. — С ним всё в порядке, моя дорогая, — в обтянутых перчатками руках смотрителя оказались ладони Каллисты. — Клянусь, я вижу его едва ли не каждый день, и он очень часто спрашивает о Вас. Он скучает по Вам. Надеюсь скоро вы сможете увидеться. — О! — Каллиста закрыла лицо. — Ваш дядя — сильный человек. Он сможет за себя постоять. — Спасибо. Извините меня за мою сентиментальность. Просто… спасибо. Каллиста откланялась и поспешила обратно в здание. Хэвлок и Пендлтон заметили неловко мнущуюся в стороне Берроуз, слышащую за стенкой не обременённой бездельем бензопилу. «Или что там вообще работает?». — Нет нужды стесняться, Аморет, — сказал адмирал, когда она осталась наедине с мужчинами и стариком в лодке. Не лучшее общество. Благоприятное, чтобы её паранойя начала расти с поразительной скоростью. — Подойди, пожалуйста. — Здравствуйте, — гостья сделала смотрителю реверанс по всем правилам отученного этикета. — Доброе утро, миледи. Что-то ты, Фарли, не говорил, что у нас пополнение, — заметил тот. — Особенно такое. — Мартин, — вежливо вмешался Пендлтон, — давай обсудим это не здесь. «Пополнение» заметило, как старик позади него осторожно, но подбадривающе улыбнулся ей. Аморет не могла сказать, обнадёживало ли это её. И это не сильно помогло, когда она опять появилась в кабинете у Хэвлока словно на приёмной комиссии. «Я должна убедить его, что я нормальная, что я могу помочь вернуть Эмили». Аморет не могла назвать его особо красивым по сравнению с другими его соратниками. Возрастом смотритель Мартин задержался где-то между Пендлтоном и Хэвлоком. Выглядел он побитым жизнью, ровно как адмирал, пока Пендлтон умудрялся держать напоминающий о происхождении налёт элегантности. Заговорщик явился в небрежно расстегнутом в верхних пуговицах чёрном мундире с золотой оконтовкой и тяжёлых остроносых сапогах чуть ли не по самые колени — в чём покинул рабочий стол. Аморет оценила его расшитую портупею с офицерской шпагой в ножнах и пистолетом. «У меня дома на уроках была другая», — она вспомнила мадам Ревиаль. Однако оружие стражи ей кое-когда держать в руках приходилось. — Чем мы обязаны видеть дочь Кальдвина Берроуза? — голос Мартина сохранял предельную вежливость. Та уже почти озадаченно нахмурилась, как всё встало на свои места. Как у всякой семьи их происхождения, у них были свои картины на заказ. На одной из них был изображён отец Аморет примерно в её возрасте, и брат Хайрем, на три года младше него. Они оба тогда были славными ребятами, немного худощавыми, хорошо одетыми и оба рыжие. Её папа носил шевелюру подлиннее и, почти на всех картинах того времени, собранную хвост, а у Хайрема было нечто вроде нынешней причёски Эмили. С тех пор и до самой смерти Кальдвин не сильно изменился, а вот чтобы представить Хайрема с такими же волосами сейчас нужно было недюжее воображение. Которого у Аморет не было. На другой картине была нарисована девушка с русыми волосами и голубыми глазами. Благодаря ней Аморет и знала, как выглядит её давно ушедшая с этого света мать, Амиция Берроуз. Но вряд ли смотритель Мартин сейчас имел в виду те самые картины, которых он и в глаза не видел. Тем не мене, Аморет потрогала кончик косы, спускавшийся до талии. Не одними картинами сходство определялось. — Я здесь, чтобы вернуть Эмили. — Да? — брови Мартина недоверчиво поднялись вверх. — Мне казалось, что мы не должны пускать всех, кого попало, — обратился он уже к остальным. — Будь я «кем попало», то вы бы уже тут не стояли, — Аморет поняла, что перебила собирающегося что-то сказать Хэвлока, уже когда неосознанно резко освежила воспоминания Мартину. Она невольно удивилась своей дерзости. Мартина, кажется, этот довод устроил. — Чудно. Но не будем затягивать: я пришёл со сведениями. — Это уже интересно, — Хэвлок обхватил пальцами подбородок. — Вы знаете, что я уже как два месяца пытаюсь подобраться к Кемпбеллу, — начал Мартин, бросив взгляд на Аморет. — К его… Чёрной Книге. По слухам, он вносит туда записи достаточно красочные, что испортило жизнь уже не одному человеку. Я почти не сомневаюсь, что эти слухи правдивы. У меня появился план. — А вот это уже дело! — одобрительно воскликнул Пендлтон. — Выкладывай! Аморет вместе с лоялистам скучковались вокруг письменного стола Хэвлока, где Мартин перестал тянуть интригу. — Я узнал, что в ежемесячных поставках в Аббатство есть неучтённый товар. Я отправил своих людей на разведку, и выяснилось, что вместе с остальной провизией к нам привезли яд. Тивианский яд. Высокого качества. — Что это значит? — спросил адмирал. — Информаторы сказали, что доз яда хватит, чтобы сжить со свету в среднем десяток человек. А у Кемпбелла есть свои неприятели, в первую очередь — в Аббатстве. И ещё от него же ко мне пришло приглашение угоститься «хорошим бренди». — Что за информаторы? — ровно спросила Аморет. Взгляды всех троих мужчин оказались прикованы к ней. Берроуз не любила, когда на ней задерживали взгляд дольше одной-двух секунд. — Им можно доверять? — невозмутимо спросила она, и напомнила себе, что, наверное, стоит всё же немного повременить с бесстрашием. — Далеко не все согласны с намерениями Вашего дяди. Но далеко не все из них такие же смелые, чтобы придти сюда, как Вы, — чтоб Аморет провалиться, если последнее было комплиментом. Ей показалось, что Мартину было важно подчеркнуть принадлежность. — Понимаю. Не ладите с верховным смотрителем? Хотите принять приглашение так, чтобы светопреставление прошло по Вашему сценарию? — Вы умнее, чем кажетесь, — мужчина описал некий жест в воздухе, и усмехнулся. — Мой план включал в себя… э-э… грубую силу, но с Вашим появлением можно внести некоторые коррективы. Аморет похолодела. — Какие? — С учётом некоторых Ваших внешних данных Вы можете оказаться полезной. Остальные лоялисты всполошились, словно стайка потревоженных голубей. — Мартин, ты же понимаешь, что это чистой воды безрассудство! — попробовал вмешаться Тревор. — Это опасно, — согласился с ним Хэвлок. Аморет была с ними больше, чем согласна. Заявление Мартина казалось какой-то плохой издёвкой. Что она сможет сделать Кемпбеллу, всяко сильнее (и злее) её? «Извините, но мне Ваш дневник всяко нужнее»? Зачем тогда Мартину вообще являться? До Аморет и раньше доходили слухи о таинственной Чёрной Книге верховного смотрителя — какие глупости записывать весь компромат о себе! С другой стороны, шанс откопать любые сведения об Эмили звучал соблазнительно. Остальное — глубокомысленные философствания о хранении костяных амулетов, грубостях Соколова и дам в одинаковых платьях с открытой спиной — можно будет отдать Мартину, с которым у Аморет не выстраивалась взаимная симпатия. Фарли и Тревор, уже не так яро, как в начале, осуждали идею товарища, когда сама она ответила ему основным доводом: — Он узнает. У меня яркие волосы, — «Как он сам только до этого не додумался?» — Не думаю, что Лидия пожадничает нам чепец. Да. Точно. Младшая прислуга обязывалась носить чепчик — ворох из кружев и лент, которые можно было бы обрезать без вреда для изделия. Аморет это казалось очень неудобным, а Эмили — милым. «Маленькие грибочки», говорила она. Аморет вздохнула. Если она прямо сейчас не обозначит перед Мартином свой уровень вовлечённости, то сама же об этом глубоко пожалеет. — Я в деле, — произнесла она, заставив всех затихнуть. — Я слышал от Ласкеза, что Вы знакомы с кое-каким видом оружия. «А я Вас среди его друзей не припоминаю», захотелось ответить ей. Хотя, как знать. Папа был дружелюбным. У него круг общения не ограничивался Аббатством. Не то, что у дяди, который мало с кем вёл дружбу. Отчасти из-за загруженности на работе, отчасти — из-за прогрессирующей паранойи. — Да. Я фехтую. — Ну, думаю, что здесь это несильно пригодится. Какой огонь в глазах! Вы определённо справитесь. Но ничего, — предостерёг он возможные вопросы, — мы найдём, чем снабдить Вас. Я расскажу все детали. Хэвлок посмотрел на Аморет с сомнением, будто не был уверен, всё ли она осознаёт, а Пендлтон — с удивлением и непониманием в глазах. Мартин отреагировал неоднозначной усмешкой. Аморет не позволила себе дрогнуть. — Идёт. «Что скажет Чужой, когда я пойду в сердце ненависти к нему?»