***
Трудно сказать, чтобы Аморет испугалась, когда впервые услышала объявление о своей пропаже. «Длинные ярко-рыжие волосы, невысокий рост, карие глаза» — это должно было произойти, пусть и описаний маловато. Берроуз не обладала и долей такой популярности, какой владела леди Эмили, но и об исчезновении какого-нибудь обывателя не стали бы говорить о станции вещания. Нынче нуждавшийся народ в любом случае навострит уши. Она запомнила: объявление звучало раз в два дня по полудню. Помимо всего прочего был объявлен ещё и Праздник Крашенных Чайников, связанный с поиском нового смотрителя. Смерть Кемпбелла непременно аукнулась им. О судьбе смотрителя Густава, благодаря которому их план осуществился или же Мартина внутри Аббатства узнать было невозможно. Последний же теперь безвылазно сидел штабе заговорщиков и отставил проверки вновь прибывшей на мастерство меча. В «Песьей яме» имелось чем заняться. Всего можно прибраться в своей комнате, по мелочи помочь прислуге (большее они не принимали ввиду своих принципов) или послушать уроки Каллисты, проводимые скорее ради деятельности, нежели повышения образованности подопечной. Любая активность в своей мере помогала Аморет, старавшейся не думать о дяде. Заподозрил ли он что-то после того, как племянница окончательно перестала с ним разговаривать после убийства Джессамины? Что у них сейчас с Вейверли после того, как она фактически её подставила? Мог ли он связать смерть Кемпбелла с ней? Что он чувствует? Теперь ей точно нельзя появляться в городе. Не в таком виде. Не сказать, что Аморет рвалась куда-то из паба, но с появлением этого теперь чувствовала себя запертой в каменной коробке. Аморет действительно привыкла к хорошей жизни сильнее, чем считала поначалу. Порой ложась в постель, она роняла слёзы, чувствуя, что по собственной воле окунулась в омут страха и неопределенности, поселив себя среди незнакомых людей ради какой-то призрачной надежды. Надежды на что? Откуда ей правда знать, что эти незнакомцы действительно хотят добра? Не переоценила ли она своих возможностей? Не стоило ли просто остаться в Башне и просто делать то, что от неё требовалось? Об этом нужно было думать раньше. Аморет однажды приснилось, как она сбежала из «Песьей ямы» и вернулась домой. Нет, такое ей не по зубам. Но как бы она не терзалась, паб имел своё очарование. Пусть и такой внешне мёртвый подстать всему городу. В нём ещё теплилась жизнь. От него пахло трещащими в огне поленьями, едва чадящами лампами, немного табаком, спиртным — к чему чему девушка со временем притёрлась — и историями. Но последнего Берроуз никогда не поняла бы, если не Эмили. Она умела подмечать лучшее там, где у старшей не получалось. Навстречу к принцессе вышли все обитатели паба. Во главе скучковавшегося народа, само собой, были Хэвлок и Пендлтон. Эмили приветствовала всех на уровне, достойном дочери императрицы, словно не было никаких месяцев внутри закрытой комнаты борделя. Аморет тем вечером поселилась с Эмили в башню, поменявшись местами с Каллистой, которая перебралась в комнату для прислуги под номером двести три. Стоило ли говорить, что вся слегка монотонная немногословность принцессы кончилась, стоило Аморет запереть дверь после Каллисты? Тогда же речь Эмили до краёв оборотами уличных мальчишек. Пока это не переходило грань дозволенного, Берроуз украдкой улыбалась и посмеивалась. Особенно когда девочка красноречиво указала на чрезмерную привязанность Уоллеса к своему господину. Она не стала одёргивать. На ночь глядя Эмили была уставшей и порядком возбуждённой не только в положительном смысле, но было видно, что просто так она спать не ляжет. Девочки зажгли несколько ламп, расставили по комнате и вскипятили чайник (к счастью, не крашенный). Аморет отметила, что несмотря на все неудобства хорошо иметь печку в собственной комнате. И тепло, и можно приготовить что-нибудь, не покидая места. Насчет последнего девушка не пробовала ничего сложнее чая, да и пожар с её навыком готовки легко было устроить. Тем не менее, Берроуз всё равно осталась довольна, когда она осознала это. Когда Эмили вскарабкалась к Аморет в постель, найти куда же приткнуться себе стало тяжелее. И тогда она вспомнила кое о чём, к чему не возвращалась с самого момента поселения сюда. — Второго месяца дождя, — девушка полезла под свою постель, — тебе исполнилось одиннадцать. У меня нет ничего особенно, но всё же… может быть… Аморет нащупала сумку, вслепую нашарила подаренные Старой Ветошью костяные амулеты (по пальцам словно пробежал ток) и наконец выудила оттуда миссис Пилсен. Платье помялось от нескольких месяцев в придавленном состоянии, а полы шляпки заломились. Но озарившееся улыбкой лицо сидевшей на противоположном конце постели Эмили свело на нет кое-какие опасения. — Я… я думала она потерялась! Без неё миссис Пилсен в «Золотой кошке» было одиноко. Ты взяла её из моей комнаты в Башне? Кукла нашла своё место на комоде между кроватями. Эмили опустошала чашку сваренного Сесилией и Лидией отвара из ягод и подливала кипяток, жалуясь на излишнюю терпкость. Аморет рассказала ей немало, но в общих частях. Некоторую часть всей истории она всё же перебрала. Она опустила часть о зараннее узнанном заговоре, а с этим — и историю со спасением стражника Дамьена. Не стала пока рассказывать и про Старую Ветошь. Девочка слушала, не перебивая. Когда Аморет закончила рассказ «Золотой кошкой», та уставилась на неё глазами размером с блюдца. — Да за всю жизнь не переживу сколько ты за пару месяцев! А этот знак… потрясающе! — Тихо! — излишне резко велела Аморет. Сейчас ничьё присутствие им не угрожало. До чего же приятно, когда руку ничто не стягивает и не покрывает. — А как ты чувствовала себя с меткой, когда вернулась в верховную канцелярию? Наверное, это было жутко. До сих пор не могу поверить, что вы просто взяли и убили Кемпбелла. — Да… Лодочник доставил его и меня очень близко к чёрному входу. Густав, смотритель, который помог нам, дал копию ключа от кабинета, — «уже не папы, и уже не Кемпбелла». — Я прошла в туда чуть раньше, чем они вошли… уверена, Мартин и без меня бы прекрасно справился, он хотел меня проверить. — Он ненормальный, — сказала Эмили. — А если бы из-за этого весь план пошёл набекрень? Он об этом не думал? — Ну… я же как-то добралась до них. Главное, что это уже позади. — Это точно. Что-то я на него смотрю и думаю: когда стану императрицей, то первым делом отменю этих остроносых уродов, что он носит. Аморет усмехнулась. Она действительно никогда не видела Мартина полностью разоблачённым в плане смотрительского одеяния. Обувь или мундир — в любое время на нём что-то присутствовало. Странно, но вместе с тем Аморет никогда не видела его маски. «Готовность ко всему или уже паранойя?». Со временем разница стиралась. — Но да, было страшно. То и дело боялась, что выдам себя. Особенно, когда увидела шарманки в подсобке. — Ты о тех огромных медных вёдрах с гайками и ручкой сбоку? Веришь, что они сильнее магии? Что они подавляют её? — Без понятия. На себе надеюсь не узнать. — Понимаю. Но метка… она потрясающая. То, что ты с её помощью делала, то как она сияла… не смотри на меня так, я не шучу. Голос Эмили прозвучал одухотворённо. Жёлтый свет ламп дрогнул в её мечтательном взгляде, к счастью, осознанном. Жутковато настолько, что Аморет внезапно заподозрила вмешательство Бездны. Аморет повернула кисть к ближайшей лампе, посмотрела в окно. За ним была только чернота. «Ничего». Очень странный знак — мягко сказано. Чужой дал ей возможность развлекаться с меткой как заблагорассудится. Словно мог раздавать их любому смертному. Впрочем, кто или что могло бы отнять у него такую возможность? Аморет никогда не слышала о других меченных, что вполне объяснимо, но понимала, что вряд ли она «особенная». До неё были ещё. И будут. Но она желала хоть раз взглянуть на такого же как она со знаком в действии, хоть не сразу призналась в этом сама себе. Некоторые волнения по поводу привитых с детства убеждений о греховность потустороннего ещё оставались с ней, но всё же большей частью они развеялись. Аморет не взывала к Чужому. Она не выбирала этот путь. — Но все чуть ли ненавидят его, и твой папа тоже… ненавидел. Что скажешь? — А что-то нужно говорить? — Берроуз вопросительно вскинула брови и потянулась к полкам за своей чашкой: напиток достаточно остыл. И об этом она тоже думала. Подробные лекции о Семи Запретах представляли Чужого воплощением греха. Неплохим парнем Аморет однозначно бы его не назвала. Однако ей казалось, что это существо находится за пределами добра и зла и вряд ли располагает чем-то, помимо любопытства. Берроуз считала, что словно стихийного бедствия можно бояться его интереса, непредсказуемости в его черных глазах. Но сама ненависть представлялась ей чем-то изматывающим, нерациональным. Ей казалось, что на большинство смертных Чужому всё же плевать. Аморет замечала, что приходит к этим выводам с некоторой без особой эмоциональности. Может, это была часть влияния Чужого. Или она охладела. — Ладно, — неоднозначно отреагировала Эмили, и провела языком по нижней губе. — Я никому не расскажу твой секрет. Ты смелая. У меня бы на твоём месте не смогла пойти против лорда Берроуза. И надеюсь, Мартин больше не станет тебя беспокоить. С того момента, как Аморет видела Эмили в последний раз, она изменилась. Когда подруга поднялась с пола в той комнате, то Берроуз сразу заметила, как пленница вытянулась в росте. Чёрные волосы больше не щекотали принцессе уши, и теперь собирались в потрёпанный хвост. При ней осталась одежда, в которой Эмили оказалась при встрече: поношенная клетчатая юбка и бесформенная коричневая кофта. Белый пиджак из Башни превратился в серый, особенно по краям, банты на спине и левом рукаве отсутствовали. От владелицы уже поступило предложение использовать его в качестве топлива для печи. Эмили тем временем завернулась в одеяло едва ли по самые уши. Аморет хотела было потрепать её по голове, как бы сделала раньше, но в последний момент передумала. Следовало задуматься о чём-то более насущность, например, как вернуть Эмили обратно в её утвержденную постель. Берроуз как-то не очень хотела делиться своим пространством с кем-либо, и тем более быть скинутой с кровати посреди ночи. — Давай-ка, Эмили, слезай с моей… С той стороны в окно к ним поскрёбся град.***
Утренник двор побелел. В белесой дымке едва было видно хоть что-то дальше вытянутой руки. Балансируя подносом, девушка выползла за наружу. Носки сапог скользнули по льду, врезались в свежий нетронутый снег. То-то дверь совсем уж туго открывалась, догадалась она. В лицо ударила свежесть застывшего воздуха. Второй месяц зимы. Для Дануолла вовремя, чтобы природа соответствовала календарю. Загребая обувью снег, Аморет неуклюже побрела к крохотному шалашу у реки. Его собрали из досок и кусков старой цветной черепицы, которой тут почему-то было в избытке. Старая перевернутая лодка, служившая крышей, укрылась снегом. На ступеньках она чуть было не поскользнулась. Тогда её слуха достигла тихая, но бодрая матросская песенка, а затем и её обоняния — резковатый запах табака. Устроившись на стуле у входа в своё жилище, Самуэль Бечворт протирал свою курительную трубку тканевой салфеткой. Судя по аромату, она чистка «внутренностей» уже давно завершилась. Трубка присоединилась к ещё одной такой же в подставке, стоявшей на соседнем стуле. — Доброго утра, леди Аморет. Сесилия с Вами? — У неё с утра голова разболелась. Я хотела выйти осмотреться и предложила помочь. — О, — лодочник сложил салфетку вдвое. — Вы не стесняйтесь, ставьте поднос прямо туда, да… а Уоллес, поди, в обморок упал от такой отзывчивости у дворянки. — Как-нибудь привыкнет, — девушка улыбалась, но старалась дышать ртом. Носик чайника выдохнул белое облачко. Самуэль сложил принадлежности для чистки в футляр, сунул его в мешочек и затянул горловину. Аморет наклонилась и задвинула поднос в полумрак шалаша. — Что он там? Кашеварит там уже у себя, да? — Да, слыхала, как он с Лидией спорит. — За Лидию я не боюсь. Она Уоллеса за пояс заткнёт его быстрее, чем он успеет рассказать ей о порядке раскладывания чашечек в шкафчике. — он по-доброму, по-старчески улыбнулся. Берроуз показалось, что её сейчас потреплют по щеке как малого ребёнка, но Самуэль всего лишь жестом пригласил её в свой шалаш. — Полезайте-ка внутрь, леди Аморет. Составьте старику компанию хотя бы ненадолго. Там потеплее немного, да и от запаха трубки моей не будете так мучаться. Аморет с благодарностью нырнула внутрь. Не так там было темно, как она ожидала. Старый фонарь с красующимися местами следами копоти, приносил теплый желтоватый свет. Прощелины в стенах впускали белизну утра. Всё убранство состояло из пары мешков с заплатками, стула и матраса. К счастью, последний поверх толстого прямоугольника фанеры. Иначе Аморет окончательно пришла бы в ужас, что мужчина спит чуть ли прямо на земле, хотя и так ей не особо нравилось. Аморет постаралась осторожнее сесть на матрас, но все равно заметно помяла покрывало. Самуэль не соврал — здесь действительно не так сильно пахло табаком, да и он успел развеяться. Она потянула руки, чтобы налить чая сначала ему, а потом себе, но лодочник её опередил. — Я бы справилась, — как-то смутилась Аморет. — Даже не сомневаюсь. Вы, миледи, как служанки здесь… заботитесь так, что мне даже как-то не по себе. Вы-то думаете, что я всего-навсего дряхлый лодочник. Но знали бы Вы, девчонки, какие морские похождения у меня были… — Я не. — в последний момент она передумала, — я все понимаю. На самом деле Аморет была ему даже благодарна. Она поднесла одеревеневшие пальцы к губам и выдохнула. Но пока Берроуз сквозь снег добрела до места с подносом, руки замерзли. Аморет сжала в них чашку. — Прохладно сегодня. И снежно. — Да уж. Молоко на кухне взбесилось! — пошутил Самуэль. Покрасневшие пальцы обожгло, но легче пока не стало. Аморет подумала, что на такую дорогу короткую дорогу ей хватит темных тканевых перчаток с полупальцами, предназначенных в первую очередь для сокрытия метки, и что можно пренебречь вязанными варежками. Она ошибалась. — Вы как-то рано вышли. Только младшая прислуга обычно во столько встает. — Рано проснулась. Ле… Эмили ещё спит. Она пытается показать, что она в порядке, но ей нужно время, чтобы придти в себя. Раньше на людях Аморет называла принцессу только с приставкой «леди», но теперь она не видела в этом необходимости. Остальные обращались так в том числе и к самой Берроуз. Хотя сейчас она едва ли чувствовала себя выше них, и вряд ли дело тут было только в скромности. — Деятельность помогает отвлечься, по себе знаю, — морщинистая рука с россыпью мелких шрамов подтолкнула к ней плетенную миску с нарезанным хлебом. Как только Самуэлю получалось не замерзать? — Скорее всего Каллиста займётся её обучением. Тут и без того найдется чем заняться. — Да. Конечно. — Вы какая-то невесёлая. На Аморет словно дохнул ледяной тивианский ветер. До того, как Эмили вытащили из «Золотой Кошки», Аморет казалось, что она будет счастлива. Что они смогут — пусть может и не совсем так, как раньше — говорить о всяком. И что раз Эмили с ними, то все обязательно образуется. Теперь это казалось странно наивным. Вчера же их разговор сам как-то сошёл на нет после того, как Аморет прекратила говорить о метке. Ей даже показалось, что девочка немного обиделась. А ведь им было о чём поговорить. Например, о Беатрис и смотрителе Густаве, которых оказалось легко купить. Да и ещё как Берроуз, сдерживая раздражение, стала аккуратно прогонять подругу со своей постели… — Эмили… — «она ни в чём передо мной не провинилась», — у меня полный порядок, Самуэль. Мы просто все здесь устали. — Нелегко пойти против единственного своего родственника. Не вините себя. — Да… — Возможно, адмирал Хэвлок на деле не совсем такой, как я ожидал, но ему можно доверять. Он придумает план. Аморет оторвала взгляд с опустошенной чашки, сняла языком кусочек сливочного масла с губы. Посмотрела на Самуэля. Лодочник был одет в старую, отороченную мехом куртку. Седую голову ничего не покрывало. Голос у него был спокойный, мягкий, простой. Не обволакивающий, как иногда у Вейверли, не ровно-отстраненный, как у дяди, который Аморет начала забывать, а простой. Старик называл её «леди», но ей казалось, что он всё же находил в ней равную. Приятно. А недавно он куда-то уезжал. Ещё до похода за Эмили лодка Самуэля проскользнула по тёмным водам реки, пока не пропала в кучкующихся силуэтах зданий. Потом Аморет заметила отсутствие Уоллеса — Каллиста, Сесилия и Лидия хлопотали по кухне без него и совсем миролюбиво. Никто ничего по этому поводу не говорил, но на закате они вернулись как ни в чём не бывало. Он придумает план.***
Под вечер припустил снегопад. Аморет уже представляла себе сугробы величиной с шалаш Самуэля и трудотерапию в виде раскапывания этих сугробах, которая падёт на плечи Уоллеса и девушек. Лучше будет им помочь. «Можно ещё присыпать тропинки песочком…». Если они и считали это показушничеством, то не сильно афишировали. Аморет не столько читала, сколько перелистывала найденный второй том «Полётов к Сферам». Эмили за соседним столом что-то рисовала. Совсем нельзя было сказать, что они в ссоре, особенно со стороны. Да этого и не было на самом деле. Девочки немного поговорили о незначащем — Эмили упомянула, что Самуэль пообещал научить её управлять лодкой, когда потеплеет — и разошлись по своим делам. Когда Аморет надоело изображать чтение, и она уже подумывала заняться делом, дверь скрипнула. Отряхивая снег, внутрь вошли Самуэль и ещё некто. Корво было трудно не узнать, но Аморет всё равно понадобилось время, чтобы понять. Она встала, но её тут же отгородили спины адмирала, Мартина, а затем и поспешившего Пендлтона. Эмили и Аморет присоединились уже после. Самуэль неловко отступил. Корво нервно дёрнулся, когда обитатели «Песьей ямы» собрались вокруг него полукругом. Девушка его понимала. После шести месяцев взаперти, наедине с врагом и самим собой, она бы предпочла убежать. Чёрный бесформенный плащ скрывал почти всё его тело. Аморет, как все остальные, могла видеть кровоподтёки и шрамы на лице и открытых ладонях. Такие не появляются после обычной отсидки в клетке. К её горлу подступил ком. Внутри что-то надломилось. «Хайрем его… пытал». Аморет впервые на памяти назвала дядю по имени. Конечно, вряд ли он сам пытал. Для этого в Башне Дануолла был человек. Большой, безмолвный. Про которого говорила Старая Ветошь. Маленькая рука Эмили лёгким касанием вытащила Аморет из мыслей. Она посмотрела на неё, после чего обратила внимание на Пендлтона. —…но мы все равны в пабе «Песья яма»… о! Вы, должно быть, измождены! Мы попросили Каллисту, — Карноу показалась между Мартином и Хэвлоком, — подготовить для Вас комнату на чердаке и набрать горячей воды. — Мы завтра попросим Пьеро осмотреть Вас, — подхватил адмирал. — Но пока мы не будем Вас беспокоить. Вот, может, миледи захотят поговорить с Вами. Лицо лорда-защитника не отражало никакой неприязни по отношению к Аморет. Понятно, он измучен. Кто бы смог выбраться из объятий эшафота, продраться сквозь толпу стражников и путь к неким освободителям? Довериться? Корво стоял, выпрямив спину, лишь иногда позволяя себе мелкую дрожь в руках. Сквозь укол совести в Аморет забрезжило уважение. Внутри ожила слабая, едва ощутимая, но всё же нить надежды. Может, Самуэль действительно был в чем-то прав. Лоялисты разошлись, оставив его в покое. Берроуз решила последовать их примеру, может, заглянуть на кухню… Эмили опасливо заглянула Корво в лицо. Его губы дрогнули — словно стараясь улыбнуться.