Отмеченный лоялист

      К Дануоллу подползало утро. Небо посветлело. Звёзды ещё не растворились и до сих пор продолжался несильный, но настойчивый снегопад. Лодка скользнула по мутной воде и остановилась у края. Самуэль обвёл полукруг вдоль паба и вернулся обратно — этим он занимался почти каждое утро. С мужчиной была его юная спутница, взявшая привычку рано просыпаться ради прогулок с ним. Оба не спешили выходить на берег. Наверное, лодочник снова что проверял или чинил в своей латанной-перелатанной лодке. С расстояния его фигура вместе леди казалась совсем крохотной. — Эй, — он обернулся, — не против, если я закурю? Могу открыть окно. — Против. Я не хочу мёрзнуть. Да и с тебя довольно, дымишь как паровоз. Если так прижало, то можешь выйти.       Пендлтон совсем не обиделся, и даже наоборот, беззлобно усмехнулся. Пожимая плечами — мол, «ну что поделать» — присел напротив. Хэвлок потянулся к начатой бутылке, ради которой самостоятельно добрался до погреба за ящиком эля. «Старый Дануолл» уже приелся, но ему почему-то не хотелось посылать чудаковатого Уоллеса или лишний раз напрягать Лидию. — Почему так резко? Ты ранишь мои чувства. — Не так сильно, как ты свои лёгкие. Попробуй здоровье поберечь, — посоветовал Хэвлок и, налив себе, жестом предложил товарищу. — Плеснуть? — Что, жажда с утра пораньше мучает? — усмехнулся Пендлтон. — Ну плесни. Спасибо за заботу. С чего бы только?       «Потому что мы друзья?», подумалось с иронией, но Хэвлок не произнёс этого вслух.       Как так вышло? Он как ни в чём не бывало пьёт с ним и разговаривает, будто они действительно друзья. Может, Пендлтон растерял некоторый свой благородный лоск, но не тараканов в голове. Паршивое детство, паршивые братья, паршивый исход всех попыток устроить личную жизнь — мутное прошлое и такое же настоящее изменило его, но он так и остался «мальчиком в тени». Не поэтому ли он одним из первых появился в его пабе? Хэвлок не такого ожидал от человека с таким образом. О личных мотивах Пендлтона он догадывался, но предпочитал в них не копаться. С другой стороны, они двое и Мартин уже связаны одним делом и общим исходом, если все их планы пойдут прахом. Хэвлок сцепил руки на столе и не придумал ничего лучше. — Помолчи.       Пендлтон повёл плечами, опустошив стакан на треть и пробормотав что-то о неплохом вкусе — то ли Хэвлока, то ли самого напитка. Он поднял взгляд. — Ты в последнее сам не свой, Фарли. Что такое? Все шестерёнки наконец-то завертелись. Он сбежал так легко, будто не было месяцев за решёткой. Мы нашли нужного человека. Корво — тот, кто нам нужен.       Само собой, Тревор не мог снова не заговорить о Корво — героя всего паба. Одно только имя бывшего лорда-защитника выдавало его нездешнее происхождение и подогревало интерес неравнодушных. Полуголодный мальчишка из Серконоса, отбивавшийся от шпаны палкой и куском стекла, теперь личный телохранитель императрицы. Последнее уже домысел, однако единственный. В него Хэвлок был готов поверить, пусть и с оглядкой. В конце концов, так думали почти все. Корво не из тех, кто любил говорить о себе. Большую часть времени он проводил в тени госпожи, о нём говорили многое. Если бы Хэвлок верил всему, то не занижал бы шансы Корво на побег.       Но Хэвлок не был омрачён. Вовсе нет — он взволнован. То самое приятное волнение, которое зовёт прилив вдохновения. Однако его голос всё же прозвучал неопределённо. — Хорошо, если так. — Нальёшь ещё?       Будь Пендлтон дамой, подобное можно было бы принять неоднозначно. Но Хэвлок уже понял, что этот тип не отказывает себе в удовольствии проверить собеседника на выдержку. Какими паршивыми его братья ни были, кое-что от них жизнь Пендлтону так или иначе дала. — Налей, — безразлично предложил Хэвлок. — Ты волнуешься так из-за того, что он убил столько стражи по пути сюда? — Тревор потянулся за бутылкой, лицо приняло озадаченное выражение. — Уж не вы ли с Мартином говорили про… — И я не собираюсь отказываться от своих слов. Мы не званном вечере, Тревор. Если Корво убил, значит была причина. Избавь меня от речей о морали. Тебе самому не раз приходилось этого делать. — Только острым словом. Но меня всё же удивляет как кто-то смог подобраться к императрице и принцессе настолько близко.       «Я бы сам хотел это знать».       Как бы их сейчас не тянуло состязаться в остроумии, они понимали, что с лордом-защитником не всё так просто. Хэвлок говорил с ним. Корво до конца предан Колдуинам и только им. Он разбит и озлоблен, но от того не перестал быть опасной силой. Эта опасная сила жаждет мести. Ею легко управлять. Они не «искали нужного человека», а знали его с самого начала и понимали, на чьи плечи спихнут продирание пути к совместному светлому будущему. План заговорщиков по освобождению Корво в какое-то время стал превыше поисков юной леди Эмили. Может быть, потому что те понимали, что сами вряд ли преуспеют. — Мы узнаем.       Каких-то полгода назад он отказался выплывать под флагом узурпатора, и адмирал до сих пор считал это верным решением. Но после этого Хэвлок закопался в руинах собственного прошлого и принялся играть с огнём. Он по сей будоражил его возможностями, которые были готовы ему открыться, стоит довести начатое до конца. И он доведёт. Доведёт именно он, ведь без него ничего этого не было. Но всё хорошо, если бы он бродил по лезвию ножа в одиночку, а не тянул за собой других. Но будет ли он готов поделиться этими самыми возможностями с ними?       Но что-то всё же иногда не давало спать ему по ночам. Он вспоминал, как в юношестве лазал по корабельным снастями подобно мартышке и как потом выкупил «Песью яму». Как в блеске былой славы она принимала у себя всех: от крепко выражавшихся моряков до таких лихих аристократов как Пендлтон. В такие моменты у него в груди селилась невыносимая, свербящая тревога.       Он где-то оступился? Порой Хэвлоку казалось, что он готов отдать Чужому душу. Только бы вернуться в те чудесные мгновения, когда он слышал шум прибоя, звон стаканов и чувствовал солёный ветер на губах — отбросить воспоминания о том, что стало и снова вернуть ту жизнь. Фарли посмотрел на Тревора. А он? Что его заставляло чувствовать себя живым? — Я хотел ещё с тобой поговорить вот о чём. Когда мы представим аристократии леди Эмили, то нам пригодится поддержка Парламента. Ты понимаешь, что это означает?       Негромкий, но абсолютно уверенный голос Пендлтона прозвучал подобно пистолетному выстрелу в тишине. — Никаких проблем.       С одной стороны, Хэвлок только радовался: ни ему, ни Мартину, ни кому бы то ни было ещё, не придётся тратить время на уговоры и семейные привязанности. Но всё же голос Пендлтона даже не дрогнул, не проскользнуло и сомнения. Неужели для него принятие стало таким лёгким? Это казалось настолько диким, что по спине пробежала дрожь. У Хэвлока самого сейчас был бы младший брат, не будь все так, как есть сейчас. Но что бы он сказал нынешнему Фарли?       «Миаль… Миаль бы понял». — Ты отвратительный. — Почему? Мы просто будем делать то, что должно. Порой необходимо идти на жертвы. Скажешь нет? — Тебе совсем не жаль братьев? — Возможно, по Моргану я буду скучать больше.       Пендлтон подлил себе в стакан. Обычно Хэвлока такое раздражало: почему бы сначала полностью не допить, а уже потом снова наливать? Он уже хотел было напомнить ему и об экономности, но помешал застрявший в горле ком. Тревор отмахнулся. — Прекрати сидеть с кислой миной. Я помню ту историю с твоим братом, — предупреждая удивлённый взгляд, он добавил: — Мартин говорил. Вы-то с ним давно в одном котле варитесь, еще до того, как мы все тут засели. Я говорил ему, скажу и тебе: твоя история мало похожа на мою. Перестань будить во мне угрызения совести.       Хэвлок промолчал. — В конце концов, не меня надо обхаживать. Понятное дело, вся грязная работа лежит на Корво. И знаешь, — в дождливо-серых глазах пробежали искорки, — лежало бы и того больше, не перемешай нам карты одна дама. Я её только что видел, вон там, в окне. В лодке с Бечвортом. Что о ней скажешь?       Хэвлок заподозрил неладное, когда Самуэль во время своих утренних, почти ежедневных, «обходах» начал замечать странную тень, мелькавшую неподалёку от его паба. Адмирал сначала подумал о засаде, но это было глупо. Люди регента без лишних предисловий бы ввалились к ним с мечами наголо, перерезали всех, кто попадётся под руку, а их с троих отправили под суд. Плакальщик? Но обычно они обитают в злачных местах, редко — по одиночке. И еще не исчезают при приближении обычного человека.       «Так всё было бы намного проще».       В конечном счёте оказалось, что это не Аморет, которую Уоллес грубо втащил в паб. Девушка нехотя бормотала что-то про чрезмерно болтливых слуг в поместье Бойлов, но для Хэвлока так и осталось не полностью раскрытой загадкой подробности того, как она смогла отыскать какого бы то ни было гонца.       Племянница Берроуза оказалась полезной. Полезнее своего единственного оставшегося родственника уж точно. Готовность, с которой она отправилась с Мартином в Канцелярию удивляла. Верно, напрасно. Один тот факт, что она променяла тепло Башни на захолустный паб, говорил вместо неё. С другой стороны — сможет ли она стать серьёзной помехой, если кое-что пойдёт не так? — Её привязанность к принцессе можно сравнить с преданностью Корво. — Для местных она и сама принцесса. — Конечно. Но мне не понравилось, как Мартин потащили её с собой к смотрителям. — Это в его характере, — хмыкнул Пендлтон. — Но ведь главное результат, правда? И не всё прошло гладко. Кемпбелл убит, с тех пор смотритель Мартин не появлялся в Канцелярии, и… — Сейчас люди пропадают каждый день. В любом случае там сейчас дикий переполох. Скорее всего тех, у кого с Кемпбеллом в тот день была запланирована встреча, проверили сразу же. Но не забывай, для чего он звал к себе Мартина. Такие встречи он в журнале посещений не отмечает, как мы уже знаем. И с ним, и с Карноу, и еще с многими, кто ему не нравились.       Тиг Мартин был ещё одним таким другом Хэвлока. Перепробовав всё что угодно, от жизни бандита с большой дороги до строгого быта солдата, он остановился на службе смотрителя, и был поразительно изобретателен. К Аббатству Хэвлок всегда относился как к дикому зверью. Обозначил почтительное расстояние и старался не злить. Он давно перестал верить в его проповеди, понимал, что сейчас оно скорее ужас, нежели опора Империи. Потому их дружба с Мартином была несколько странной. Про Тига можно сказать, что он непонятным способом появился в жизни Хэвлока и им же в ней оставался. Однако нет. Их объединяли общие интересы, взгляды на жизнь и отчаяние от чумы, усиленное похоронами Джессамины. Может, ещё то, что Хэвлок никогда не воспринимал маску смотрителя на Мартине всерьёз, а тот никак не возражал по этому поводу. — Ага, например, Кальдвин Берроуз. Мартин довольно умён для человека своего происхождения, с этим его… хитроумным способом расшифровать тот дневник, — Хэвлок фыркнул. — Неприятно сообщать девочке, с каким удовольствием Кемпбелл застреливал её отца-плакальщика, а потом переехал к нему в кабинет, да? И про их конфликты, о которых, кажется, тот особо не говорил даже брату. — Очень. И не собираюсь. По крайней мере в ближайшее время. Смотрю, она тебе приглянулась. — Ну, принцесса, как-никак. Сам понимаешь, в местном обществе… да силы небесные, не смотри так на меня! Иногда ты мыслишь впереди меня, но ещё реже — верно. Молода она для меня. Всё же предпочитаю Вейверли. Просто мы с леди Аморет близки по духу. Я ничего не имею против вас с Мартином и рабочих, но иногда бывает… одиноко.       «С благородными порой сложнее, чем с Аббатством». Хэвлок пока не жалел, что решился попридержать Аморет у себя. Пусть занимается тем, чем нравится, раз Каллиста не может заняться её обучением. Сейчас не это важно. Они идут по льду, и им главное думать как бы он не проломился. — Пойду уже, наверное. Скоро завтрак. Ты тоже долго не сиди.       Пендлтон засобирался. Хэвлок вспомнил, что еще хотел сказать. — Знаешь, поговори-ка ты со своим Уоллесом. Я всё понимаю, он у тебя с причудами. Но вчера он забыл — или сделал вид, что забыл — впустить Сесилию, когда та вечером убирала на заднем дворе. Она так принялась ломиться, что всех на уши подняла. Леди Аморет уже сказала ему, но твоё слово для него явно имеет больший вес. — Да, я помню. Но тогда я ничего не слышал. — Это ты крепко спал. — Хорошо. Я поговорю с ним. Насчёт всего в целом: не волнуйся ты так, Фарли. Всё будет хорошо. — Спасибо за заботу.       Пендлтон странно улыбнулся. — Мы же друзья.

***

      Все обитатели паба, особенно рабочие, были рады, когда снегопад кончился и на смену ему выползло яркое солнце. Оно мало грело, но зато снежные хлопья пока не кусали щеки. Шло время, месяц холода перетёк в месяц льда. Пока Эмили занималась с Каллистой в башне, Аморет мучалась от безделья. Карноу была права: книг здесь нашлось немного и все они не сильно отличались между собой по содержанию. Чтение и кое-какая помощь по хозяйству вскоре наскучили.       Почти всё время Аморет находилась рядом с Самуэлем. Им, как ей казалось, получилось сблизиться. Каждое утро, когда Эмили ещё спала, она поднималась, чтобы прокатиться с ним по лодке. Берроуз подружилась и с Сесилией. Та, может, казалась немного себе на уме, но на самом деле была доброй и безобидной. С ними общий язык у нее находился быстрее всего, в то время как те же Корво или Пендлтон находились за пределами этого круга. С последним Аморет ещё могла поговорить о всякой дребедени. Пусть первое впечатление о нём было хорошим, в последнее время Берроуз ловила себя на мысли, что лучше она лишний раз прокатится с Самуэлем на Арамонт. Однажды во время очередной поездки на лодке, когда мужчина рассказывал, как с братом по молодости охотился за жемчугом, Аморет обратила внимание на его пистолет. К ней пришла идея.       Адмирал Хэвлок сначала несколько странно отнёсся к её просьбе, но затем послал к Пендлтону. Тогда Аморет впервые побывала в его покоях, некогда комнате номере двести один. Уютное пространство, но и не лишенное присущего всему пабу духа заброшенности. Кровать с небольшим диваном, пара шкафов и несколько картин. Без излишеств, соответствовало образу дворянина «в изгнании». На свой аудиограф хозяин записывал свои так называемые мемуары. Их он не стремился скрывать, так сначала Аморет даже прислушалась. Однако как только речь автора перешла на сладостные воспоминания о сёстрах Бойл, она почти сразу потеряла интерес.       Пендлтон выдал ей пособие и пистолет. После чего назначил Самуэля: помогать и следить, чтобы подопечная не отстрелила ничего лишнего. Аморет устроила себе мишени в виде выставленных в ряд пустых бутылок из-под спиртного, которых в погребе нашлось целое множество. Когда случились её первые выстрелы, то он оказался настолько громким, что у Берроуз заложило уши. Руку уводило, ветер сдувал на неё белесые облачка дыма, в первое время от грохота гудело в голове. Аморет сперва чувствовала лёгкое разочарование, и подбадривала себя, ведь она в общем-то всегда знала, что дело требует практики и просто нужно время. Со временем она привыкла и к шуму, и к отдаче. По вечерам они с Эмили выходили гулять и кататься на лодке. Младшая оценивала результаты Аморет за день, а старшая следила, чтобы она не слишком донимала старика разговорами.       Одним поздним утром Берроуз сидела в шалаше Самуэля. Девушка услышала, как он чиркнул спичкой (она выучила, что мужчине нравились и трубка, и сигары). Аморет как обычно занималась своим пистолетом. В пособии, ей казалось, уже не было необходимости, так что теперь он в сторонке ждал своего времени. — Хорошие сигары? — чуть повышенным голосом спросила она. — Не хуже, чем хвалённые с Куллеро, — заявил Самуэль снаружи. — Куллеро… кстати, леди… благородные леди и лорды часто заказывают сигары прямиком оттуда.       Аморет сначала хотела сказать про сестёр Бойл. Эсму временами то можно было застать с сигарой в задумчивости с налётом грусти, да и Вейверли изредка попадалась. Берроуз вспомнила неоднозначную реакцию Самуэля и умолчала. — Дорогое удовольствие. — Мой папа тоже так говорил, — и негромко вскрикнула. — Что, снова пальцы не туда попали? — Да, — пробормотала Аморет и вставила полный магазин, как её учили, на этот раз правильно, легонько ударила и услышала тихий щелчок. — Который раз уже на этом попадаюсь… ладно, теперь что? — Ну ведь я же говорил тебе. Стрелять потом будешь, сначала завтрак. — Да-да, на предохранительный взвод, я помню.       Аморет вручили офицерский пистолет, со стволом чуть длиннее, чем у тех, что носила обычная стража. Неизвестно, принадлежал ли он самому Хэвлоку или нет, но его заметно потрепало время. Этот был трёхзарядным, а не однозарядным как у Самуэля, что стало непривычным, несмотря на то, что солдат с такими она в Башне видела не раз. Аморет потрогала изображённый герб Дануолла с орлом. Отложив пистолет к коробке с патронами, она вылезла наружу, засовывая руки в карманы. Всё ещё ощутимо морозило. Пусть и до календарной весны оставался всего месяц, настоящего тепла ждать приходилось куда больше. — Теперь можно и позавтракать.       С самого пробуждения Аморет не ела, пропустила завтрак и теперь почувствовала себя голодной. Прямо к домику Самуэля им принесли поднос с чаем и нарезанным хлебом, а на блюдце под чашкой Аморет даже оставили несколько шоколадных печений. Самуэль, увидев лёгкое смущение на лице подопечной, усмехнулся, но ничего не сказал.       Вчера утром весь паб был поднят на уши. Предшествующим вечером Сесилия была занята уборкой на заднем дворе паба, где открывался проход к жилым, ныне пустующим, домам. Похоже, что Уоллес, когда, запирал двери, забыл впустить её обратно. А под утро кто-то громко зашумел, пытаясь попасть обратно. Аморет и Эмили в башне этого слышать не могли, но зато Лидия, которой почему-то спалось, по её словам, «чуть не окочурилась со страху».       Уоллес был условно главой прислуги, и Аморет уже давно ловила его на пренебрежительном отношении к работницам. Новый случай подтолкнул её вежливо указать ему на это. Уоллес вежливым тоном отрапортовал, что примет замечание к сведению. Заодно Аморет спросила и с Лидии — как та не заметила, что кровать женщины пустует? Та замерла в замешательстве. Похоже, о ней действительно просто забыли. Аморет не сильно в это верила и расстроилась. Однако Сесилию заметно впечатлило, что юная леди вступилась за неё. Вчера она два раза принесла девушке чай с тем же печеньем, хотя она и не просила. Сегодня уже принесла завтрак ей и Самуэлю, хотя таким обычно занималась Лидия. — Сесилия могла задержаться, но неужели она не стала стучаться сразу же? — Аморет придвинулась поближе к деревянному ящику, ставшему заменой столу. — И ей пришлось ночевать на улице. С ней могло произойти всё, что угодно! — У неё есть небольшая старая квартирка через дорогу. И пойми, Аморет, Сесилия девчонка славная, но со странностями. Вполне возможно, что она могла обидеться, уйти к себе домой и уж только по утру напомнить о себе.       Аморет грустно помолчала и только пожала плечами. Она подозревала это, но стеснялась спросить у Сесилии напрямую. — Иногда мне кажется, что адмирал с друзьями уже забыли о ней. Она тихая и незаметная. — продолжил он. — Мигом бы вспомнили, пропади она. Кто-кто, а она делает всю чёрную работу без нареканий. — Да я понимаю. Простите. Пойдём постреляем? А потом можем покататься на лодке.       Лоялисты вообще несколько преобразились после освобождения Корво. Оно и понятно: заговорщики теперь имели аж два козыря в виде принцессы и лорда-защитника. Теперь они стали чаще закрываться у Хэвлока. Аморет чувствовала, что теперь идут приготовления к новый шаг по пути к восстановлению справедливости. Берроуз почти приучила себя не думать о том, что конечная живая цель всего заговора и её дядя — один и тот же человек. Может, потому днём она так часто ходила рядом с Самуэлем, пока Эмили на учёбе.       Иногда по вечерам Аморет слушала Сердце. Почти каждую ночь во сне сознание дорисовывало образы того, что оно говорило, иногда даже красивые. Корво вряд ли был человеком, с которым она могла бы дружить. Сердце же раскрывало его сильнее, чем любой их возможный разговор. Слушать явно о себе всегда было смущающе. «Она тоже бывала там, и его она видела» прямо намекало, что Аморет знает и о Бездне, и о Сердце. Корво не сказал ей ни слова, они почти не общались, большую часть времени от проводил у Хэвлока. С момента его освобождения прошёл уже месяц, и теперь он выглядел куда лучше. Спустя неделю разрешил пациенту снять повязки. С местными Корво тоже стал поприветливее. Даже к Аморет, хотя и не обошлось без скрываемого оценивающего взгляда и разглядывания украдкой её перчатки, которую та не снимала даже когда топили по-чёрному.       Но для Эмили он стал самой большой радостью. Была ли она столь же счастливой когда Аморет пришла за ней? После его появления девочка впервые за всё время в пабе вернулась к карандашам — тем самым, что забрала из «Золотой кошки». Иногда Берроуз считала, что в ней просыпается голос ревности.

***

      После полудня Сесилия подошла к девушке и вручила связку из двух ключей, объяснив, что теперь доверяет ей свою квартиру через дорогу. Ту самую, про которую говорил Самуэль. Женщина сказала, что Аморет в любое время может воспользоваться ею и укрыться вместе с принцессой, если всё же к ним нагрянут люди регента. Она была уверена, что «лорд Корво найдёт способ позаботиться о себе без её помощи». Проскользнула и стыдливость, что такие апартаменты не подходят для юных леди. Аморет понимала: заверения в обратном с такими как Сесилия не срабатывают. Потому просто ответила, что теперь им двоим уже ничего не страшно. Проведав Эмили после обеда, она пошла смотреть, по пути прихватив пистолет, старую кобуру для которого ей дали. Самуэль показал как ей пользоваться и разрешил держать оружие при себе. Раньше Аморет этим не пользовалась, но, понимая, что ей придётся отойти от паба, решила рискнуть.       На входе Аморет стряхнула снег с сапог и обтёрла подошвы об старый коврик. Нужды в этом и не нашлось как таковой — чума прошлась по этому месту ураганом. Её следы в жилищах простых обывателей Берроуз видела по пути к «Песьей яме», но лишь со стороны. Чувство заброшенности, присущее пабу, тут ощущалось сильнее в разы. Минимальное количество мебели создавало унылое впечатление пустынности. Аморет не стала не стала даже расстёгивать куртку.       Если Сесилия возвращалась сюда после принятия на работу, то надолго не задерживалась. На столе в крохотной спальне под пылью лежала груда пустых стеклянных бутылок. В соседней комнате с потолка ломтями осыпалась штукатурка, слоем укрывшая давно не растопленную печку. Аморет подошла к раковине и проверила кран — работает. На второй этаж проход оказался завален. Берроуз не поняла принадлежит ли он хозяйке местных комнат или нет.       Нашлись и плоды творчества отчаявшегося жителей. «Кто с ней ещё жил?..», девушка была почти уверена, что это написала не рука Сесилии. Аморет уставилась на яркую запись. Автор упомянул лорда-регента, причём не стесняясь использовать самые, очевидно, грязные ругательства, которые пришли на ум. — Такой я раньше не видела…       Рука уже давно сжимала связку двух старых ключей, но металл оставался прохладным. Неловко потоптавшись на грязном полу, Аморет сделала ещё круг по квартире и пошла на выход. Найти жилище Сесилии было сложнее, чем она думала. Вход находился совсем не на виду, да и ещё добрая часть железной лестницы отсутствовала. Вместо неё были засохшие сорняки, присыпанные снегом.       Скорее всего Сесилия была первой, кого наняли в паб после его закрытия. А что насчёт остальных слуг? Так ли же близко, как эта женщина, жили они? Уоллес, скорее всего, всегда был при своём хозяине. А что Лидия?..       С какой-то стороны паб примыкал к заброшенной фабрике «Дайгер и Дайл». Верно, из какого-то проулка, ведущего к ней, с большим шумом мимо изумлённой Аморет пролетели две размытых фигуры — одна крупная, вторая меньше по сравнению с ней. Силуэты пропали. Послышался звонкий удар об что-то металлическое, ещё один, стал чётче собачий лай. Не спускаясь с лестницы на дорогу, Берроуз выглянула из-за угла.       Возле опрокинутого мусорного бака лаяла собака — обыкновенная дворовая собака. Далёкий от уродливого волкодава с клыками размером с человеческий палец, которых брали с собой в подкрепление отряды смотрителей, но от того не более красивый. Этот был вдвое, а то и втрое мельче своего выдрессированного собрата, с грязно-белой шерстью, выделявшейся даже на снегу. Аморет побаивалась чрезмерно игривых животных, а враждебных — тем более. Но как ей тогда возвращаться?       Девушка почувствовала, как зазвенело в ушах, когда её выстрел прорезал небо. Лай и скрежет когтями по металлу оборвались. Почувствовав себя увереннее, Аморет осторожно спустилась по обледенелым ступенькам, держа пистолет наготове. Собака, завидев её, дала дёру, поднимая белое крошево.       Понадобилось ещё время, чтобы немного придти в себя и подойти к баку. Изнутри слышалось тихое шуршание. Аморет сунула пистолет обратно в кобуру под подолом куртки, обхватила ушедшую в снег приоткрытую крышку бака и с усилием дёрнула — сюда почти никогда не ходили, так что и дорогу не чистили. Видна была смазанная цепочка из свежих собачьих следов.       Когда Аморет преуспела, то увидела котёнка. Такой без сложностей мог прошмыгнуть в щель. Она присмотрелась и осторожно протянула руки. Полностью белый кот сильнее вжался в угол. Девушка замерла. «Мой выстрел перепугал ещё и его, ну конечно», с досадой поняла Берроуз. Со второй попытки у Аморет получилось ухватить животное за туловище. Разогнулась, она увидела приближающиеся фигуры и сама пошла к ним навстречу. На душе у Аморет было облегчение, но держа в руках этого слабо выбирающегося котенка, она чувствовала себя жутко смущённо. — Мы слышали выстрелы, — Корво не спрашивал. Его тёмный зимний плащ касался земли. — Там была какая-то бродячая собака. Я… я не старалась её застрелить! Просто припугнуть. и вот что я нашла еще. — Да главное, что с тобой всё в порядке.       Наверное, от смущенного вида Аморет, будто луч света среди тьмы, на лице Корво тенью пробежала улыбка — что-то между насмешкой и сочувствием. У него зажили большинство видных ран, остались только кое-какие шрамы от самых глубоких. Один из них пересекал левую бровь, другой виднелся на лбу. За ним поспевала Эмили в съехавшей на бок шапочке и приталенном полупальто, впопыхал застёгнутом на две верхних пуговицы, отливавшем на свету металлическим блеском. Из-под него выглядывала отороченная кружевом юбка. — У тебя кровь на рукаве, — заметила молчавшая Эмили. — Не моя.       Аморет посмотрела на тонкую длинную темную полосу на коричневом рукаве. Лапа котенка была в том же цвете. Коготки вцепились Берроуз в перчатки, но после того, как её ладонь легла коту между ушей, чувствовались они уже не так сильно. — Ладно, — Корво добродушно засмеялся и показал на сторону дома, — пойдёмте-ка. Можем показать его Пьеро, если оно не сбежит к тому моменту. — Но он ведь не лечит животных, — растерянно напомнила Эмили.       Корво неопределённо повёл плечами, улыбаясь.