Эмили помнила: чужак в красной одежде и шрамом на лице ударил маму. Но то, что последовало за этим, в её памяти сохранилось смутно. Один за другим вспыхивали торопливые, лихорадочные образы. Собственный крик ужаса, на выдохе прерванный закрывшей рот рукой в резиновой перчатке. Резкий запах от неё она запомнила на всю жизнь. Затем — брошенный на глаза кусок жёсткой ткани, туго затянутый сзади. Непонятный, совершенно несвойственный ситуации хлопок, отразившийся звоном в ушах.
Когда она пришла в себя после хлопка, с обеих сторон её крепко держали, обхватив предплечья — наверняка остались следы. Они проволокли её какой-то отрезок пути, а затем бесцеремонно затолкали в карету. Последнее она поняла по цокоту лошадей. Эмили не могла ничего увидеть или понять. Предатели увели карету из Башни? Где-то совсем рядом тайно поставили свою? Так, что никто ничего не увидел? А если
увидел?
Или… её перенесли в другое место с помощью колдовства. Бред. Магии не существует — об этом Эмили точно знала, выучила, выслушала на уроках Семи Запретов.
Внутри было тесно и неудобно, злосчастную карету то и дело подбрасывало на ухабах. Испуганная Эмили пару раз стукнулась головой о потолок. Незнакомые люди спорили друг с другом на повышенных тонах. Голоса были мужские, но больше она определить ничего не получалось. Она брыкалась, кричала и плакала. Продолжала, даже когда ей завязывали руки, не погнушавшись перед этим врезать по плечу и приказать сидеть тихо. Тогда она вывернулась и погрузила зубы в чужую, уже оголённую руку. По карете разнёсся бурный всплеск ругательств, после которого маленькую пленницу с силой ударили по лицу. Девочка обмякла и впервые затихла. Иногда она падала и разбивала коленки или даже губу. Аморет пару раз давала ей подзатыльник. Иногда Корво или даже мама могли отшлёпать за шалости. Но никогда её не били… так.
Руки были связаны впереди, а не сзади. Она оставалась беспомощной и не могла сделать ничего, чтобы освободиться, не говоря уже о том, чтобы остановить треклятую повозку. Какой-то промежуток времени бесцеремонно выдрали из её жизни. Больше о том времени Эмили не помнила ничего.
Когда она вновь обрела возможность видеть и двигаться, то нашла себя в жалкой крохотной коробке из каменных стен. Посмотревшись в мутное зеркало, на правой щеке она увидела длинную краснеющую полосу. И смахнула, наконец, кровь.
Больше Эмили не кусалась, не кричала и не плакала.
А спустя вечность запертая исцарапанная дверь открылась. Эмили сжалась от ужаса, но заставила себя повернуться. На пороге появилась незнакомая женщина. Лицо её было раскрашено косметикой. Зачёсанные в гладкий узел очевидно крашенные волосы непонятного, красно-рыжего (совсем не похожего на тот, что у Аморет) цвета, только подчёркивали неумолимо надвигающуюся старость. Усеянные кольцами руки и дважды намотанные на шею крупные бусы способствовали этому. Пёстрые юбки колыхались на крупных бёдрах. Вошедшая не была красивой. Скорее напоминала втоптанный в грязь увядший букет.
Своим видом мадам доходчиво показала, кто здесь хозяин. Женщина представила себя… Пруденцией? Вроде так. Имя Эмили забыла почти сразу и переспрашивать было для неё много чести. Не успела надзирательница что-либо добавить, как маленькая пленница змейкой проскользнула между ней и стеной. По пути споткнулась и чуть было не распласталась на полу. Лихо скатилась вниз на перилах, сократив время, толкнула первую попавшуюся дверь. Железную, а не деревянную. Девочка влетела в какое-то подобие внутреннего двора. Грузно набрякшее, готовившее дождь, небо отражало всё, что происходило вокруг и у неё на душе. Впереди Эмили ждала ещё дверь, но достичь её та не успела. Девочку в третий раз схватили чужие руки, но теперь она могла посмотреть обидчику в глаза. Стражник. Его Пруденция услала вслед, когда маленькое мчащееся существо почти сбило его с ног. Стражник, который на самом деле обязан был её защищать.
Неудавшийся побег навёл шороху. Глянуть, что случилось сбежалась часть стражи и с десяток девиц сомнительного вида. Пленницу обратно заперли, и тогда она наконец поняла куда попала.
Бордель. Принцессу спихнули в бордель.
Пруденция снова закрыла дверь на ключ.
За ней должны придти, правда же? Корво узнает, где она заберёт. Или Аморет. Конечно. Кто-нибудь. А мама? Она так боялась думать о ней прямо сейчас.
…в первую ночь во сне Эмили видела пугающую черноту, но на следующей к ней пришла погибшая мама, Корво и тот ужасный запах резины. Закружилась голова она проснулась с криком посреди ночи. Горло словно сжала рука в той самой перчатке. Казалось её вот-вот стошнит. Но кто носит такое? Эмили знала, что подобные — обычно длинные и плотные — надевают на опасных предприятиях, к примеру на жироварне Гривза. Сами собой в первую очередь мысли пришли к китобойне Ротвильда, на которой держался весь Дануолл. «Маскировка», подумала Эмили. Или нет? Она слышала страшилки о наёмных убийцах, облачавшихся в тяжёлые одежды и маски, скрывавшие лицо. И действительно ли это сказки?
Последующие месяцы Пруденцию Эмили видела раз в несколько недель, когда той хотелось собственнолично удостовериться, что девчонка накормлена и здорова, но самое главное — жива и на месте.
Появившаяся вместо неё Беатрис утром и вечером сгоняла из ванной комнаты всех кучкующихся у замызганных зеркал девушек, а затем приводила Эмили в уголок подальше. Каждый раз это место ассоциировалось со страхом упасть: пол здесь неизменно оставался мокрым и скользким. Плитка местами сильно потрескалась. Вода из кранов почти всегда шла холодная. Эмили определяла время только благодаря найденным старым часам, ведь окон в этой комнате не было. Так, она знала, что именно к десяти часам Беатрис приносила еду. Большей частью пленнице перепадали хлеб и консервы. Если это было китовое мясо, то принцесса всегда думала об Аморет. «Она любит его». С меньшей частотой к этому прибавлялись нарезка из сыра или какой-то вяленой лесной дичи, которую было трудно жевать. Ещё реже — фрукты и овощи. Из питья Беатрис соображала кофе или крепкий чай, который приходилось разбавлять.
Из-за тонких стен Эмили первее узнала, с кем соседствует, чем девушки по ту сторону. Бессмысленная болтовня, такая же бессмысленная ругань, обрывки историй о неких Пендлтонах, от которых волосы на затылке становились дыбом. Их фамилия была почему-то смутно знакома. Прозвучавшие однажды пылкие признания любви снова разбили Эмили сердце. Скрываемая неприязнь к мадам Пруденции, за глазами выливалась в неприкрытую ненависть. Были разговоры и о чуднóй немногословной женщине со странным взглядом, которая всегда была рядом с ней. Передавала веления страже, следила за кухней и следила «за той маленькой девочкой, которая тогда пыталась убежать».
Беатрис была противоположностью начальницы. На вид младше Пруденции на десять, а то и на все пятнадцать лет. Женщина носила простую одежду и несколько неприметных побрякушек. У неё были прямые пшеничные волосы, которые она закалывала над затылком. Нездоровую бледность лица разбавлял лёгкий макияж. На неё не давил груз безвкусных украшений, но зато женщина сама легко могла надавить молча. Глаза тёмно-синего цвета почти всегда смотрели на всё либо безразлично, либо слишком устало. Эмили казалось, что за этим прячется клубящаяся безнадёжная пустота. Девушки поговаривали, что во время начала чумы Беатрис повидала виды, и поэтому пришла в «Золотую кошку», чтобы потом с деньгами оставить Дануолл навсегда.
Однажды Беатрис, окинув взглядом обшитую бантами и кружевами одежду, принесла Эмили мешок со старой одеждой. Спустя пару дней нашлись какие-то книги, затем ещё через несколько — видимо, женщина обратила внимание как подопечная куском извести портила стену своими рисунками, — бумагу и карандаши. Среди книжек оказался сборник песен. Одним вечером она в полный голос исполнила понравившуюся, «Пески Серконоса», хотя Эмили для себя пела явно хуже, чем рисовала. Но ей слишком нравилось представлять и видеть во все мерцающие заливы и ласковое солнце. Сладкий запах винограда уже из воображения щекотал ей нос.
Найди меня в тени,
Принеси сладкий виноград.
Мы сядем на корабль,
И сбежим с тобой в закат.
В ответ ей раздались нестройные хлопки и смех. Некоторые девушки сказали ей, что она очень милая. Они даже поговорили немного. Когда вернулась Беатрис, Эмили впервые увидела, как она улыбается. Возле её синих глаз появились едва заметные морщинки, взгляд стал… живым. Она повеселела, но впредь попросила этого не делать — услышавшая историю о «певучей девчушке» из болтовни девушек, мадам Пруденция была не слишком довольна. Эмили хмыкнула, но кивнула быстрее, чем Беатрис успела бы обратиться к ней уже знакомым мёртвым взглядом.
Интересно, главная надсмотрщица не любила просто шум или всё же проявление воли?
На следующий день во время утренних процедур Эмили узнали и здоровались с ней. У одной из них девочка увидела вовремя припрятанную от глаз Беатрис бутылку с чем-то горячительным. Не всерьёз вспоминая давние заветы дружбы с Аморет она, разумеется не сказала ничего. Но зато подумала, как было бы здорово отправить в такой бутылке письмо по реке домой. И не забыть спросить как мама. Вдруг она еще?..
Только кто именно адресат? Корво? Аморет? Все сразу?
«Тут так странно. Забери меня, если можешь».
Будь Аморет рядом, справляться с заточением было куда легче… бедная! Должно быть, она сильно расстроилась, когда узнала, что случилось!
Её отец, верховный смотритель, раньше жил в большом доме в квартале особняков. После смерти жены он продал его. Вместе с дочерью Кальдвин Берроуз поселился в Башне Дануолла по приглашению мамы, которая тогда ещё была совсем юной. Он снова жил со своим младшим братом, которого давно переселила туда работа. Кальдвин пропадал в Канцелярии, но не забывал о единственной ребёнке. Поддерживал дружбу дочери с принцессой Эмили ещё в те времена, когда Аморет гуляла с той дочкой капитана стражи. А когда началась чума, она забрала его жизнь.
Хайрем Берроуз забрал племянницу под опеку. То что не питает особой симпатии ни к ней самой, ни к мам принцесса чувствовала ещё с тех пор, как была совсем крошкой, только научившийся соображать. Эмили ожидала, что он постарается ослабить их общение под несуществующими предлогами. Но он этого не сделал.
Кажется, и Аморет чувствовала это. Дело никогда не доходило до прямого обсуждения, ведь она почти всегда умудрялась обходить острые углы. На кого из двоих Берроузов она этим похожа? Или это всё же на мать, которую они обе знали так немного? Ради неё Эмили была готова потерпеть отвратительного дядю.
Сердце сжималось едва только она начинала думать об этом. Думала об Аморет принцесса постоянно. О ней и ещё о…
Корво. Эмили полагала или всё же успокаивала себя:
папа ищет её. Он любит её. И она его тоже, а мама их. Пленница почти не видела мира за стенами «Золотой кошки», но знала, что дом недалеко. И от этого же её охватывала тоска. У псевдо купален были посты со стражей. Неужели никто из них не знал, что пропавшая леди Эмили, о которой долдонит безразличный голос по радио, прямо у них под носом?
«Они всё знают».
Терзаемая мучительными мыслями, Эмили решилась на ещё один отчаянный шаг. Сбежала от Беатрис перед вечерними купаниями и рысью побежала вниз. Дверь во внутренний двор обычно была не заперта, а с так называемым входом «для особых гостей» было можно было справиться, открыв ставни. Благодаря подслушанным рассказам девушек появился план затеряться во дворах. Конкретный план у неё не сформировался, были только чувства.
Материализовавшая Пруденция, мягко говоря, была зла. Она подняла руку, чтобы на этот самой осадить беглянку.
— Амалия!
Это была Беатрис. Страх в её глазах заставил Эмили отвести взгляд. Какая же она дура.
Прошло пять дней, и за ней, в месяц тьмы, пришла Аморет.
Она скрывалась. Использовала дар Чужого, когда к ним вышла девушка со знакомыми чертами. Девочки убежали через тот самый чёрный ход. Сначала их ждал человек с тяжелым взглядом в одежде смотрителя, потом — старик с добрым лицом и руками в шрамах. Последний увёз их на лодке. Не домой.
«Как много я пропустила».
Эмили с упоением слушала о Чужом и Бездне. Не поверить она не могла. Явление магии в «Кошке» выглядел так, словно бы её резко дёрнули вперёд. Кроме беглянок вокруг замерло и повисло в пространстве всё: пылинки в воздухе, тень пролетевшей птицы, удивление на лице девушка. Представить было тяжело реакцию бедняги, когда парочка пропала в мгновение ока. Это… а что это было? Заклинание? Магия? Аморет называла такие трюки «способностями», а конкретно этот — «Изгибом времени». Подруга призналась, что этим её умения не ограничивались и она была способна на большее. Эмили постеснялась просить демонстрации, го была готова на всё, лишь бы когда-нибудь та состоялась.
Знак Чужого был интересен в своей причудливости. Способности, чары, умения — восхитительны.
И какова же ирония в том, что это всё принадлежит одной дочери верховного смотрителя. Аморет говорила чересчур спокойно. Словно ничего не случилось. «она — самая стойкая». Эмили снова подумала о Беатрис. И маме.
Эмили не знала, всё ли рассказала Аморет. Копаться не хотелось, а голова и так пухла от мыслей. Мыслей о побеге, новом месте, добром лодочнике, Мартине-садисте, взявшем Аморет с собой в канцелярию, всех этих незнакомых людях.
И о том, что среди всех этих людей не было Корво.
***
После уроков Эмили обычно рисовала.
В первый день ей совершенно не хотелось рассматривать паб. Когда она, чувствуя себя немного лучше, выползла на разведку, то простора для исследования оказалось не так много. Тем более ей не хотелось мешать слугам и — особенно — лишний раз попадаться им на глаза. Почему-то даже Аморет она не решилась трогать, когда ту увлекла эта идея постижения искусства стрельбы. Однако ей понравились Каллиста и, в частности, Самуэль. Они даже покатались раз на лодке.
Мысли о Беатрис, прилипчивые и вязкие, слиплись в один ком, поднявшийся к горлу. Но ведь она так хотела сбежать! И не жалела, что покинула «Золотую кошку». Но Едва ли можно было говорить о тёплых чувствах. Дополнившее день сурка «Идём купаться» со временем перешло в «Что ты сегодня делала?» и заинтересованностью о здоровье с предложением добавки к ужину. Она приносила ей книги, карандаши и иногда даже сладости. Пока начальница этого не видела, скорее всего.
Когда худая рука Беатрис обхватила усеянное браслетами запястье Пруденции, во глазах последней появилось недоумение. Во взгляде женщины в момент и после Эмили не нашла осуждения. Воспоминания об этом каждый раз выбивали почву из-под ног… что там говорили те девушки, Беатрис собиралась уехать?
«Где бы она ни была, пусть всё будет у неё хорошо».
Услышав скрип открывающейся двери, Эмили, не оборачиваясь, поскорее выровнила спину, но через секунду расслабилась. Это была всего лишь Аморет. Настроение тут же поднялось.
Девушка сняла намотанный шарф, повозилась с завязками на капюшоне. Нужды таком тщательном утеплении, на первый взгляд, не было, ведь на улице был терпимый мороз.
— А ну-ка… — Эмили в предвкушении потёрла сероватые от графита руки.
Аморет засмеялась и осторожно сняла с головы шапку, щупая свои волосы. Опустила руку и потрогала кончики. Раньше они были до талии, а теперь щекотали плечи. После всех, наверное, весьма изнуряющих процедур на вид они были пышными и приятными.
— О! А ведь тебе всё-таки идёт каштановый цвет. Хорошо-хорошо, была не права, беру свои слова назад. Но не полностью: твой природный тёмно-рыжий был лучше. Почему именно этот?
— Потому что иначе бедняга Каллиста просидела бы со мной всю ночь. А просто обмазать меня осветлительным составом и сделать меня блондинкой она не согласилась. Сказала, что портить волосы совсем она не станет.
— Ну вот и отлично. Теперь тебя точно не узнают в городе. Каково ходить с короткими волосами?
Аморет потрогала значительно укоротившийся хвост на затылке. Они всё равно были длиннее, чем у Эмили. После того, как Каллиста недавно подстригла и принцессу, у той они стали такими же короткими, как до того, когда это всё только началось.
— Быстрее расчёсываются. Скорее сохнут. Каллиста сказала, что краска смоется через пару недель. Жаль нельзя почти никакие причёски сделать.
— Это тебе и не нужно тут, — хмыкнула Эмили, пряча в ящик альбом и карандаши. — Привыкнешь. Это удобно.
Аморет сдвинула прикорнувшего на своей постели кота, считая, что ей тоже нужно место, и села. Леону это не сильно понравилось, и он перевернулся на другой бок, растянувшись по тёмному покрывалу белым пятном. Эмили хмыкнула. А для питомца, между прочим, выделили отдельную подушку рядом с госпожой Пилсен и рисунком мамы.
Аморет отвлеклась на своего любимца.
— А пузо-то уже вон какое отъеденное…
История со спасённым котенком показалась достойной какого-нибудь лёгкого рассказа. Если бы Эмили умела писать истории так же, как и рисовать! Принцесса вспомнила свою сказку о «леди в причудливом платье и голом мужчине». Её она одним вечером потехи ради записала ещё в «Кошке», наслушавшись сначала неразборчивой ругани снизу, а потом насмешливой болтовни девушек за стенкой о том, как «Беатрис старшего придурка Пендлтона на место поставила». Эту старую дурацкую историю Эмили унесла с собой и подумывала утопить её в реке.
Что касается самой новой, то Пьеро не слишком был рад. Мужчина ворчал о том, что его отвлекают от работы и животные — не его специализация. Но всё же, весело-насмешливый взгляд Корво (под немую раздачу попали и деловой изобретатель, и Аморет) подтолкнул заняться делом скорее. Врачеватель залечил котёнку лапу. После этого девочки уже вместе накормили его, но кот, не выдержав эмоций после всех событий, убежал.
Аморет, ведомая чувством жалости, вынесла ему миску с едой. Спустя пару дней девочка увидела её и Корво играющимися с любимцем на заднем дворе. Принцесса хотела подойти к ним, но увидела, как они над чем-то смеются и отошла. То, как Корво изменился после тюрьмы и его отношение к Аморет сильно давило на неё. А сейчас, кажется, стало немного легче.
— Кстати, Каллиста велела мне пока сидеть в тепле. А ты, Эмили, не хочешь прогуляться?
— А что там делать? Самуэля беспокоить не хочу. Он, кстати, обещал, что научит меня плавать, когда станет тепло.
— Плавать? Не на лодке? А разве не там Уоллес ловит наш ужин?
В последнее время главный повар устроил им рыбную диету. Жареная минога, варённая минога, суп из миноги, котлеты из миноги — всё это было выловлено из местной реки и успело опротиветь Эмили до одури. Едва уловимое изменение в голосе Аморет дало понять, что, к огромному удовольствию, не только ей. Однако Берроуз, всегда куда сдержаннее её, не проронила при Уоллесе ни слова.
— Да, там. Но ведь ты помнишь, что он далеко ходит рыбачить. А где лодка стоит, одна мелочь полощется. Кстати, о лодке. Вы же скоро едете с Каллистой и Самуэлем в город. Когда именно?
— Через два дня. И с нами будет Корво.
— Знаю… он не говорил тебе зачем?
Аморет примирительно улыбнулась.
— Я ему не такой друг как ты. Очевидно, что это как-то связано с тем, чтобы… вернуть тебя домой. Я слышала, как Фарли говорил об этом со своими, — ей будто очень захотелось сменить тему. — Мне жаль, что ты не сможешь поехать с нами.
— Ты слышала, как Каллиста говорила с адмиралом? — Эмили смутилась. — Но вообще он прав. Люди знают как я выгляжу. А тебя могли разве что по объявлению узнать, но сейчас уже нет. Развеешься. Что вы там покупаете?
— Всякого. А ещё я попросила, и мне дали немного денег купить подарок Самуэлю на день рождения. Фарли замечательный человек.
— А когда у него?..
— Седьмого тепла. Совсем скоро.
Эмили обратила на календарь. Каллиста перевернула страницу на новый месяц. Сейчас был второй день весны, но её приближения ещё не чувствовалось. Аморет задумчиво почесала веко и растянулась на своей постели.
***
С утра приморозило. Аморет в свободные моменты потирала порозовевший нос руками в перчатках и помогала затаскивать в лодку мешки с мусором. Один из них гремел осколками старых бутылок, которые они с Самуэлем спустила на мишени.
— Ну как, волнуетесь перед отплытием? — поинтересовался он, докуривая сигару. Аморет вызвалась закончить погрузку сама, заодно ещё чтобы отвлечься от ненужных мыслей.
«Эмили снова ночью плакала». Той казалось, что Аморет её не слышит, но этим принцесса подчас и нарушала её ставший уж слишком чутким сон. «Зато у нее сегодня выходной, отдохнёт с Леоной. А мы из города привезём что-нибудь вкусное».
— Всё хорошо. Вот, я уже закончила. Я пойду позову Каллисту? И лорда Корво?
— Только Каллисту. Корво, думаю, не заставит себя долго ждать…
Самуэль смахнул пепел на землю и, словно пытаясь спрятать проявившееся беспокойство, подмигнул. Аморет машинально улыбнулась. Его серый шарф лежал поверх кожаной куртки застёгнутой на все пуговицы. «Раньше не застёгивал. Чего это он?». Она непринуждённо смахнула снежок с меха своей и направилась к пабу по посыпаном песком дорожке, попутно стаптывая снег — «вот тебе и начало весны!», — с сапог.
Перед лодочником Берроуз кривила душой. Некоторое волнение всё же назойливо свербило перед отплытием в город. Девушка понимала, что не так уж и боится быть узнанной — риск невелик. Беглянка пропала из поместья Бойлов довольно давно. Не найдут и её метку. Аморет старалась обходить эту мысль, но что если в Башне Дануолла она уже находится в одном ряду с императрицей и, вероятнее всего, леди Эмили?
Каллиста говорила, что их путь лежит к рыночной площади через бульвар Клеверинг. В последний раз Аморет была там очень давно — ещё на такой, казалось бы, давний Праздник Фуги. А каков Дануолл сейчас? Что с ним стало спустя месяцы чумы? Берроуз вызвалась помочь чтобы Лидия могла остаться в пабе, в относительной безопасности, а Каллисте не приходилось ходить по покупками в одиночку. Самуэль высадит их неподалёку, а затем вместе с Корво возьмёт курс на другой конец города, к «Золотой кошке».
Аморет не солгала Эмили, когда говорила, что её знания касательно дальнейших шагов лоялистов весьма скудны. Корво, кажется, немного оттаял: в последнее начинал разговаривать с ней больше и даже заставил её смеяться. Но ни от кого в своё время не ускользали сообщения дикторов об ассасине, оставивший за собой кровавый след в Колдридже. Временами Аморет вспоминала, как слуги на мгновение тогда замирали, когда Корво не было рядом, затем снова и снова старалась избегать мыслей о том, чья кровь таким путём должна пролиться в конце. Берроуз знала, что иногда получая что-то одно, приходится отдавать другое. Однако, смотря на Эмили, она думала, что всё должно быть… совсем не так.
Каллиста, одетая, стояла на пороге кухни — прощалась с Лидией и Сесилией. На ней было ладное тёмно-коричневое пальто — «действительно её цвет», — похожее на то, что носила Эмили, только новее, чёрная шляпка и низкие сапожки. Аморет подмечала, что у мисс Карноу хороший вкус в одежде и выглядит она совсем молодой.
— Прошу прощения, последний подготовления, — торопливо сказала женщина и коснулась плеча Аморет. — Отправляемся?
Девушка кивнула. Эмили после завтрака поцеловала Аморет в щёку и ушла в башню, так что зал пустовал, не считая стоящего у стойки Пендлтона, наполнявшего себе стакан чем-то пенистым. С утра лорд выглядел побитым и усталым. Они поздоровались и вышли на улицу. Корво ждал их в лодке. Аморет не сразу узнала его и оцепенела — на неё безжизненно смотрели пустые стеклянные глаза.
«Чертежи Пьеро…», догадалась она, занимая место за спиной Самуэля по правую руку от Каллисты. Сесть хотелось подальше.
— Это чтобы Вас не узнали в городе?.. — жалко выдавила она.
— Всё так, — знакомый голос звучал глухо, но вполне живо. — Встречаемся на том же месте, где вы высаживаетесь в договорённое время. Всё уже должно быть сделано.
— Да, лорд Корво, мы помним, — ответила Каллиста.
— Хорошо...
Лодка качнулась на мутных водах перед тем, как отправиться в путь.
