***
В ночь после освобождения его снова обступили крысы, тела павших от его руки гвардейцев и измученных чумой страдальцев. Из природного разлома над головой, откуда в яви сыпались трупы недовезëнных до Затопленного квартала больных, струился потусторонний свет. Так продолжалось, пока в один момент ночной кошмар Корво не вспыхнул нездешним пламенем, и чья-то заботливая рука не вывела его оттуда, как потерявшегося ребëнка. Свет рассеялся и превратился в театр замерших живых изваяний. Пьеро Джоплин за голову, в пижаме сидел на кровати. На его ладонях темнели графитовые разводы, а сам натурфилософ словно от боли схватился от голову. Лиловый фонарь, которого у него никогда не было, освещал положенный на колени чертëж. «Моя маска…», подумал Корво. Джессамина лежала на мраморном полу веранды, словно срезанная роза. Мужчина со смутно знакомыми чертами вцепился в Эмили. Босоногая Аморет Берроуз. На единственной подруге дочери, казалось, не было ничего, кроме ночной рубашки. Длинные рыжие волосы растрепались как после сна, а еë взгляд был устремлен на тыльную сторону своей ладони. На ней белым сияли линии, складывавшие в один отчëтливый знак. Запретный знак. В Серконосе Аббатство не имело такой власти как в Дануолле, и любой уличный мальчишка, каким был Корво, знал достаточно историй и сказок, чтобы догадаться, что это. Но дочь бывшего верховного смотрителя казалось слишком хрупкой и чистой помыслами для такого. Однако Корво тогда почему-то даже не вздрогнул. И значит, в этой истории главный герой не он один. Но тогда, в том ночном кошмаре, с Корво были только Бездна и пронзающая пустота, игравшая в кошки-мышки. Наконец, это пустота уставилась на Корво чëрными глазами и заговорила. Чужой отдал ему Сердце. В подарок. Прекрасный и омерзительный подарок. Сомнительная награда за страдания, да и Корво слабо верил в благодетель духа Бездны. Была ли это насмешка над ним или отвратительная подачка? Попытки разобраться в помыслах того, что находится за пределами понимания вряд ли привели бы к чему-то. Однако пусть Чужой и хотел зрелища, Корво не соглашался его давать. Ночь была морозной, безветренной и глубокой. Звëзд высыпало на небе словно веснушек и вместе с молодым полумесяцем они исправно справлялись со своей задачей. Их, света, умножаемого снежком, с лихвой хватало Корво, чтобы не споткнуться. «А ведь в катакомбах Колдриджа и это было не всегда», напомнил он себе. В мастерской огни горели даже в столь позднее время. Корво это и ожидал. Слуги не раз выказывали своë беспокойство по поводу здоровья местного обитателя. Что вполне объяснимо: некогда натурфилософ, а теперь «скромный ремесленник», как предпочитал называть себя господин Пьеро, порой засыпал на рабочем месте. Его постель превратилась в свалку книг и бумажек, а гасил он свет всего на пару часов в сутки. Тем не менее, скромность, по мнению Корво, всë же не входила в список благодетелей изобреталя. По крайней мере, в первостепенный. С тех пор как Пьеро опустил ролету, на время холодов, вход осуществлялся через заднюю дверь. Днëм она после тактичного стука была открыта для всех обитателей паба, а на ночь у учëного, к счастью, хватало благоразумия запирать еë. Корво был одним из тех счастливцев, кому доверили копию ключей. На первом этаже было тихо. Машина, вокруг которой Пьеро крутился целыми днями (в один из которых сделал Корво маску) сейчас не работала. Отсек для ëмкости с топливом был открыт, и бледное бело-голубое свечение плескавшейся на дне ворвани было здесь единственным источником света. Корво мельком посмотрел на столе разложенные инструменты и поднялся наверх. Господин изобретатель сидел ссутулившись за письменным столом — подкручивал винтики в аудиографе напротив одной-единственной лампы и мурлыкал под нос тихую мелодию. Завидев ночного гостя, Пьеро свободной рукой поправил съезжавшие с носа очки. — О, — в голосе послышалось лишь лëгкое любопытство, в то время как любой другой бы испугался или возмутился, — Корво, проходите. Чем обязан в столь поздний час? — Да вот не спалось, — начинать следовало явно не с этого. — Словом, Хэвлок должен был поговорить с Вами об этом. Насчëт странных звуков. — А-а-а, — Пьеро отложил работу и, сидя, повернулся к Корво лицом. — Адмирал наконец обратил внимание на мои замечания. Это радует… — Ваши? Мне сказали, что слуг обеспокоил какой-то шум и они подумали, что это может быть заблудившийся плакальщик. «Или проворная стража». — Конечно-конечно. Сесилия тогда выглядела очень напуганной. Но, понимаете ли, не единожды ревербация прерывала ход моих экспериментов. Я давно подозревал, что под нами есть пустые залы. Что ж, раз Вы хотите развеяться, то пойдëмте. Я понял, зачем Вы пришли. Пьеро взял со стола за ручку лампу и, вручив еë Корво, повëл гостя за собой. Спустившись вниз, он остановился возле стола у прибора, полез в шкафчик под ним. Копаясь, хозяин спросил: — Что конкретно Вам необходимо? Оружие при Вас же, так? Помимо клинка, само собой. С тех пор, как Вам его отдали, у меня остались лишь боеприпасы. — Я взял с собой арбалет. Пистолет я решил оставить. Нам не нужно шума. Пьеро ещë недолго думал, после чего поставил на стол несколько коробок. Обычные стрелы и болты с небольшой ëмкостью, в которых переливалась желтовато-зелëная жидкость или серебристая ворвань. — К сожалению, адмирал отклонил мою просьбу взять на изучение плакальщика. Ну, то есть, если это они сейчас там. «Конечно, кому понравится рассадник болезни под боком», мысленно согласился с Хэвлоком Корво. Однако Пьеро всегда был выше таких мелочей. — Больные чумой всë ещë подчиняются некоторым процессам, свойственным всем нам. Скорее всего сейчас они погружены в некоторое подобие дрëмы и это облегчит Вам задачу. Что ж, пойдëмте. Я проведу Вас до двери. Корво одобрительно кивнул и был таков. Пьеро уже не смутился его немногословности. Он уже привык к странностям местных. — Вам приносили порции моего бальзама? — О, эта Ваша магия в бутылках… конечно, мне еë приносят. Спасибо большое, Пьеро. Ещë вечером того дня, когда гувернантка Эмили и девочка регента отправились в город, Сесилия вместе с плотным ужином принесла Корво порцию знаменитого пойла. В жизни при нынешней «Песьей яме» было своë преимущество: к обитателей по меньшей мере теоретически должен иметься доступ к лекарству от чумы — Не магия, а наука и месяцы трудов, — пробурчал он, но добавил уже с полуулыбкой: — И не шутите так при местном смотрителе. — Да, извините, — отсмеялся Корво. — Не буду Вас подставлять. Корво одобрительно кивнул и был таков. Пьеро уже либо уже привык к немногословности лорда-защитника, либо научился еë терпеть. — И что же, адмирал действительно отправил именно Вас в эти казематы? Мог бы отправить кого-нибудь из прислуги или этого Мартина… то, что я говорил о плакальщиках, без сомнений, правда, но Вы уверены, что идти туда ночью здравая идея? Не лучше ли повременить до утра? — Мне выпала возможность отоспаться днëм. Не могу теперь заснуть ночью. — А я как раз собирался отдыхать, — сообщил словоохотливый Пьеро. — Лодочник сказал, что адмирал швырнул некий аудиограф в реку, а он достал его. Пытался починить, за чем и застал Самуэля. Решил помочь. А Вы, Корво, в случае чего, заходите ко мне не только за боеприпасами. У меня есть отменный рецепт успокаивающей настойки, лорд Пендлтон уже неоднократно брал еë. С тех пор и этот его Уоллес перестал ко мне со своей уборкой лезть… А, и возьмите мой фонарь, чтобы по мраку ходить. — Непременно, Пьеро. И спасибо, — старой учëный мог услышать улыбку в его голосе, — Доброй ночи. Что ни говори, но Корво Аттано болтливостью и открытостью в целом не отличался никогда — ни в бытность ребенком Серконоса, ни при жизни под покровительством императора Колдуина и его юной дочери. Исключением, пожалуй, были мать и сестра, красавица Беатричи, а потом Эмили и милая Джессамина. После Колдриджа это только усилилось, и Корво не мог ничего с собой поделать. Первая ночь в заброшенном доме выдалась не лучше прибытия в тюрьму. Однако в этом доме была Эмили, а таинственная гибель Кемпбелла в своë время отсрочила казнь и дала пару дней на передышку — Берроуз тогда был обескуражен. Эти два события оказались связаны. Заговорщики воспользовались этим, чтобы вытащить Корво из тюрьмы. Главный лоялист, адмирал, и его друзья из аристократии и Аббатства чувствовали себя неловко в его присутствии. Мало говорил с Эмили. Раз напугал Лидию, тенью выйдя из-за угла. Совсем недавно девочка регента, как Корво про себя еë называл, перестала его пугаться. При своëм положении девушка еë возраста должна сидеть в теплом поместье, днëм заниматься учëбой, а по вечерам читать книжки и играть с кошкой в окружении ровесниц — таких же без пяти минут принцесс. И Аморет Берроуз соответствовала, если верить рассказам Эмили, по которым до поры до времени Корво и знал Берроуз. Видеть Аморет здесь было так странно, родственник еë поди места сейчас не находит. Когда Чужой подарил Корво Сердце, то он не спешил узнавать спрашивать его о ней. Однако одной ночью, плавно перейдя с мыслей о дочери, он всë закрыл глаза и мысленно указал на неë. Откровения понеслись бурным потоком: Она всë ещë любит того, кто выбил почву у неë из-под ног. Не забывай об этом. Как же ей мучительно стыдно перед Вейверли! Чем больше она общается с Пендлтоном, тем меньше он ей нравится. Тиг Мартин не доверяет ей. Она уважает адмирала Хэвлока. Пока. Это взаимно. Самуэль медленно, но верно отдаëт ей то, что она не смогла найти в семье. На складе «Песьей ямы» она нашла куклу и у госпожи Пилсен появилась соседка. Аморет назвала еë мисс Алексон. В честь давно утерянной подруги детства. Всë ради Эмили. Как далеко это зашло. Не могу поверить. Синеглазая кошка помогает ей унять грусть. Женщина со стеклянным взглядом однажды укрыла еë от бандитов, накормила варëнными овощами и подарила костяной амулет. Подумать только: сначала Уоллес грубо затащил еë в паб за ухо, а теперь кланяется ей почти так же как Эмили и своему господину. Еë мать родила двойню, но выжила только девочка. Только еë дядя знает об этом. И отец… знал. Сами звëзды предлагали ей быть в Аббатстве. Кальдвин Берроуз отвергнул для дочери эту судьбу. Если ей суждено жить, то еë будущее станет ярким. Нет! Ей не помочь всем! Дочь верховного смотрителя с меткой Чужого! Какая насмешка! Она слышит Его. Она слышит нас. Улыбнись ей. Едва ли можно с уверенностью ответить, по чему Корво больше скучал днëм, когда не мог общаться с Сердце — родному голос или чужим секретам. Но тогда он решил, что с него хватит и спросил у Сердца о Лидии Бруклин. И о Слэкджове. Непростом человеке, которого даже ему не удалось полностью прочитать. Корво вернулся в «Песью яму». При том, что большинство окон слуги предусмотрительно зашторили, даже в такое позднее время в главном зале им велели оставлять какое-никакое освещение — пусть это и была пара тусклых ламп на стойке. Он отправился к лестнице. Под ней, по правдивым заверениям Хэвлока, находилось помещение под цистерны с выходом в катакомбы. Почти не издавая шума, Корво стряхнул с плаща таявший снег и спустился. Вместо пола под сапогами теперь оказалась решетчатая металлическая дорожка под ногами, поставленная примерно в дюйме над землей и продолжавшейся до железной двери. Тьма не была разбавлялась парой красных лампочек — здесь ещë работали. Корво покрутил ручку, прибавляя света в фонаре, но этого всë равно не хватало, чтобы оценить размер пространства целиком. Но он определëнно был внушающим, учитывая две огромные цистерны, к которым можно спуститься по лесенке рядом. Корво выбрал из связки ключей нужный и открыл дверь. Здесь «Песья яма» закачивалась и начинались тоннели. В глаза с непривычки ударил неяркий свет. Привычные лампы не горели, а вот ввинченные в стены факелы были зажжены. Издержки старых технологий явно оставили на особый случай, который всë же наступил. Огня хватало, чтобы рассмотреть серые стены и не свалиться в мутную стоячую воду. Ощущение сырости, появившееся в начале пути, усилилось. Корво прошëл ещë дальше. Коридор расширился и открылись дополнительные ходы в черноту. Когда Корво мрачно прикидывал, получится ли по этой сети добраться до Колдриджа и обратно без выхода на поверхность, его слух зацепился за шорох. И ещë один, уже явный. Здешнее эхо мешало разобраться откуда исходит шум. Оно же усиливало звук, но не настолько, чтобы он слышался из самых недр этих каменных глубин. Значит, нарушители спокойствия, кем бы они ни были, оставались где-то рядом. Правая рука машинально легла на рукоять клинка в ножнах, но мыслями Корво вернулся к дорогому Сердцу. Но сейчас на это не было времени. Корво пошëл вперëд. Передвигаться бесшумно стало труднее, но в этом ему не было равных. По мере приближения странные звуки сформировались в отчëтливое шарканье обувью, и к нему прибавились постанывания и плач. Плакальщиков всего было двое — мужчина и женщина, которая заметила Корво первой. Она испуганно вскрикнула и шатко засеменила к незваному гостю. Еë товарищ по несчастью, которого она по пути задела плечом, зашëлся надрывным кашлем, после чего бедолагу стошнило прямо себе под ноги. Женщина, тихо завывая, двинулась к Корво, однако вреда нанести не смогла. Запутавшись в собственных ногах, плакальщица споткнулась на ровном месте, свалилась наземь и ударилась головой. Она снова закричала и предприняла попытку подняться. Еë целеустремлëнности можно было позавидовать, в особенности пока мужчина рассеянно размазывал грязь, рвоту и кровь у себя на лице. Первый его арбалетный болт прекратил мучения плакальщицы, угодив голову. Второй окончательно затих от его меча. Корво смахнул упавшую на лицо прядь и подошëл к ним. Женщина выглядела моложе своего «напарника». Под замызганной шубкой нашлись юбка с оборками и блузка с кружевными манжетами и воротником, похожая на ту, что носила Каллиста. Одежда, пусть уже безнадëжно испорченная, некогда в глазах окружающих могла причислить хозяйку к зажиточным людям. Длинные грязные волосы непонятного цвета когда-то были заплетены в модные среди аристократских девиц «крендельки», а теперь одна из косиц валялась на земле. На обнажëнном высоком лбу темнел крупный синяк. Мужчина, ожидаемо, выглядел не лучше. Этот, скорее всего, при жизни работал обычным на фабрике или китобойне. Куртку была расстегнута нараспашку, а ботинки одеты на босу ногу — на правой ноге один из них пропал. Корво нахмурился. Трупы можно было сбросить в воду, но Хэвлок не говорил ничего по этому поводу, сказав только, что после того, как лорд-защитник закончит, он отправит туда слуг. «Значит, так тому и быть…». Решив, что всë закончилось подозрительно легко и быстро, Корво отправился к пабу, когда прямо на входе в эти подземелья столкнулся с Аморет Берроуз. На ней был какой-то нездоровый румянец, а при виде свидетеля девочка попятилась, но уступать стало уже поздно. Первым делом внимание мужчины привлек мигающий свет на еë правой ладони. Еë Аморет одевала перчатку — так было и в этот раз, но та пропускала свет. «Метка из сна», быстро догадался Корво. Первым делом Берроуз постаралась завести руку за спину. Осознав, что он всë видел, она подозрительно спокойно сдалась. — Корво… ну что ж. Думаю, Вы меня поймëте. — У Вас знак горит. — Как и Ваше Сердце по ночам, — брови лорда-защитника медленно попозли вверх, но девчонка даже не изменилась в лице. — Да, горит. Но там за углом есть руна. Я чувствую еë с тех пор, как мы с Каллистой вернулись из города. Что-то изменилось, Корво: раньше этого не было. — Тогда идëмте посмотрим. Ей открылся вид на тела плакальщиков. Аморет как ни в чëм не бывало, подошла к трупу мужчины и пошарила в его карманах, пока не выудила из внутреннего… что-то. Она развернула бумажку, в которой находилась китовая кость и ещë какой-то мешочек. Метка, до того будто пульсировавшая и горевшая почти беспрерывно, потухла, словно что-то успокоило дух Бездны внутри еë владелицы. Она поскорее спрятала руну в кармане куртке, а вторую часть содержимого отдала Корво. Берроуз снова посмотрела на распластавшихся чумных в своих ногах, ахнула и поспешно отошла от них — словно какое-то оцепенение спало с неë. Припоминая историю печальной кончины еë отца, Корво растянул горловину замшевого мешочка и стал, высыпал на ладонь оказавшиеся там деньги. Всего Аттано насчитал пять монеток с профилем родича Берроуз достоинством в десять золотых. Вернув их обратно, он заметил, что спутница сосредоточенно рассматривает обëртку. — Что там? Аморет оттянула концы смятой бумажки, оказавшейся довольно довольно большой для маленькой руны. — Послание. Тут… всего ничего. Пара строк: «Вот твоя плата. Да, меня нет. Я больше сюда не приду. Я вообще ухожу отсюда. Навсегда. Надеюсь, наши пути больше не пересекутся. До свидания, Джелли. Всего доброго». — Видимо, при жизни этот Джелли вëл здесь какие-то свои тëмные дела… вряд ли на пару с этой леди, но этого мы уже не узнаем, — хмыкнул Корво. — А Вас как сюда ночью занесло? — Не спалось, — буркнула Аморет. Чувствуя у себя отсутствие желания расспрашивать еë детальнее, Корво кивнул. — Ясно. Сейчас давайте каждый пойдëт к себе, а завтра мы покажем всë это адмиралу. Кроме руны, разумеется.***
Остаток ночи прошëл без приключений и снохождений. Сердца больше не было слышно. А на следующий день небо перестало стряхивать с себя мелкую снежную крупу и стало ослепительно белым. Выползло яркое солнце, однако опасные огромные сосульки и цепкий мороз напоминали, что весны (даже той, что на календаре) всë ещë далеко. Тем днëм было воскресенье, и Аморет не приходилось рано вставать, чтобы освободить комнату для занятий Эмили. Пообщавшись с ней и Леоной, она пошла к пабу. Проходя мимо двери Корво, как обычно была закрытой, она подумала о плакальщиках и ночном приключении, про которое Эмили она не сказала ни слова. Еë не удивило, что Корво уже знал о том, что Чужой на неë тоже обратил внимание. Метка начала выказывать беспокойство по поводу потусторонних сил несколькими днями ранее, что мешало всë это время мешало владелице спокойно находиться рядом с местной кухней. Лидия и Сесилия не раз говорили про подземные тоннели, а Аморет уже знала, где находится выход в них. Раз метка услышала руну, значит, та была не так уж далеко. Она могла попробовать сходить на разведку, но как при этом не привлечь внимания? В ту ночь Аморет быстро отогрелась и, когда Эмили уснула, посчитала себя готовой на подвиги. Поразмыслив со свежей головой, она решила, что встреча с Корво пусть и была привычно неловкой, но оказалась весьма удачной. Вряд ли бы Берроуз сама управилась с плакальщиками. Что же касается Джелли — если одним из тех несчастных был он — то видимо он завладел руной незадолго до того, как болезнь взяла над ним верх. Как бы то ни было, теперь кость находилась в башне «Песьей ямы» вместе амулетами Старой Ветоши. Она зашла в спальню прислуг, где никто уже не ночевал. Пару недель назад женщины сделали всë, что было в их силах, чтобы довести до ума бывшие номера на втором этаже. Теперь они разместились с каким-никаких комфортом, хотя вся «Песья яма» давно нуждалась в основательном ремонте. «Вот справимся со всем…», мечтательно повëл плечами Хэвлок однажды. В эту комнату и до того заходили одни рабочие, а теперь и она вовсе пустовала когда не заходили мыться или купаться. Оттого Аморет сильно удивилась, когда увидела Пьеро, присевшего на корточки перед дверью в ванную. Девушка потратила секунду на замешательство, когда поняла, что не видит нигде рядом с ним ни намëка на какие-нибудь инструменты. — Пьеро! — в одном слово она уместила и повышенный тон, и шëпот, решив, что Каллисте не нужно этого знать. — Вы что тут делаете? Пьеро с завидной для его возраста прытью вскочил на ноги. Явно нервничая, он стал поправлять очки и потирать ладони. В голову закралась малодушная мысль, что следовало незаметно выйти и постучаться. — Ох, мисс Берроуз, простите, это… совсем не то, что Вы подумали. Я не подсматривал, я… смотрел в замок. Там вроде как что-то сломалось. — Вчера всë отлично закрывалось. — Ну мне так сказали, — торопливо вставил Пьеро. — И ещë хотел вставить в дверь в дверь вертушку, знаете, в виде… в виде снежинки. Аморет едва не поморщилась. До чего же дурацкая и одновременно нелепая ситуация. — Пьеро, я не хочу, чтобы ты здесь за кем-то шпионил, — шëпотом добавила она, неожиданно переходя на «ты». — Уходи отсюда, и я ничего не видела. — Я не… ладно, просто спасибо. Кстати, адмирал говорил, что хотел сегодня видеть Вас с Корво у себя. — Да, я помню, — скрипнула зубами Аморет. Пьеро напомнил ей о самом важном и пулей вылетел из комнаты. А она уже догадывалась, чего Хэвлок мог от неë хотеть.