Нибиру

Когда курили на балконе, было солнечно, пахло гарью в воздухе, вдалеке было видно реку – и чертово колесо. Город лежал внизу, плоский, открытый глазу, и как будто вымерший. - А ты говорил, что здесь пятиэтажка – небоскреб. Денис не ответил. Его сестра жила на шестнадцатом. Детская площадка внизу казалась ненастоящей: крохотный цветной пятачок. Пересчитывал во дворе игрушечные машинки, пытаясь замедлить пульс. Неотвязно тянуло проверить: неужели правда были так высоко. Неужели так далеко было, до самого низа. Выпустил сигарету. Очень быстро потерял ее из виду, не разглядел, конечно, где она приземлилась. - Не бросай бычки, соседи ругаться будут. - Я увижу тебя? В смысле между Снежинском и твоим крутым планом? "И моментом, когда ты решишь проверить всерьез – как далеко до самого низа". Денис хотел уйти на кухню, но замер, держась за ручку. Потом плотнее закрыл дверь на балкон. Оглянулся, чтоб проверить, не открыто ли у сестры в комнате окно. - Тебя мама с папой не учили, что подслушивать не хорошо? - Ты никогда все равно сам не скажешь. - Илюш… Его прикрытые глаза, короткое, нервное подергивание уголка рта. Не хотел делать ему больно, никогда, вообще, ничего другого делать не получалось. - Мне все равно. - Хорошо. - Спи, с кем хочешь. Что хочешь, делай, если – если тебе не хорошо со мной – - Ну ты опять себя раскачаешь щас… Вроде бы потянулся к Илье – положил ладонь рядом, на ограждение. Илья сверху сжал его пальцы. Старался не думать о том, как он поморщился. - …если хочешь, я – я понимаю все, я не буду мешаться. Я просто… ну не проси меня просто отвернуться. - Мышонок. - Не делай этого. - Да уже давно что-то сделать пора было. Каникулы в Челябинске, радушная улыбка провинциального лета. Планы съездить на карьер, искупнуться. Пиво в холодильнике, запах скошенной травы и самодельные клумбы у подъезда, детские крики с футбольного поля. Кошмар на жаре. Матрас в крови. Его исполосованные ноги. - Столько разговоров, нервов столько перетрепал всем уже, ты думаешь, мне это нравится, что ли? Уже тошнит от себя, ну сколько можно-то, уже сам себе не верю. Вышел на кухню. «Мы закончили», аудиенция завершена. Илья не стал бы тормозить, даже если бы до сих пор мог. - Значит, не надо – Денис зашел в ванную. Илья догнал его, запер их. Было тесно. У его сестры все зеркало было заставлено уходом с косметикой. У Лены был такой же тональник: но она говорила, он называется не тональником, а как-то по-другому. Пахло приятно. Стояли на пушистом персиковом коврике. Денис включил воду, до упора отвернув кран. - Это смешно – наверное – наверное, не очень адекватно это, уже какой-то синдром Рики Эфа просто, но я ничего не могу с собой сделать, так боюсь, что снова не получится. И – и что? Опять все по кругу? Пиздец, когда настолько руки не по циркулю, что свою жопу многострадальную не можешь на тот свет доставить, - это, ну что? Ну комедия абсурда уже как-то получается. Целовал его руки. Схватил ладонь и не хотел отпускать. - Погоди. Погоди, остановись. Не надо этого. Илья! Илюш... Илюша. Встряхнул, перед глазами понеслись черные пятна. Забыл, каким он бывает сильным. Хотел, чтоб сделал так еще раз. - Ты себе только хуже делаешь. Не надо так. Его теплые ладони и печальные глаза. Когда потянулся к его губам, он даже не отодвинулся, просто не отвечал. - Ты обещал. - Ну что мне – - Ты не можешь – ну не можешь же во всем подряд меня наебать, ты – Когда прикосновение исчезло, так остро, так полно продолжал его чувствовать. - Я много сделал такого, чего не должен был. - И это все? Типа и хватит? - Если есть что-то, что как-то поможет… я тебе кстати семьдесят три косаря должен. Семьдесят четыре почти. Они под матрасом, в твоей квартире, в конверте. - Я тебе сейчас ударю еще раз. - Я очень хочу тебе что-то дать… что я могу дать, правда, а не спиздеть снова просто и опять тебя убедить в чем-то… в чем не надо было убеждать сразу. Илье сначала пережало голос, но старался держаться, потом потекло по роже: вроде как собирался в этот раз не плакать, вроде как очень, очень не хотел. В пизду. Что вообще шло, как он хотел. - Не делай этого, пожалуйста. - Илюш, я знаю, ты хочешь, как лучше – - Нахуй. Я ничего не хочу. Я хочу, чтобы ты был. Хочу, чтобы ты был. Чтобы ты был со мной, но это уже как будет. Чтобы ты… не надо. Не надо, не надо так, ты не – не сможешь потом перерешить, как ты обычно делаешь, твоя сестра права, нельзя будет уже ничего… не надо. - Хорошо. - Пожалуйста. - Хорошо, хорошо. - Не хочешь меня наебывать, да? - Давай я чаю сделаю. - Ну почему у тебя всегда все так. - Если б я знал. Самому бы знать. - Ты хочешь, чтобы Слава здесь был, да? Я позвоню ему, сейчас – - Нет. Не думай даже. Не вздумай, я серьезно. Уронили телефон на пушистый персиковый коврик. - Ты его любишь? - Это мелодрама. - Ты его очень любишь. - Да, я его очень люблю, это Слава, естественно, я его люблю. Почему мы вообще говорить об этом должны? - Потому что ты его трахал. - И хорошо, какое это имеет отношение сейчас? - А меня ты любил? Ну хотя бы вообще, в целом, за все время? - Илья. - Отвечай. - Да. - Но без очень, да уже? - Ты себе специально побольнее делаешь, это уже страдания чтобы страдать начались, ты только сильнее – ну – ссадину расковыриваешь… Он сел на бортик ванны. Илья сел рядом. Денис привернул воду до тонкой струи, намочил руку и утер ему лицо, как ребенку. - Я думал, что-то получалось. - Полотенце возьми синее. - Когда ты поправляться стал и… не стал на самом деле, да? - Это я не справился. - Нет. - Ты очень много сделал, серьезно, пиздец как много сделал для меня, на самом деле, я благодарен – ну, не высказать. И точно это помогло бы кому-то – кому имеет смысл помогать, да? - Нет. - Тут просто – ну, ты сам сказал, сколько можно тебе врать. Я не хочу тебе больше врать. Он повернулся, чтоб Илью видеть как следует, погладил его по волосам. Тут же захотелось отупеть и отключиться, и ничего уже не спрашивать, ни на чем не настаивать, сделать, как он хочет – сейчас, всегда, когда угодно, - сделать, как он хочет, и пусть будет, как он скажет. - Я ничего не могу предугадать во всем этом – - Можешь не делать просто – - Ты не представляешь, как это, блядь, непросто. - Кто такой Дима? - А? - Который нашел тебя. Который из Ебурга. И все лето ждал тебя. И больше его пальцы не перебирали Илье волосы, и волшебство ускользало, и хотелось забраться ему под кожу и греться в потоке его крови, и его не хватало отчаянно, даже когда сидели рядом, и всеобъемлющее безволие не проходило никак. - Это мой хороший друг, в детстве был. А еще это не твое дело, не в обиду. - Ты его больше не видел, как уехал, да? - Нет. Это к чему должно вести, хорошо? - Ты еще раз можешь просто уйти. Уехать, не знаю, от меня, от ребят. - Я уехал, вот мы здесь с тобой вечеряем. - Прости. Ты не? Ты не хотел если, и я приехал, и… Прости – я… мне надо было просто, я лишнего наговорил, и я тебе… - Мне очень нужно побыть одному. - Я понял. Серьезно. Я - уеду, когда скажешь. - Я не то что – - Что ты? Что сделать? Я – я очень хочу помочь, правда. Если ты хочешь, как раньше… Лопнувшая кожа на его спине. Излом его бровей, его прикрытые глаза. Никогда не хотел делать ему больно. Делать мог, что угодно, ничего не поменялось бы все равно. - Я могу… ну, в смысле, мы не пробовали с тех пор, как ты… но если ты хочешь, наоборот, чтобы я ударил – - Нет, я сейчас никакой. - Хорошо. Отлично! В смысле – это же хороший знак… ну, признак, наверное, что ты не хочешь и?.. - Я испорчу все, на что ты надеешься. - Пожалуйста – давай, реально, как угодно, - порти, что хочешь. Только приезжай назад. Не надо навсегда, хорошо, не можешь обещать. На сколько сможешь. - Мышонок, это очень плохо все для тебя кончится. - Да ради бога. Все слова мира были трачеными и безжизненными, как обрезки с ногтей на ногах, Илью мутило, не получалось глубоко вдохнуть, и что бы ни сказали друг другу, не за что было держаться и не на что опереться. Ничего больше не мог предложить ему. Ничем не смог бы его удержать. - Когда… если ты решишь. Или ты уже решил, да? Хорошо. Хорошо. Ко – как скажешь, делай, как хочешь, если ты решил, что больше не можешь, если точно – то… я с тобой тогда. Мне же можно с тобой? Я с тобой. Всегда. Ты – не поверил мне, когда я раньше говорил, да? А… теперь? Ты мне веришь? Не мог перестать улыбаться, хотя по его лицу понял – да, в этот раз он поверил безоговорочно, и испугался, пиздец. Денис даже побледнел. Смутное, нелепое чувство торжества – потому, что он наконец-то испугался, - мешалось с жалостью, и все равно не отвлекало толком от того, как перепуган был Илья. Трясло, как с лютого похмелья. Минуту назад представить не мог, что все это скажет: всерьез. Что будет готов.