Нибиру

Чуваки-киношники собирали материал для проекта «Баттл», сначала просили у Дениса вьюху, потом речь зашла про архив: - Может, остались какие-то – ну, рарные айтемы? Из прошлых лет? Денис ругался после созвона: - Это что за панч недопроваренный? Они вообще знают, что это за слова такие, что они обозначают там, - или это такая хуевая попытка за своих сойти, я понять не могу? Был же мем такой еще, с Джо Пеши… не, нет. С мистером Розовым который. Со Стивом Бушеми. How do you do, fellow kids? Вот так эта вся шняга выглядит. Он солился до вечера. Потом все-таки разобрал нижний ящик стола и вынул на свет четыре старых винча. - Еще б я помнил, где что здесь. На антресолях копаться, и то поприятней. Файлы с датами вместо названий шли бесконечно длинным списком, Денис по очереди запускал их, Илья гамал в доту с ноута и не заглядывал в экран, пока не услышал: - О! А это твой баттл первый. Илья повис на спинке его кресла, поправил Дениса на автомате: - Оффлайновый. - Оффлайновый. Илья взял Дениса за плечи, и Денис не стал пожимать плечами, чтобы стряхнуть его руки. Так приятно было: просто за него держаться. Так жалко и тупо было этому радоваться, словно редкому шансу, живя с ним в одной квартире. Засыпая в одной кровати. - Я ни разу его до конца не досматривал. - Повезло тебе. Денис мельком оглянулся через плечо, глаза у него смеялись. Илья толкнул его кресло, едва-едва. Он отжал пробел. Запустилась черновая сборка. Илья смотрел на них обоих в кадре и не мог поверить, что со съемок прошло меньше трех лет. Снега было по колено той зимой, и штаны промокли, когда топал до Альфы. Еще не было Умнова, Харрисон помогал Григорьеву выставляться, с Харрисоном через два часа надо было выходить в круг, и Илья не стал при нем спрашивать, видно ли будет ноги в камеру: понадеялся, что он не заметит и не запанчит про мокрые пятна, если Илья не будет заострять. Не было Легиона. Хайпа не было. Не было даже СловаСпб, Чейни стоял в футболке «SlovoProject - SlovoSaintPetersburg», по старому лекалу PLC (больше он ее потом не надевал ни разу). В зале не было палет, потому что толком не было публики. Билет стоил сотку, народу по билетам пришло на три косаря. Хозяев клуба уломали на бесплатную аренду. Травой пахло от входа, дверь в сортир не закрывалась. Когда Илья попросил пива, бармен сказал: - Поди налей на кране. Ты ж участник? Ну и чо ты. У них был единственный мейн, и Чейни так старался выгодно подать его, что назвал Илью участником «VERSUS FRESHBLOOD». А Илья неделей раньше получил ответ от Ресторатора, мол, заявка не прошла, братан, и казалось, что надпись на афише – издевка, а еще казалось, что ну их обоих нахуй, и Чейни, и Саню, и вообще, он не набивал себе цену, Чейни сам его сюда позвал, чо, без Фрэшблада, выходит, не стал бы? На жеребьевке Илья хлопнул Дениса по ладони со всей дури. Боялся, если просто ее коснется, будет смотреться не по-пацански. В раунде зачитал про афишу и назвал его мудаком. Трижды сбивался. Дэн говорил, уже сильно потом, что это болезнь студийного артиста: кажется, что всегда можно себе позволить еще один тейк, кажется, что все поправимо и незачем лишний раз напрягаться. Он сказал даже не «кажется». Дэн сказал: - Возникает ложное чувство, что все поправимо. И к нему велик соблазн привыкнуть. Когда пересматривали видос, Илья сломался на панче про кадык. - Аааа, стыд, не могу больше! - Ну, с другой стороны, взглянем на положительные стороны. Ты вот вахабитку никогда не носил... Этот день запомнился не из-за архива, в общем, а потому, что снова смеялись. Не замечал, как много они смеялись, пока все было в порядке. И пока «ложное чувство», что все поправимо, не ушло с концами, его тоже по факту – не замечал. Дэн вернулся с Урала в начале сентября. Илья вычеркивал дни, пока его не было, бил себя по рукам, чтоб не спрашивать, как он и когда собирается в Питер. Проверял, жив ли он, по отметкам «онлайн» и «был в сети час назад». Повторял себе, что отсутствие новостей – это отличные новости. Не мог спать в их квартире, снилось, что матрас в крови. В пятницу вообще свалил на вписку к Ясно. Вова Мэдсоул разбудил его в полдень, Илья спал на полу, рядом храпел Сережа Нафталанджи. - Тебя Чейни искал. Просил толкнуть к двенадцати. Рванул на кухню, подзарядить мобильник. Он не включился на двух процентах, не включился на трех, Илья вспотел, дожидаясь, пока прогрузится заставка. Потом увидел его сообщение: «Я смотрю, дома ты не ночуешь». Не знал, как оправдываться. Лихорадочно вспоминал, как светился в сториз, с кем вчера пил, что нес, где успел проебаться. Набирал и стирал сообщение. Написал в конце концов: «Я уже еду» «Не торопись» Вызвал тачку, чтобы успеть поскорее. А когда поднялся в квартиру, окна были открыты даже на кухне, и ветер надувал икеевские занавески, как белые паруса. Пахло дымом и казалось, что случилась беда. Почему-то на секунду Илья подумал: а что, если он уже умер – умер давно – и не заметил этого, и поэтому мир такой странный вокруг, и теперь-то он догадался (о том, что его здесь не должно быть), и значит совсем скоро – Что? Эта мысль была очень знакомой. Решил, что такие загоны мог словить, когда жрал таблетки на рейвах. А потом понял: они приходили совсем недавно. Когда сидел вот в этой квартире. После того, как Дениса увезла скорая. И пахло кровью. Илья шел по коридору и боялся, что его услышат. Перехватило горло, когда увидел сумку Дениса на диване. Банку из-под адрика на столе у компа. Так странно было: ждать его, ждать каждый день, скучать по нему, видеть его во сне, висеть на его страничке, распаковывать обратно его вещи, дрочить, представляя его, два раза в день, по утрам для разгона и по вечерам, чтоб быстрее заснуть, курить его сигареты, заваривать кофе так, как он пил, и писать за столом, где он обычно работал, держаться двумя руками за ускользающую тень, - и бояться в конце концов снова его увидеть. Бояться: его. Бояться себя. Бояться, что завтра он все-таки уйдет – а главное – В ванной шумела вода. Не заходил туда до последнего. А когда открыл дверь, Денис поднял голову и стер пот со лба. Он драил ванну щеткой, стоя на коленях. - Привет. Ты ел? Илья не помнил. Мотнул головой, чтоб его не раздражать лишний раз. - Жри давай и бери ведро с тряпкой, у нас уборка генеральная. Как можно было хату так засрать-то, свинарник – пиздец, месяца не прошло. С тех пор, как он съехал. И как он трахался на стороне, и как Илья оплакивал его, и как ударил его по лицу. - Там пельмени в морозилке остались, я видел, кидай вариться и поехали. Комнату я помыл, коридор остался. Илюш? Пьяный, что ли, до сих пор? Или в чем дело? - А? - Перегаром отсюда пасет… Илья молча кивнул и пошел на кухню. Постоял перед пустым холодильником. Поставил кастрюлю на плиту: оказалось в итоге, что включил не ту конфорку, и она горела рядом, пока кастрюля стояла на выключенной. Он протер в коридоре пол. Нашел чужую зажигалку за полкой для обуви, но запретил себе вспоминать, чья она. А багровые засосы у Дениса на горле он не заметил. И синяки у него на запястьях. Не заметил новой наволочки на подушке, не заметил, как Денис вздрагивал, когда Илья раздевал его в холодной спальне. Потому что в медленном путешествии мимо настежь распахнутых окон Илья твердо понял: стоит ему остановиться – стоит ему запнуться – стоит показать, что он догадался, и фальшивые дни закончатся. Путешествие прервется. А дальше не будет ничего. Только непознаваемая, ядовитая, уничтожающая пустота. Была красивая, бездонная майская ночь, когда у них с Денисом на вписке, в их с Денисом ванной, Федя Букер вскрыл себе вены. Ну, как вскрыл. Он порезал руки осколком стакана для щеток. Его быстро нашли, славу богу. Порвали на бинты старую простыню, кровь остановилась легко, врача не вызывали, но Гной зачем-то позвонил СД. И СД приехал, под утро. А Денис сказал ему, слово за слово, что нервничать-то не надо было: это цирк дешевый и кошачьи царапки, Федя проспится и уйдет отсюда своими ногами, пусть скажет спасибо, что сверху не наваляли. Через полтора месяца сам Денис в этой квартире залил кровью матрас, и хирургический скальпель он купил явно затем, чтобы Фединых «ошибок» не повторять, и у него получилось так хорошо, что никто, конечно, его попытку дешевым цирком не называл, и когда Илья тащил его по коридору, тело оставляло широкий блестящий след, - но в то майское утро СД не понял его подхода и как следует зарядил ему в нос, чтобы он аккуратнее подбирал слова. Они сцепились. Илья помогал разнимать. Чуть сам на СД не прыгнул, и прыгнул бы, но Гнойный нервно заржал, глядя на них: на огромного Витю и на Илью, ростом ему по грудь, - а потом уже все остыли. Кроме Дениса. Он сказал: - Нахуй. Отпишите, как это говно с моей хаты свалит. И хлопнул дверью. А Илье надо было ехать в офис, отрабатывать полный день, в субботу, сраться с клиентом, закрывать дедлайн, и сил не было никаких, и он решил, что Денис успокоится и вернется до вечера. На звонок в обед он не ответил. Сообщения не читал. Илья шел домой, надеясь, что он лег спать. Что к утру он отойдет. И что если как следует попросить, он простит обязательно (за что?). Но в квартире горел свет. И Илья услышал их. Он тихо закрыл дверь, и когда он разувался, они еще пели, тихо, на два голоса, как будто не замечая, что он вошел. - Не будь нас, и русрэп стал бы недурственным руслом для спуска залузганных чувств, но: хуй с ним, с искусством. У нас кощунство без устали с уст и то густо, то пусто… Денис засмеялся и шумно втянул воздух сквозь зубы, потому что смеяться было больно: нос у него опух и под глазами были лютые синяки. А Гной притянул его к себе за шею, и они уперлись лбами. Денис закрыл глаза. Потом, с усилием, отодвинулся и взял сигареты. - Надо, наверное, позвонить Вите, извиниться. - Не. Не надо. И они заржали снова. У Дениса мелко подрагивали плечи. Извиняться перед Букером никто не собирался, естественно. - Илюш, водку будешь? Илья смотрел на их ладони, на столешнице. Они не соприкасались, но лежали совсем рядом: правая рука Дениса, со сбитыми костяшками, правая рука Гноя. Потом Гной забрал у него сигарету и сделал затяжку. Денис сказал: - Свои надо иметь. А Гной сложил губы трубочкой и картинно, манерно выпустил дым. Илья точно помнил, как тогда порадовался: что между ними ничего не может быть. Потому что если бы могло, Илье нечем было бы ответить на этот тихий вечер под желтой лампочкой и хуевую перепевку Вагабунда, мимо всех нот. Нечем было ответить на рофлы, которых он не понимал, и на общность, которую не смог бы имитировать, даже стерев себя полностью. Но он знал, что за Гноем в итоге закроется дверь. И знал, что они с Денисом уснут в одной постели. А еще Илья думал о том, как ему повезло и как это, по-своему, честно: что у них с Гноем ничего не может быть – и что при всем прочем Денис выбрал его. Так, в общем, можно было жить. Так можно было жить почти счастливо: пока желтая лампочка горела на кухне. Целуя чужие засосы у Дениса на горле и пересчитывая синяки на его боках, Илья пытался представить: как это было – когда Гной их оставил. Если бы кто-то из них мог ему честно ответить, Илья спросил бы: как из вечера под желтой лампочкой им так быстро и так запросто удалось сделать грязное, тупое и траченное ничто. Денис сжимал зубы и заметно морщился, когда Илья неудачно задевал его, но так и не сказал ни слова. Он заснул совсем быстро, стоило им закончить. А Илья полистал ленту и посты на РИПе, посрался со школьником в твиттере и уснул тоже, рядом с ним, слушая, как он дышит. Понемногу, они стали жить дальше, хотя на следующее утро Денис прихрамывал, выйдя на кухню, и Илья ждал – каждый день – что увидит новые укусы и новые синяки, но их не было, а эти понемногу выцветали и сходили на нет, и Илья надеялся, глядя на них, что отчаянье внутри него сойдет на нет точно так же – но оно не уходило. Вообще. У Дениса была тяжелая неделя, встречи, звонки, разборки с Яном из-за интервьюхи, которую Денис дал The Village. Илья зашел в Семнашку повидать Муфассу, хотел обсудить фиток, - и бармен не налил ему выпить. Илья охуел по всей длине: - Ты прикалываешься сейчас? Но он не прикалывался, больше того, оказалось, что у Ильи именной бан: у него и еще у пяти чуваков со СловаСпб. Ян заявил: - Скажи спасибо, что зашел, в следующий раз вообще выведут. Илья послал его нахуй, так бомбанул, что забыл в баре куртку. Муфасса принес ее. Стало неловко и по делу как-то уже не побазарили. Когда рассказывал Денису эту историю, он заваривал чай, методично поднимая и опуская пакетик. Казалось, что он не слушает, но как только Илья договорил, он вынул из кармана зип с четырьмя таблетками лирики: - Хочешь? Денис проглотил сразу две. - Забей. С Версуса все равно больше нехуй взять. Он пошатывался, когда шел до спальни. Отрубился, не раздеваясь. У него зазвонил телефон через час, и звонил минут десять, «Hot Ride» Prodigy прокатывался раз за разом, и Джульетт Льюс повторяла «You hear me?», а Илья так заебался слушать этот эдлиб, что загуглил, чей он. В перерывах сыпались сообщенья. Денис прочитал – Илья это видел – а потом отрубил звук. Телефон зазвонил у Ильи: это был Умнов, Илья засуетился. На его памяти, звонки от Умнова Денис вообще не сбрасывал. Выслушав, в чем дело, Илья охуел повторно, стал Дениса будить. Потрогал за плечо. Потряс. Потряс сильнее. Он открыл глаза, наконец. - Димон Берсерк в больнице, надо ехать – Взгляд Денис сфокусировал явно с трудом, но ответил четко и вполне осмысленно: - Поебать. Перевернулся на другой бок, и больше Илья его не тормошил. Илья вернулся на кухню. Сел. И употребил две оставшихся таблетки, потому что больше не знал, чем на это ответить. Утром оба зашевелились к трем, Илья жарил на кухне яичницу с колбасой, Денис вышел попить воды. - Сегодня тоже не поедешь? Денис медленно, устало моргнул, и на лице у него было написано, что Илья только-только открыл рот – а уже заебал его до смерти. - Я думал, что вы друзья. - Ты в курсе вообще, чо произошло там? - Он бы так не смог. - Он человеку руку сломал и четыре ребра. - Он сам переломанный весь… - Меньше пиздиться надо на улице. - А не ты рассказывал, как он охуенно двух хачей ушатал на твоих глазах? - Там мужик девушке в лицо плюнул, не сравнивай – - А когда он перед Альфой зрителя в асфальт вбивал типа? Когда там чувак чо-то не то сказал Гнойному? - Дальше что? - Тебя не напрягало, ты ему водки проставил, по-моему… - Илюш. Чо ты хочешь? Илья задохнулся. Сердце стучало на все 140. Почувствовал почти забытую смесь куража и злости. Сказал, как есть: - Я просто понять пытаюсь: есть вообще кто-то, на кого тебе не станет поебать? Когда больше с него будет нечего взять? Денис не ответил. Илья видел, что попал в цель, и убеждал себя, что так сравнял счет: что ему тоже было больно – хотя бы чуть-чуть. Первый ивент, где Илья баттлил, был первым ивентом, который Денис провел. Илья нервничал страшно. Не представлял тогда, как нервничал он. По дороге в Альфу, Илья прикидывал, как зайдет, как поздоровается, что скажет чувакам из Питерской тусовки. Но перед баттлом никому до него не было дело, а после стало бессмысленно дергаться, зал шумел Харрисону на последний раунд так, как будто он Илью закопал, и хотелось сбежать. Питерские вообще проторчали весь движ на баре. Денис спешно начал собирать технику: как только они отстрелялись. Илья не знал, что горят прокатные часы, что Денис психует на свой счет и о нем не думает вообще, что в Питере Харрисон всех заебал до смерти, и никакая толпа этого не исправит. Народ собирался на афтепати. Илья ебнул рюмку и прикидывал: съебать по тихому или послать их в жопу на прощание. Сматывали кабели, вынесли камеру — - С приборами аккуратней только — я без претензий как бы, - да? – тут кореша все, но если вы еще раз флоху ебанете, я без шуток, короче, платить за нее сами будете. Гнойный налетел на Дениса со спины, подпрыгнул, упершись ему в плечи: - Покатай меня, большая черепаха! - Вячеслав, блядь! - Дэнчик будет водочку? - Дэнчик в гробик лечь хочет, закрыться с той стороны и нихуя блядь никого из вас не видеть. - Дэн, у нас, короче, помещение не принимают, типа мы лампочки побили. - А мы побили? - Я, блядь, смотрел что ли? Ну это ж копейки ебаные, ну скажи им — - Где побили лампочки? У нас ключа нет от подсобки, чтоб что-то там разбить, вы издеваетесь, что ли? Она закрыта с въезда была. Забирали куртки. Вызывали такси. Спорили, куда делать перекат. А Илья стоял шагах в десяти, у стенки, пахло зимней гарью с улицы и талым снегом, и Димон Берсерк окликнул его, когда остальные вышли: - Илюш! Ты едешь – нет? Садились в последнюю «шаху» до хаты, Илья влез посередке между ним и Дэном. Чейни сказал: - Нормально для первого раза. Не нервничай. - И не собирался. - Я твой трек на Инде слышал осенью. - А я твой – нет. Илья почувствовал, как Димон напрягся. А Денис рассмеялся. - Зато честно, блядь. И Димон хлопнул Илью по плечу: так, что Илью швырнуло вперед. На переднем сиденье спал Анзор Заебатсу. У него жена родила только-только и он урвал последнюю тусовку перед «декретом». Илья спросил, когда проезжали через Дворцовый: - Совсем лажево сегодня было, да? А Дэн пообещал: - Будет лучше. Он так тщательно взвешивал этот простой и банальный ответ, что не поверить ему было невозможно. - Мы просто начинали год назад, и наши первые усеры все забыли. Тачка вильнула на повороте, и Димон придержал Илью за шиворот, чтобы его не мотало. - Да какие усеры, чо ты несешь блядь, охуенно все было! И сегодня все было охуенно, вы заебали. Илья собирался домой ехать электричкой, утром, как протрезвеет. Была суббота. Остался до вторника. Жил, конечно, «у Чейни», как все тогда. В половину шестого Димон чинил ему раскладушку, заклинило винт. Отгонял желающих на ней выспаться: - Нахуй-нахуй, это для Илюши. Чо, кто-то пригнал тут из Выборга? Ну и все, блядь, заслужил пацан. Ща одеяло тебе поищем. К открытию метро все свалили по домам, Дима остался, мыл посуду на кухне, тщательно вытряхнул пепельницу, протер стол, в липких разводах и табачном пепле. Пожелав Илье шепотом спокойной ночи, он на цыпочках прокрался в комнату и медленно-медленно открыл дверь, чтобы не заскрипела. Стокилограммовый, суровый мужик боялся громко дышать и не так шагнуть, потому что «Дэнчик» уснул и его никак нельзя было будить. Ночевали они на одной кровати. Дима лег на краешке, чтоб ему не мешать: и так остался спать до утра, Илья заглянул к ним, когда хотел выйти за жрачкой и искал ключи. Никому тогда в голову не пришло бы про них шутить: какое тут пидорство, когда в деле Димон Берсерк, и он зубы в глотку вколотит любому, кто решит выебнуться. Дениса он любил до религиозного поклонения. Собирал в одну стопку его заметки на чеках и салфетках. Следил, чтоб ему не наливали лишнего. Подставлял ему зажигалку раньше, чем он тянулся за сигаретой. Наизусть знал каждую его строчку. И вечером, когда они с Ильей чистили картошку на кухне, а Денис был на смене, Димон сказал украдкой: - Я хуй знает, чо б я делал, если б не ребята. Даже Илья чувствовал, что о таких вещах не говорят вслух, зашкварно было признавать, что тебе важно вот это все, что тусовка нужна тебе, больше, чем ты нужен ей. Зашкварно было говорить о больших вещах и искренних чувствах. И не для них тогда были громкие слова и нелепые признания. Но Димон в рот ебал, чо там кому зашкварно, и – поскольку это был Димон Берсерк – своей особой магией ста боевых кило он в момент разнес рамки, которые тусовка возводила годами. - Я реально хуй знает. Я блядь либо сбухался бы, либо повесился. Если бы не увидел первый сезон на ютубе: пока валялся дома с травмой после боя и прикидывал, как охуительно весело будет вернуться на кухню в Маме Роме, если возьмут обратно. - Я как будто двадцать лет – блядь, это хуй объяснишь даже. Двадцать пять лет – как в жмурки играл, сам с собой. А потом у меня типа открылись глаза. Типа я прозрел блядь. И увидел, что вот он, я, вот какой я на самом деле. А это – блядь, мой дом, ну хули тут. Моя семья – как Дэнчик говорит, да? Он хотел стать частью баттлового мирка сильней, чем любая группиз, сильней, чем любой участник. СловоСпб было его сектой, его полком, его приютом, его призванием. И рядом с ним становилось бесконечно легко: простить себя – за страх и растерянность. За то, что Илье точно так же нужно было свое место, и якорь, который на месте удержит, рука на плече и крик из толпы, и вера: в то, что он больше не будет один. Дима жарил на тесной кухне драники. На балконе остужалось пивко. Пять бутылок Хайнекена, два лаймовых Дизеля (для Дениса). Илья сидел на гостевой табуретке со сломанной ножкой, у холодильника. Лена писала: «Ты где вообще?» - а он не отвечал. Все было в порядке, впервые за долгие месяцы. Все было в порядке настолько – сегодня, что стало не важно, каким будет завтра. И вроде как были друг другу вообще не друзья. Но Илья понял, что не хочет уезжать. Пригонял на каждый ивент сезона, даже если сам не участвовал. Прятался в Нарнию и подпирал за собой дверь шкафа. Привык, до смешного быстро, что если заебет в край, если дома станет нечем дышать: всегда есть электричка до Питера, можно купить хлеб и чай по пути, пивко или вискарь, позвонить в звонок – и ему откроют. - Я оброк принес, для татаро-монгольского ига. - Не оброк, а ярлык. И сам ты иго ебаное, я тебе так скажу: только зашел, а уже по всему коридору наследил – ну бери тряпку, Илюш, ну для кого коврик лежит-то? Будет пьяный ленивый фристайл, поток полузнакомых лиц, шорох карандаша по бумаге, редкие шумные пьянки, кухонные рофлы, несмолкающие голоса, алые паруса у трехмачтовика на холодильнике – и безмолвное обещание: что он среди своих. Никогда не будет один, что бы ни случилось там, за пределами Нарнии. Даже когда баттлил с 1347 и Руся размазал его в нули, ничего по сути не изменилось. Точно так же Димон хлопнул его по спине. Точно так же двинули к Денису. Руся, правда, спросил: - А чо, крыса тоже едет? Но Димон пояснил ему – раньше, чем Илья сгорел: - Лан-лан, стопарь, это наш братан. Всё? Все друзья? Ну и заебца, ща по полочке пыхнем, вообще будет красота. Илья тихо спросил у Дениса по дороге на Лиговский: - Совсем пиздец был? А Денис отвел глаза, и Илья не выдержал, зарядил в него снежком, попал в щеку, думал, что перегнул, и уже хотел извиниться, но Денис закидал его снежной пылью, начался бой у шавермы, в трех шагах от выхода на проспект, Илью сбросили в снег, Дэн орал, когда Гной запихнул ему ледышку за шиворот, было так легко, странно и просто, как будто кто-то совсем другой полчаса назад переживал, что его карьера проебана, как будто пять минут назад залетный уебок из Краснодара на него не выебывался, как будто на самом деле все это было игрой, и Руся полетел в сугроб, и вопил во все горло, и Илья помогал ему встать, а потом, в метро, Димон растирал Денису замерзшие пальцы, наклонялся на них подышать и говорил, когда он кашлял: - Ну заебись, ты еще заболей давай, блядь. Когда табор съебался в магаз, Денис поймал Илью за рукав у подъезда: - Будет следующий раз. Но только если ты будешь готов, реально. Мы поняли друг друга, хорошо сейчас? А Димон сказал: - Да отъебись ты от него, он блядь зеленый, ты видел в Альфе его ебало? Он чо тебе должен ответить щас? И любого другого Денис уже тогда послал бы подальше, но это был Дима, и Денис «заткнул ебало». Боднул его в плечо. На кухне пили ледяную водку. Руся с Гнойным так увлеклись, когда делали водник, что порезали пятилитровку. Получился гигантский кальмар со щупальцами. В детстве делали таких из одноразовых стаканчиков. Кальмар нырял в ведро и нападал на людей за столом. - Щас вы нахуй пойдете отсюда оба! Дима первым обрызгал Дениса водой. И Илья поддержал на всякий случай. Ситуация вышла из-под контроля. Ведро перевернулось. Дэн изо всех сил делал вид, что всем остальным здесь по пять лет, а ему целых восемь и он типа за них в ответе, но ему быстро настоебало, страдали херней, передавали косяк, ржали до рассвета. А к рассвету заснули счастливыми, заснули так, словно им было нечего делить, и не было ни проигравших, ни победителей. Раскладушку Русе никто не отдал, и он спал в ванне, а Илья прижимался спиной к батарее на кухне, слушал храп Димона из спальни, обнимал подушку и чувствовал себя особенным, чувствовал себя, как дома. Даже при том, что Гной сказал, когда они с Денисом остались на кухне вдвоем (Илья не считался: Илья вроде как спал). - Нахуй ты с этой ебняжкой возишься? - Ты не бей лежачего-то. - Бля, я хуй знает, он прежде, чем поссать, штаны не забывает расстегнуть? Илья хотел ответить, что в этот раз он даже почти не забывал текст (а еще не читал с листа, блядь), но даже рот не смог открыть. Голоса звучали издалека, и он никак не мог вылезти со дна колодца, чтоб добраться до них. - Слав – - Да он дрыхнет, блядь, бухой в сраку. Между прочим, в одно ебало 0,7 уговорил, водка – всё. Я чо, должен трезвый теперь спать ложиться? - Ну, будет приятный редкий опыт. - Он тебе жизнь спас? - Ты чего доебался до меня, блядь? - Ну интересно мне, хули. Это ж даже не Андрюша Прайм, это ж совсем пизда - - Ну и чо я тебе объяснять должен, ты один хуй это скажешь… - Хорош цену набивать – - Он умеет летать. И Гной аж поперхнулся. - Наркоман ебаный! Куда летать, блядь? С бита летать? - По биту. Я ж сказал, что ты все равно высрешься. - Потому что это пизда – - Жрать не просит. - Ясен хуй, 0,7 ухуячив в одно ебало – - Давайте-ка вы заткнетесь нахуй, вас из спальни слышно. Ложитесь, блядь, восьмой час, я койку берег для кого? В мае судорожно искали проходки на Мирона с ДжонниБоем. Не было плюсов: ни у Ильи, ни у Дениса. Гнойный сказал, что они смешные мудаки и стыдно вообще туда лезть, если вас заблаговременно послали нахуй. Денис на баттл так и не попал, но выцыганил видос у монтажера, по знакомству. Ему давно нужен был новый ноут: когда Денис включал его, звук был такой, словно боинг идет на взлет. В восьмером у заляпанного экрана смотрели баттл, с черновым монтажом, с уебищной сведенкой. Гадали и спорили, какое слово шло в конце панча: через строчку не могли разобрать фастфлоу Мирона. И когда Денис нажал на стоп, посреди грайм-парта, Илья почувствовал, что что-то изменилось бесповоротно. Настали его особые пять минут: как тогда, когда Денис сказал, что слушал его треки, как тогда, когда Илья ответил: - Я твои – нет. Как в прокуренной кухне, когда Денис сказал, тихо, словно заранее смутившись: «Он умеет летать». Пять минут подряд весь костяк СловаСпб слушал его краткий экскурс в грайм – вместо того, чтобы слушать Окси. И всем быстро стало на него насрать (Гною особенно, Гной вообще очень быстро охуевал, когда смотрели на кого-то – кто был не Гнойный). Но Денис его слушал жадно и внимательно. Денис хотел, чтобы он продолжал. Илья приезжал в Питер каждые выходные. Смотрели Манчестерские клэши. Илья ставил Денису Гетса, объяснял (безуспешно), чем годный риддим отличается от хуевого. Показывал, как перечитывать Grime Daily, висели на студии у Стефана, Денис полоскал рот кока-колой и по новой заходил на микро, старался даже не рычать особо, когда Илья поправлял его. Много пили по вечерам. Когда Илья торчал в Выборге, а Денис – в Питере, переписывались до пяти утра, потом было не встать, Лена злилась – пиздец. - ЧЕМ ты занят? Чувствовал себя школьником, который прячет сиги от мамки. Не останавливались. Илья писал альбом. Денис кидал ему биты, спрашивал, как оно. А в июне предложил – говорил быстро, как будто запыхавшись: - Как насчет баттла под биты? Чтобы заплатить аренду за хату, Илье пришлось занимать у мамы. Прокалывал новую дырку в ремне. С Ленкой не разговаривал третий день, а перед этим она сказала: - Ты скоро бумагу, чтоб жопу подтереть, будешь в кредит брать. Илья шел из магаза, когда Денис позвонил. Взял кефира по акции, молоко, яйца и бутылку Пяти Озер (бумага, славу богу, дома была). Денис говорил: - В Москве пробовали грайм-клэш с Алфавитом, получилась конченная залупа, Хайд битовый раунд тестил на Фривэе, но Фривэй загнется до осени еще, это очевидно, блядь. Такого нет ни у кого сейчас, чтобы нормально все. Давай попробуем. Охуенно получиться может. Илья стоял посреди двора с пакетом и не мог перестать улыбаться. Сразу не сообразил, как ответить. Сказал: - Без проблем. А потом сказал, как есть: - Заебись. Вообще заебись! Когда Хайд написал: мол, как насчет Феста, Илья не мог объяснить пацанам с Экстемпла, какого хуя он слился. Отпуск отбывал в Казани, у Ленкиных родственников. А ты все балуешься? Тридцать тысяч? И который год? И на что ты надеешься, интересно? Вы чего дожидаетесь в этом Выборге? Ладно вы, а внуки – внукам вы что скажете нашим? Как вы вообще семью строить собираетесь? Нет, есть пути, конечно, у нас здесь, но главное, чтоб ты отнесся серьезнее. Между прочим, от тебя все зависит, Илюш. Между прочим, ты мужчина. Вообще-то. Было душно. По ночам не мог к Ленке притронуться. Полуторка в ее детской, тонкие стенки, воздух сквозь щелку, окошко на микропроветривании. Отказать Хайду было просто, совсем. Непросто было смириться с тем, что Денис не позвал Илью сам. Даже за спиной постоять. Где-то что-то происходило, что-то важное и большое, где-то Илья был бы своим, снова, где-то могло быть спокойно и просто. Но дверь захлопнулась. Написал Денису в итоге, не выдержал. Рассказал все, как было. Он прочел и перезвонил. - Я никого не позвал. - Вообще что ли?.. - Димон только приехал, на случай, если там совсем мясо начнется. Я чо оправдываюсь вообще? - А чем тебе один Димон поможет-то? - А учил бы ты историю, Илюша. Знал бы, что один берсерк стоит боевого отряда. Ему было страшно. Он нервничал. Голос у него был неестественно веселый, ясно было, что он храбрится. Илья нервничал. Дергался. Смотрел билет в Анапу. Не полетел, конечно. Запретил себе спрашивать, чо и как там: захотят – расскажут, охуеть важными себя почувствовали ребята. А как только вышел баттл, Илья набрал Денису и выпалил: - Блядь, ты все проебал, ну как так-то! Гостевое полотенце с корабликом, ярко-желтая надпись «Анапа». Белая чашка с надписью «Так проходит мирская слава». Тесная кухня, раскладушка у батареи. Денис молча повесил трубку. Илья писал Берсерку перед стартом третьего сезона: если Денис обиделся – он не прав. В смысле его никто не хотел обидеть. В смысле пиздец блядь. В смысле он же сам этот вызов устроил, его ж никто не заставлял – и вот так вот все всрать. В смысле Илья лично против него ничего не имеет вообще – и чо теперь, хорошо, чо теперь, раз он сказал, что Денис проебал, это бан? Или что? Или какой теперь у них будет расклад? Дима кинул голосовуху: - Илюш, ну ебана, я хуею с тебя иногда. И добавил его в списки. В Кубрике на открытие было слишком много новичков, а свои были вроде как в эйфории, клуб набился большой, палет было дохуя, и Денис заебался таскать, выронил из рук, сел на доски, сказал в итоге: - Ну нахуй. Ребят – я хуй знает, вы либо помогаете, либо я здесь и останусь. Это пиздец, блядь. Дима, красный и потный, подлетел к нему тут же: - Дэнчик – да отдохни, чо ты, нормально все… Ща все сделаем с пацанами… А Илья первым встал из-за бара и попер упавший палет в центр зала. Он был мокрый, тяжелый и грязный. Илья занозил палец, но дотащил палет до места и пошел за новым. Денис их больше ни на одном ивенте не трогал: он потом говорил, что сорвал спину, в квартире Дима разминал ему мышцы, а Илья смотрел на его голые плечи, едко пахло лечебной мазью, Дима выглядел виноватым, как побитый пес, они съехались к тому моменту: - Так лучше. Дэнчику не надо одному быть щас. Чашка «Так проходит мирская слава» добралась до другого конца Питера и пережила еще три месяца, прежде, чем Илья разбил ее. Димон очень переживал, что Дэнчик расстроится: - Ну Илюш, ну как, ну… ну склеить, может, ее? Ну хуй знает… ну это ж блядь уметь надо, ну она с универа у него… Универ Денис бросил год назад, но звучало существенно. Илья был пьяный в ноль, когда она выскользнула из рук. Он забыл текст на их клэш, целиком, и не смог выдать в майк ни слова. На ночевку его отвез Дима. Дэн не появлялся до утра и выглядел так, как будто это он проебался и его освистала толпа, как будто это он всех подвел и он не вывез баттл, в который раз. До вечера не разговаривали, вообще, Илья собирал шмотки на вокзал. И наконец Дэн сказал: - Не, ну чо. Ну посмотрим на плюсы. Даже панч там хороший был. Один. Посреди всей хуйни. Он закурил и протянул Илье пачку. Илья привез новую кружку под следующее мероприятие. «Единственный хороший панч» на нее смотрелся отлично. «Этот генерал – самый рядовой». Дима нахмурился и не мог понять, шутка это или злой подъеб, но Денис угарел с нее и с тех пор пил из нее сам, не отдавая гостям. Кружка пережила еще два переездах и в итоге стояла теперь у Ильи на сушилке. А Илья был уверен, что Димон Берсерк останется с Денисом, даже если Илью вычеркнут навсегда, если Денис заберет свои вещи и съедет, если больше никогда не заговорит с ним, - но вышло, как вышло. Два года назад Димон всерьез предлагал Денису ебнуть Забэ и закопать в Орехово: - Если хочешь. Я - хуй знает. Все, что скажешь. Год назад был скандал на 140, и Димон орал на Илью по телефону: так, что закладывало уши, и Илья всерьез думал, где заныкаться так, чтоб его не нашли. А в июле Димон плакал мутными пьяными слезами, потому что ему страшно было представить, каково это - порезать себя до мяса, и он две недели не появлялся, когда Дениса выписали, не боялся один влетать на пятерых, но боялся к нему подойти и не знал, как с ним говорить, а в итоге спросил: - Никак не поправить, да? Мы все проебли? Не решался протянуть к нему руки, пока Дэн его не обнял. Но трещины в фундаменте росли и множились. Дом рушился. Илья не знал, на что опереться, и как собрать осколки. Смешно было признаваться, особенно теперь, но все эти годы он верил твердо: что связь между ними, цепочка из тонких звеньев – ошибок, побед и пьяных вечеров на тесной кухне, - она уцелеет, не оборвется, даже если они с Денисом никогда больше не будут любовниками. Даже если окажется, что семьей они тоже не были ни дня. Даже если придется признать (снова), что Легион – это выдумка, и СловоСпб никогда не поднимется из руин. Илья был убежден: никто из них не сможет вымарать из памяти снежный бой на Лиговке и шепот в темноте, голодные мечты и время, когда они были собой: как никогда прежде, как никогда после. По всему выходило, что повелся на это – как обычно – один Илья. И он по-прежнему ничего толком не знал: ни о них, ни о себе, рядом с ними.