Однажды в Амане

      Феанор шёл через зал, искоса скользя взглядом по приоткрытым окнам: там, снаружи сгущались сумерки. Наступала ночь, тихая и безветренная. Погода явно зависела от настроения Мелькора. Вечно хмурое небо, и день не отличить от ночи. То снегопад валит плотной стеной, то метель бушует. А случись здесь ясные ночи, Замка и вовсе лучше не покидать. От холода тело немеет, дыхание перехватывает. Феанор многое бы отдал за один солнечный день. Но просветления не предвиделось.       Да и какое Феанору дело, что там, у Мелькора на душе? Да и в голове тоже. После их недолгого разговора в тот вечер Феанор, сколько ни силился, уснул. А проснувшись, Мелькора не застал. Феанор ждал, уверенный, что Вала вернётся, но тот так и не пришёл. Тогда Феанор сам решил поискать Валу. Но Замок превратился в настоящий лабиринт — Мелькор явно не желал, чтобы его нашли.       «Наверно, — думал Феанор, — он надеется, что я сдамся и уйду».       Но Мелькор плохо знал нолдорского принца, и тот остался в Замке нарочно, исключительно из упрямства. Только ради того, чтобы не дать Мелькору то, чего он от него ждёт.       «А что же делать? — задавался вопросом Феанор. — Не сидеть же на одном месте? Правда, лучше уж так, чем снова бродить по стылому Замку впотьмах».       Вот только голод подступал и пить хотелось. Причём второго куда больше. Ну не снег же ему есть, в самом деле!       С таким настроением Феанор фланировал по анфиладам, из зала в зал, временами поглядывал из окон на Ворота Замка.       «Может, бросить и уйти?» — закрадывалась Феанору отчаянная мысль.       «Ну уж нет! — твёрдо отвечал сам себе он. — Если что случится — околеет или умрёт от жажды — Мелькору же хуже!»       И словно в ответ на мысли Феанора за его спиной с грохотом распахнулась дверь. Та самая, которую он не так давно упорно пытался открыть. И он, чуть помедлив, поспешил узнать, что же за ней.       В конце концов, Феанор убедил себя в том, что дверь открылась не иначе как от сквозняка. И лишь своими силами он отыскал винный погреб в подземелье, куда его привела лестница — не зря же Феанор петлял по бесконечным коридорам. А то, что рядом оказалось место и всё необходимое для обустройства мастерской — совпадение, не более. А Мелькор тут вовсе не при чём.       Феанор неспешно поднимался в гостиную, прихватив с собой чашу и бутыль вина. Гостиной он называл про себя тот зал, в котором впервые встретился с Мелькором. Хотя из мебели в ней только пара резных кресел да столик, сотворенные Валой.       Феанор с удовольствием представлял, как устроится в гостиной у огня с вином, но, едва переступив порог, он окунулся в холодную темноту.       — Проклятье! — выругался Феанор.       Он поставил свою ношу на стол и опустился на колено перед камином. Попробовать разжечь его самому? Но камин слишком велик, и вряд ли способностей Феанора хватит, чтобы его разжечь.       Феанор закусил губу, досадуя на себя. За время, проведённое в Замке, он почти не пользовался Силой и даже не практиковался. В последний раз это было как раз тогда, когда Феанор петлял по подземелью. Ему живо вспомнилось, как он бродил по коридорам, уводящим в неизвестность. От затхлого воздуха спирало дыхание, а единственным источником света был язычок пламени, дрожащий на его ладони. Но даже с ним Феанор то упирался в тупики, то натыкался на паутину. Он клял Мелькора последними словами — ведь это не иначе как его проделки. А всё, чего Феанор хотел — выбраться отсюда, но понятий не имел, как вернуться назад. Пока за очередным поворотом он не уловил отсвет пламени на стене.       Вот ведь! Даже факела не догадался с собой взять. Феанор оставил его в скобе, у самого спуска. А возвращаться за ним не хотел.       Но больше всего Феанор злился на Мелькора: и чего ему вздумалось гасить огонь? Феанор так и сидел, уставившись в чёрный зев камина. Он поднялся, прошёлся из стороны в сторону, несколько раз глубоко вздохнул и снова опустился перед камином. Выбора не оставалось, нужно пытаться самому. Но Феанор так и не решался приступить к делу. Его смущали несколько ограниченные возможности, сколько то, что он ими не управлял. Порой Феанору ничего не стоило вызвать пламя, когда хотел, но часто оно вспыхивало трепещущим язычком, как на огарке свечи, и гасло в тот же миг.       Феанор не всегда мог найти то состояние, когда бы у него всё получалось, а неудачи подкашивали уверенность, а злость больше опустошала, нежели придавала сил.       И сейчас всё повторялось.       Тогда Феанор дотянулся до канделябра и поставил его на стол. Может, получится, если потренироваться на чём-то малом?       Феанор напрягся, пытаясь собраться. Но искр, сорвавшихся с пальцев, едва хватило, чтобы зажечь одну свечу из трёх.       Он вновь повернулся к камину, вытянул руку ладонью вверх и сосредоточился на энергии внутри себя. Но радость сменилась разочарованием, когда вспыхнувшее пламя погасло, как от порыва ветра. Хотя в гостиной не ощущалось даже сквозняка. К тому же Феанор знал, что сотворённый огонь не сдуть никакому сквозняку или ветру.       Он выругался сквозь зубы. Снова поднялся и нервно прошёлся взад-вперёд, прерывисто дыша.       — Да загорайся же! — в отчаянии шипел Феанор, выбрасывая руку в сторону камина и тряся ею, словно это могло помочь. — Это ведь должно быть так просто!       Он чувствовал жгучий сгусток жара, сосредоточившийся в солнечном сплетении, болезненный, как от удара под дых. Феанор согнулся пополам и припал на одно колено.       — Это всё оттого, что ты слишком напрягаешься, — прозвучал за его спиной насмешливый голос.       «Этого еще не хватало! — Феанор чуть не взвыл от досады и стыда. — Неужели Вала был здесь всё то время, пока я пытался разжечь этот треклятый камин?»       И как он его не почувствовал только? Мелькор занимает собой всё пространство.       — У тебя что, вошло в привычку возникать у меня за спиной? — хрипло поинтересовался Феанор, не поворачивая головы. — И как давно ты тут стоишь?       — Примерно столько, сколько ты тут тужишься, — хмыкнул Вала, подтвердив догадку Феанора. — Смотрю, вон и свечку зажёг. Молодец!       Феанор скрипнул зубами, зажмурившись. Да чтоб тебя!..       — Если пришёл насмехаться, лучше уйди и не мешай! — огрызнулся он.       Мелькор же, словно не слыша, как нарочно протиснулся между столом и сидящим у камина Феанором, при этом скользнув по его затылку плащом. Феанор недовольно обернулся на Мелькора, а тот меж тем взял со стола вино с чашей, принесённые Феанором, и расслабленно устроился в кресле.       — Сам делал? — непринуждённо спросил Вала, разглядывая серебряную чашу с зелеными хризолитами. — Скромненько, но со вкусом, — удовлетворённо кивнул Мелькор.       Феанор рывком поднялся и повернулся к нему.       — Ах, прости, но изумрудов я не нашёл!       — Просто плохо искал, — потирая горбинку тонкого носа, сказал Вала. — Но ты не отвлекайся, продолжай.       Мелькор налил вина в чашу, не глядя на Феанора, который сверлил его прищуренным взглядом. После Вала откинулся на спинку кресла и сделал глубокий глоток.       — Давай, — он кивком указал на камин.       — А ты будешь сидеть тут и скалиться?!       — Я? — искренне изумился Мелькор. — Даже в мыслях не было. Но если я тебя смущаю, то, если хочешь, я могу отвернуться. А могу, — продолжал он, потирая подбородок, — разжечь тебе камин, чтобы ты не мучился.       — Обойдусь без тебя! — огрызнулся Феанор. — Наверняка, это ты виноват, что ничего не получается!       — Можешь не верить, но я тут совершенно не при чём. — Мелькор в один глоток осушил чашу и налил очередную порцию. — Я тебе сказал: слишком напрягаешься, как будто хочешь сдвинуть гору голыми руками. Не даёшь выход Силе, оттого-то тебе и паршиво.       Мелькор посмотрел на ладонь Феанора, которую тот всё ещё прижимал к солнечному сплетению.       — Мне паршиво от тебя! — парировал Феанор, не желая признавать правоту Валы.       Он отвернулся, пытаясь унять дрожь в сцепленных пальцах.       Даже Финголфин не раздражал его так сильно, как Мелькор сейчас. Сидит себе да потягивает вино из его чаши, как будто ничего важнее в жизни нет.       «Ещё бы, — ворчал про себя Феанор. — Если учитывать, что винный погреб — единственное в Замке место, которое не выглядит заброшенным и обветшалым. Да что там — и пылинки не найти».       В погребе весь пол был уставлен бочками, большими, малыми, водружёнными друг на друга, с узкими проходами меж ними. А также вино в бутылках, выставленные на полках рядами до самого потолка.       «Вот уж истинная сокровищница Тёмного Валы», — подумалось тогда Феанору.       Феанор всё ждал, что Мелькор заговорит, но тот молчал, и до Феанора ему словно и дела не было.       — Ну и что ты предлагаешь? — Феанор требовательно посмотрел на Валу.       — Я-то? — в недоумении переспросил Мелькор.       Он пожал плечами и вообще, всем своим видом показывая, будто не понимает, чего от него хотят.       Феанор сжал кулаки, покусывая губы, и наблюдал, как Мелькор вновь наполняет чашу.       — Просто скажи или покажи, как надо действовать! — потребовал Феанор. — Неужели так трудно?       Мелькор закатил глаза и шумно выдохнул. Он глянул на Феанора, а тот не сводил с Валы глаз, ожидая, очевидно, подробной инструкции.       — Ну, ты же её зажег? — Мелькор указал свободной рукой на свечу в канделябре. — Разжечь камин так же просто!       Вала смотрел на Феанора так, словно тот просил рассказать ему, как ходить.       Феанор отвернулся и незряче уставился в чёрный зев камина.       — Чтоб тебя балроги задрали! — проворчал себе под нос Вала. — Так и быть!..       Феанор отпрянул и в ужасе воззрился на Валу, когда тот оказался рядом с ним и схватил его за плечо. Феанор попытался вырваться, но Мелькор удержал его на месте. Вала прикрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь.       Феанора вновь пронзила боль в солнечном сплетении, он согнулся, пытаясь сопротивляться чужой воле, напор которой лишь усиливался. Феанор часто и хрипло дышал, когда всё его нутро затопило жаром. Феанор не понимал, что происходит и где он находится, словно его вырвало из собственного тела. Он уже не чувствовал боли и не было нужды сопротивляться, чужая воля больше его не направляла. Он дышал глубоко и размеренно, как никогда свободно.       Горячий поток пламени поднялся изнутри и накрыл его с головой. И только это имело значение, всё прочее, что окружало Феанора, стало несущественным, даже собственные мысли. Они возникали на периферии сознания и тут же сгорали бесследно. И Феанору хотелось так же раствориться и дышать огнём, стать им, отринув плоть.       Он ещё не знал, как использовать и куда направить Силу, но знал, что в этот момент способен совершить невозможное.       — Теперь можешь разжечь камин. — Голос Мелькора прозвучал, будто издали, за пределами слышимости. — И притуши огонь, думаю, на сегодня хватит.       Феанор сморгнул пару раз, и его зрение прояснилось, хотя ему казалось, что всё это время он стоял с закрытыми глазами. К радости Феанора, ощущения не исчезли, даже не притупились. Он посмотрел на Мелькора, тот снова сидел в кресле, словно и не вставал, только прикрыл рукой глаза, будто ему было больно смотреть на Феанора. Точнее, на пламя, исходившее от него. Сейчас оно озаряло всю гостиную, и его свет был способен вырваться за её пределы. Феанор в этом не сомневался.       Он выполнил просьбу Мелькора, и усилием воли притушил пламя. Но перед этим разжёг камин, и яркий, как расплавленное золото, огонь заплясал, рассыпая на пол пурпурные искры.       «В самом деле, — улыбаясь, понял Феанор, — это даже проще, чем дышать. И так же естественно… Но почему Мелькор сразу так не сделал? Боялся чего?»       Феанор вновь посмотрел на Валу. Мелькор потягивал вино, всё ещё морщась.       — Тебе неприятен свет? — Феанор спросил таким тоном, словно хотел на чем-то подловить его.       — Нет. Просто слишком ярко.       Феанор усмехнулся и уставился в огонь немигающим взглядом. Яркий свет его никогда не отталкивал, даже наоборот.       Древа на холме Эзеллохар с золотыми и серебряными листьями казалось Феанору искусственным, как декорация. Но Свет манил, притягивал Феанора, словно в нём было нечто ему родственное.       Феанор был уверен, что он единственный в Амане воплощённый, кто мог приблизиться к Древам без страха ослепнуть или сгореть.       Но кое-что его смущало.       Феанор открыл рот, чтобы заговорить, но горло перехватило, и он закашлялся. Мелькор налил ему вина, и Феанор, взяв чашу дрожащими руками, осушил её до дна. В крови Феанора еще кипел адреналин, ему хотелось действий, но тело совсем его не слушалось. Он опустился в кресло и поглядел на пламя в камине с таким видом, будто совершил подвиг. Феанор всё не решался повторить попытку заговорить. Но ждать другого случая, который может и не настать?       Мелькор сидел, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Он чуть повернул голову так, что огонь освещал половину лица, другая скрывалась в тени.       — Я хочу знать, — наконец произнёс Феанор.       — О Силе? — откликнулся Мелькор.       Феанор осёкся. Вопрос Мелькора застал его врасплох. Феанор ведь и, правда, хотел узнать о ней, о её природе. Когда он шёл на север, думал, что об этом будет говорить в первую очередь. Но пока Феанор жил в Форменосе, он начал размышлять о валар, о том, какую роль они играют в жизни воплощенных. Подобные мысли и прежде возникали в его голове, но Феанор не развивал их и не давал хода. До некоторых пор.       — Да, о ней тоже, — кивнул Феанор. — И к ней мы еще вернёмся, — заявил он, на что Мелькор только приподнял брови.       — Зачем валар Древа? То есть я не понимаю в них смысла, — продолжал Феанор. Он мысленно укорил себя за то, что его слова звучат как-то криво, будто не знает, о чём хочет сказать. Феанор и впрямь рядом с Мелькором чувствовал себя всего лишь мальчишкой. — Все те, кто путешествовал по Аману, доходил до его границ, знает о существовании небесных светил. Зачем тогда нужны светоносные Древа? Разве не хватает луны и солнца? А главное, от чего никто не задается этим вопросом? Словно так и надо.       Феанор перевел дыхание, радуясь, что его речь стала уверенней. Пока говорил, он не отрывал глаз от чаши, которую вертел в руках. А после взглянул на Мелькора. Тот сидел, подперев голову рукой и поджав губы.       Феанор поставил чашу на стол.       — Такое ощущение, — вновь заговорил Феанор, не дожидаясь ответа, — словно об этом нельзя говорить по какому-то негласному запрету, а если можно, то шёпотом, как будто боясь, что кто-нибудь услышит. Почему валар твердят о нашей, якобы, свободе воли, но живём мы, как в клетке? Отчего так?       На этот раз Феанор не испытывал и тени волнения, он смотрел на Валу прямым взглядом, требуя ответ. Мелькор сцепил пальцы в замок и чуть нагнулся к Феанору.       — Да потому, что Варда не признает никакой свободы воли, — жёстко, не скрывая презрения, отчеканил он. — Нет у неё такого понятия. Она лишь самоутверждается за ваш счёт… И не только за ваш. — Сцепленные пальцы Мелькора напряглись, что костяшки побелели. Расслабленное до сих пор лицо вновь стало походить на восковую маску, только губы кривились от отвращения. — Для неё вы лишь красивые игрушки, которые поют дифирамбы в её честь. Она же вам внушила, что благо лишь в Амане и всё истинное только в нём.       Феанор, забыв о всякой усталости, вскочил, сжимая кулаки.       — Ничего она мне не внушала!       Он не желал слышать, как его причисляют к красивым игрушкам.       Мелькор усмехнулся. Он привстал и наполнил чашу Феанора вином, которое тот чуть не опрокинул, когда вскакивал.       — Остынь, я сказал лишь правду, — примирительно проговорил Вала. — Тебе ведь, как я помню, нужна была правда, не так ли?       Феанор нехотя опустился на место. Он отхлебнул из чаши и прикрыл глаза, задумавшись.       В самом деле, эльфы с благоговейным трепетом отзывались о валар, послушать тех же тэлери или ваниар, готовых вывернуться на изнанку ради их одобрения, одного ласкового взгляда. Что ни слово — то святая истина. Эльфы верили и шли за ними, как слепые дети. От песен в честь валар Феанор содрогался от омерзения. На самого же Феанора соплеменники смотрели косо. Ведь он не боялся высказаться прямо, если ему что не нравилось. Прочие же не жалели сил, защищая тех, перед кем бездумно преклонялись. О какой свободе воли может идти речь?       Но с другой стороны, ведь их открыто не ограничивали. Эльфы учились, творили, открывали для себя что-то новое. Правда, только в пределах Амана. А что дальше? Что там, за морем, разделяющим берега Амана и Средиземья?       «… Ничего, кроме опасностей и зла, которое распространил Тёмный», — так внушали валар. Об этом рассказывал Оромэ, ведь он часто приходил в Эндорэ и сражался там с бессчетными тварями — порождениями тьмы.       Эльфы пугались и верили. Феанор же относился к ним скептически.       «Сказки-страшилки, — думал он. — К тому же нескладные. Не все же эльфы последовали в Аман. Почему-то они захотели остаться? Отчего-то они не польстились рассказами сородичей о «прекрасном Валиноре»?»       Феанор открыл глаза и почти с отчаянием спросил:       — Но к чему тогда наша жизнь здесь и всё, что мы в ней делаем?!       Мелькор пожал плечами.       — Вы и ваши творения служат лишь украшением Амана, и вряд ли Варда захочет это потерять, потому и делает всё, чтобы такого не случилось.       — Я не собираюсь существовать во имя её тщеславия, — задрав острый подбородок, произнес Феанор.       — И что ты собираешься делать?       Во взгляде Валы промелькнуло неподдельное любопытство. Феанору даже показалось, что Мелькор смотрит на него оценивающе, словно хочет угадать его потенциал. На что он способен в своём бунтарстве?       «На всё».       — Уйти, — просто ответил Феанор.       — Что? — Мелькор приподнял брови.       — Не делай вид, что не слышал, — фыркнул Феанор. — Разве сам ты не думал об этом?       — Думал, — медленно произнес Вала, потирая подбородок. — Но мне интересно, как ты себе это представляешь. Конечно, насильно в Амане никого не держат, — он хмыкнул, — но вряд ли Варда обрадуется твоему решению.       — А я не нуждаюсь ни в чьем дозволении делать, что хочу! — упрямо заявил Феанор.       Он в ожидании уставился на Мелькора, но тот молчал, глядя на Феанора с сомнением, которого тот не понимал.       Феанор откинулся в кресле и скрестил руки. Он фактически предложил Мелькору сотрудничество, а он колеблется и не желает посвящать в свои планы! Или сомневается в решимости Феанора?       — Ясно, — презрительно хмыкнул он, склонив голову на бок. — Ты сам не знаешь, что делать. А может, — Феанор склонил голову на бок, — Варда так держит тебя за горло, что ты и шагу ступить не можешь? Или ты её боишься?!       Всё произошло в мгновение ока. Свет погас, будто по щелчку, Феанор опомниться не успел, как почва ушла у него из-под ног, и он одним молниеносным движением взвился в воздух. Мелькор, скалясь, держал его за грудки́ на уровне своих глаз.       Сердце Феанора, казалось, билось в самой глотке, в ушах звенело. Ветер выл и ревел раненым зверем. А в наступившей тьме Феанор видел только горящие как уголья глаза Мелькора и его перекошенное злостью лицо. А больше ничего и не было.       Феанора охватило удушье, но он не смел вдохнуть или прочистить горло, и дышал едва-едва, лишь бы не задохнуться. Он вцепился в запястья Валы, но не мог освободиться от стальной хватки. И всё, что оставалось — бессильно обвиснуть в его руках.       — Не смей, — выдохнул Мелькор в лицо Феанору, обдавая ледяным дыханием. — Больше никогда…       Мелькор разжал руки, и Феанор рухнул обратно, в кресло.       Огонь горел, неровно, словно настороженно, тихо шипя искрами. Но его свет будто пробудил Феанора от дурного сна. Может, он и впрямь спал, но не помнил, чтобы закрывал глаза. В памяти Феанора остались только тьма и полыхающие зелёные уголья — живые, испепеляющие и вымораживающие изнутри одновременно.       Феанор боялся смотреть на Мелькора. Что если он стоит над ним и сверлит ненавидящим взглядом? Феанор, переборов испуг, поднял на Валу глаза. Тот сидел неподвижно, слепо уставившись в пространство. Только посеревшее лицо оставалось напряжённым.       Феанор чуть слышно перевёл дыхание и огляделся. Он увидел, что стол больше не разделяет их. Его обломки лежали у дальней стены. Пол усеивали осколки от бутылки, и те поблёскивали в свете огня. Там же валялся кусок серебра, скомканный и покорежённый, и уже ничем не напоминал бывшую чашу Феанора. А может, это вовсе не его чаша, а канделябр, который тоже стоял на столе. Кто теперь разберёт?       Феанор пытался заговорить знал, ему нужно что-то сейчас сказать, только все слова превратились в ком, застрявший в горле.       Мелькор встал и прошёлся по гостиной, под его ногами похрустывали осколки, но он не замечал этого. Вала едва повел кончиками пальцев, портьеры распахнулись, а за ними и двери балкона — в гостиную ворвался морозный воздух.       — Мелькор, — тихо и неуверенно позвал Феанор.       Он боялся, что Мелькор исчезнет, если ничего не сделать. И тогда конец. Феанор не сомневался, что тогда ему ничего не останется, как уйти.       Мелькор в ответ неопределённо качнул головой, стоя к Феанору спиной. Страх отступал, и на смену ему снова пришла злость. Нет, Феанор больше не станет говорить о Варде, раз уж она Мелькору поперёк горла. Но да, ему хотелось задеть, уязвить Валу, ведь он сам своим молчанием подталкивает Феанора к необдуманным словам. И ничего не делает, чтобы Феанор проникся пониманием в полной мере.       А на что он, собственно, рассчитывал? Что Мелькор вывернется перед ним наизнанку? Феанор шёл сюда с конкретной целью, у него были вопросы о валар, об Амане, о Силе… А теперь ему стало вдруг наплевать на всё, пожалуй, кроме последнего. Ведь до этого момента мысль покинуть Аман не возникала в голове Феанора так чётко и ясно.       Теперь он как никогда был убеждён в правильности своего решения — прийти сюда, в Форменос.       Феанор упрямо сверлил взглядом спину Мелькора. Вала стоял, не шелохнувшись, только ветер едва теребил его плащ. Феанор вдруг присмотрелся и заметил, что плащ Мелькора сшит не из материи, а состоит из тесно подогнанных друг другу перьев, непроницаемо-чёрных, в них даже свет пламени не отражался. Словно и не плащ то был, а мёртвая плоть. Чтобы это значило?..       По позвоночнику Феанора побежал холодок, несмотря на жарко полыхающий огонь, и он поёжился. Феанор тоже поднялся, прошёлся по гостиной и встал в паре шагов от Мелькора. Он уже хотел заговорить, как Мелькор повернулся к нему лицом.       — Если хочешь здесь задержаться, то не поминай при мне имени этой твари, — процедил он.       Мелькор не кричал, но в его тихом, грудном голосе Феанор ощущал неподдельную мощь, которой ему нечего противопоставить. И Феанор не сомневался, если он снова заговорит о Варде, Мелькор без раздумий вышвырнет его прямо с этого балкона.       — Я и не собирался говорить о ней, — так же тихо произнёс Феанор, глядя в глаза Мелькору.       — Хорошо, — кивнул он. — Иначе я перестану быть гостеприимным хозяином, а колокола Валмара будут звонить в честь твоих похорон.       Феанор хмыкнул, отвернулся, потом снова посмотрел на Валу. Перья на его плаще топорщились, и Мелькор походил на хищную птицу.       — Ты ведь сейчас польстил себе? — Феанор неуверенно улыбнулся. — Насчёт гостеприимного хозяина?       Мелькор склонил голову на бок.       — Разве? Кажется, тебе не так уж плохо жилось. Я ведь открыл тебе ход в подземелье.       — Как великодушно с твоей стороны! — Феанор всплеснул руками, а затем выпалил на одном дыхании: — Только до этого я чуть не переломал себе ноги на лестницах Замка, на меня напали летучие мыши, а после я петлял по тоннелям, Эру знает, сколько времени, как дворф-шахтёр какой-то!       Феанор перевел дыхание, следя за Мелькором. Он понимал, что рискует, но как же долго Феанор хотел всё это высказать Мелькору.       Вала издал короткий смешок. Феанор ощетинился, снова забыв об осторожности.       — Или мне стоит сказать тебе спасибо за то, что мне пришлось на тебя работать? — Феанор встал в позу, скрестив руки и вздёрнув по привычке подбородок. — Знаешь сколько я потратил сил, чтобы та конура с металлоломом стала похожа на оружейную?! — уточнил Феанор, заметив недоумение на лице Мелькора.       — Так я тебя не просил об этом, — Мелькор с силой втянул носом воздух. — Можешь сходить к Ауле и похвалиться, какой ты молодец. Может, он ещё гордиться тобой будет.       — Будто меня волнует мнение Ауле, — презрительно фыркнул Феанор. — Я и без него знаю, что и как надо делать. А он пусть Куруфином своим гордится, если хочет.       Феанор всё больше распалялся, он знал, чем ему это грозит, знал на собственной шкуре. Но сейчас Мелькор смотрел на него сверху вниз, как на ребёнка, на мальчишку, за которого он его принимал. И сдерживаться у Феанора не было ни сил, ни желания.       В гостиную влетел ветер, чуть ероша волосы собеседников. Но ему совсем не удалось охладить пыл Феанора.       — А то, что я из-за тебя мог умереть с голоду, тебя совсем не волнует?!       — Ну не умер же, — пожал плечами Мелькор.       — Мне пришлось охотиться! — с отвращением выкрикнул он. — А знаешь, каково это, ходить по сугробам в заснеженном лесу?! В лютый холод, который ты тут устроил!       Правда, вовсе не холод возмущал Феанора. Ведь ему своими руками пришлось разделывать кроличьи тушки, чего прежде не делал. Даже сейчас к горлу подкатывала тошнота.       — Но не считаю, что должен этим заниматься. В Тирионе хватает охотников, чтобы добывать пищу, поваров, чтобы готовить и слуг, чтобы подавать на стол.       Мелькор сцепил пальцы и вздохнул в притворном сочувствии.       — И ты, придя сюда, отказался от всех благ нолдорского принца? — язвительно осведомился он, тоже скрестив руки на груди. — Неужели всё это ради бывшего заключенного Мандоса? Какая жертва!       Он зло и ядовито рассмеялся.       — Прекрати кривляться! — Феанор притопнул ногой, но при этом отступил на шаг.       — А ты прекрати играть с огнём! — Мелькор, сверкнув глазами, выпрямился, его тень словно выросла и заполнила собой всю гостиную. — Я тебя вообще тут не держу! Почему бы тебе не вернуться во дворец под крылышко своего папочки?!       — А это не тебе решать!       Мелькор ни сколько выдохнул, сколько утробно прорычал, закружив по гостиной. Осколки от его шагов разлетались во все стороны, едва не задевая Феанора. Пламя в камине съёжилось и задрожало.       — Ты с первого дня только и делаешь, что лезешь на рожон! — на ходу говорил Мелькор. — Ты жив лишь потому, что мне не нужен здесь твой труп! — Один из осколков всё же полоснул Феанора по лицу, но тот даже не шелохнулся, будто прикованный к месту. — А мне ведь ничего не стоило с самого начала не впускать тебя в Замок, но вместо этого позволил тебе остаться и обеспечил условия для жизни, а ты! — Мелькор резко развернулся к Феанору. — Ты же пришел жаловаться, что я не приносил тебе еды на блюдечке!       Низкий голос Валы становился всё резче и громче, переходя в рычание. Феанор стоял, закипая от слов Мелькора. Он вытер порез тыльной стороной ладони, размазав кровь по щеке.       — Я сыт по горло твоим недовольством! — продолжал Мелькор. — Твоими воплями и высокомерием! — Он подступил к Феанору вплотную, нагнулся к нему. — Мне следовало выкинуть тебя вон, не позволять тебе сюда возвращаться, запереть двери или вовсе забыть о твоём существовании! И сдох бы от собственного упрямства!       — Так почему же не сделал?! — крикнул Феанор ему в лицо. Ему уже всё равно, что Мелькор с ним сделает. — Почему не выгнал, не выкинул?! Что тебе мешало?!       — Уж явно не страх перед Мандосом!       Вала выпрямился и отвернулся. А Феанор стоял, смотрел ему в спину, на его всклокоченный плащ, и тяжело дышал. Тяжело и часто, будто только что орудовал молотом на пределе сил.       — Может, потому что и сам едва не воешь от боли и одиночества, желая, чтобы рядом было хоть одно живое существо?! И притворяешься ты!       Мелькор обернулся, в его взгляде проскользнула озадаченность.       — Притворяешься, что я вывожу тебя из себя, притворяешься, что хочешь меня убить! — Голос Феанора сорвался, и он хрипел, превозмогая боль в горле. — Я не смотрю на тебя с ненавистью и презрением, не верю россказням прочих валар о тебе! И ты это знаешь! Ведь я пришёл сюда по своей воле! Сам! Поэтому…       Тут голос Феанора сорвался, и он смолк. На Мелькора он не смотрел, и не знал, насколько подействовала его отповедь. В груди Феанора жгло нестерпимо, в ладонях непроизвольно вспыхнуло пламя. Феанор несколько раз вздохнул и выдохнул, пока огонь не погас.       Феанор постоял, зажмурившись, а после, пройдя мимо Валы, вышел на балкон. Тело вмиг сковало холодом, порез щипало, но Феанор терпел, напряжённо вглядывался в предутреннюю хмарь.       Феанор с дрожью втянул воздух и посмотрел вверх. На пепельно-голубом небе блекли звёзды. Ночь отступала.       Он растёр руки, жалея, что не прихватил с собой плащ. Плотный, подбитый мехом — Мелькор постарался. А тот, алый с золотым шитьем, в котором Феанор пришел в Форменос, давно уж прохудился и растрепался, и теперь валялся в углу мастерской.       «Я прав, — твердил Феанор. — Я знаю, что прав. А он… пусть делает, что хочет. Хоть выкидывает отсюда».       Феанор посмотрел вниз, перегнувшись через парапет.       «Падать высоко, — отметил он. — А ведь всего лишь первый этаж. А кажется гораздо выше».       — Замёрзнешь ведь.       Феанор вздрогнул при звуке его голоса, развернулся и вжался в парапет.       — Держи. — Мелькор будто не замечал ужаса в глазах Феанора.       Он протянул ему чашу с дымящимся вином. Феанор облегчённо вздохнул, едва пригубив. Вино оказалось таким же, какое Феанор пил в первый раз. Так же пахло гвоздикой, корицей и хвоей. Он живо согрелся и почти не ощущал холода, даже в горле больше не саднило.       — Я могу вылечить… если хочешь, — помолчав, сказал Мелькор.       Феанор притронулся к щеке.       — Пройдёт, — коротко бросил Феанор, не глядя на Мелькора.       Говорил он негромко и сипло.       Мелькор не настаивал, он прошёлся по просторному балкону, так же неторопливо потягивая вино из чаши, а после прислонился спиной к парапету.       — На самом деле я не ожидал, что ты так надолго задержишься, — вдруг сказал он.       Феанор удивлённо приподнял брови.       — Неужели не скучаешь по дому? По отцу.       Феанор скривился.       «Тоже мне дом, — с горечью думал он. — До Индис, может, так оно и было, но не теперь».       — Я люблю своего отца, — сказал, наконец, Феанор, глядя Мелькору в глаза. — Но своим родственничкам я желаю провалиться. Говорить о них я тоже не хочу. Гори они все…       Феанор отвернулся, одним глотком допил чуть остывшее вино и поставил чашу на парапет. Он вытянул руку ладонью вверх, на ней вспыхнул язычок пламени, и Феанор следил за тем, как он затрепетал, вытянулся, зазмеился меж пальцев и погас.       — Мой сводный брат убежден, что у воплощённых не может быть Силы.       — Иногда так бывает, в отдельных случаях.       — Если в нём течет кровь валар, так?       Мелькор кивнул. Он повернулся и облокотился на парапет. Феанор встал рядом с ним.       — То есть валар подобно воплощенным обзаводятся потомством?       — А что в том такого уж удивительного?       — Говоришь так, словно знаешь об этом по собственному опыту, — усмехнулся Феанор, глядя на Мелькора.       Вала промолчал, но лицо его потемнело, несмотря на рассвет, обагривший горизонт. Мелькор всматривался в горы Мандоса, которые всё ещё прятались в тени.       Феанор не обратил на это внимания, погрузившись в размышления.       Оба его родителя — эльфы. Разве нет? О Мириэль он знал лишь то, что она умерла при родах. Но будь она одной из валар, с ней бы этого не случилось. А Финвэ не очень-то любит о ней говорить. Он вообще вёл себя так, будто Мириэль никогда не существовало. Не сохранилось ни одной вещи, ей принадлежавшей. Да и сам Феанор ничего не чувствовал. Финвэ явно что-то скрывал или же…       «Нет, он не может врать! Не хочу в это верить, — убеждал себя Феанор, но легче не стало. — Может ли Мелькор дать ответ?       Он искоса глянул на хмурое лицо Валы, и, прикусив губу, заставил себя промолчать. Пока.       Всё ярче разгорался восход над Форменосом. Феанор подался вперёд, подставляя лицо свету. От бодрящего воздуха кружилась голова. Феанор вновь повернулся к Мелькору.       — Я хочу научиться управлять Силой, — твёрдо произнёс он.       Мелькор молчал, вглядываясь вдаль.       — Я смогу, — настойчиво сказал Феанор и осторожно добавил: — Смогу, если ты научишь.       Он больше просил, нежели требовал.       — Я согласен на любые условия. — Это вырвалось помимо его желания. Феанор прикусил губу, но было поздно.       Мелькор посмотрел на Феанора оценивающе, с лукавой улыбкой.       — Даже слушать и делать, что я скажу?       Феанор кивнул, сглотнув.       — Не кричать, не скандалить?       Он снова кивнул.       Мелькор с мгновение глядел на Феанора, и снова отвернулся.       — Только не рассчитывай на быстрый результат, — предупредил он.       А помолчав, добавил:        — И помни, пусть ты обладаешь силой валар, но остаёшься воплощённым.       Феанор не понял, к чему это сказано, он только холодно улыбнулся.       — Да, только я больше чем просто воплощённый. И помню об этом всегда.