Так будет лучше

Тунон не мог бы сказать, когда его ожидания в последний раз оправдывали себя. Но сегодняшний день, День Судьи 21 Локтя Мечей четыреста тридцать первого года ИИ... да... он мог бы ему запомниться именно этим — оправдавшимися ожиданиями. Люди толпились внизу, у самых Ям, и не было среди них приговорённых к шагу вперёд. Тень у дальней стены, у самого выхода, лежала под слегка искажённым углом, и искажение это очевидно не могло быть заметно никому. В самом центре зала, почти спокойно и прямо глядя на Тунона, стоял Вершитель судеб Эйсон в потёртом доспехе не первой чистоты — и молчал, по всем правилам ожидая обращения к нему Суда. Марк явился накануне — бросил несколько слов об укрывшихся в разных местах Архонтах Войны и Тайн, сообщил о ситуации в Распутье, о подозрительной активности хористов в области останков Веленевой Цитадели, и к тому же порекомендовал дождаться Эйсона, «прежде чем отправлять за ним меня». «Он явится, — повторил Марк свою сказанную несколько дней назад фразу. — Даже если ты его вдруг не вызывал. А дороги нынче плохи, Адъюдикатор». О делах — если происходящий хаос можно было назвать делами — они проговорили ещё около трёх часов, и Тунону всё это время казалось, что его палач в определённом смысле куда-то торопится. Но он оставался спокоен. Конец поводка всё ещё был в его руке. И Марк действительно слишком явно для себя интересовался мальчишкой — как Тунон и предупредил того в своём последнем письме. Всё, что лежало под этим предупреждением, было отлично известно и ему, и Эйсону, и самому Марку. Тень у стены слегка изменила угол — отчётливо напоминая о времени. — Вершитель судеб Эйсон, — официальное начало никогда не бывало неверным. — Ты явился позднее, чем я ожидал, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства. Если бы не неожиданное поручительство Бледена Марка, я обвинил бы тебя в неуважении к Суду. Формулы протоколов слишком давно въелись в его память и речь. И он произносил их, совершенно не прилагая усилий. В бесконечно бледном лице Эйсона не дрогнуло ничего, пока он склонялся в формальном извинении: — Прошу прощения за задержку, Ваша Честь. * «Играй, малыш. Играй же лучше, Кайрос тебя дери — впрочем, зачем тебе Кайрос, с твоими-то мечтами. Не делай ставок на откровенность, проклятье, мне ли тебя учить. Ты умеешь показать ровно то, что нужно. Ты умеешь притвориться, и даже притвориться честным — так используй своё умение, начинай сейчас, мальчик, потому что у тебя уже есть преимущество: играешь ты, но не с тобой, и на другом конце этого игорного стола никто не подозревает, что игра вообще ведётся. Будь умницей. И не поддавайся известным тебе глупостям. Не вынуждай меня». * Отчего-то Эйсон чувствовал дикую усталость уже сейчас — хотя, если верить Марку, «веселье только начиналось». И — Кайрос, как же хорошо, что он последовал совету своего внутреннего голоса и из Глуши отправился прямиком в Бастард, хотя до Горящей Библиотеки было рукой подать!.. Пойди он туда — и неизвестно, на сколько бы задержался. Скорее всего, уже не на «неуважение к Суду», а на что-то потяжелее. Объясняться почти не пришлось, и от этого Эйс почувствовал себя чуть ли не уязвлённым. Целую речь подготовил, многократно её... передумал, а в итоге хватило пары фраз. По крайней мере, при всех. Зато Тунон пригласил его на галерею, на разговор наедине, чего Эйс в принципе не ожидал. И с одной стороны, было даже радостно. С другой... С другой — пусто. Грызла изнутри горько-отчаянная мысль: «Ну что я вам скажу кроме того, о чём вы сами уже сделали выводы?..» — Меня интересует твоё мнение о том, что произошло в Ярусах во время действия Эдикта Казни. И мне не хотелось бы, чтобы твой ответ слышали многие, Эйсон. Какую-то секунду Эйс думал, что ему начал сниться сон. Или что он потерял сознание — мало ли, от чего можно вырубиться в Суде? — и теперь бредит вот так. Но происходящее всё-таки было реальным. Почти пугающе реальным. С одной стороны, на языке вертелось: «Что ж вы так прямо?..». С другой — в вопросе и впрямь не было ничего... особенного. Излишнего. А прямота, конечно же, отлично подкупала. — Моё мнение, Адъюдикатор, — медленно заговорил Эйс, — это... произошло много раньше. Возможно, ещё до начала Завоевания, а теперь... Армиям был нужен повод. Я бы, пожалуй, сказал даже, что повод был нужен и Архонтам. Я полагаю, что подобный исход случился бы так или иначе. И мне несколько странно сознавать, что именно Эдикт Казни и повстанцы явились для всех таким поводом. Его собственная тень колыхнулась едва заметно, но Эйсону этого хватило, чтобы опомниться. В самом деле — сам разоткровенничался. Расслабился. Непозволительно. Тунон помолчал. — То, что ты не выбрал ни одну из сторон, скорее видится мне более дальновидным поступком, чем его обрисовывают свидетели твоих действий. Эйс коротко кивнул — совсем не по протоколу. Голос куда-то уходил, и он едва слышал сам себя и свою благодарность. — Ты предполагаешь, что существующая гражданская война была неизбежной. Я склонен согласиться с тобой, тем более, что ситуаций, из которых можно было бы сделать такой вывод, случилось не одна и не две. На этот раз промолчал Эйсон. Но Тунон, похоже, ответа и вовсе не требовал. Делился мыслями. — Недовольство Владыки будет... чрезвычайным. От упоминания Кайроса неожиданно заныли зубы. Вся правая половина. Эйс чудом сумел не поморщиться. Как бы это выглядело... — Мне жаль. О, ему действительно было жаль. По многим причинам. Помолчали. Эйсон сжимал кулак в кармане и перебирал в голове поводы убраться. Он не был уверен, что ещё долго выдержит этот диалог. Как странно: раньше выдерживал и более тяжёлые, и более серьёзные, и собственный суд выдержал, а вот теперь... Тунон развернулся к нему всем корпусом: — Твоё поведение видится мне несколько парадоксальным, но в нём всё ещё нет шагов, способных встревожить меня всерьёз. Эйс мгновение помолчал, стараясь не расплескать драгоценную откровенность Адъюдикатора, и склонился в привычном, отточенном годами полупоклоне. Тщательно выговорил формулу благодарности — одну из сотен. Хотя ему безумно хотелось кричать. Он позволил себе добавить к формуле: — Бывает, истины нет без некоего противоречия. «Вы веками живёте парадоксами. Под парадоксами. Вы действуете согласно парадоксальной воле, парадоксальным словам и деяниям, и возносите всё это как святейшую данность. Что же вам тогда неясно в моём поведении?» Тунон молчал чуть дольше, чем Эйсон предполагал. Это даже не испугало. Это заставило напрячься сильнее обычного, только и всего. За последнее время такое напряжение почти переросло в привычку. — Твоё утверждение могло бы быть спорным, если бы нам обоим не были известны подтверждающие примеры. Эйсу показалось, что бесстрастие маски чуть изменилось — с постоянного и мраморно-ледяного на... немного другое. Какое-то иное. Он не мог знать, какое именно. Возможно, ему только что ответили: «Мне уже ясно многое, но мешать тебе сейчас — не значит принести пользу всем нам». — Благодарю вас за беседу, Адъюдикатор, — Эйс едва не нарушил регламент, склонившись ниже положенного, но усилием воли удержал себя. — С вашего позволения, я откланяюсь для дальнейшего несения службы во имя вас, Суда и Владыки. Пусть Тунон думает, что Эйс перечислил по нарастанию важности. Пусть Эйсон знает, что по убыванию. Шагая по лестнице, щурясь в густую тень у пола, он почти кипел. Сейчас бы не в Библиотеку, а куда-нибудь, где холоднее. В Оплот... то есть, в Могилу Клинков, например. Где родная, чтоб её, Буря. И ветрено. Остыть бы. «Хочешь обрести свободу от Тунона и остальных?» — спрашивал Марк. Кстати, тоже не ожидая ответа. О да. Он хотел обрести свободу. Только не от Тунона — от Владыки. И желательно — не в одиночестве. И подарить эту свободу ещё кому-то. Жаль только, что она не всем понадобится и не каждый её примет.