Так будет лучше

«Приказываю тебе немедленно...» «В Суде необходимо твоё...» «Вершитель...» «Эйсон» Гора смятых бумаг росла на глазах. Одних только официальных вызовов Тунон забраковал уже около пятнадцати. А писать личное письмо тому, кого должно будет приговорить... казалось неправильным. — Он в полутора днях пути. Марк опирался о дверь и скучающе смотрел в стену. И выглядел... почти как всегда. Словно бы ничего не происходило. — Присматривал. Тунон расслабил руку, выпуская из неё перо. Чернила прочертили по столу злую яркую линию. — Ты бы первый меня не похвалил, если бы я этого не делал. Полтора дня, Тунон. Готовься. Он исчез раньше, чем Тунон успел уточнить, к чему именно. * «Видел бы ты своё лицо тогда, в Глуши, мальчик. Ох, видел бы. Не можешь решиться? Сможешь, если придётся. Хотя язык у тебя хорошо работает — вдруг ты его в чём-то и убедишь. Любопытно. Последний привал, да? Ну что ж, я побуду рядом. Возможно, это последний момент, когда я смогу увидеть тебя таким мирно спящим, малыш. Забавное зрелище». * До Города-Бастарда оставалось часа три пути. Эйс разбил лагерь уже ближе к ночи, чтобы встать затемно и добраться до Суда к утру. И при этом хотя бы немного отдохнуть. Завтра ему понадобится свежая голова. Что-то подобное он испытывал в жизни не так уж часто. Пожалуй, только дважды. Впервые — когда отвечал перед Туноном за свою семью. Второй раз — перед последним экзаменом, с Марком. Сейчас, видимо, пришло время очередного большого экзамена. Не сдать его Эйсон не мог. Он лёг в своём небольшом шатре, куда вряд ли бы влез кто-то ещё. Если бы этот «кто-то» не умел растворяться во тьме. Эйс напрягся, когда тени обняли его со спины. Вроде и не жёстко, но он прекрасно знал обманчивость этой мягкости. — Марк, отпусти. Темнота шелестяще рассмеялась. — Пробуешь, каково отдавать мне приказы, малыш? Эйс почти против воли улыбнулся. — Разве же это приказ. — И правда, — Марк грубовато провёл ладонью — уже полноценной, телесной — по затянутой в кожу доспеха груди Эйсона. — Расслабься. Эйс едва не вытаращил глаза. Он, конечно, лежал спиной к Марку — поразительно, что его это даже почти не тревожило — но Марк любой точкой темноты увидел бы, как у Эйсона изменилось выражение лица. Не стоило ему этого показывать. — Не сейчас. Рано. Тени ласкающей щекоткой прошлись по коже — от ключиц до бёдер — и исчезли. — Как знаешь. Эйсон зажмурился. — Не сомневайся, — пробормотал он через пару минут. Тень скользнула по его запястью. — Постараюсь. Он улыбнулся в ответ — и шагнул в очередной сон. * Эйс открывает глаза. Он не знает этой комнаты. Приглушённый свет, столы вдоль стен — тускло-красных — кровать за спиной. Постель разворошена, занавеси балдахина кажутся пыльными, и тянет туда так, словно на самом деле он не спит. Он поднимает голову от бумаг, от которых, кажется, ни единого пустого места нет на столах, и спотыкается взглядом о спокойное лицо Тунона, сидящего рядом. — Тебе необходим отдых. — Нет. Он спорит так спокойно, будто подобные моменты между ними давно в порядке вещей. Сердце замирает — реальные знания всё-таки просачиваются в сон, и это почти безумно больно. Почти. Руки — на этот раз лишённые перчаток, с сухими и сильными, чуть узловатыми пальцами отводят его ладони от стола: — Верность принятия решений зависит в том числе от ясности нашего ума во время их принятия, — своим обычным веским тоном говорит Тунон, удерживая Эйса за руки, не давая вернуться к работе. — Поскольку ты позволяешь себе дремоту на документах, я считаю необходимым позаботиться о том, чтобы дремота перешла в полноценный сон. Крайне желательно — от документов подальше. Эйсон тихо смеётся, не глядя Тунону в лицо. Маски там, конечно, нет. А то, что он улыбается, слышно по голосу. — Пожалуй, я послушаюсь. — Совершенно верно. — Отпустите. Когда их руки расцепляются, Эйс почти уверен: отпускать его не хотели. Он в три шага доходит до кровати и падает на неё. Сапоги исчезают почти сразу, одеялом его укрывает тоже какая-то внутрисонная сила. Тунон смотрит на него, отвернувшись от стола. Эйсон хочет попросить его... о многом. И сказать о многом. Что работы ещё непочатый край. Что невыразимо, острейше, до боли благодарен за любую, любую, совсем любую помощь. Что ему нужен какой-то час, не больше, и он вернётся к делам. Что... Через мгновение Тунон оказывается рядом. Эйс пропустил, как он вставал и подходил, зато откуда-то помнит, как выглаживал ладонью ткань покрывала на незанятой половине, как садился — степенно, медленно. Как опускал ладонь поверх руки Эйса. Снова. — Я настаиваю на том, чтобы ты восстановил силы полностью. Эйс глупо поворачивает руку ладонью вверх и сжимает чужие пальцы. И, чувствуя ответное пожатие, закрывает, наконец, глаза, впервые за многие локти — или даже годы — чувствуя себя почти что в полной, безоговорочной безопасности. ...Он моргнул, разбуженный белёсым солнечным лучом, прокравшимся через щель палатки. Растерянно сел, потирая лицо. Свет вокруг казался серым, и в нём не могла бы нормально удержаться ни одна тень. Эйс выполз наружу, окинул взглядом лагерь. Хрипло вдохнул, выпрямляясь. — Пора.